Генерала никто даже не видел, кроме полковников и работников "Выставки, Инкорпорейтед". Компании "Выставки, Инкорпорейтед" принадлежал выставочный зал рядом с космопортом, и она устраивала все по высшему классу для тех, кто снимал зал.
Как выходишь в зал Мухоморов, как кто-то его окрестил, и сразу же направо идет Галерея.
В Галерее были фото на всю стену, так что посетитель мог почти войти в них, потеряться в громадных стройных горах за Лунной Базой-3, выглядевших так, словно они качаются от ветра, только никакого ветра там не было; войти в купол-пузырь подземного города; провести рукой по холодным частям наблюдательного мозга и почувствовать, как в нем щелкают быстрые мысли; войти в грубую пустыню под зеленоватым небом, обойти высокие стены Портового комплекса — монолитные, серо-голубые, построенные на бог-весть каких развалинах, войти в крепость, где в марсианском складе люди двигались, как призраки, ощутить фактуру стеклоновых стен, которые произвели сенсацию во всем мире; пройти ад меркурианского пекла, посмотреть на его цвета — пылающий, желтый, серо-коричневый и оранжевый, и, наконец, затеряться в Великом Ледовом Каньоне, где ледяной гигант сражается с огненным существом, и где каждое отделение запечатано и отделено, как в подводной лодке или транспортной ракете, и по тем же причинам; или пройтись, заложив руки за спину, посчитать цветные полосы на стенах, похожих на скалы, увидеть солнце или сверкающую звезду, поежиться, выпустить облачко пара и признать, что все эти места крайне удивительны, и фото тоже хороши.
После Галереи шли гравитационные комнаты, где человек поднимался по лестнице, пахнувшей свежеспиленным деревом. Наверху он мог выбрать любую гравитацию: лунную, марсианскую, меркурианскую — и спускаться обратно на небольшой воздушной подушке, вроде лифта, познав на миг ощущение переноса своего тела в выбранный мир. Платформа опустилась, посадка приглушена… будто упал в сено или в перину.
Дальше идут латунные перила высотой по пояс. Они идут вокруг Фонтана Миров. Наклонись и смотри…
Вычерпанные из света бездонные сферы мрака…
Это планетарий.
Миры в нем держатся на магнитных силовых линиях. Они движутся вокруг горящего лучистого шара — Солнца — и холодно сияют во мраке. Земля изумруд и бирюза. Венера — молочный янтарь. Марс — оранжевый шербет, Меркурий — масло, Нептун — свежеиспеченный хлеб.
В Фонтане Миров висели пища и богатство. Жаждущие и вожделеющие наклонялись над латунными перилами и смотрели. Это вызывало болезненные мечты.
Другие бросали взгляд и проходили мимо, чтобы увидеть реконструкцию декомпрессионной камеры на Лунной Базе-1 в натуральную величину, или услышать представителя промышленности, сообщающего малоизвестные факты насчет конструкций пресс-шлюзов и энергии, потребляемой воздушным насосом.
Можно было также проехаться через зал в карах по подвесной монорельсовой дороге, или посмотреть двадцатиминутный фильм. Можно было подняться на свежеобрушенную стену, скорее даже утес, в скейл-ботах и орудовать захватами-клешнями, какими пользуются на внеземных горных разработках.
Но алчные оставались на одном месте. Они стояли дольше, сменялись реже. Они были частью потока, образовывающего заводи…
— Думаешь направиться куда-нибудь?
Мальчик повернул голову, покачнувшись на костылях, и посмотрел на обратившегося к нему полковника. Офицер был высокого роста, с загорелыми руками и лицом, с темными глазами; маленькие усики и тонкая коричневая дымящаяся трубка больше всего бросались в глаза после свежей, хорошо сшитой формы.
— Почему? — спросил мальчик.
— Ты как раз в том возрасте, когда планируют будущее. Карьеру надо нанести на карту заранее. В тринадцать лет человек уже может промахнуться, если он не думает о будущем.
— Я читаю литературу…
— Без сомнения. В твоем возрасте все читают. Но сейчас ты видишь модели и думаешь, что это модели настоящего. Но между ними и настоящим большая разница, громадная. И ты не поймешь этого, читая буклеты.
Наверху прошуршал монорельсовый кар. Офицер показал на него трубкой.
— Даже это — не та машина, что едет над Великим Ледовым Каньоном, заметил он.
— Тогда это недостатки тех, кто пишет буклеты, — сказал мальчик. Любой человеческий опыт должен быть описан и интерпретирован достаточно хорошим писателем.
Офицер искоса взглянул на него.
— Повтори-ка это еще раз, сынок.
— Я сказал, что если ваши буклеты не дают того, чего вы от них хотите, то это не вина исходного материала.
— Сколько тебе лет?
— Десять.
— Ты чертовски умен для такого возраста.
Мальчик пожал плечами, поднял костыль и показал им в направлении Галереи.
— Хороший художник мог бы сделать вам в пятьдесят раз лучшую работу, чем эти большие глянцевые фото.
— Это очень хорошие фотографии.
— Конечно, хорошие. Отличные. И, вероятно, дорогие. Но любая из этих сцен у настоящего художника была бы бесценной.
— Пока что здесь нет места художникам. Сначала идут землекопы, а культура потом.
— А почему бы не сделать наоборот? Выбрать нескольких художников — и они помогут вам найти кучу землекопов.
— Хм, — офицер был несколько озадачен, — интересная точка зрения. Не прогуляешься ли со мной немного? Посмотришь еще кое-какие достопримечательности.
— Что ж, — слегка заколебался мальчик, — почему бы и нет? Правда, прогуляться — не совсем подходящее слово.
Он снова качнулся на костылях, поравнялся с офицером, и они пошли мимо экспонатов.
Скейл-боты ползли по стене, цепляя клешнями.
— Устройство этих машин основано на структуре ног скорпиона?
— Да, — ответил офицер. — Один блестящий инженер украл этот трюк у Природы. Именно такого сорта мозги мы и стремимся привлечь.
Мальчик кивнул.
— Я жил в Кливленде. Там в низовьях реки пользовались одной штукой под названием Хоуп-конвейер для разгрузки судов с рудой. Его работа основана на принципе ноги кузнечика. Какой-то смышленый парень с таким мозгом, какой вы хотите привлечь, лежал однажды во дворе, обрывал ноги кузнечикам и вдруг его осенило: "Эй, — сказал он, — это может пригодиться!". Он разодрал еще несколько кузнечиков, и родился Хоуп-конвейер. Как вы сказали, он украл трюк, который природа потратила на существ, всего лишь скачущих по полям да жующих табак. Мой отец однажды взял меня в путешествие по реке, и я увидел эти конвейеры в действии. Это громадные металлические ноги с зазубренными концами, и они производят самый ужасный шум, какой я когда-либо слышал — словно призраки всех замученных кузнечиков. Боюсь, что у меня не тот род мозга, какой вы хотели бы привлечь.
— Да, — согласился офицер, — похоже, что у тебя мозг иного рода.
— Какого — иного?
— Такого, о котором ты говорил: тот, что будет видеть и интерпретировать, и сможет сказать людям здесь, дома, на что это похоже там.
— Вы взяли бы меня как хроникера?
— Нет, мы взяли бы тебя для другого. Но это не должно было бы остановить тебя. Сколько людей обращается к Мировым Войнам, чтобы написать военный роман? Сколько военных романов написано? А сколько из них хороших?
Очень мало. Ты мог бы начать свою подготовку с этого конца.
— Возможно, — согласился мальчик.
— Пойдем сюда? — спросил офицер.
Мальчик кивнул и пошел за ним в коридор, а затем в лифт.
Лифтер закрыл дверь и спросил, куда их отвезти.
— На нижний балкон, — сказал офицер.
Едва заметное ощущение движения, затем дверь открылась. Они оказались на узком балконе, идущем вдоль края крыши. Он был закрыт стеклоном, который тускло светился.
Под ними лежали огороженные площадки и часть поля.
— Несколько машин скоро взлетят, — сказал офицер. — Я хочу, чтобы ты увидел, как они поднимаются в кольцах огня и дыма.
— Кольца огня и дыма, — улыбаясь, повторил мальчик. — Я видел эту фразу в куче ваших буклетов. Вы по-настоящему поэтичны, сэр.
Офицер не ответил. Ни одна из металлических башен не шевелилась.
— Вообще-то, они далеко не ходят, — заметил, наконец, полковник. Они только перевозят материалы и персонал орбитальных станций. Настоящие большие корабли здесь никогда не садятся.
— Да, я знаю. Это верно, что один парень совершил на вашей выставке самоубийство этим утром?
— Нет, — сказал офицер, не глядя на него. — Это был несчастный случай. Он шагнул в помещение с марсианской гравитацией до того, как платформа оказалась на месте, и была установлена воздушная подушка. И упал в шахту.
— Почему же не закрыли этот отдел выставки?
— Потому что вся защитная аппаратура функционировала нормально.
Предупреждающая световая сигнализация и охранные перила работали.
— Тогда почему же вы назвали это несчастным случаем?
— Потому что он не оставил записки. Вот! Смотри, сейчас одна поднимется. Он помахал трубкой.
Бурлящий пар появился у основания у одного из стальных сталагмитов. В центре этого облака вспыхнул свет. Затем внизу загорелось сияние, и волна дыма растеклась по полю и поднялась высоко в воздух.
Но не выше корабля… потому что он теперь двигался.
Почти незаметно корабль поднимался над грунтом. Вот сейчас движение стало уже заметным…
И вдруг он оказался высоко в воздухе, в громадном потоке пламени.
Он был как фейерверк, потом стал вспышкой, и, наконец, звездой, быстро удаляющейся от них.
— Ничего похожего на ракету в полете, — сказал офицер.
— Да, вы правы.
— Ты хотел бы следовать за ним? Следовать за этой звездой?
— Да. Когда-нибудь я так и сделаю.
— Мое обучение было очень тяжелым, а сейчас требования стали даже более суровыми. — Они проследили, как взлетели еще два корабля.
— Когда вы в последний раз летали? — спросил мальчик.
— Не так давно…
— Я, пожалуй, пойду. Мне еще надо сделать письменную работу для школы, сказал мальчик.
— Возьми несколько наших новых буклетов.
— Спасибо, я все их собираю.
— До свидания. Спасибо, парень.
— До свидания! Спасибо за показ.
Мальчик пошел обратно к лифту. Офицер остался на балконе, пристально глядя вдаль. Трубка его давно погасла.
***
Свет, движущиеся, борющиеся фигуры.
Затем темнота.
— О, сталь! Такая боль, точно вошли лезвия! У меня много ртов, и все они блюют кровью!
Тишина.
Затем аплодисменты.
Глава 4
…плоское, прямое, унылое. Это Винчестерский кафедральный собор, как говорит путеводитель. "Своими колоннами от пола до потолка, так похожими на громадные древесные стволы, он добивается жесткого контроля над пространством. Потолок плоский. Каждый пролет между колоннами сам по себе олицетворяет уверенность и стабильность. Собор как бы отражает дух Вильгельма Завоевателя. Презрение к сложности и страстная преданность миру иному создает соответствующую обстановку для некоторых легенд Мэлори…"
— Обратите внимание на украшенные зубцами капители, — заметил экскурсовод. — Своей примитивной резьбой они предваряют то, что позднее станет общим мотивом…
— Фу! — фыркнул Рэндер, но тихо, потому что находился в храме с группой.
— Ш-ш-ш! — зашипела на него Джилл де Вилл (Фатлак — вот ее настоящая последняя фамилия).
Но Рэндер был так же поражен, как и утомлен. Хоть он и снимал шляпу перед хобби Джилл, но оно так действовало на его рефлексы, что он предпочел бы сидеть под восточным приспособлением, капавшим воду на голову, чем ходить по аркадам и галереям, переходам и туннелям и, задыхаясь, подниматься по высоким лестницам башен.
Так что он водил глазами по всему, сжигая все это, закрывал глаза и строил все заново из дымящегося пепла памяти, чтобы позднее изобразить в видении пациентки, могущей увидеть все это только таким образом. Этот собор был ему менее неприятен, чем другие здания. Да, он должен принести его ей.
Камера в его мозгу фотографировала все окружающее, пока Рэндер, перекинув плащ через руку, шел с другими, а его пальцы нервно тянулись за сигаретой. Он удерживался от открытого игнорирования гида, понимая, что это было бы верхом всех возможных форм протеста. Так что он шел по Винчестеру и думал о двух последних сеансах с Элиной Шэлотт.
Он снова бродил с ней.
"…Где пантера ходит туда-сюда по ветке дерева…"
Они бродили.
"…Где олень яростно поворачивается к охотнику…"
Они остановились, когда она подняла руки к вискам, раздвинула пальцы и искоса взглянула на него. Губы ее разжались, как если бы она хотела спросить.
— Олени, — сказал он.
Она кивнула, и олень подошел. Она ощупала его ноги, уши, похлопала по морде.
— Да, — сказала она.
Олень повернулся и пошел прочь, а пантера прыгнула ему на спину и вцепилась в горло.
Элина видела, как олень дважды ударил огромную кошку рогами, а затем умер.
"…Где гремучая змея греется на солнце, растянувшись на камне…"
Элина смотрела, как змея свивалась и ударяла. Затем она ощупала погремушки на хвосте змеи и повернулась к Рэндеру.
— Зачем эти вещи?
— Вы должны знать не только идиллию, — ответил он и указал:
"…Где аллигатор спит рядом с заболоченным заливом…"
Она коснулась плоской кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19