Высота падения составляла лишь три фута, однако в результате все же откололся тонкий слой песчаника. Я убрал его и проделал все еще раз.
При шестом ударе камень раскололся. Теперь я поднимал меньшую его часть и швырял ее с вершины песчаной насыпи высотой почти в восемь футов. Результаты были обнадеживающими.
К концу пятого дня я продолбил в центре песчаной ямы неровное круглое отверстие более фута глубиной.
К этому времени меня уже начал по-настоящему мучить голод. Морская вода темно-зеленого цвета, в которой не было ни водорослей, ни рыб, представляла собой насыщенный раствор всех элементов: специальным устройством, имплантированным мне как агенту Центра Некса, удалось извлечь из нее пользу. Особого удовольствия это не доставляло, однако как-то поддерживало силы.
По мере продвижения вглубь высота падения возрастала, и удары становились все эффективнее, но одновременно усложнялась проблема извлечения обломков и подъема валуна. Достигнув шестифутовой отметки, я начала прорубать в стене шахты ступеньки. Груда кусков песчаника росла, уровень опускался. Восемь футов, десять, двенадцать… Тут валун ударился о более твердый слой ракушечника. Работа пошла еле-еле. Под ракушечником начиналась смесь известняка с глиной, легкая для рытья, но очень влажная.
Всего четыре фута вязкой глины… Я набирал пригоршню, при помощи одной руки карабкался по отвесной стене высотой в десять футов, выбрасывая глину, снова спускался… Работа шла уже под футом воды, под двумя футами… Три фута воды. Жижа просачивалась со всех сторон, заполняя углубление почти с такой же скоростью, с какой мне удавалось ее выгребать. Но цель была близка. Я глубоко вдохнул и, пошарив руками в месиве глины и ракушек, нашел то, что искал, но не успел достать.
Это удалось сделать во время третьего нырка.
Только разжав кулак и посмотрев на добытый предмет, я осознал, насколько малой была вероятность найти его здесь и притом в целом виде.
Однажды, в другом времени, я прыгнул с темпоральной станции Берега Динозавров вдоль собственной линии жизни и оказался на палубе атакованного корабля как раз вовремя, чтобы помочь каргу застрелить своего двойника, выполнявшего задание. И использовал его аварийный запас, чтобы вернуться на Берег Динозавров, плюхнуться в заболоченную яму, отмечавшую место, где когда-то, за тысячу лет до того, находилась станция.
Туда же, конечно, плюхнулся и труп. Возбужденный, с полным ртом густой клейкой грязи, я не особенно задумывался тогда о судьбе своего мертвого альтер эго. А он погрузился в жижу и спокойно лежал, ожидая, пока геологические изменения не замуруют его намертво.
Так он оказался под четырнадцатью футами скальных пород и четырьмя — песка. От него, конечно, ничего не осталось — ни пряжи от пояса, ни гвоздя от ботинка.
Но то, что я держал сейчас в руке, сохранилось.
Это был дюймовый кубик из синтетического материала, известного под названием «этерниум», совершенно не подверженного хронодеградации, включавшей в себя кристалл настройки, энергоблок и миниатюрный генератор поля захвата — аварийный привод, находившийся во мне во время выполнения задания, память которую стерли после отчета, но она пробудилась при чрезвычайных обстоятельствах.
Я выкарабкался из шахты, взобрался на кучу камней и, стоя на холодном ветру, попытался свыкнуться с мыслью, что выиграл в этой безвыигрышной игре. Бросив последний взгляд на усталое старое солнце, пустой пляж, шахту, которую проделал с таким трудом, я почти пожалел, что должен покинуть это место так быстро.
Затем установил в сознании код нужной операции; зажатый в руке кубик обжег ладонь, поле сомкнулось вокруг меня…
36
Кто-то тряс меня. Я попытался собрать силы, чтобы застонать, но ничего не вышло, зато открылись глаза.
Я смотрел в свое собственное лицо.
Несколько вихрем пролетевших мгновений мне казалось, что мой младший «я» преспокойно выбрался из трясины и готовился теперь свершить возмездие за то, что я навлек на него смерть.
Но затем я заметил морщины, впалые щеки…
Одежда на этом новом «я» была такая же, как и на мне, — общепринятая станционная униформа, правда, новая. Она свободно болталась на его костлявой фигуре. К тому же над правым глазом красовался приличный синяк, а я не помнил, чтобы когда-нибудь у меня такой был.
— Слушай внимательно, — произнес мой голос. — Мне не нужно тратить время, рассказывая тебе, кто ты и кто я. Я — это ты, но на скачок вперед. Я прошел полный круг. Тупик. Замкнутая петля. Выхода никакого. За исключением, быть может, одного. Он не особенно мне нравится, но я не вижу альтернативы. В прошлый раз на этом самом месте велся такой же разговор, только тогда прибывшим был я. Другая наша копия сделала мне предложение, которое я собираюсь адресовать сейчас тебе.
Я открыл было рот, но он махнул рукой:
— Не утруждай себя вопросами — я сам задавал их в прошлый раз. Думал, что можно найти другой путь. Отправился дальше — и снова очутился здесь, и выступаю уже в роли встречающей стороны.
— Тогда, может быть, ты помнишь, что мне не мешало бы отдохнуть немного, — сказал я. — У меня все болит.
— Да, ты находился не совсем в фокусе, — сообщил он без заметного сочувствия. — Просвистел, как хлыст. Но все на месте. Давай, поднимайся.
Я приподнялся на локте и потряс головой как в знак отрицания, так и для того, чтобы развеять хоть немного туман. Это было ошибкой — в голове загудело. Он рывком поднял меня на ноги, и я увидел, что снова нахожусь в транспортационном зале темпостанции.
— Да, — проговорил он. — Назад в родной порт. Или в его зеркальное отражение. Все одно: поле темпорального скачка действует в замкнутой петле. Снаружи ничего.
— Я видел это, помнишь?
— Да, когда был здесь в первый раз. Ты прыгнул тогда в последний сегмент своей жизни, — тупик, не имевший будущего. Хотя ты проявил смекалку и отыскал выход, они и здесь обошли тебя. Ты боролся отчаянно, однако круг по-прежнему замкнут. Доказательство — твое присутствие здесь.
— А я считал, что завлекаю его в ловушку. На самом деле все было наоборот?
— Да. И теперь наш ход, если только ты не собираешься сдаться.
— Не собираюсь, — ответил я.
— Мной… нами… просто играли. Ты должен разбить цикл. Именно ты.
Он вытащил из висевшей на бедре кобуры пистолет и протянул его мне.
— Возьми. Выстрелишь мне в голову.
Слова застряли у меня в горле. Мой будущий «я» горько улыбнулся.
— Молчи. Я сам использовал все твои аргументы около недели назад. Именно таковы размеры темпорального островка, предоставленного в наше распоряжение. Но все, что ты скажешь ничего не изменит. Только таким образом мы можем существенно повлиять на ход событий.
— Ты с ума сошел, парень, — сумел наконец сказать я, испытывая некоторую неловкость от разговора с самим собой, пусть даже этот «я» смотрел на меня с расстояния четыре фута и нуждается в бритье. — Я не самоубийца. Даже если «я», которого убиваю, — это не ты.
— Именно на это они и рассчитывают. Что ж, я оправдал их ожидания, отказавшись. Губы его растянулись в саркастической усмешке, которую так часто видели другие на моем лице.
— А если бы я согласился, — продолжил он, — возможно, спас бы себе жизнь.
Он подбросил пистолет на ладони, твердо посмотрев на меня.
— Будь у меня уверенность, что дело может изменить твоя смерть, моя рука не дрогнула бы.
— Ты думаешь, что…
— Нет. Ты в прошлом, так сказать. Твоя смерть ничего не изменит. Но если ты убьешь меня, то нарушишь жизненное равновесие и, возможно, твое… наше будущее выйдет из тупика. Не самая удачная ставка, но единственно возможная.
— А если я предложу другой вариант?
Он устало взглянул на меня.
— Какой?
— Можно выпрыгнуть вместе, использовав станционную кабину.
— Уже испробовано, — ответил он кратко.
— Тогда ты прыгнешь, а я подожду здесь.
— Тоже пробовали.
— Тогда застрелись сам!
— Нет смысла.
— Мы просто прокручиваем старую запись, а? Включая и этот разговор?
— Смотри-ка, начал соображать.
— А что, если ты разнообразишь ответы?
— А что от этого изменится? Впрочем, это тоже пробовали сделать. Все перепробовано. У нас была масса времени — я не знаю, сколько, но достаточно, чтобы проиграть эту сцену со всеми возможными вариациями. Она всегда заканчивается одинаково: ты выпрыгиваешь один, проходишь через все, через что прошел я, и возвращаешься, чтобы стать мной.
— Почему ты в этом так уверен?
— Соседняя комната полна костей, — произнес он с нехорошей улыбкой. — Наших костей. Плюс последний труп, на котором еще осталось немного гнилого мяса. Чувствуешь запах? То же ждет и меня. Голодная смерть. Так что решай.
— Кошмар, — покачал я головой. — Пойду просплюсь.
Я было повернулся, но он схватил меня за руку и вложил в ладонь пистолет.
— Пора кончать, пока у меня не лопнуло терпение!
— Давай прибегнем к здравому смыслу, — предложил я. — Твоя смерть ничего не изменит. Все, что я могу один, мы еще лучше сможем сделать вместе.
— Ты не понимаешь. Единственный оставшийся у нас шанс — это внесение в сценарий непредвиденного изменения.
— А что случится, если я снова прыгну?
— Ты вновь окажешься на борту парусника и полюбуешься на смерть своего раннего двойника.
— А если на этот раз я освобожу дверь?
— Все равно. Ты закончишь здесь. Я уже пробовал.
— Все? И заболоченную яму, и Меллию?
— Да. Снова и снова. И ты закончишь здесь. Посмотри на события с такой точки зрения: карг уже выложил свой главный козырь; нам надо побить его, иначе мы проиграем.
— Может быть, именно это ему и нужно?
— Нет. Он рассчитывает, что мы будем вести себя как люди. Люди не хотят умирать, помнишь? Они не сходят со сцены просто так, борются до последнего.
— А если я прыгну на корабль, но не воспользуюсь приводом трупа?
— Сгоришь вместе с парусником.
— А если мы с Меллией не станем покидать Берег Динозавров?
— Бесполезно. Через это я тоже прошел. Ты погибнешь. Рано или поздно. Результат тот же.
— А если я тебя застрелю, цепь порвется?
— Может быть. Появится совершенно новый элемент. Мы перепутаем карты в его пасьянсе.
Я все сопротивлялся. Тогда он устроил мне экскурсию по станции. Я выглянул в жемчужный туман, заглянул в некоторые комнаты — царство пыли и ржавчины. Станция была старой.
Потом мы посетили помещение с костями.
Думаю, именно это меня убедило окончательно.
— Давай пистолет, — сказал я.
Не говоря ни слова, он потянул мне оружие. Я поднял пистолет и снял его с предохранителя.
— Повернись.
Двойник стал ко мне спиной.
— Есть одно утешительное обстоятельство, — сказал он. — Все это может привести к…
Выстрел бросил его вперед, словно беднягу дернули за привязанную к шее веревку. Я успел лишь мельком увидеть дыру, которую пуля проделала в его затылке; ослепительный огонь вспыхнул в моем мозгу и сжег стены темницы, в которую я был заточен…
Я превратился в огромный глаз, глядящий сверху на себя — бесконечное многообразие вещества и тени, которое, разветвляясь, проникло в отдаленнейшие уголки энтропической панорамы. Я видел себя в древнем Буффало, на борту тонущего галеона, на умирающей планете; я плел свою жалкую сеть вокруг негодяя карга, он тоже ткал паутину, которая была, в свою очередь, окружена ловушками, а вокруг них — еще более хитроумными схемами…
Каким глупым казалось все это теперь. Как могли теоретики Центра Некса не понять, что усилия их, в принципе, ничем не отличались от всего того, что делали предыдущие чистильщики времени? И что…
Мелькнула еще одна мысль, всеохватывающая; но прежде, чем я успел поймать ее, миг озарения прошел, и я очнулся рядом с телом убитого мной человека. Из пистолета в моей руке поднималась струйка дыма.
Эхо чего-то беспредельного, неизмеримо важного звучало еще в коридорах моего мозга; затем из смутных отзвуков выплыло ясное осознание: Чистка Времени была ошибкой, причем заблуждались не только экспериментаторы новой эры и опиравшиеся на неверные теории исполнители третьей, но и сам Центр Некса.
Дело, которому я посвятил свою жизнь, оказалось пустым фарсом. Я же был все лишь марионеткой, бесцельно плясавшей на натянутых нитях.
И все же — теперь это стало ясно — имелось нечто, не пожалевшее усилий, чтобы убрать меня с дороги.
Сила, куда более могущественная, чем Центр Некса.
Меня торопили, дергали за веревочки так же ловко, как сам я руководил в Буффало обреченным каргом, а позднее — его могущественным воплощением, укреплявшим свою приговоренную к смерти Конечную Власть подобно пауку, плетущему паутину в заколоченном гробу. Когда же я стал ненужным — загнали в замкнутый цикл, чтобы вывести из игры навсегда.
Так бы и произошло, если бы они не упустили из виду совсем незначительный фактор.
Мое второе «я» умерло в моем присутствии, и его умственное поле в миг разрушения органического генератора освободилось и слилось с моим.
Какую-то долю секунды я наслаждался действием своего нового интеллекта, коэффициент которого возрос, по моим оценкам, минимум до трехсот единиц…
И стены вокруг меня растаяли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
При шестом ударе камень раскололся. Теперь я поднимал меньшую его часть и швырял ее с вершины песчаной насыпи высотой почти в восемь футов. Результаты были обнадеживающими.
К концу пятого дня я продолбил в центре песчаной ямы неровное круглое отверстие более фута глубиной.
К этому времени меня уже начал по-настоящему мучить голод. Морская вода темно-зеленого цвета, в которой не было ни водорослей, ни рыб, представляла собой насыщенный раствор всех элементов: специальным устройством, имплантированным мне как агенту Центра Некса, удалось извлечь из нее пользу. Особого удовольствия это не доставляло, однако как-то поддерживало силы.
По мере продвижения вглубь высота падения возрастала, и удары становились все эффективнее, но одновременно усложнялась проблема извлечения обломков и подъема валуна. Достигнув шестифутовой отметки, я начала прорубать в стене шахты ступеньки. Груда кусков песчаника росла, уровень опускался. Восемь футов, десять, двенадцать… Тут валун ударился о более твердый слой ракушечника. Работа пошла еле-еле. Под ракушечником начиналась смесь известняка с глиной, легкая для рытья, но очень влажная.
Всего четыре фута вязкой глины… Я набирал пригоршню, при помощи одной руки карабкался по отвесной стене высотой в десять футов, выбрасывая глину, снова спускался… Работа шла уже под футом воды, под двумя футами… Три фута воды. Жижа просачивалась со всех сторон, заполняя углубление почти с такой же скоростью, с какой мне удавалось ее выгребать. Но цель была близка. Я глубоко вдохнул и, пошарив руками в месиве глины и ракушек, нашел то, что искал, но не успел достать.
Это удалось сделать во время третьего нырка.
Только разжав кулак и посмотрев на добытый предмет, я осознал, насколько малой была вероятность найти его здесь и притом в целом виде.
Однажды, в другом времени, я прыгнул с темпоральной станции Берега Динозавров вдоль собственной линии жизни и оказался на палубе атакованного корабля как раз вовремя, чтобы помочь каргу застрелить своего двойника, выполнявшего задание. И использовал его аварийный запас, чтобы вернуться на Берег Динозавров, плюхнуться в заболоченную яму, отмечавшую место, где когда-то, за тысячу лет до того, находилась станция.
Туда же, конечно, плюхнулся и труп. Возбужденный, с полным ртом густой клейкой грязи, я не особенно задумывался тогда о судьбе своего мертвого альтер эго. А он погрузился в жижу и спокойно лежал, ожидая, пока геологические изменения не замуруют его намертво.
Так он оказался под четырнадцатью футами скальных пород и четырьмя — песка. От него, конечно, ничего не осталось — ни пряжи от пояса, ни гвоздя от ботинка.
Но то, что я держал сейчас в руке, сохранилось.
Это был дюймовый кубик из синтетического материала, известного под названием «этерниум», совершенно не подверженного хронодеградации, включавшей в себя кристалл настройки, энергоблок и миниатюрный генератор поля захвата — аварийный привод, находившийся во мне во время выполнения задания, память которую стерли после отчета, но она пробудилась при чрезвычайных обстоятельствах.
Я выкарабкался из шахты, взобрался на кучу камней и, стоя на холодном ветру, попытался свыкнуться с мыслью, что выиграл в этой безвыигрышной игре. Бросив последний взгляд на усталое старое солнце, пустой пляж, шахту, которую проделал с таким трудом, я почти пожалел, что должен покинуть это место так быстро.
Затем установил в сознании код нужной операции; зажатый в руке кубик обжег ладонь, поле сомкнулось вокруг меня…
36
Кто-то тряс меня. Я попытался собрать силы, чтобы застонать, но ничего не вышло, зато открылись глаза.
Я смотрел в свое собственное лицо.
Несколько вихрем пролетевших мгновений мне казалось, что мой младший «я» преспокойно выбрался из трясины и готовился теперь свершить возмездие за то, что я навлек на него смерть.
Но затем я заметил морщины, впалые щеки…
Одежда на этом новом «я» была такая же, как и на мне, — общепринятая станционная униформа, правда, новая. Она свободно болталась на его костлявой фигуре. К тому же над правым глазом красовался приличный синяк, а я не помнил, чтобы когда-нибудь у меня такой был.
— Слушай внимательно, — произнес мой голос. — Мне не нужно тратить время, рассказывая тебе, кто ты и кто я. Я — это ты, но на скачок вперед. Я прошел полный круг. Тупик. Замкнутая петля. Выхода никакого. За исключением, быть может, одного. Он не особенно мне нравится, но я не вижу альтернативы. В прошлый раз на этом самом месте велся такой же разговор, только тогда прибывшим был я. Другая наша копия сделала мне предложение, которое я собираюсь адресовать сейчас тебе.
Я открыл было рот, но он махнул рукой:
— Не утруждай себя вопросами — я сам задавал их в прошлый раз. Думал, что можно найти другой путь. Отправился дальше — и снова очутился здесь, и выступаю уже в роли встречающей стороны.
— Тогда, может быть, ты помнишь, что мне не мешало бы отдохнуть немного, — сказал я. — У меня все болит.
— Да, ты находился не совсем в фокусе, — сообщил он без заметного сочувствия. — Просвистел, как хлыст. Но все на месте. Давай, поднимайся.
Я приподнялся на локте и потряс головой как в знак отрицания, так и для того, чтобы развеять хоть немного туман. Это было ошибкой — в голове загудело. Он рывком поднял меня на ноги, и я увидел, что снова нахожусь в транспортационном зале темпостанции.
— Да, — проговорил он. — Назад в родной порт. Или в его зеркальное отражение. Все одно: поле темпорального скачка действует в замкнутой петле. Снаружи ничего.
— Я видел это, помнишь?
— Да, когда был здесь в первый раз. Ты прыгнул тогда в последний сегмент своей жизни, — тупик, не имевший будущего. Хотя ты проявил смекалку и отыскал выход, они и здесь обошли тебя. Ты боролся отчаянно, однако круг по-прежнему замкнут. Доказательство — твое присутствие здесь.
— А я считал, что завлекаю его в ловушку. На самом деле все было наоборот?
— Да. И теперь наш ход, если только ты не собираешься сдаться.
— Не собираюсь, — ответил я.
— Мной… нами… просто играли. Ты должен разбить цикл. Именно ты.
Он вытащил из висевшей на бедре кобуры пистолет и протянул его мне.
— Возьми. Выстрелишь мне в голову.
Слова застряли у меня в горле. Мой будущий «я» горько улыбнулся.
— Молчи. Я сам использовал все твои аргументы около недели назад. Именно таковы размеры темпорального островка, предоставленного в наше распоряжение. Но все, что ты скажешь ничего не изменит. Только таким образом мы можем существенно повлиять на ход событий.
— Ты с ума сошел, парень, — сумел наконец сказать я, испытывая некоторую неловкость от разговора с самим собой, пусть даже этот «я» смотрел на меня с расстояния четыре фута и нуждается в бритье. — Я не самоубийца. Даже если «я», которого убиваю, — это не ты.
— Именно на это они и рассчитывают. Что ж, я оправдал их ожидания, отказавшись. Губы его растянулись в саркастической усмешке, которую так часто видели другие на моем лице.
— А если бы я согласился, — продолжил он, — возможно, спас бы себе жизнь.
Он подбросил пистолет на ладони, твердо посмотрев на меня.
— Будь у меня уверенность, что дело может изменить твоя смерть, моя рука не дрогнула бы.
— Ты думаешь, что…
— Нет. Ты в прошлом, так сказать. Твоя смерть ничего не изменит. Но если ты убьешь меня, то нарушишь жизненное равновесие и, возможно, твое… наше будущее выйдет из тупика. Не самая удачная ставка, но единственно возможная.
— А если я предложу другой вариант?
Он устало взглянул на меня.
— Какой?
— Можно выпрыгнуть вместе, использовав станционную кабину.
— Уже испробовано, — ответил он кратко.
— Тогда ты прыгнешь, а я подожду здесь.
— Тоже пробовали.
— Тогда застрелись сам!
— Нет смысла.
— Мы просто прокручиваем старую запись, а? Включая и этот разговор?
— Смотри-ка, начал соображать.
— А что, если ты разнообразишь ответы?
— А что от этого изменится? Впрочем, это тоже пробовали сделать. Все перепробовано. У нас была масса времени — я не знаю, сколько, но достаточно, чтобы проиграть эту сцену со всеми возможными вариациями. Она всегда заканчивается одинаково: ты выпрыгиваешь один, проходишь через все, через что прошел я, и возвращаешься, чтобы стать мной.
— Почему ты в этом так уверен?
— Соседняя комната полна костей, — произнес он с нехорошей улыбкой. — Наших костей. Плюс последний труп, на котором еще осталось немного гнилого мяса. Чувствуешь запах? То же ждет и меня. Голодная смерть. Так что решай.
— Кошмар, — покачал я головой. — Пойду просплюсь.
Я было повернулся, но он схватил меня за руку и вложил в ладонь пистолет.
— Пора кончать, пока у меня не лопнуло терпение!
— Давай прибегнем к здравому смыслу, — предложил я. — Твоя смерть ничего не изменит. Все, что я могу один, мы еще лучше сможем сделать вместе.
— Ты не понимаешь. Единственный оставшийся у нас шанс — это внесение в сценарий непредвиденного изменения.
— А что случится, если я снова прыгну?
— Ты вновь окажешься на борту парусника и полюбуешься на смерть своего раннего двойника.
— А если на этот раз я освобожу дверь?
— Все равно. Ты закончишь здесь. Я уже пробовал.
— Все? И заболоченную яму, и Меллию?
— Да. Снова и снова. И ты закончишь здесь. Посмотри на события с такой точки зрения: карг уже выложил свой главный козырь; нам надо побить его, иначе мы проиграем.
— Может быть, именно это ему и нужно?
— Нет. Он рассчитывает, что мы будем вести себя как люди. Люди не хотят умирать, помнишь? Они не сходят со сцены просто так, борются до последнего.
— А если я прыгну на корабль, но не воспользуюсь приводом трупа?
— Сгоришь вместе с парусником.
— А если мы с Меллией не станем покидать Берег Динозавров?
— Бесполезно. Через это я тоже прошел. Ты погибнешь. Рано или поздно. Результат тот же.
— А если я тебя застрелю, цепь порвется?
— Может быть. Появится совершенно новый элемент. Мы перепутаем карты в его пасьянсе.
Я все сопротивлялся. Тогда он устроил мне экскурсию по станции. Я выглянул в жемчужный туман, заглянул в некоторые комнаты — царство пыли и ржавчины. Станция была старой.
Потом мы посетили помещение с костями.
Думаю, именно это меня убедило окончательно.
— Давай пистолет, — сказал я.
Не говоря ни слова, он потянул мне оружие. Я поднял пистолет и снял его с предохранителя.
— Повернись.
Двойник стал ко мне спиной.
— Есть одно утешительное обстоятельство, — сказал он. — Все это может привести к…
Выстрел бросил его вперед, словно беднягу дернули за привязанную к шее веревку. Я успел лишь мельком увидеть дыру, которую пуля проделала в его затылке; ослепительный огонь вспыхнул в моем мозгу и сжег стены темницы, в которую я был заточен…
Я превратился в огромный глаз, глядящий сверху на себя — бесконечное многообразие вещества и тени, которое, разветвляясь, проникло в отдаленнейшие уголки энтропической панорамы. Я видел себя в древнем Буффало, на борту тонущего галеона, на умирающей планете; я плел свою жалкую сеть вокруг негодяя карга, он тоже ткал паутину, которая была, в свою очередь, окружена ловушками, а вокруг них — еще более хитроумными схемами…
Каким глупым казалось все это теперь. Как могли теоретики Центра Некса не понять, что усилия их, в принципе, ничем не отличались от всего того, что делали предыдущие чистильщики времени? И что…
Мелькнула еще одна мысль, всеохватывающая; но прежде, чем я успел поймать ее, миг озарения прошел, и я очнулся рядом с телом убитого мной человека. Из пистолета в моей руке поднималась струйка дыма.
Эхо чего-то беспредельного, неизмеримо важного звучало еще в коридорах моего мозга; затем из смутных отзвуков выплыло ясное осознание: Чистка Времени была ошибкой, причем заблуждались не только экспериментаторы новой эры и опиравшиеся на неверные теории исполнители третьей, но и сам Центр Некса.
Дело, которому я посвятил свою жизнь, оказалось пустым фарсом. Я же был все лишь марионеткой, бесцельно плясавшей на натянутых нитях.
И все же — теперь это стало ясно — имелось нечто, не пожалевшее усилий, чтобы убрать меня с дороги.
Сила, куда более могущественная, чем Центр Некса.
Меня торопили, дергали за веревочки так же ловко, как сам я руководил в Буффало обреченным каргом, а позднее — его могущественным воплощением, укреплявшим свою приговоренную к смерти Конечную Власть подобно пауку, плетущему паутину в заколоченном гробу. Когда же я стал ненужным — загнали в замкнутый цикл, чтобы вывести из игры навсегда.
Так бы и произошло, если бы они не упустили из виду совсем незначительный фактор.
Мое второе «я» умерло в моем присутствии, и его умственное поле в миг разрушения органического генератора освободилось и слилось с моим.
Какую-то долю секунды я наслаждался действием своего нового интеллекта, коэффициент которого возрос, по моим оценкам, минимум до трехсот единиц…
И стены вокруг меня растаяли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21