Халид и Джамшед - они были живы и здоровы ласково смотрели на меня. Джамшед выволок меня из воды и поставил на ноги. Я зашатался и сел.
Джамшед похлопал меня по затылку и позвал Рама готовить шашлыки - теперь я верил, что речь действительно идет о жареном мясе.
- Ну как? - улыбаясь спросил Халид.
- Кошмар, - честно признался я.
- Замечательно, - резюмировал он. - Теперь ты боролся с нахлынувшим состоянием и даже пытался, правда слабовато, управлять им. Но не все же сразу!
- Что вы со мной делали? - вяло спросил я.
- Мы "открывали" тебя. Откупоривали, как бутылку шампанского.
- Как это?
- Да очень просто. Твое тело достигло определенной степени готовности, и ему нужно было слегка помочь. Мы нашли специальное место. Пока мы ехали, Рам старался загрузить твой мозг всякой чепухой, чтобы он тебе не мешал. Затем ты искупался и очистился - вода в этом озере очень помогает. Потом Рам показал тебе лягушку...
- И мне стало не по себе.
- Вот именно. Рам - не актер и не шут. Он мастер Искусства, и его путь танец, игра, лицедейство. Правда, еще и целительство. Рам - само совершенство; его "лягушка" выше всяких похвал. Он "сдвинул" тебя, а мы с Джамшедом помогли.
- Так вы дрались понарошку?
- Люди Ножа ничего не делают понарошку. Мы сражались по-настоящему, но у нас не было намерения убивать друг друга. Мы наслаждались Искусством, а заодно втянули тебя - вернее, "вытянули".
- Откуда вытянули? Или куда?
- Вытянули, как удильщик рыбу, - на берег. Из твоего мира, из твоих концепций.
Будь уверен, это далось очень нелегко. Бедный Джамшед до сих пор не может перевести дух. Ты высосал из него массу энергии.
- А кто такой Джамшед?
- Странствующий воин, мастер Ножа. Если ты будешь учиться у него, он расскажет сам, но я за него делать этого не стану. Но дай мне закончить. Рам действовал жестко, но наверняка - он "откупорил" твой спинномозговой канал, и ты вошел в глубокий транс. Впрочем, что бы ты там ни видел, не придавай этому значения.
Главное - канал открылся, и восприятие стало другим.
- И что теперь?
- Да ничего. Живи. Ты многому научился и научишься еще. Пошли есть.
Шашлык был отменным. Его готовил Джамшед, сдобрив особыми приправами. Я съел совсем немного, но почувствовал огромный прилив сил. Халид предложил мне глоток коньяку, но я отказался - на душе и без того было легко.
Костер догорал, и мы мирно беседовали. Казалось, Халид был очень доволен мной, и пустился в рассказы об Уддияне.
- Уддияна была избранным местом. В свое время там существовало могучее и славное государство. Жрецы и священники владели огромными знаниями. Процветала религия, о которой очень мало известно сегодня. Знаешь, как переводится слово "Уддияна"?
- Как?
- Вздымающаяся, растущая. В основе - индоевропейский корень "уд" - расти, подниматься. Кстати, на санскрите уд - это член. Логично?
- А русские слова "удочка", "удилище"? Неужели они тоже происходят от того же корня?
- Конечно. Спроси у Рама - он знает русский лучше меня.
- Да-да, - затряс головой Рам и показал неприличный жест. - Во-от такое удилище! - и вся компания дружно заржала.
- А что ты скажешь о Падмасамбхаве? - спросил я.
- Ты, наверное, знаешь его историю, - парировал Халид.
- Смутно, - признался я.
- Рам, расскажи ему, - попросил Халид.
- Дело было так, - Рам одновременно изображал восхищенного ребенка и его мамашу, которая рассказывает сказку. - Одна барышня увидела сон. А потом пошла на болото, где росли лотосы, и нашла в лотосе малыша. Она хорошо его кормила, и малыш вырос большим и крепким...
- Как удилище, - вставил Халид.
- Вот именно. И назвала его "Падмасамбхава", что означает "самозаведшийся в лотосе", поскольку он завелся сам собой, без папочки. Падмасамбхава рос и стал учеником жреца, а затем известным магом. Он путешествовал в Индию, и там выучился всяческим чудесам, чтобы дурачить людей. А потом его пригласили в Тибет.
- Зачем? - спросил я.
- Видишь ли, в Тибете процветала магическая вера бонпо, а некоторые умники собирались заменить ее на буддизм. Учителя бонпо были очень сильными магами, и тягаться с ними мог только наш герой. Он пришел в Тибет, обломал рога всем врагам, прославился и стал святым.
- Ладно, - улыбаясь, прервал монолог Халид. Наш малыш слишком серьезно настроен, ему надо сказать что-нибудь ужасно важное. Падмасамбхава был последним адпетом древней религии Уддияны. Он привнес в тибетский буддизм элементы своего учения. В то же время, Падмасамбхава был магом и мастером Искусства.
Классическим образцом Искусства на тибетской почве можно считать учение Дзогчен.
На этих словах Джамшед резко встал и начал разгребать костер. Разговор прервался на полуслове. Я насторожился. Джамшед погасил огонь, разложил тлеющие угли в виде длинной узкой дорожки и выразительно посмотрел на меня. Я понял, к чему идет дело, и от страха закружилась голова. Рам заговорщически ткнул меня пальцем под ребро.
- По-моему, он требует от тебя чего-то невозможного, не так ли?
В душе я полностью с ним согласился, но Джамшед оставался непреклонен. Халид молча смотрел на меня, Рам кривлялся и подталкивал локтем. Дрожа, я направился к тлеющим углям, внутри которых мерцали алые блики. Стало жарко, ладони сделались влажными от пота. Я снял обувь и обернулся. Троица выжидательно созерцала меня.
Джамшед смотрел твердо и свысока. Мне стало неприятно. Я поднял ногу, выдохнул и... пошел! Стопы полностью онемели и не чувствовали ничего. Короткими шагами я прошел по дорожке дважды в обе стороны и шагнул в сторону. Здесь ноги подкосились, и я упал без чувств.
Очнулся я быстро и самостоятельно. Джамшед подал мне руку, и я встал.
- Теперь, - медленно и громогласно начал он, - ты достоин идти путями Искусства в полном осознании. Да не покинет тебя твердость твоего намерения.
Подойди сюда.
Джамшед подвел меня к расстеленному на земле белому полотенцу. На нем лежали два ножа - один принадлежал Халиду, другой - Джамшеду.
- Ты можешь взять любой из них, - продолжал Джамшед, - и встать на путь Ножа.
Но можешь отказаться, и это будет твой свободный выбор. Сейчас ты господин своих решений. Выбирай.
Я подошел к полотенцу и взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ДРУГИЕ ПУТИ ГЛАВА 1. CHANGE YOUR MIND Я подошел к полотенцу, взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
Вечером того же дня Халид заглянул ко мне. Я чувствовал себя неважно: болела голова, знобило, кости пронизывала ломота. Халид сел напротив и закурил.
Некоторое время мы сидели молча. Наконец, я решился нарушить молчание:
- Наверное, это был трусливый поступок? Как ты считаешь?
Халид выпустил тонкую струйку дыма и постучал сигаретой о краешек металлической пепельницы.
- Вспомни, что сказал тебе Джамшед: ты сам господин своих решений. Отказываясь от пути Ножа, ты поступил осознанно, признав свою слабость, неготовность. Это требует определенного мужества. Не стоит осуждать себя. Впрочем, я и не ожидал от тебя иного решения.
- Ты настолько не уверен в моих силах?
- Может быть и так. - Халид как-то грустно взглянул на меня и погасил окурок.
- Ты - точная копия меня. Когда-то давно, еще ребенком, война отняла у меня родителей. Я много скитался и едва не умер от голода и страха. На рынке в Пешаваре меня подобрали какие-то люди. Они накормили меня и взяли к себе в горы, учили чтению, письму и многим другим вещам. А потом я предал их...
- Что значит предал?
- Так мне казалось тогда. Я бежал. Бежал, потому что испугался. Я считал их жестокими и безжалостными. Они выглядели как волки.
- Они пытались научить тебя пути Искусства?
- Я не знал тогда этого слова, я не знал даже их имен. Это были люди вроде Джамшеда - суровые и молчаливые. Они устраивали мне испытания, били. Они хотели, чтобы я стал воином, волком - а мне было всего девять лет...
- Теперь ты жалеешь, что ушел от них? - спросил я как можно мягче.
- Да нет, я не мог по-другому. Представь себя на моем месте. Много лет я осуждал себя за трусость, за упущенный шанс. Но теперь я понимаю всю силу своего решения: маленький мальчик шел по безлюдным горам три дня и три ночи почти без остановок. А вокруг были волки - настоящие волки. Я остался в живых только благодаря силе своего решения. Но затем много лет Искусство избегало меня, словно в наказание.
Халид выглядел усталым, потерянным, голос звучал глухо. Передо мной сидел не бог, не гуру; в его словах чуствовалась огромная горечь. Халид поднял на меня глаза: они светились совершенно земной теплотой.
- Пойми: путь Искусства тяжел и страшен. Он заставляет страдать и не сулит никакой награды. Ты идешь, потому что слышишь зов, потому что не можешь иначе.
Приняв путь сердцем, свернуть с него невозможно. Можно только выбирать.
- Из двух зол - меньшее?
- Ты ошибаешься - большее. Самое большее. И умирать в глубоком осознании, но без всякой надежды.
Мы долго молчали. Халид подошел к окну; шумела молодая листва, вдали завывали троллейбусы и автомобили. Наступала ночь. Я почувствовал себя скверно: похоже поднялась температура.
- Я прилягу, - сказал я Халиду. - Что-то мне не по себе. Если хочешь, посиди здесь.
Халид подошел ко мне и взял за руку.
- Твое тело сейчас очень встревожено. Клетки получили совершенно новый опыт и не готовы его переварить. Возможно, ты заболеешь, но это нормально. Постарайся ничего не предпринимать, можешь только пить воду. Все пройдет. Я буду навещать тебя. - С этими словами Халид тихонько вышел.
На какое-то время я заснул, но скоро проснулся от нестерпимого жара. Тело горело, от головы к ногам волнами ходила лихорадка. Это напоминало горячий холод, однако симптомов гриппа или отравления не было совершенно. Прошла и головная боль. Оставался лишь жар; его источник сидел глубоко внутри, как будто кишки варились в кипящем котле. Дыхание стало горячим, участилось сердцебиение.
Я нашел градусник и измерил температуру: 39,8! Помня о наставлениях Халида, я напился кипяченой воды и снова лег, провалившись в глубокий сумрачный бред. Мне мерещились белые кони - огромный табун мчался прямо сквозь меня, а я стоял, скованный ужасом. Мне снился Ужас с большой буквы нечеловеческий, дремучий, как будто принадлежащий не мне, а прапамяти человечества, всех живых организмов.
Ужас был неизмеримо больше меня, я терялся в нем, как песчинка, вернее, я был песчинкой - частицей вечного круговорота.
Проснувшись, я снова потянулся к градуснику. 40,5 - безжалостно показывал он. Я слабо позвал Халида, но его не было рядом. Стояла глубокая ночь. Теперь уже наяву мне сделалось страшно - я боялся умереть. Дышать стало очень трудно, воздуха не хватало, легкие разрывались. Я свесил голову с постели - так, вроде, было получше, и вспомнил о мистических болезнях сибирских шаманов, когда они в горячке получали магические знания. Пора явиться животному силы, подумал я, но вместо этого новая волна жара хлынула в голову. "Огненная трансформация", - снова пришло в голову, но выдержать ее я был не в силах. На градуснике стояло 41. Я умирал, и Халида не было рядом. Из последних сил я полез в тумбочку и нащупав упаковку шипучего аспирина, заставил себя проглотить двойную дозу. Почти мгновенно я уснул.
Разбудил меня Халид, и смотреть ему в глаза было очень стыдно. Он дотронулся до моего лба и все понял.
- Испугался? - с улыбкой спросил он. Я промолчал.
- Ничего. Трудно выдержать искушение смертью, трудно покориться ее призыву.
- Ты хочешь сказать, что я мог действительно умереть? - замирая, спросил я.
- Да, - ответил он кратко.
- И ты знал это и не пришел мне на помощь?
- Я был рядом с тобой все время, но ты не знал об этом. Однако я предпочитал не вмешиваться.
- Предатель, - злобно прошипел я. - Сволочь и предатель! Убирайся. Хватит с меня вашего Искусства, я сыт им по горло! Я хочу быть нормальным человеком, понимаешь - нормальным!! - и бешенство с новой силой охватило меня.
Халид спокойно наблюдал припадок, напевая себе под нос мелодичную песенку - что-то вроде колыбельной. Его лицо выражало заботу и ласковую грусть. Понемногу я остыл и попросил прощения.
- Перестань, - беззлобно сказал Халид. - На пути Искусства невозможно быть готовым к испытаниям. Ты не сделал ничего дурного, просто выбрал Жизнь, хотя мог пойти путем Смерти. Смерть задала тебе вопрос, и ты ответил на него.
- Халид, что такое смерть?
Он почесал в затылке.
- А сам-то ты как думаешь?
Я вспомнил Бродского: "Смерть - это то, что бывает с другими". Халид положил голову на руки и слегка прикрыл глаза. Пауза продолжалась довольно долго, наконец он произнес:
- Никогда не слышал более точного определения. А что он еще написал, твой Бродский?
Я вспомнил любимые стихи:
Не следует настаивать на жизни Страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне, Как тупику соседствует пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Джамшед похлопал меня по затылку и позвал Рама готовить шашлыки - теперь я верил, что речь действительно идет о жареном мясе.
- Ну как? - улыбаясь спросил Халид.
- Кошмар, - честно признался я.
- Замечательно, - резюмировал он. - Теперь ты боролся с нахлынувшим состоянием и даже пытался, правда слабовато, управлять им. Но не все же сразу!
- Что вы со мной делали? - вяло спросил я.
- Мы "открывали" тебя. Откупоривали, как бутылку шампанского.
- Как это?
- Да очень просто. Твое тело достигло определенной степени готовности, и ему нужно было слегка помочь. Мы нашли специальное место. Пока мы ехали, Рам старался загрузить твой мозг всякой чепухой, чтобы он тебе не мешал. Затем ты искупался и очистился - вода в этом озере очень помогает. Потом Рам показал тебе лягушку...
- И мне стало не по себе.
- Вот именно. Рам - не актер и не шут. Он мастер Искусства, и его путь танец, игра, лицедейство. Правда, еще и целительство. Рам - само совершенство; его "лягушка" выше всяких похвал. Он "сдвинул" тебя, а мы с Джамшедом помогли.
- Так вы дрались понарошку?
- Люди Ножа ничего не делают понарошку. Мы сражались по-настоящему, но у нас не было намерения убивать друг друга. Мы наслаждались Искусством, а заодно втянули тебя - вернее, "вытянули".
- Откуда вытянули? Или куда?
- Вытянули, как удильщик рыбу, - на берег. Из твоего мира, из твоих концепций.
Будь уверен, это далось очень нелегко. Бедный Джамшед до сих пор не может перевести дух. Ты высосал из него массу энергии.
- А кто такой Джамшед?
- Странствующий воин, мастер Ножа. Если ты будешь учиться у него, он расскажет сам, но я за него делать этого не стану. Но дай мне закончить. Рам действовал жестко, но наверняка - он "откупорил" твой спинномозговой канал, и ты вошел в глубокий транс. Впрочем, что бы ты там ни видел, не придавай этому значения.
Главное - канал открылся, и восприятие стало другим.
- И что теперь?
- Да ничего. Живи. Ты многому научился и научишься еще. Пошли есть.
Шашлык был отменным. Его готовил Джамшед, сдобрив особыми приправами. Я съел совсем немного, но почувствовал огромный прилив сил. Халид предложил мне глоток коньяку, но я отказался - на душе и без того было легко.
Костер догорал, и мы мирно беседовали. Казалось, Халид был очень доволен мной, и пустился в рассказы об Уддияне.
- Уддияна была избранным местом. В свое время там существовало могучее и славное государство. Жрецы и священники владели огромными знаниями. Процветала религия, о которой очень мало известно сегодня. Знаешь, как переводится слово "Уддияна"?
- Как?
- Вздымающаяся, растущая. В основе - индоевропейский корень "уд" - расти, подниматься. Кстати, на санскрите уд - это член. Логично?
- А русские слова "удочка", "удилище"? Неужели они тоже происходят от того же корня?
- Конечно. Спроси у Рама - он знает русский лучше меня.
- Да-да, - затряс головой Рам и показал неприличный жест. - Во-от такое удилище! - и вся компания дружно заржала.
- А что ты скажешь о Падмасамбхаве? - спросил я.
- Ты, наверное, знаешь его историю, - парировал Халид.
- Смутно, - признался я.
- Рам, расскажи ему, - попросил Халид.
- Дело было так, - Рам одновременно изображал восхищенного ребенка и его мамашу, которая рассказывает сказку. - Одна барышня увидела сон. А потом пошла на болото, где росли лотосы, и нашла в лотосе малыша. Она хорошо его кормила, и малыш вырос большим и крепким...
- Как удилище, - вставил Халид.
- Вот именно. И назвала его "Падмасамбхава", что означает "самозаведшийся в лотосе", поскольку он завелся сам собой, без папочки. Падмасамбхава рос и стал учеником жреца, а затем известным магом. Он путешествовал в Индию, и там выучился всяческим чудесам, чтобы дурачить людей. А потом его пригласили в Тибет.
- Зачем? - спросил я.
- Видишь ли, в Тибете процветала магическая вера бонпо, а некоторые умники собирались заменить ее на буддизм. Учителя бонпо были очень сильными магами, и тягаться с ними мог только наш герой. Он пришел в Тибет, обломал рога всем врагам, прославился и стал святым.
- Ладно, - улыбаясь, прервал монолог Халид. Наш малыш слишком серьезно настроен, ему надо сказать что-нибудь ужасно важное. Падмасамбхава был последним адпетом древней религии Уддияны. Он привнес в тибетский буддизм элементы своего учения. В то же время, Падмасамбхава был магом и мастером Искусства.
Классическим образцом Искусства на тибетской почве можно считать учение Дзогчен.
На этих словах Джамшед резко встал и начал разгребать костер. Разговор прервался на полуслове. Я насторожился. Джамшед погасил огонь, разложил тлеющие угли в виде длинной узкой дорожки и выразительно посмотрел на меня. Я понял, к чему идет дело, и от страха закружилась голова. Рам заговорщически ткнул меня пальцем под ребро.
- По-моему, он требует от тебя чего-то невозможного, не так ли?
В душе я полностью с ним согласился, но Джамшед оставался непреклонен. Халид молча смотрел на меня, Рам кривлялся и подталкивал локтем. Дрожа, я направился к тлеющим углям, внутри которых мерцали алые блики. Стало жарко, ладони сделались влажными от пота. Я снял обувь и обернулся. Троица выжидательно созерцала меня.
Джамшед смотрел твердо и свысока. Мне стало неприятно. Я поднял ногу, выдохнул и... пошел! Стопы полностью онемели и не чувствовали ничего. Короткими шагами я прошел по дорожке дважды в обе стороны и шагнул в сторону. Здесь ноги подкосились, и я упал без чувств.
Очнулся я быстро и самостоятельно. Джамшед подал мне руку, и я встал.
- Теперь, - медленно и громогласно начал он, - ты достоин идти путями Искусства в полном осознании. Да не покинет тебя твердость твоего намерения.
Подойди сюда.
Джамшед подвел меня к расстеленному на земле белому полотенцу. На нем лежали два ножа - один принадлежал Халиду, другой - Джамшеду.
- Ты можешь взять любой из них, - продолжал Джамшед, - и встать на путь Ножа.
Но можешь отказаться, и это будет твой свободный выбор. Сейчас ты господин своих решений. Выбирай.
Я подошел к полотенцу и взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ДРУГИЕ ПУТИ ГЛАВА 1. CHANGE YOUR MIND Я подошел к полотенцу, взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
Вечером того же дня Халид заглянул ко мне. Я чувствовал себя неважно: болела голова, знобило, кости пронизывала ломота. Халид сел напротив и закурил.
Некоторое время мы сидели молча. Наконец, я решился нарушить молчание:
- Наверное, это был трусливый поступок? Как ты считаешь?
Халид выпустил тонкую струйку дыма и постучал сигаретой о краешек металлической пепельницы.
- Вспомни, что сказал тебе Джамшед: ты сам господин своих решений. Отказываясь от пути Ножа, ты поступил осознанно, признав свою слабость, неготовность. Это требует определенного мужества. Не стоит осуждать себя. Впрочем, я и не ожидал от тебя иного решения.
- Ты настолько не уверен в моих силах?
- Может быть и так. - Халид как-то грустно взглянул на меня и погасил окурок.
- Ты - точная копия меня. Когда-то давно, еще ребенком, война отняла у меня родителей. Я много скитался и едва не умер от голода и страха. На рынке в Пешаваре меня подобрали какие-то люди. Они накормили меня и взяли к себе в горы, учили чтению, письму и многим другим вещам. А потом я предал их...
- Что значит предал?
- Так мне казалось тогда. Я бежал. Бежал, потому что испугался. Я считал их жестокими и безжалостными. Они выглядели как волки.
- Они пытались научить тебя пути Искусства?
- Я не знал тогда этого слова, я не знал даже их имен. Это были люди вроде Джамшеда - суровые и молчаливые. Они устраивали мне испытания, били. Они хотели, чтобы я стал воином, волком - а мне было всего девять лет...
- Теперь ты жалеешь, что ушел от них? - спросил я как можно мягче.
- Да нет, я не мог по-другому. Представь себя на моем месте. Много лет я осуждал себя за трусость, за упущенный шанс. Но теперь я понимаю всю силу своего решения: маленький мальчик шел по безлюдным горам три дня и три ночи почти без остановок. А вокруг были волки - настоящие волки. Я остался в живых только благодаря силе своего решения. Но затем много лет Искусство избегало меня, словно в наказание.
Халид выглядел усталым, потерянным, голос звучал глухо. Передо мной сидел не бог, не гуру; в его словах чуствовалась огромная горечь. Халид поднял на меня глаза: они светились совершенно земной теплотой.
- Пойми: путь Искусства тяжел и страшен. Он заставляет страдать и не сулит никакой награды. Ты идешь, потому что слышишь зов, потому что не можешь иначе.
Приняв путь сердцем, свернуть с него невозможно. Можно только выбирать.
- Из двух зол - меньшее?
- Ты ошибаешься - большее. Самое большее. И умирать в глубоком осознании, но без всякой надежды.
Мы долго молчали. Халид подошел к окну; шумела молодая листва, вдали завывали троллейбусы и автомобили. Наступала ночь. Я почувствовал себя скверно: похоже поднялась температура.
- Я прилягу, - сказал я Халиду. - Что-то мне не по себе. Если хочешь, посиди здесь.
Халид подошел ко мне и взял за руку.
- Твое тело сейчас очень встревожено. Клетки получили совершенно новый опыт и не готовы его переварить. Возможно, ты заболеешь, но это нормально. Постарайся ничего не предпринимать, можешь только пить воду. Все пройдет. Я буду навещать тебя. - С этими словами Халид тихонько вышел.
На какое-то время я заснул, но скоро проснулся от нестерпимого жара. Тело горело, от головы к ногам волнами ходила лихорадка. Это напоминало горячий холод, однако симптомов гриппа или отравления не было совершенно. Прошла и головная боль. Оставался лишь жар; его источник сидел глубоко внутри, как будто кишки варились в кипящем котле. Дыхание стало горячим, участилось сердцебиение.
Я нашел градусник и измерил температуру: 39,8! Помня о наставлениях Халида, я напился кипяченой воды и снова лег, провалившись в глубокий сумрачный бред. Мне мерещились белые кони - огромный табун мчался прямо сквозь меня, а я стоял, скованный ужасом. Мне снился Ужас с большой буквы нечеловеческий, дремучий, как будто принадлежащий не мне, а прапамяти человечества, всех живых организмов.
Ужас был неизмеримо больше меня, я терялся в нем, как песчинка, вернее, я был песчинкой - частицей вечного круговорота.
Проснувшись, я снова потянулся к градуснику. 40,5 - безжалостно показывал он. Я слабо позвал Халида, но его не было рядом. Стояла глубокая ночь. Теперь уже наяву мне сделалось страшно - я боялся умереть. Дышать стало очень трудно, воздуха не хватало, легкие разрывались. Я свесил голову с постели - так, вроде, было получше, и вспомнил о мистических болезнях сибирских шаманов, когда они в горячке получали магические знания. Пора явиться животному силы, подумал я, но вместо этого новая волна жара хлынула в голову. "Огненная трансформация", - снова пришло в голову, но выдержать ее я был не в силах. На градуснике стояло 41. Я умирал, и Халида не было рядом. Из последних сил я полез в тумбочку и нащупав упаковку шипучего аспирина, заставил себя проглотить двойную дозу. Почти мгновенно я уснул.
Разбудил меня Халид, и смотреть ему в глаза было очень стыдно. Он дотронулся до моего лба и все понял.
- Испугался? - с улыбкой спросил он. Я промолчал.
- Ничего. Трудно выдержать искушение смертью, трудно покориться ее призыву.
- Ты хочешь сказать, что я мог действительно умереть? - замирая, спросил я.
- Да, - ответил он кратко.
- И ты знал это и не пришел мне на помощь?
- Я был рядом с тобой все время, но ты не знал об этом. Однако я предпочитал не вмешиваться.
- Предатель, - злобно прошипел я. - Сволочь и предатель! Убирайся. Хватит с меня вашего Искусства, я сыт им по горло! Я хочу быть нормальным человеком, понимаешь - нормальным!! - и бешенство с новой силой охватило меня.
Халид спокойно наблюдал припадок, напевая себе под нос мелодичную песенку - что-то вроде колыбельной. Его лицо выражало заботу и ласковую грусть. Понемногу я остыл и попросил прощения.
- Перестань, - беззлобно сказал Халид. - На пути Искусства невозможно быть готовым к испытаниям. Ты не сделал ничего дурного, просто выбрал Жизнь, хотя мог пойти путем Смерти. Смерть задала тебе вопрос, и ты ответил на него.
- Халид, что такое смерть?
Он почесал в затылке.
- А сам-то ты как думаешь?
Я вспомнил Бродского: "Смерть - это то, что бывает с другими". Халид положил голову на руки и слегка прикрыл глаза. Пауза продолжалась довольно долго, наконец он произнес:
- Никогда не слышал более точного определения. А что он еще написал, твой Бродский?
Я вспомнил любимые стихи:
Не следует настаивать на жизни Страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне, Как тупику соседствует пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16