Зацепиться было не за что, а отдых был необходим. Если бы я обессилел, то…
Воображение услужливо нарисовало картинку: я погружаюсь в липкую грязь, пытаюсь вдохнуть, но набираю полные легкие этой неизвестной гадости и погибаю в ней, становлюсь такой же гнилью, как все вокруг.
Мысль была ужасной. Я открыл рот и закричал.
И на крик отозвались.
— Эй, внизу! Перестаньте дергаться! Бросаю веревку!
Голос доносился сверху, он был женский, если не сказать — женственный, и прозвучал слаще ангельского хора. Я попытался весело и бодро крикнуть что-то в ответ, но изо рта вылетел лишь невнятный хрип. Прямо мне в лицо ударил луч яркого белого света, источник которого находился где-то в тридцати футах надо мной.
— Лежите тихо! — приказал голос.
Луч ушел, побродил вокруг и вернулся. Что-то со свистом рассекло воздух и плюхнулось в грязь в нескольких футах от меня. Я заработал конечностями и нащупал скользкий, как и все вокруг, канат в полдюйма толщиной.
— На конце петля. Суньте ногу, я вас вытащу, — предложили сверху.
Веревка выскользнула из рук; повозившись в грязи, я нашел узел погрузился с головой, пытаясь просунуть ногу в петлю и, в конце концов, просто ухватился за веревку обеими руками. Она натянулась, и я начал подниматься из трясины. Вцепившись в нее со всей силой отчаяния, я ехал вверх по склону. Поверхность все изгибалась. Дело шло медленнее медленного. Ярд. Еще один. Пол-ярда. Фут. Я двигался уже под углом в тридцать градусов. Еще одно усилие… Я услышал, как трется сверху веревка. Я уперся плечом в край, ухватился за него руками… Веревка дернулась в последний раз, я закинул ногу и вылез наверх, прополз некоторое расстояние по мягкому песку, но тут же упал ничком и лишился чувств.
13
Солнце бьет в глаза… Забыл опустить жалюзи… Матрас комками, песок в кровати… Слишком жарко… Зуд, боль…
Я разлепил веки и посмотрел на белый песок, гребнями спускавшийся к берегу латунного моря. Свинцовое небо, но все равно слишком яркое… Ни птиц, ни парусов, ни детишек с ведерками, ни купающихся красавиц. Только я и вечное море.
Пейзаж был мне отлично знаком — я снова оказался на Береге Динозавров. День только занимался. Все мое тело болело.
Что-то затрещало и посыпалось с меня, когда я сел, опершись на переломанные руки, которые, слава богу, оставались при мне. Грязь на брюках засохла, все это приклеилось к моим ногам; то же самое произошло и с туфлями. Я согнул колено и чуть не завыл от боли. Зато корка потрескалась и стала разваливаться кусками. Эта гадость покрывала меня с ног до головы. Я соскребывал грязь, счищая ее, как скорлупу, освобождая от нее свои раны. Грязь залепила и глаза; я попробовал прочистить их пальцами, но сделал только хуже.
— Я вижу, вы проснулись, — послышался откуда-то сзади резкий голос.
Я выскреб грязь из уха и услышал скрип шагов по песку.
— Не лезьте в глаза руками, — приказала она грубо. — Спуститесь лучше к воде и умойтесь.
Скривившись, я встал. Твердая рука подхватила меня под правый локоть и направила вперед. Я побрел, спотыкаясь, по мягкому песку. Солнце жгло мои веки. Шорох прибоя усиливался. Я миновал полосу твердого песка, полого уходящего вниз, и почувствовал, что у ног плещется теплая вода. Женщина отпустила меня, я сделал еще несколько шагов и с головой погрузился в волны, предоставив себя их ласкам.
Ссохшаяся грязь превратилась обратно в слизь, испускавшую тухлый запах. Я более или менее промыл волосы, опустил лицо в воду, обмыл его и вновь обрел зрение.
Потом я стянул рубашку, тяжелую, разбухшую от грязи, поводил ею туда-сюда, оставляя в прозрачной бледно-зеленой воде темное облако. Многочисленные порезы на руках и плечах начали кровоточить. Костяшки пальцев воспалились. Соленая морская вода жгла, как кислота. Я заметил, что спины у рубашки больше нет — вместо нее зияла дыра с обгорелыми краями.
Вдруг небо приобрело черный металлический оттенок, наполнилось блестящими круглыми точечками.
Я услышал сзади плеск. Кто-то схватил меня и стал тащить из воды. Кажется, я начал тонуть, даже не сознавая этого. Я закашлялся и вытянулся, пока она тянула меня к берегу. Ноги не хотели подчиняться приказам моего мозга, поэтому мне пришлось стать на четвереньки; еще с минуту я тряс головой, пытаясь отогнать высокий, пронзительный звук, исходящий, казалось, откуда-то из глубины моих ушей.
— Я не знала, что вы ранены… У вас же вся спина в ожогах… Что с вами случилось?
Голос доносился откуда-то издали, то нарастая, то почти исчезая.
— Ничего. Просто мальчик постоял на горящей палубе, — попытался беспечно ответить я, но услышал лишь собственное глухое бормотание.
Передо мной возвышалась пара стройных женских ножек в облегающих кожаных сапожках, далее следовали красиво очерченные бедра под серым пояском, портупея с пистолетом и белая, наверное, некогда накрахмаленная рубашка. Я вновь скривился, просто так, чтобы она знала, что у меня все по-прежнему болит, и, опершись на ее руку, поднялся на ноги.
— …Оставила вас снаружи на всю ночь… первую помощь… идемте… здесь недалеко…
Сержантский тон голоса смягчился, и он показался мне почти знакомым. Я обернулся, прищурился на солнце и посмотрел на ее лицо, хмурившееся в глубокой озабоченности.
Сердце мое замерло посреди удара.
Это была Лайза.
14
Я прохрипел что-то и прижался к ней, но она оттолкнула меня и окинула суровым взглядом ночной няни, которая не любит свою работу, но, тем не менее, выполняет положенные обязанности.
— Лайза! Как ты сюда попала? — выдавил я, в конце концов, из себя.
— Я не Лайза. И попала сюда тем же образом, каким, думается мне, и вы.
Она вела меня к стандартной палатке, установленной на берегу в тени.
— Полагаю, вы на самом деле оперативный агент? — Осмотрев меня с головы до ног, она цокнула языком. — Видик у вас, словно после воздушного налета.
— Артобстрел и абордаж, — внес я ясность. — Но что делаешь здесь ты, Лайза? Как?..
— Меня зовут Меллия Гейл, — оборвала она. — И отстаньте от меня. И без того забот хватает.
— Лайза, разве ты не помнишь меня? Не узнаешь?
— Я никогда не видела вас раньше, мистер. — Покачав головой, она втолкнула меня в прохладу и полумрак палатки. — Снимайте одежду.
Я попытался было сделать это сам, но это оказалось совершенно невозможным. Попробовал опереться на нее, но свалился с ног и, словно сквозь сон, почувствовал, как с меня стащили брюки, туфли и носки. Я дрожал и горел. Я был маленьким мальчиком, и мама укладывала меня в постель. Я ощутил под собой прохладу и перевернулся лицом вниз, прочь от жгучей боли в спине, которая растворилась в мягкой, окутывающей темноте.
15
— Простите, что я оставила вас без внимания прошлой ночью, — сказала Лайза (или Меллия Гейл). — Но я ведь не знала, что вы ранены… и…
— И вообще, я был слишком мокрый и тяжелый, чтобы вы могли перенести меня. Не говоря уже о запахе, — вставил я. — Забудем об этом. Ничего страшного не произошло.
Это казалось блаженством — проснуться в чистой постели, в палатке с кондиционером, аккуратно перевязанным и по уши полным лекарств, не испытывая никакой боли, а одно только благополучие и приятную немоту в конечностях.
Вот только Лайза по-прежнему настаивала, что не знает меня.
Я наблюдал за ее лицом, пока она возилась с повязками, кормила меня с ложечки бульоном. Не оставалось ни малейшей тени сомнения — это была Лайза.
Но не та Лайза, в которую я был влюблен. Меллия Гейл была бодрой, деловой, холодной, бесстрастной. Черты ее лица как бы заострились, фигура казалась более зрелой — эта Лайза была на несколько лет старше моей жены, которую я оставил всего лишь несколько относительных дней назад. Лайза, никогда не знавшая меня…
Во всем этом крылось нечто, чего я еще не мог понять. Не мог понять сейчас.
— А они мастера на сюрпризы, эти мальчики из Центра Некса, — произнес я. — Подумать только! Лайза, моя нежная молодая жена, оказалась агентом Чистки Времени! Не представляю. А я совсем потерял голову. Думал, что встретил ее случайно. Все оказалось лишь частью общего плана. Могли бы и предупредить. Какая-нибудь актриска…
— Вы напрасно тратите силы, — холодно отозвалась Меллия. — Помолчите. Вы потеряли много крови, поберегите силы для выздоровления.
«Иначе ты останешься с инвалидом или трупом на руках, а, малышка?» — мелькнуло у меня в голове, но ложка попала в мой рот как раз в тот момент, когда я открыл его, чтобы произнести это вслух.
— Я услышала всплеск, — рассказывала она, — и поняла, что внизу кто-то бьется. Решила, что туда свалился небольшой ящер. Они часто попадают в эту ловушку и не могут выбраться…
Когда она говорила, голос ее звучал моложе, казался более уязвимым, чем она сама.
— Но вы все равно пошли посмотреть, — заметил я. — Любите животных, наверное.
— Я обрадовалась, когда вы закричали. — Она покраснела, словно ей было неловко говорить об этом. — Я уже, было, начала думать, что…
— Но вы все еще не рассказали мне, как же все-таки получилось, что меня ожидала горячая встреча с бульоном и ледяными взглядами наготове?
Она сжала губы, но все равно это были губки, созданные для поцелуев.
— Я выполнила задание и прыгнула назад, на станцию, — объяснила она ровным голосом. — Но станции не было. Только яма в земле, полная грязи и костей. Я не знала, что и думать. Первым порывом было снова совершить переход, но я поняла, что этого нельзя делать. Ведь невозможно предугадать, где окажешься. И я решила, что лучше всего сидеть на месте, пока меня не вытащат отсюда.
— И долго вы здесь сидите?
— Почти… три недели.
— Почти?
— Двадцать четыре дня, тридцать часов и десять минут, — резко ответила она, засовывая мне в рот ложку.
— А какое у вас было задание? — поинтересовался я, проглотив.
— Ливия. Тысяча двухсотый год до новой эры.
— А я и не знал, что жители древней Ливии пользовались пистолетами, — невинно заметил я.
— Контакт заданием не предусматривался. Я была одна в пустыне, снабженная всем необходимым для жизнеобеспечения. Надо было устранить вмешательство первой эры, связанное с одной добедуинской могилой и сложной цепью последствий, приведших к тому, что Ислам возник гораздо позже.
Работа заключалась в том, чтобы подменить некоторые ключевые предметы, изъятые из музея второй эры. Я справилась отлично. Затем прыгнула назад… — запнулась она, и всего на одно короткое мгновение превратилась в испуганную девочку, изо всех сил старающуюся быть твердым и бесстрашным агентом.
— Вы все сделали правильно, Меллия, — сказал я. — На вашем месте я, наверное, запаниковал бы и попробовал прыгнуть назад. И оказался бы в замкнутом цикле. — Сказал, и сразу понял, что говорить об этом не стоило сейчас. — Так или иначе, вы ждали — и вот я здесь. В общем, две головы и все такое…
— Что же мы будем делать?
Теперь и вправду голос ее звучал, как у испуганной девочки. Ну и утешитель из тебя, Рэвел, ничего не скажешь. Ведь у нее все было в порядке, пока ты не появился со своими объяснениями.
— У нас есть несколько вариантов, — заверил я ее таким бодрым тоном, на какой только был способен, учитывая суп, стекавший по подбородку. — Дайте мне только… — У меня не хватило дыхания, и я судорожно вздохнул. — Мне бы еще немного выспаться, и тогда…
— Простите, — сказала она. — Вам действительно нужно отдохнуть. Спите. Поговорим позже.
Три дня я провалялся в постели, отращивая на спине новую кожу, чему очень способствовали целебные составы из полевой аптечки Меллии. Дважды за это время я слышал выстрелы — она отгоняла огромных тварей, когда они подбирались слишком близко.
На четвертый день я, пошатываясь, побрел к той яме, из которой меня вытащила Меллия.
Несомненно, дыра эта зияла на месте станции. Высокие приливы, дожди, песок, останки животных заполнили ее почти до краев. Стеклянная кромка над поверхностью потускнела. Для этого необходимо было время. Много времени.
— Сколько? — спросила Меллия.
— Не один век. Может, тысяча, а может — две.
— Значит, станцию так и не отстроили, — погрустнела она.
— По крайней мере, не в нынешнем отрезке времени. Все правильно. Если месторасположение известно, бессмысленно использовать его снова.
— Здесь все не так просто. Я провела тут почти месяц. Если бы меня искали, то давно бы обнаружили.
— Не обязательно. Так далеко в прошлом поиск занимает долгое время.
— Не пытайтесь меня успокоить. Мы попали в беду. Это не просто темпоральное недоразумение. Все рушится.
Мне не понравилось, что она использует буквально те же слова, что пришли на ум мне, когда я смотрел на свой труп.
— Над этим работают лучшие умы Центра, — возразил я. — Уж они-то найдут выход.
Но прозвучало это неубедительно даже для меня самого.
— Каким было время по станционному отсчету, когда вы были там в последний раз? — спросила она.
— Шестьдесят пятый год, — ответила я. — А что?
Она через силу улыбнулась.
— Мы не совсем современники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Воображение услужливо нарисовало картинку: я погружаюсь в липкую грязь, пытаюсь вдохнуть, но набираю полные легкие этой неизвестной гадости и погибаю в ней, становлюсь такой же гнилью, как все вокруг.
Мысль была ужасной. Я открыл рот и закричал.
И на крик отозвались.
— Эй, внизу! Перестаньте дергаться! Бросаю веревку!
Голос доносился сверху, он был женский, если не сказать — женственный, и прозвучал слаще ангельского хора. Я попытался весело и бодро крикнуть что-то в ответ, но изо рта вылетел лишь невнятный хрип. Прямо мне в лицо ударил луч яркого белого света, источник которого находился где-то в тридцати футах надо мной.
— Лежите тихо! — приказал голос.
Луч ушел, побродил вокруг и вернулся. Что-то со свистом рассекло воздух и плюхнулось в грязь в нескольких футах от меня. Я заработал конечностями и нащупал скользкий, как и все вокруг, канат в полдюйма толщиной.
— На конце петля. Суньте ногу, я вас вытащу, — предложили сверху.
Веревка выскользнула из рук; повозившись в грязи, я нашел узел погрузился с головой, пытаясь просунуть ногу в петлю и, в конце концов, просто ухватился за веревку обеими руками. Она натянулась, и я начал подниматься из трясины. Вцепившись в нее со всей силой отчаяния, я ехал вверх по склону. Поверхность все изгибалась. Дело шло медленнее медленного. Ярд. Еще один. Пол-ярда. Фут. Я двигался уже под углом в тридцать градусов. Еще одно усилие… Я услышал, как трется сверху веревка. Я уперся плечом в край, ухватился за него руками… Веревка дернулась в последний раз, я закинул ногу и вылез наверх, прополз некоторое расстояние по мягкому песку, но тут же упал ничком и лишился чувств.
13
Солнце бьет в глаза… Забыл опустить жалюзи… Матрас комками, песок в кровати… Слишком жарко… Зуд, боль…
Я разлепил веки и посмотрел на белый песок, гребнями спускавшийся к берегу латунного моря. Свинцовое небо, но все равно слишком яркое… Ни птиц, ни парусов, ни детишек с ведерками, ни купающихся красавиц. Только я и вечное море.
Пейзаж был мне отлично знаком — я снова оказался на Береге Динозавров. День только занимался. Все мое тело болело.
Что-то затрещало и посыпалось с меня, когда я сел, опершись на переломанные руки, которые, слава богу, оставались при мне. Грязь на брюках засохла, все это приклеилось к моим ногам; то же самое произошло и с туфлями. Я согнул колено и чуть не завыл от боли. Зато корка потрескалась и стала разваливаться кусками. Эта гадость покрывала меня с ног до головы. Я соскребывал грязь, счищая ее, как скорлупу, освобождая от нее свои раны. Грязь залепила и глаза; я попробовал прочистить их пальцами, но сделал только хуже.
— Я вижу, вы проснулись, — послышался откуда-то сзади резкий голос.
Я выскреб грязь из уха и услышал скрип шагов по песку.
— Не лезьте в глаза руками, — приказала она грубо. — Спуститесь лучше к воде и умойтесь.
Скривившись, я встал. Твердая рука подхватила меня под правый локоть и направила вперед. Я побрел, спотыкаясь, по мягкому песку. Солнце жгло мои веки. Шорох прибоя усиливался. Я миновал полосу твердого песка, полого уходящего вниз, и почувствовал, что у ног плещется теплая вода. Женщина отпустила меня, я сделал еще несколько шагов и с головой погрузился в волны, предоставив себя их ласкам.
Ссохшаяся грязь превратилась обратно в слизь, испускавшую тухлый запах. Я более или менее промыл волосы, опустил лицо в воду, обмыл его и вновь обрел зрение.
Потом я стянул рубашку, тяжелую, разбухшую от грязи, поводил ею туда-сюда, оставляя в прозрачной бледно-зеленой воде темное облако. Многочисленные порезы на руках и плечах начали кровоточить. Костяшки пальцев воспалились. Соленая морская вода жгла, как кислота. Я заметил, что спины у рубашки больше нет — вместо нее зияла дыра с обгорелыми краями.
Вдруг небо приобрело черный металлический оттенок, наполнилось блестящими круглыми точечками.
Я услышал сзади плеск. Кто-то схватил меня и стал тащить из воды. Кажется, я начал тонуть, даже не сознавая этого. Я закашлялся и вытянулся, пока она тянула меня к берегу. Ноги не хотели подчиняться приказам моего мозга, поэтому мне пришлось стать на четвереньки; еще с минуту я тряс головой, пытаясь отогнать высокий, пронзительный звук, исходящий, казалось, откуда-то из глубины моих ушей.
— Я не знала, что вы ранены… У вас же вся спина в ожогах… Что с вами случилось?
Голос доносился откуда-то издали, то нарастая, то почти исчезая.
— Ничего. Просто мальчик постоял на горящей палубе, — попытался беспечно ответить я, но услышал лишь собственное глухое бормотание.
Передо мной возвышалась пара стройных женских ножек в облегающих кожаных сапожках, далее следовали красиво очерченные бедра под серым пояском, портупея с пистолетом и белая, наверное, некогда накрахмаленная рубашка. Я вновь скривился, просто так, чтобы она знала, что у меня все по-прежнему болит, и, опершись на ее руку, поднялся на ноги.
— …Оставила вас снаружи на всю ночь… первую помощь… идемте… здесь недалеко…
Сержантский тон голоса смягчился, и он показался мне почти знакомым. Я обернулся, прищурился на солнце и посмотрел на ее лицо, хмурившееся в глубокой озабоченности.
Сердце мое замерло посреди удара.
Это была Лайза.
14
Я прохрипел что-то и прижался к ней, но она оттолкнула меня и окинула суровым взглядом ночной няни, которая не любит свою работу, но, тем не менее, выполняет положенные обязанности.
— Лайза! Как ты сюда попала? — выдавил я, в конце концов, из себя.
— Я не Лайза. И попала сюда тем же образом, каким, думается мне, и вы.
Она вела меня к стандартной палатке, установленной на берегу в тени.
— Полагаю, вы на самом деле оперативный агент? — Осмотрев меня с головы до ног, она цокнула языком. — Видик у вас, словно после воздушного налета.
— Артобстрел и абордаж, — внес я ясность. — Но что делаешь здесь ты, Лайза? Как?..
— Меня зовут Меллия Гейл, — оборвала она. — И отстаньте от меня. И без того забот хватает.
— Лайза, разве ты не помнишь меня? Не узнаешь?
— Я никогда не видела вас раньше, мистер. — Покачав головой, она втолкнула меня в прохладу и полумрак палатки. — Снимайте одежду.
Я попытался было сделать это сам, но это оказалось совершенно невозможным. Попробовал опереться на нее, но свалился с ног и, словно сквозь сон, почувствовал, как с меня стащили брюки, туфли и носки. Я дрожал и горел. Я был маленьким мальчиком, и мама укладывала меня в постель. Я ощутил под собой прохладу и перевернулся лицом вниз, прочь от жгучей боли в спине, которая растворилась в мягкой, окутывающей темноте.
15
— Простите, что я оставила вас без внимания прошлой ночью, — сказала Лайза (или Меллия Гейл). — Но я ведь не знала, что вы ранены… и…
— И вообще, я был слишком мокрый и тяжелый, чтобы вы могли перенести меня. Не говоря уже о запахе, — вставил я. — Забудем об этом. Ничего страшного не произошло.
Это казалось блаженством — проснуться в чистой постели, в палатке с кондиционером, аккуратно перевязанным и по уши полным лекарств, не испытывая никакой боли, а одно только благополучие и приятную немоту в конечностях.
Вот только Лайза по-прежнему настаивала, что не знает меня.
Я наблюдал за ее лицом, пока она возилась с повязками, кормила меня с ложечки бульоном. Не оставалось ни малейшей тени сомнения — это была Лайза.
Но не та Лайза, в которую я был влюблен. Меллия Гейл была бодрой, деловой, холодной, бесстрастной. Черты ее лица как бы заострились, фигура казалась более зрелой — эта Лайза была на несколько лет старше моей жены, которую я оставил всего лишь несколько относительных дней назад. Лайза, никогда не знавшая меня…
Во всем этом крылось нечто, чего я еще не мог понять. Не мог понять сейчас.
— А они мастера на сюрпризы, эти мальчики из Центра Некса, — произнес я. — Подумать только! Лайза, моя нежная молодая жена, оказалась агентом Чистки Времени! Не представляю. А я совсем потерял голову. Думал, что встретил ее случайно. Все оказалось лишь частью общего плана. Могли бы и предупредить. Какая-нибудь актриска…
— Вы напрасно тратите силы, — холодно отозвалась Меллия. — Помолчите. Вы потеряли много крови, поберегите силы для выздоровления.
«Иначе ты останешься с инвалидом или трупом на руках, а, малышка?» — мелькнуло у меня в голове, но ложка попала в мой рот как раз в тот момент, когда я открыл его, чтобы произнести это вслух.
— Я услышала всплеск, — рассказывала она, — и поняла, что внизу кто-то бьется. Решила, что туда свалился небольшой ящер. Они часто попадают в эту ловушку и не могут выбраться…
Когда она говорила, голос ее звучал моложе, казался более уязвимым, чем она сама.
— Но вы все равно пошли посмотреть, — заметил я. — Любите животных, наверное.
— Я обрадовалась, когда вы закричали. — Она покраснела, словно ей было неловко говорить об этом. — Я уже, было, начала думать, что…
— Но вы все еще не рассказали мне, как же все-таки получилось, что меня ожидала горячая встреча с бульоном и ледяными взглядами наготове?
Она сжала губы, но все равно это были губки, созданные для поцелуев.
— Я выполнила задание и прыгнула назад, на станцию, — объяснила она ровным голосом. — Но станции не было. Только яма в земле, полная грязи и костей. Я не знала, что и думать. Первым порывом было снова совершить переход, но я поняла, что этого нельзя делать. Ведь невозможно предугадать, где окажешься. И я решила, что лучше всего сидеть на месте, пока меня не вытащат отсюда.
— И долго вы здесь сидите?
— Почти… три недели.
— Почти?
— Двадцать четыре дня, тридцать часов и десять минут, — резко ответила она, засовывая мне в рот ложку.
— А какое у вас было задание? — поинтересовался я, проглотив.
— Ливия. Тысяча двухсотый год до новой эры.
— А я и не знал, что жители древней Ливии пользовались пистолетами, — невинно заметил я.
— Контакт заданием не предусматривался. Я была одна в пустыне, снабженная всем необходимым для жизнеобеспечения. Надо было устранить вмешательство первой эры, связанное с одной добедуинской могилой и сложной цепью последствий, приведших к тому, что Ислам возник гораздо позже.
Работа заключалась в том, чтобы подменить некоторые ключевые предметы, изъятые из музея второй эры. Я справилась отлично. Затем прыгнула назад… — запнулась она, и всего на одно короткое мгновение превратилась в испуганную девочку, изо всех сил старающуюся быть твердым и бесстрашным агентом.
— Вы все сделали правильно, Меллия, — сказал я. — На вашем месте я, наверное, запаниковал бы и попробовал прыгнуть назад. И оказался бы в замкнутом цикле. — Сказал, и сразу понял, что говорить об этом не стоило сейчас. — Так или иначе, вы ждали — и вот я здесь. В общем, две головы и все такое…
— Что же мы будем делать?
Теперь и вправду голос ее звучал, как у испуганной девочки. Ну и утешитель из тебя, Рэвел, ничего не скажешь. Ведь у нее все было в порядке, пока ты не появился со своими объяснениями.
— У нас есть несколько вариантов, — заверил я ее таким бодрым тоном, на какой только был способен, учитывая суп, стекавший по подбородку. — Дайте мне только… — У меня не хватило дыхания, и я судорожно вздохнул. — Мне бы еще немного выспаться, и тогда…
— Простите, — сказала она. — Вам действительно нужно отдохнуть. Спите. Поговорим позже.
Три дня я провалялся в постели, отращивая на спине новую кожу, чему очень способствовали целебные составы из полевой аптечки Меллии. Дважды за это время я слышал выстрелы — она отгоняла огромных тварей, когда они подбирались слишком близко.
На четвертый день я, пошатываясь, побрел к той яме, из которой меня вытащила Меллия.
Несомненно, дыра эта зияла на месте станции. Высокие приливы, дожди, песок, останки животных заполнили ее почти до краев. Стеклянная кромка над поверхностью потускнела. Для этого необходимо было время. Много времени.
— Сколько? — спросила Меллия.
— Не один век. Может, тысяча, а может — две.
— Значит, станцию так и не отстроили, — погрустнела она.
— По крайней мере, не в нынешнем отрезке времени. Все правильно. Если месторасположение известно, бессмысленно использовать его снова.
— Здесь все не так просто. Я провела тут почти месяц. Если бы меня искали, то давно бы обнаружили.
— Не обязательно. Так далеко в прошлом поиск занимает долгое время.
— Не пытайтесь меня успокоить. Мы попали в беду. Это не просто темпоральное недоразумение. Все рушится.
Мне не понравилось, что она использует буквально те же слова, что пришли на ум мне, когда я смотрел на свой труп.
— Над этим работают лучшие умы Центра, — возразил я. — Уж они-то найдут выход.
Но прозвучало это неубедительно даже для меня самого.
— Каким было время по станционному отсчету, когда вы были там в последний раз? — спросила она.
— Шестьдесят пятый год, — ответила я. — А что?
Она через силу улыбнулась.
— Мы не совсем современники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21