Он сгибает пальцы.
- А человеческие ноги медлительны и подвержены утомлению. Да будут те, что он имел, заменены на неустающий металл.
Когда Оаким приходит в себя второй раз, он стоит на серебряных колоннах. Язык Анубиса мечется меж клыков:
- Положи правую руку в огонь, - говорит он, пока та не достигает огненной красноты. Мертвые ведут свои мертвые разговоры и пьют вино, не ощущая его вкуса, и обнимают друг друга без удовольствия. Рука накаляется добела.
- Теперь, - говорит Анубис, - возьми свою мужскую плоть в правую руку и сожги ее.
Оаким облизывает губы.
- Хозяин...
- Выполняй!
Он делает это и падает без сознания. Когда он вновь приходит в себя и смотрит вниз, то весь он из мерцающего серебра, бесполый и сильный. Он касается своего лба и слышит звон металла о металл.
- Как ты себя чувствуешь, Оаким? - спрашивает Анубис.
- Я не знаю, - отвечает он, и голос его странен и резок.
Анубис щелкает пальцами, и ближняя сторона хирургической машины становится зеркалом.
- Взгляни на себя.
Оаким смотрит на свою голову - блестящее яйцо, на свои глаза - желтые линзы, на свою грудь - мерцающий бочонок.
- Люди могут начинать и заканчивать существование разными путями, - говорит Анубис. - Некоторые могут начинать как машины и понемногу добывать себе человечность. Другие могут заканчивать как машины, теряя человечность понемногу в течение жизни. Потерянное всегда можно вернуть, приобретенное всегда можно потерять. Что ты такое, Оаким, человек или машина?
- Я не знаю.
- Тогда позволь мне запутать тебя еще сильнее.
Анубис щелкает пальцами, руки и ноги Оакима отваливаются и падают. Его металлический торс грохочет о камень и катится к подножию трона.
- Теперь ты не можешь двигаться, - говорит Анубис. Он дотрагивается ногой до крошечного выключателя на затылке Оакима.
- Теперь у тебя отсутствуют все чувства, кроме слуха.
- Да, - отвечает Оаким.
- Сейчас к тебе подключается кабель. Ты не чувствуешь ничего, но сознание твое открывается и ты становишься частью машины, которая контролирует и поддерживает весь этот мир. Теперь смотри на него на весь!
- Я смотрю, - отвечает он, проникая мыслью в каждую комнату, коридор и зал этого мертвого, никогда не знавшего жизни мира, который никогда не был миром, - мира, не рожденного из огня творения и звездной материи, а выкованного и сочлененного, склепанного и сплавленного, одетого не в моря и землю, воздух и жизнь, а в масла и металлы, камень и поля энергии, мира, отделенного от всего и подвешенного в ледяной пустоте, которую никогда не согревало солнце; он осознает все расстояния, силы и напряжения, все пространства и переходы, и все бессчетные и безмолвные сонмы мертвых проходят перед ним. Он не чувствует своего тела, механического и разъятого. Он знает только волны энергии, что текут сквозь Дом Мертвых, и он течет вместе с ними и сознает все бесцветные цвета конечностной перцепции... Затем вновь слышит он голос Анубиса:
- Теперь ты знаешь каждую тень в Доме Мертвых...
- Да.
- Взгляни же на то, что лежит за его пределами! Звезды, звезды, рассеянные звезды, и тьма между ними.
Они вздрагивают и искажаются, вспыхивают и изгибаются, и мчатся к нему, и проносятся мимо. Они сияют глазами ангелов, они и близко, и далеко, - в вечности, сквозь которую он движется. Но нет здесь реального времени и реального движения, лишь само пространство меняется вокруг - него. Пылающий жертвенник голубого солнца мгновение парит рядом с ним, и затем опять все вокруг становится тьмой, и снова звезды, звезды, рассеянные звезды...
Он подходит к миру, который никогда не был миром, чьи цвета - лимонный, лазурный и зеленый - о, какой зеленый!.. Изумрудная корона окружает его.
- Смотри, вот Дом Жизни, - говорит откуда-то Анубис.
И он смотрит. Дом Жизни теплый, ярко сияющий и живой. Он ощущает жизненность.
- Осирис правит здесь.
И он смотрит на огромную птичью голову на человеческих плечах, на яркие желтые глаза, живые, такие живые; и создание это стоит перед ним на бесконечной равнине живой зелени и держит Посох Жизни в одной руке и Книгу Жизни в другой. Лучистое тепло исходит от него. И опять доносится откуда-то голос:
- Дом Жизни и Дом Мертвых ограничивают Средние Миры.
...Приходит ощущение полета, головокружительного падения, и Оаким снова смотрит на звезды, но теперь они цепко держат друг друга, опутанные силовыми линиями - блистающими и меркнущими, видимыми и невидимыми, приходящими ниоткуда и уходящими в никуда.
- Теперь ты видишь Средние Миры Жизни... - говорит Анубис.
И миры катятся перед ним как диковинные мраморные шары, все разные, покрытые письменами материков или сверкающе-гладкие и раскаленные.
- ...заключенные в пространстве между двумя единственно истинными полюсами...
- Полюсами? - повторяет металлическая голова, которая есть сейчас Оаким.
- Домом Жизни и Домом Мертвых. Средние Миры движутся вокруг своих солнц, но все вместе идут они путями Жизни и Смерти.
- Я не понимаю, - говорит Оаким.
- Конечно, не понимаешь. Что является одновременно величайшим благословением и величайшим проклятием Вселенной?
- Я не знаю.
- Жизнь, - говорит Анубис, - и смерть.
- Не понимаю, - отвечает Оаким - ты сказал «величайшим». Ты требовал одного ответа. Однако назвал две вещи.
- Вот как? - усмехается Анубис - В самом деле? Только потому, что я использовал два слова, получается, что я назвал две различные вещи? Разве вещь не может иметь более одного имени? Возьми, к примеру, себя. Что ты такое?
- Я не знаю.
- Твой ответ может стать началом мудрости. Ты столь же легко можешь быть как машиной, которую я решил на время поместить в человека, а теперь вернул в металлическую оболочку, так и человеком, которого я решил поместить в машину.
- Тогда в чем тут разница?
- Ни в чем. Нет никакой разницы. Да ты и не смог бы ее увидеть. Ты не можешь помнить. Скажи мне, ты жив?
- Да.
- Почему же?
- Я мыслю. Я слышу твой голос. У меня есть воспоминания. Я могу говорить.
- И какое из этих качеств есть жизнь? Вспомни, что ты не дышишь, что твоя нервная система - это металлические нити и что я сжег твое сердце. Вспомни еще, что у меня есть машины, которые умнее тебя, больше помнят, лучше говорят. Что же тогда оправдывает твое утверждение? Ты говоришь, что слышишь мой голос? Хорошо. Я отключу и твой слух. Следи внимательно, перестанешь ли ты существовать.
...Снежинка, опускающаяся в колодец, колодец без воды, без стен, без низа, без верха. Теперь вычтем снежинку и рассмотрим падение...
Через безвременный промежуток времени голос Анубиса возвращается:
- Знаешь, ли ты теперь различие между жизнью и смертью?
- «Я» - вот что такое жизнь, - произносит Оаким. - Что бы ты ни дал мне и ни взял у меня, если «я» остается, то это - жизнь.
- Спи, - говорит Анубис... И - нет больше ничего, что слышало бы его там, в Доме Мертвых.
Когда Оаким просыпается, он лежит на столе рядом с троном и вновь может видеть, и он смотрит на танец мертвых и слышит музыку, под которую они танцуют.
- Ты был мертв? - спрашивает Анубис.
- Нет, - говорит Оаким. - Я спал.
- В чем разница?
- «Я» еще существовало, хотя я и не знал об этом.
Анубис смеется.
- А если бы я никогда не разбудил тебя?
- Тогда это, наверное, была бы смерть.
- Смерть? Только если бы я не захотел использовать свою силу, чтобы разбудить тебя? Даже несмотря на то, что сила эта всегда оставалась бы при мне, а твое «я» всегда было бы пригодно для пробуждения?
- Если бы ты не пробудил меня и мое «я» всегда оставалось лишь возможностью, то это была бы смерть.
- Минуту назад ты сказал, что сон и смерть - разные вещи. Значит, различие между ними определяется периодом времени?
- Нет, - говорит Оаким, - дело не в этом. После сна приходит бодрствование, и все это время я существую, я знаю это. Когда я не знаю ничего.
- Значит, жизнь есть ничто!
- Нет.
- Тогда жизнь есть существование? Как у этих мертвых?
- Нет, - говорит Оаким. - Она есть знание о существовании, по крайней мере, время от времени.
- Процесс чего же она есть?
- Процесс моего «я», - говорит Оаким.
- А что такое «Я»? Кто ты?
- Я - Оаким.
- Это имя дано тебе мной совсем недавно. Чем ты был до этого?
- Не Оакимом.
- Мертвым?
- Нет! Живым! - кричит Оаким.
- Не повышай голос в моем Доме, - говорит Анубис - Ты не знаешь, что ты или кто ты, ты не знаешь различия между существованием и несуществованием, однако осмеливаешься спорить со мной о жизни и смерти! Теперь я не буду спрашивать, я буду рассказывать тебе. Я расскажу тебе и о жизни и о смерти...
Жизни слишком много и жизни не хватает, - начинает он, - и то же самое справедливо и для смерти. Сейчас это перестанет казаться парадоксом.
Дом Жизни находится так далеко отсюда, что луч света, покинувший его в тот день, когда ты вошел сюда, еще не миновал даже ничтожной части расстояния, разделяющего нас. Между нами лежат Средние Миры. Они движутся в потоках Жизни-Смерти, что текут между моим Домом и Домом Осириса. Когда я говорю «текут», я не имею в виду, что они ползут, словно жалкий луч света. Скорее, они катятся, как волны океана, у которого лишь два берега. Мы можем поднять волны всюду, где нам будет угодно, но сам океан никогда не выйдет из берегов. Что это за волны?
Некоторые миры переполнены жизнью. Жизнью ползающей, множащейся, плодящейся без меры, - слишком милосердные, без меры развившие науки, сохраняющие людям жизнь - миры, которые топят себя в собственном семени, миры, заполняющие все свои земли толпами беременных женщин - и потому идущие к смерти под тяжестью собственной плодовитости. Есть миры холодные, бесплодные и жестокие, миры, перемалывающие жизнь, как зерно. Даже с модификациями тела и меняющими мир машинами имеется всего несколько сот миров, которые могут быть заселены шестью разумными расами. Жизнь очень нужна на худших из них. На лучших она может стать ужасным даром. Когда я говорю, что жизнь нужна или не нужна, я тем самым утверждаю, что нужна или не нужна смерть, и говорю я не о двух разных вещах, а об одной и той же. Осирис и я - бухгалтеры. Мы сводим баланс. Мы поднимаем волны или заставляем их вернуться в океан. Может ли жизнь сама ограничивать себя? Нет. Она есть бессмысленное стремление двоих стать бесконечностью. Может ли смерть сама ограничить себя? Никогда. Ибо она - столь же бессмысленное усилие нуля поглотить бесконечность.
Но кто-то должен стоять и над жизнью, и над смертью, - говорит Анубис, - иначе плодородные миры возвышались бы и падали, возвышались и падали, раскачиваясь между империей и анархией, чтобы затем окончательно погибнуть. Холодные же миры были бы проглочены нулем. Жизнь не может удерживать себя в предназначенных ей границах. Следовательно, она должна быть удержана теми, кто стоит над жизнью и смертью. Осирис и я владеем Средними Мирами. Мы управляем ими, и мы возвышаем и подавляем их, как захотим. Теперь ты видишь, Оаким? Ты начинаешь понимать?
- Вы ограничиваете жизнь? Вы присылаете смерть?
- Достаточно на время стерилизовать одну или все шесть разумных рас на любом из миров, когда это необходимо. Мы можем манипулировать продолжительностью жизни и, если понадобится, - уничтожать ее избыток.
- Как?
- Огонь. Голод. Чума. Война.
- А холодные, жестокие миры? Как с ними?
- Можно дать им повышенную рождаемость и вмешиваться в продолжительность жизни. Сразу после смерти обитатели этих миров попадают в Дом Жизни, а не сюда. Там их или обновляют, или же расчленяют и используют для создания новых индивидов, которые могут и не иметь человеческого сознания.
- А другие мертвые?
- Дом Мертвых - это кладбище всех шести рас. На Средних Мирах есть подобия кладбищ, но единственное настоящее - здесь. Иногда Дом Жизни посылает к нам за телами или частями тел. Случалось, что и они отправляли нам свои излишки.
- Это трудно понять. Это кажется жестоким и грубым...
- Это жизнь и смерть. Это - величайшее благословение и величайшее проклятие Вселенной. Тебе незачем понимать. Твое понимание или непонимание, твое одобрение или неодобрение ничего не изменят.
- А как получилось, что вы, Анубис и Осирис, властвуете над этим?
- Есть вещи, которые тебе не положено знать.
- Но почему Средние Миры приемлют вашу власть над собой?
- Они живут с ней и с ней умирают. Она выше их возражений, ибо она необходима для самого их существования. Наша воля стала естественным законом, она совершенно беспристрастна и применяется в равной степени ко всем, кто подвластен нам.
- Есть и такие, кто неподвластен?
- Ты узнаешь об этом больше, когда я захочу рассказать тебе, - не сейчас. Я сделал тебя машиной, Оаким. Теперь я сделаю тебя человеком. Кто сможет сказать, кем ты был вначале? Если бы я стер твои воспоминания до этого момента и затем вновь воплотил тебя, ты мог бы вспомнить только, что начинал как машина.
- Ты так и сделаешь?
- Нет. Я оставлю твои воспоминания. Они понадобятся, когда я назначу тебе новые обязанности. Если, конечно, назначу...
Анубис воздевает руки и сдвигает ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
- А человеческие ноги медлительны и подвержены утомлению. Да будут те, что он имел, заменены на неустающий металл.
Когда Оаким приходит в себя второй раз, он стоит на серебряных колоннах. Язык Анубиса мечется меж клыков:
- Положи правую руку в огонь, - говорит он, пока та не достигает огненной красноты. Мертвые ведут свои мертвые разговоры и пьют вино, не ощущая его вкуса, и обнимают друг друга без удовольствия. Рука накаляется добела.
- Теперь, - говорит Анубис, - возьми свою мужскую плоть в правую руку и сожги ее.
Оаким облизывает губы.
- Хозяин...
- Выполняй!
Он делает это и падает без сознания. Когда он вновь приходит в себя и смотрит вниз, то весь он из мерцающего серебра, бесполый и сильный. Он касается своего лба и слышит звон металла о металл.
- Как ты себя чувствуешь, Оаким? - спрашивает Анубис.
- Я не знаю, - отвечает он, и голос его странен и резок.
Анубис щелкает пальцами, и ближняя сторона хирургической машины становится зеркалом.
- Взгляни на себя.
Оаким смотрит на свою голову - блестящее яйцо, на свои глаза - желтые линзы, на свою грудь - мерцающий бочонок.
- Люди могут начинать и заканчивать существование разными путями, - говорит Анубис. - Некоторые могут начинать как машины и понемногу добывать себе человечность. Другие могут заканчивать как машины, теряя человечность понемногу в течение жизни. Потерянное всегда можно вернуть, приобретенное всегда можно потерять. Что ты такое, Оаким, человек или машина?
- Я не знаю.
- Тогда позволь мне запутать тебя еще сильнее.
Анубис щелкает пальцами, руки и ноги Оакима отваливаются и падают. Его металлический торс грохочет о камень и катится к подножию трона.
- Теперь ты не можешь двигаться, - говорит Анубис. Он дотрагивается ногой до крошечного выключателя на затылке Оакима.
- Теперь у тебя отсутствуют все чувства, кроме слуха.
- Да, - отвечает Оаким.
- Сейчас к тебе подключается кабель. Ты не чувствуешь ничего, но сознание твое открывается и ты становишься частью машины, которая контролирует и поддерживает весь этот мир. Теперь смотри на него на весь!
- Я смотрю, - отвечает он, проникая мыслью в каждую комнату, коридор и зал этого мертвого, никогда не знавшего жизни мира, который никогда не был миром, - мира, не рожденного из огня творения и звездной материи, а выкованного и сочлененного, склепанного и сплавленного, одетого не в моря и землю, воздух и жизнь, а в масла и металлы, камень и поля энергии, мира, отделенного от всего и подвешенного в ледяной пустоте, которую никогда не согревало солнце; он осознает все расстояния, силы и напряжения, все пространства и переходы, и все бессчетные и безмолвные сонмы мертвых проходят перед ним. Он не чувствует своего тела, механического и разъятого. Он знает только волны энергии, что текут сквозь Дом Мертвых, и он течет вместе с ними и сознает все бесцветные цвета конечностной перцепции... Затем вновь слышит он голос Анубиса:
- Теперь ты знаешь каждую тень в Доме Мертвых...
- Да.
- Взгляни же на то, что лежит за его пределами! Звезды, звезды, рассеянные звезды, и тьма между ними.
Они вздрагивают и искажаются, вспыхивают и изгибаются, и мчатся к нему, и проносятся мимо. Они сияют глазами ангелов, они и близко, и далеко, - в вечности, сквозь которую он движется. Но нет здесь реального времени и реального движения, лишь само пространство меняется вокруг - него. Пылающий жертвенник голубого солнца мгновение парит рядом с ним, и затем опять все вокруг становится тьмой, и снова звезды, звезды, рассеянные звезды...
Он подходит к миру, который никогда не был миром, чьи цвета - лимонный, лазурный и зеленый - о, какой зеленый!.. Изумрудная корона окружает его.
- Смотри, вот Дом Жизни, - говорит откуда-то Анубис.
И он смотрит. Дом Жизни теплый, ярко сияющий и живой. Он ощущает жизненность.
- Осирис правит здесь.
И он смотрит на огромную птичью голову на человеческих плечах, на яркие желтые глаза, живые, такие живые; и создание это стоит перед ним на бесконечной равнине живой зелени и держит Посох Жизни в одной руке и Книгу Жизни в другой. Лучистое тепло исходит от него. И опять доносится откуда-то голос:
- Дом Жизни и Дом Мертвых ограничивают Средние Миры.
...Приходит ощущение полета, головокружительного падения, и Оаким снова смотрит на звезды, но теперь они цепко держат друг друга, опутанные силовыми линиями - блистающими и меркнущими, видимыми и невидимыми, приходящими ниоткуда и уходящими в никуда.
- Теперь ты видишь Средние Миры Жизни... - говорит Анубис.
И миры катятся перед ним как диковинные мраморные шары, все разные, покрытые письменами материков или сверкающе-гладкие и раскаленные.
- ...заключенные в пространстве между двумя единственно истинными полюсами...
- Полюсами? - повторяет металлическая голова, которая есть сейчас Оаким.
- Домом Жизни и Домом Мертвых. Средние Миры движутся вокруг своих солнц, но все вместе идут они путями Жизни и Смерти.
- Я не понимаю, - говорит Оаким.
- Конечно, не понимаешь. Что является одновременно величайшим благословением и величайшим проклятием Вселенной?
- Я не знаю.
- Жизнь, - говорит Анубис, - и смерть.
- Не понимаю, - отвечает Оаким - ты сказал «величайшим». Ты требовал одного ответа. Однако назвал две вещи.
- Вот как? - усмехается Анубис - В самом деле? Только потому, что я использовал два слова, получается, что я назвал две различные вещи? Разве вещь не может иметь более одного имени? Возьми, к примеру, себя. Что ты такое?
- Я не знаю.
- Твой ответ может стать началом мудрости. Ты столь же легко можешь быть как машиной, которую я решил на время поместить в человека, а теперь вернул в металлическую оболочку, так и человеком, которого я решил поместить в машину.
- Тогда в чем тут разница?
- Ни в чем. Нет никакой разницы. Да ты и не смог бы ее увидеть. Ты не можешь помнить. Скажи мне, ты жив?
- Да.
- Почему же?
- Я мыслю. Я слышу твой голос. У меня есть воспоминания. Я могу говорить.
- И какое из этих качеств есть жизнь? Вспомни, что ты не дышишь, что твоя нервная система - это металлические нити и что я сжег твое сердце. Вспомни еще, что у меня есть машины, которые умнее тебя, больше помнят, лучше говорят. Что же тогда оправдывает твое утверждение? Ты говоришь, что слышишь мой голос? Хорошо. Я отключу и твой слух. Следи внимательно, перестанешь ли ты существовать.
...Снежинка, опускающаяся в колодец, колодец без воды, без стен, без низа, без верха. Теперь вычтем снежинку и рассмотрим падение...
Через безвременный промежуток времени голос Анубиса возвращается:
- Знаешь, ли ты теперь различие между жизнью и смертью?
- «Я» - вот что такое жизнь, - произносит Оаким. - Что бы ты ни дал мне и ни взял у меня, если «я» остается, то это - жизнь.
- Спи, - говорит Анубис... И - нет больше ничего, что слышало бы его там, в Доме Мертвых.
Когда Оаким просыпается, он лежит на столе рядом с троном и вновь может видеть, и он смотрит на танец мертвых и слышит музыку, под которую они танцуют.
- Ты был мертв? - спрашивает Анубис.
- Нет, - говорит Оаким. - Я спал.
- В чем разница?
- «Я» еще существовало, хотя я и не знал об этом.
Анубис смеется.
- А если бы я никогда не разбудил тебя?
- Тогда это, наверное, была бы смерть.
- Смерть? Только если бы я не захотел использовать свою силу, чтобы разбудить тебя? Даже несмотря на то, что сила эта всегда оставалась бы при мне, а твое «я» всегда было бы пригодно для пробуждения?
- Если бы ты не пробудил меня и мое «я» всегда оставалось лишь возможностью, то это была бы смерть.
- Минуту назад ты сказал, что сон и смерть - разные вещи. Значит, различие между ними определяется периодом времени?
- Нет, - говорит Оаким, - дело не в этом. После сна приходит бодрствование, и все это время я существую, я знаю это. Когда я не знаю ничего.
- Значит, жизнь есть ничто!
- Нет.
- Тогда жизнь есть существование? Как у этих мертвых?
- Нет, - говорит Оаким. - Она есть знание о существовании, по крайней мере, время от времени.
- Процесс чего же она есть?
- Процесс моего «я», - говорит Оаким.
- А что такое «Я»? Кто ты?
- Я - Оаким.
- Это имя дано тебе мной совсем недавно. Чем ты был до этого?
- Не Оакимом.
- Мертвым?
- Нет! Живым! - кричит Оаким.
- Не повышай голос в моем Доме, - говорит Анубис - Ты не знаешь, что ты или кто ты, ты не знаешь различия между существованием и несуществованием, однако осмеливаешься спорить со мной о жизни и смерти! Теперь я не буду спрашивать, я буду рассказывать тебе. Я расскажу тебе и о жизни и о смерти...
Жизни слишком много и жизни не хватает, - начинает он, - и то же самое справедливо и для смерти. Сейчас это перестанет казаться парадоксом.
Дом Жизни находится так далеко отсюда, что луч света, покинувший его в тот день, когда ты вошел сюда, еще не миновал даже ничтожной части расстояния, разделяющего нас. Между нами лежат Средние Миры. Они движутся в потоках Жизни-Смерти, что текут между моим Домом и Домом Осириса. Когда я говорю «текут», я не имею в виду, что они ползут, словно жалкий луч света. Скорее, они катятся, как волны океана, у которого лишь два берега. Мы можем поднять волны всюду, где нам будет угодно, но сам океан никогда не выйдет из берегов. Что это за волны?
Некоторые миры переполнены жизнью. Жизнью ползающей, множащейся, плодящейся без меры, - слишком милосердные, без меры развившие науки, сохраняющие людям жизнь - миры, которые топят себя в собственном семени, миры, заполняющие все свои земли толпами беременных женщин - и потому идущие к смерти под тяжестью собственной плодовитости. Есть миры холодные, бесплодные и жестокие, миры, перемалывающие жизнь, как зерно. Даже с модификациями тела и меняющими мир машинами имеется всего несколько сот миров, которые могут быть заселены шестью разумными расами. Жизнь очень нужна на худших из них. На лучших она может стать ужасным даром. Когда я говорю, что жизнь нужна или не нужна, я тем самым утверждаю, что нужна или не нужна смерть, и говорю я не о двух разных вещах, а об одной и той же. Осирис и я - бухгалтеры. Мы сводим баланс. Мы поднимаем волны или заставляем их вернуться в океан. Может ли жизнь сама ограничивать себя? Нет. Она есть бессмысленное стремление двоих стать бесконечностью. Может ли смерть сама ограничить себя? Никогда. Ибо она - столь же бессмысленное усилие нуля поглотить бесконечность.
Но кто-то должен стоять и над жизнью, и над смертью, - говорит Анубис, - иначе плодородные миры возвышались бы и падали, возвышались и падали, раскачиваясь между империей и анархией, чтобы затем окончательно погибнуть. Холодные же миры были бы проглочены нулем. Жизнь не может удерживать себя в предназначенных ей границах. Следовательно, она должна быть удержана теми, кто стоит над жизнью и смертью. Осирис и я владеем Средними Мирами. Мы управляем ими, и мы возвышаем и подавляем их, как захотим. Теперь ты видишь, Оаким? Ты начинаешь понимать?
- Вы ограничиваете жизнь? Вы присылаете смерть?
- Достаточно на время стерилизовать одну или все шесть разумных рас на любом из миров, когда это необходимо. Мы можем манипулировать продолжительностью жизни и, если понадобится, - уничтожать ее избыток.
- Как?
- Огонь. Голод. Чума. Война.
- А холодные, жестокие миры? Как с ними?
- Можно дать им повышенную рождаемость и вмешиваться в продолжительность жизни. Сразу после смерти обитатели этих миров попадают в Дом Жизни, а не сюда. Там их или обновляют, или же расчленяют и используют для создания новых индивидов, которые могут и не иметь человеческого сознания.
- А другие мертвые?
- Дом Мертвых - это кладбище всех шести рас. На Средних Мирах есть подобия кладбищ, но единственное настоящее - здесь. Иногда Дом Жизни посылает к нам за телами или частями тел. Случалось, что и они отправляли нам свои излишки.
- Это трудно понять. Это кажется жестоким и грубым...
- Это жизнь и смерть. Это - величайшее благословение и величайшее проклятие Вселенной. Тебе незачем понимать. Твое понимание или непонимание, твое одобрение или неодобрение ничего не изменят.
- А как получилось, что вы, Анубис и Осирис, властвуете над этим?
- Есть вещи, которые тебе не положено знать.
- Но почему Средние Миры приемлют вашу власть над собой?
- Они живут с ней и с ней умирают. Она выше их возражений, ибо она необходима для самого их существования. Наша воля стала естественным законом, она совершенно беспристрастна и применяется в равной степени ко всем, кто подвластен нам.
- Есть и такие, кто неподвластен?
- Ты узнаешь об этом больше, когда я захочу рассказать тебе, - не сейчас. Я сделал тебя машиной, Оаким. Теперь я сделаю тебя человеком. Кто сможет сказать, кем ты был вначале? Если бы я стер твои воспоминания до этого момента и затем вновь воплотил тебя, ты мог бы вспомнить только, что начинал как машина.
- Ты так и сделаешь?
- Нет. Я оставлю твои воспоминания. Они понадобятся, когда я назначу тебе новые обязанности. Если, конечно, назначу...
Анубис воздевает руки и сдвигает ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19