Должен сказать, что все это очень интересно, но всерьез я не верю, что тут нечто большее, чем психологическая фантазия с вашей стороны. — Он улыбнулся своей трехчетвертной улыбкой. — А это стыдно, Ваша Светлость, потому что у вас ужасно живое воображение. Но я буду давать вам советы, насколько смогу. Обдумайте это, пока я не ушел. Вы сказали, что похищение принца Лита организовали вы. Правительство в конце концов решило, что это сделали неды. Скорее всего, они ответственны и за смерть Черджила... если он умер. Вы в вашем фантастическом мире, возможно, считаете себя виновными в этом? — Катам открыл дверь, кажется, удивился, что она не заперта, и вышел.
Эркор, герцогиня, Джон переглянулись.
— Итак, — сказал Эркор, — он согласен давать советы, но он нам не верит.
— Это лучше, чем ничего, — сказал Джон.
— Эркор, узнай, есть ли жизненная пена, и доставь немного как можно скорее, — сказала герцогиня.
Глава 2
Пятнадцать медяков по сотой части деньги были разложены квадратом минус один угол на перевернутом картонном ящике. Волосатый кулак шмякнул по поверхности, монеты подпрыгнули, и три человека стоявшие на коленях вокруг ящика, повалились назад.
— В чем дело? — спросил один, с курчавыми черными волосами.
— Эй, смотрите на меня! — ухмылка прорезала широкое лицо вмешавшегося, без шеи, с волосами и бровями цвета нечесаной пеньки, он откинул голову и захохотал, повторяя:
— Смотрите на меня!
— Ах, да брось ты! — жалобно сказал зеленоглазый веснушчатый парень, которого называли Креветкой. — Приставал бы к кому-нибудь твоего размера.
Приземистый торс Лога повернулся на тазовых костях и хлопнул себя по животу.
— Я пристаю... — он повернулся к третьему человеку, — к тебе!
Третий человек у ящика. Фургон, имел такое же физическое сложение, но волосы его напоминали черную проволоку, а лоб был еще ниже, чем у Лога.
— Оставь Фургона в покое, — сказал Креветка. — Вы хотели научить его этой игре.
— Он моего размера — проворчал Лог, хлопая Фургона по плечу.
— Оставь его в покое, Лог, — повторил Креветка. Лог снова ударил Фургона по плечу. Фургон неожиданно повернулся, мускулы на плечах и бедрах вздулись, он прыгнул на Лога и оба покатились по полу. Другие рекруты смотрели на них со своих коек, где они сидели и читали военные памфлеты. Семифутовый лесной страж отделился от стены и пошел к двум сцепившимся неандертальцам. Вой, еще вой — и вот Фургон и Лог качаются в воздухе, их воротники в кулаках лесного великана.
— Почему вы, обезьяны, не научились прилично подражать людям? — спросил страж.
Те только моргали и поджимали пальцы. Лесной страж выпустил их, и они шлепнулись на пол. Встряхнувшись, они разошлись и инцидент был забыт.
— Внимание! — сказал голос от двери.
Все вскочили, когда вошел офицер. За ним шли три новых рекрута: лесной страж с лысым черепом, темнокожий черноволосый паренек с зелеными глазами, как море, и необычно приземистый неандерталец, все время мигающий.
— Новички, — сказал офицер, — внимание! Торн 04?!
Лысый страж шагнул вперед.
— Тил 211!
Зеленоглазый шагнул вперед.
— Ког 019!
Вышел мигающий неандерталец.
— Вольно, парни! Не забудьте, ориентационное собрание через... — он взглянул на часы в потолке — одиннадцать минут. Как услышите гонг — бегом! — Офицер вышел.
Три новичка улыбнулись полудюжине людей, бегло оглядевших их.
— Привет.
Веснушчатый Креветка шагнул вперед.
— Кто-нибудь из вас интересуется игрой в удачу? Пошли со мной и познакомитесь кое с кем из парней. Меня зовут Арчибальд Сквеш. Это по-настоящему. Подумать только, — мать назвала ребенка Арчибальдом! Но вы можете звать меня Креветкой. — Он, казалось, обращался в основном к неандертальцу, и, наконец, полностью повернулся к нему. — Тебя звать Ког, верно? Ну, пойдем, сыграем.
Тил и Торн переглянулись и последовали за Креветкой и Когом туда, где другой человек укладывал монеты на перевернутый ящик. — Привет, Кудряш, — сказал Креветка. — Это Ког. Хочешь сыграть с ним, Кудряш. Правильно, Ког?
Его восторженное дружелюбие показалось Тилу натянутым. Но неандерталец осклабился и кивнул.
— Садись сюда, — Креветка положил руку на плечо Кога и заставил присесть на корточки возле ящика. — Вот, значит, как мы играем: устанавливаешь монеты квадратом с одним пустым углом. Берешь монетку в десятую часть деньги и бросаешь ее через верх ящика, чтобы она попала в этот угол, понял? С дальнего конца квадрата вылетят две монетки. Мы нумеруем монетки в дальнем конце — 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7 и ты делаешь ставку на две любые. Сейчас покажу: я ставлю на 2 и 6. Значит, ты получаешь мои полденьги, потому что выпала только половина моей ставки. Ну, хочешь попробовать?
— Э... ну... — Ког кивнул. — Как вы зовете эту игру?
— Слумат, бродяга. Двойная кость. Семерка — выбирай любое.
— Бродяга?..
— Бродяга, — повторил Креветка. — Теперь клади свои деньги. На какое ставишь?
— Ну... на 2 и 6.
Ког бросил. Две монеты вылетели, но не 2 и 6. Кудряш поднял банкноту Кога.
— О, игра не кончилась, — сказал Креветка. — Это просто первая проба. Сейчас мы все сыграем снова.
Смятые банкноты легли на верх ящика. Монета бросалась снова и снова.
На лице Кога выразилась растерянность, когда над импровизированным столом вдруг наклонился лысый лесной страж Торн и сказал ровным голосом:
— Как насчет того, чтобы дать шанс и мне?
Креветка поднял глаза и неловко сказал:
— Я как раз хотел предложить прекратить игру. То есть...
— Продолжай, — настойчиво сказал Торн. Его длинная рука протянулась над плечом Тила, темные пальцы сложили квадрат. Креветка и Кудряш с тревогой переглянулись.
— Вот деньги, — сказал Торн, кладя банкноту.
— Я, пожалуй, возьму свою бумажку прямо сейчас, — сказал Кудряш, но Креветка лягнул его из-за угла ящика, и протянувшаяся было рука Кудряша молниеносно втянулась обратно, как спущенная пружина.
— 3 и 5, — сказал Торн. Из квадрата вылетели 3 и 5. Торн взял банкноту.
— 2 и 6, — сказал он, выбирая угол вторым броском. Вылетели 2 и 6.
Торн снова смял банкноту.
— 2 и 4.
Щелчок — 2 и 4.
Торн подождал, пока они положили последние банкноты на его широченную ладонь, а затем выложил деньги перед Когом.
— Это твои, обезьяна, — сказал оп и пошел прочь. Креветка прошипел сквозь зубы:
— Чертовски большие парни, — пробормотал он, глядя вслед стражу. — Как они ото делают? Это совершенно честная игра, а они каждый раз выигрывают. — Он вдруг взглянул на Тила и улыбнулся. — Спорю, ты из материковой рыбачьей деревни.
— Верно, — сказал Тил. — Откуда ты знаешь?
— По глазам, — сказал Креветка. — Зеленые, как мои. Слушай, мы рыбаки, должны держаться вместе. Чего ради ты связался с армией?
Тил пожал плечами.
— А что еще делать?
— Это верно, — согласился Креветка. — Да, вот Кудряш, он фермер.
Кудряш, все еще думающий о своем проигрыше, проворчал.
— Какой я фермер? Я почти год провел в Адском Котле в банде недов?
— Верно-верно, — сказал Креветка. — Знаешь, это абсолютно честная игра, клянусь желтыми локонами Его Величества, по каким образом...
Воздух пробил удар гонга, и металлический голос ударил им в уши.
— Все новые рекруты идут к Звездному стадиону...
— Это мы, — сказал Креветка, и все они бросились к дверям.
Среди центральных зданий Тилфара, которыми быта ограничены действия рекрутов, было одно, погруженное в город, как опрокинутый пузырь. Оно могло вместить под своим куполом десять тысяч человек, но беспокойные солдаты заполнили только одну секцию.
На сияющем возвышении офицеры выглядели игрушечными. Один подошел к микрофону, кашлянул и, когда эхо прокатилось по арене, начал:
— За барьером у нас есть враг, враждебный всем принципам, которые человеческий род...
Тил сидел среди шестисот новобранцев и слушал. Затем у рекрутов было свободное время до следующего дня. Тил все еще держался с Креветкой и Кудряшом. Когда они возвращались в барак, он спросил:
— Как вообще работает эта игра?
Креветка пожал плечами.
— Точно не знаю. Но почему-то обезьяны как раз не имеют шанса. Нет, игра честная, но вот они выигрывают не больше, чем один раз из десяти. Обычные люди, вроде нас с тобой, делают как надо, а с практикой выигрывают чаще. А вот эти большие парни... просто забудь об игре, когда они поблизости. Ты разве не идешь с нами в барак? — они остановились у двери.
— Не-а, — сказал Тил, — я, пожалуй, пройдусь и посмотрю вокруг.
— Могу сказать тебе, что здесь не много увидишь, — сказал Креветка, — но дело твое. Увидимся позже.
Когда Тил ушел, Креветка пошел в барак, но Кудряш смотрел вслед Тилу, исчезавшему в полутьме.
— Чего ты ждешь? — спросил Креветка.
— Слушай, какого цвета глаза у этого парня?
— Зеленого. Чуть темнее моих.
— Я тоже так думал, а сейчас посмотрел, когда мы возвращались сюда, и они вовсе не зеленые.
— А какие же?
— В том-то и дело, что никакие. Просто дыры в голове.
— Ну, черт возьми, сейчас почти темно, ты просто не разглядел.
— Видел, и клянусь, за его веками ничего не было. Просто дыры.
— Вечерний воздух вреден тебе, парень, — сказал Креветка, покачивая головой. — Входи давай, и поиграем в честную игру «бродяга».
Тил шел по темнеющей дороге, он пошел по крутому переходу с одной спиральной дороги к другой и прошел над большинством окружающих здании. Только центральный дворец был заметно выше дороги. Когда дорога завилась вокруг темной башни, он смотрел на крыши меньших зданий Тилфара.
Внизу город вытянулся к равнинам, а равнины к горам, которые все еще слабо мерцали от радиационного барьера, идущего вдоль зубчатого края. Все это было знакомо Тилу. Ртутный свет вдруг замерцал и выбелил тени на перилах. Подняв глаза, Тил увидел ярдов в двадцати другого рекрута из разведки и узнал в нем лесного стража, который прибыл вместе с ним сегодня днем. Торн увидел его и помахал рукой.
— Как дела?
— Хорошо, — сказал Тил. — Ты тоже решил прогуляться?
Торн кивнул и посмотрел через ограду. Тил остановился рядом с ним и тоже наклонился над перилами. Ветер задирал верх их рукавов и дергал открытые воротники.
— Слушай, — сказал Тил, — как ты делаешь этот фокус с игрой?
— Ты не поймешь.
— Ну да! Думаю, что пойму! Попробуй.
Торн повернулся боком к перилам.
— Если ты действительно хочешь знать, то старайся думать: представь, что ты в Тороне и стоишь на тротуаре. Один из больших грузовиков Гидропоники Кошера идет вниз по улице, и мотор выключается примерно в четверти мили от конца квартала. Что произойдет?
— Покатится по инерции.
— Далеко?
Тил пожал плечами.
— Наверное, это зависит только от того, насколько он тяжел и насколько быстро ехал.
— Правильно. Но если бы ты переходил улицу, ты мог бы судить вполне точно, успеешь ли ты перейти, и даже определить место, где грузовик должен остановиться — как только увидишь, что он замедляет ход.
— Думаю, да.
— Ну, вот, и когда ты это делаешь то подсознательно решаешь задачу, для решения которой математик должен взять бумагу и карандаш, знать точно вес грузовика, скорость, коэффициент уменьшения скорости, трение, и тогда минуты через две он решит. А ты сделал это за полсекунды и с весьма неточной информацией, которую твои чувства успели собрать за долю секунды.
Тил улыбнулся.
— Да, поразительно. Но какое отношение это имеет к игре?
— Прямое. Ты и я рассчитаем и перейдем улицу, а обезьяна будет стоять на углу до тех пор, пока грузовик не остановится намертво, и только тогда перейдет улицу. Конечно, если ты научишь его математике, дашь ему бумагу, он высчитает это за то примерно время, что и всякий другой математик. Но он может просто глянуть на замедляющий ход грузовик и представить себе, где машина остановится.
— И все-таки, не вполне понимаю...
— Вот: смотри — путь, который вы, люди, точно представляете себе, только глянув на вещи, обезьяны постичь не могут, мы представляем себе вещи с одного взгляда, например, под каким углом и с какой силой бросить монету, чтобы выбить именно те монеты с дальнего конца квадрата слумата, какие мы хотим. Если ты можешь судить о направлении и скорости брошенной монеты, ты представишь себе эластичность игры и игру сил в матрице, и каким образом это сработает в конце.
— Я, кажется, понял, — сказал Тил.
— Я не могу объяснить тебе это математически, но и ты не можешь объяснить математически замедление своего грузовика.
— Пожалуй, нет, — Тил вдруг нахмурился. — Послушай, когда ты сказал «вы, люди» — это прозвучало так, будто это... не ты.
Торн засмеялся.
— Что ты хочешь сказать? Обезьяны часть вас, так же, как и вы, люди, часть нас.
— Вот-вот! Разве ты не слышишь, как ты это говоришь?
— Да, — сказал Торн, помолчав, — я слышу.
— Так вот, насчет игры. Может ли кто-нибудь из... нас, людей, сделать это, на что ты только что намекал?
Торн пожал плечами.
— Полагаю, какой-нибудь исключительный мозг может. По ведь, в сущности, это неважно.
— По-моему, важно. Мы, люди... — повторил Тил. — Как же вы себя называете, если не думаете о себе, как о людях?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Эркор, герцогиня, Джон переглянулись.
— Итак, — сказал Эркор, — он согласен давать советы, но он нам не верит.
— Это лучше, чем ничего, — сказал Джон.
— Эркор, узнай, есть ли жизненная пена, и доставь немного как можно скорее, — сказала герцогиня.
Глава 2
Пятнадцать медяков по сотой части деньги были разложены квадратом минус один угол на перевернутом картонном ящике. Волосатый кулак шмякнул по поверхности, монеты подпрыгнули, и три человека стоявшие на коленях вокруг ящика, повалились назад.
— В чем дело? — спросил один, с курчавыми черными волосами.
— Эй, смотрите на меня! — ухмылка прорезала широкое лицо вмешавшегося, без шеи, с волосами и бровями цвета нечесаной пеньки, он откинул голову и захохотал, повторяя:
— Смотрите на меня!
— Ах, да брось ты! — жалобно сказал зеленоглазый веснушчатый парень, которого называли Креветкой. — Приставал бы к кому-нибудь твоего размера.
Приземистый торс Лога повернулся на тазовых костях и хлопнул себя по животу.
— Я пристаю... — он повернулся к третьему человеку, — к тебе!
Третий человек у ящика. Фургон, имел такое же физическое сложение, но волосы его напоминали черную проволоку, а лоб был еще ниже, чем у Лога.
— Оставь Фургона в покое, — сказал Креветка. — Вы хотели научить его этой игре.
— Он моего размера — проворчал Лог, хлопая Фургона по плечу.
— Оставь его в покое, Лог, — повторил Креветка. Лог снова ударил Фургона по плечу. Фургон неожиданно повернулся, мускулы на плечах и бедрах вздулись, он прыгнул на Лога и оба покатились по полу. Другие рекруты смотрели на них со своих коек, где они сидели и читали военные памфлеты. Семифутовый лесной страж отделился от стены и пошел к двум сцепившимся неандертальцам. Вой, еще вой — и вот Фургон и Лог качаются в воздухе, их воротники в кулаках лесного великана.
— Почему вы, обезьяны, не научились прилично подражать людям? — спросил страж.
Те только моргали и поджимали пальцы. Лесной страж выпустил их, и они шлепнулись на пол. Встряхнувшись, они разошлись и инцидент был забыт.
— Внимание! — сказал голос от двери.
Все вскочили, когда вошел офицер. За ним шли три новых рекрута: лесной страж с лысым черепом, темнокожий черноволосый паренек с зелеными глазами, как море, и необычно приземистый неандерталец, все время мигающий.
— Новички, — сказал офицер, — внимание! Торн 04?!
Лысый страж шагнул вперед.
— Тил 211!
Зеленоглазый шагнул вперед.
— Ког 019!
Вышел мигающий неандерталец.
— Вольно, парни! Не забудьте, ориентационное собрание через... — он взглянул на часы в потолке — одиннадцать минут. Как услышите гонг — бегом! — Офицер вышел.
Три новичка улыбнулись полудюжине людей, бегло оглядевших их.
— Привет.
Веснушчатый Креветка шагнул вперед.
— Кто-нибудь из вас интересуется игрой в удачу? Пошли со мной и познакомитесь кое с кем из парней. Меня зовут Арчибальд Сквеш. Это по-настоящему. Подумать только, — мать назвала ребенка Арчибальдом! Но вы можете звать меня Креветкой. — Он, казалось, обращался в основном к неандертальцу, и, наконец, полностью повернулся к нему. — Тебя звать Ког, верно? Ну, пойдем, сыграем.
Тил и Торн переглянулись и последовали за Креветкой и Когом туда, где другой человек укладывал монеты на перевернутый ящик. — Привет, Кудряш, — сказал Креветка. — Это Ког. Хочешь сыграть с ним, Кудряш. Правильно, Ког?
Его восторженное дружелюбие показалось Тилу натянутым. Но неандерталец осклабился и кивнул.
— Садись сюда, — Креветка положил руку на плечо Кога и заставил присесть на корточки возле ящика. — Вот, значит, как мы играем: устанавливаешь монеты квадратом с одним пустым углом. Берешь монетку в десятую часть деньги и бросаешь ее через верх ящика, чтобы она попала в этот угол, понял? С дальнего конца квадрата вылетят две монетки. Мы нумеруем монетки в дальнем конце — 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7 и ты делаешь ставку на две любые. Сейчас покажу: я ставлю на 2 и 6. Значит, ты получаешь мои полденьги, потому что выпала только половина моей ставки. Ну, хочешь попробовать?
— Э... ну... — Ког кивнул. — Как вы зовете эту игру?
— Слумат, бродяга. Двойная кость. Семерка — выбирай любое.
— Бродяга?..
— Бродяга, — повторил Креветка. — Теперь клади свои деньги. На какое ставишь?
— Ну... на 2 и 6.
Ког бросил. Две монеты вылетели, но не 2 и 6. Кудряш поднял банкноту Кога.
— О, игра не кончилась, — сказал Креветка. — Это просто первая проба. Сейчас мы все сыграем снова.
Смятые банкноты легли на верх ящика. Монета бросалась снова и снова.
На лице Кога выразилась растерянность, когда над импровизированным столом вдруг наклонился лысый лесной страж Торн и сказал ровным голосом:
— Как насчет того, чтобы дать шанс и мне?
Креветка поднял глаза и неловко сказал:
— Я как раз хотел предложить прекратить игру. То есть...
— Продолжай, — настойчиво сказал Торн. Его длинная рука протянулась над плечом Тила, темные пальцы сложили квадрат. Креветка и Кудряш с тревогой переглянулись.
— Вот деньги, — сказал Торн, кладя банкноту.
— Я, пожалуй, возьму свою бумажку прямо сейчас, — сказал Кудряш, но Креветка лягнул его из-за угла ящика, и протянувшаяся было рука Кудряша молниеносно втянулась обратно, как спущенная пружина.
— 3 и 5, — сказал Торн. Из квадрата вылетели 3 и 5. Торн взял банкноту.
— 2 и 6, — сказал он, выбирая угол вторым броском. Вылетели 2 и 6.
Торн снова смял банкноту.
— 2 и 4.
Щелчок — 2 и 4.
Торн подождал, пока они положили последние банкноты на его широченную ладонь, а затем выложил деньги перед Когом.
— Это твои, обезьяна, — сказал оп и пошел прочь. Креветка прошипел сквозь зубы:
— Чертовски большие парни, — пробормотал он, глядя вслед стражу. — Как они ото делают? Это совершенно честная игра, а они каждый раз выигрывают. — Он вдруг взглянул на Тила и улыбнулся. — Спорю, ты из материковой рыбачьей деревни.
— Верно, — сказал Тил. — Откуда ты знаешь?
— По глазам, — сказал Креветка. — Зеленые, как мои. Слушай, мы рыбаки, должны держаться вместе. Чего ради ты связался с армией?
Тил пожал плечами.
— А что еще делать?
— Это верно, — согласился Креветка. — Да, вот Кудряш, он фермер.
Кудряш, все еще думающий о своем проигрыше, проворчал.
— Какой я фермер? Я почти год провел в Адском Котле в банде недов?
— Верно-верно, — сказал Креветка. — Знаешь, это абсолютно честная игра, клянусь желтыми локонами Его Величества, по каким образом...
Воздух пробил удар гонга, и металлический голос ударил им в уши.
— Все новые рекруты идут к Звездному стадиону...
— Это мы, — сказал Креветка, и все они бросились к дверям.
Среди центральных зданий Тилфара, которыми быта ограничены действия рекрутов, было одно, погруженное в город, как опрокинутый пузырь. Оно могло вместить под своим куполом десять тысяч человек, но беспокойные солдаты заполнили только одну секцию.
На сияющем возвышении офицеры выглядели игрушечными. Один подошел к микрофону, кашлянул и, когда эхо прокатилось по арене, начал:
— За барьером у нас есть враг, враждебный всем принципам, которые человеческий род...
Тил сидел среди шестисот новобранцев и слушал. Затем у рекрутов было свободное время до следующего дня. Тил все еще держался с Креветкой и Кудряшом. Когда они возвращались в барак, он спросил:
— Как вообще работает эта игра?
Креветка пожал плечами.
— Точно не знаю. Но почему-то обезьяны как раз не имеют шанса. Нет, игра честная, но вот они выигрывают не больше, чем один раз из десяти. Обычные люди, вроде нас с тобой, делают как надо, а с практикой выигрывают чаще. А вот эти большие парни... просто забудь об игре, когда они поблизости. Ты разве не идешь с нами в барак? — они остановились у двери.
— Не-а, — сказал Тил, — я, пожалуй, пройдусь и посмотрю вокруг.
— Могу сказать тебе, что здесь не много увидишь, — сказал Креветка, — но дело твое. Увидимся позже.
Когда Тил ушел, Креветка пошел в барак, но Кудряш смотрел вслед Тилу, исчезавшему в полутьме.
— Чего ты ждешь? — спросил Креветка.
— Слушай, какого цвета глаза у этого парня?
— Зеленого. Чуть темнее моих.
— Я тоже так думал, а сейчас посмотрел, когда мы возвращались сюда, и они вовсе не зеленые.
— А какие же?
— В том-то и дело, что никакие. Просто дыры в голове.
— Ну, черт возьми, сейчас почти темно, ты просто не разглядел.
— Видел, и клянусь, за его веками ничего не было. Просто дыры.
— Вечерний воздух вреден тебе, парень, — сказал Креветка, покачивая головой. — Входи давай, и поиграем в честную игру «бродяга».
Тил шел по темнеющей дороге, он пошел по крутому переходу с одной спиральной дороги к другой и прошел над большинством окружающих здании. Только центральный дворец был заметно выше дороги. Когда дорога завилась вокруг темной башни, он смотрел на крыши меньших зданий Тилфара.
Внизу город вытянулся к равнинам, а равнины к горам, которые все еще слабо мерцали от радиационного барьера, идущего вдоль зубчатого края. Все это было знакомо Тилу. Ртутный свет вдруг замерцал и выбелил тени на перилах. Подняв глаза, Тил увидел ярдов в двадцати другого рекрута из разведки и узнал в нем лесного стража, который прибыл вместе с ним сегодня днем. Торн увидел его и помахал рукой.
— Как дела?
— Хорошо, — сказал Тил. — Ты тоже решил прогуляться?
Торн кивнул и посмотрел через ограду. Тил остановился рядом с ним и тоже наклонился над перилами. Ветер задирал верх их рукавов и дергал открытые воротники.
— Слушай, — сказал Тил, — как ты делаешь этот фокус с игрой?
— Ты не поймешь.
— Ну да! Думаю, что пойму! Попробуй.
Торн повернулся боком к перилам.
— Если ты действительно хочешь знать, то старайся думать: представь, что ты в Тороне и стоишь на тротуаре. Один из больших грузовиков Гидропоники Кошера идет вниз по улице, и мотор выключается примерно в четверти мили от конца квартала. Что произойдет?
— Покатится по инерции.
— Далеко?
Тил пожал плечами.
— Наверное, это зависит только от того, насколько он тяжел и насколько быстро ехал.
— Правильно. Но если бы ты переходил улицу, ты мог бы судить вполне точно, успеешь ли ты перейти, и даже определить место, где грузовик должен остановиться — как только увидишь, что он замедляет ход.
— Думаю, да.
— Ну, вот, и когда ты это делаешь то подсознательно решаешь задачу, для решения которой математик должен взять бумагу и карандаш, знать точно вес грузовика, скорость, коэффициент уменьшения скорости, трение, и тогда минуты через две он решит. А ты сделал это за полсекунды и с весьма неточной информацией, которую твои чувства успели собрать за долю секунды.
Тил улыбнулся.
— Да, поразительно. Но какое отношение это имеет к игре?
— Прямое. Ты и я рассчитаем и перейдем улицу, а обезьяна будет стоять на углу до тех пор, пока грузовик не остановится намертво, и только тогда перейдет улицу. Конечно, если ты научишь его математике, дашь ему бумагу, он высчитает это за то примерно время, что и всякий другой математик. Но он может просто глянуть на замедляющий ход грузовик и представить себе, где машина остановится.
— И все-таки, не вполне понимаю...
— Вот: смотри — путь, который вы, люди, точно представляете себе, только глянув на вещи, обезьяны постичь не могут, мы представляем себе вещи с одного взгляда, например, под каким углом и с какой силой бросить монету, чтобы выбить именно те монеты с дальнего конца квадрата слумата, какие мы хотим. Если ты можешь судить о направлении и скорости брошенной монеты, ты представишь себе эластичность игры и игру сил в матрице, и каким образом это сработает в конце.
— Я, кажется, понял, — сказал Тил.
— Я не могу объяснить тебе это математически, но и ты не можешь объяснить математически замедление своего грузовика.
— Пожалуй, нет, — Тил вдруг нахмурился. — Послушай, когда ты сказал «вы, люди» — это прозвучало так, будто это... не ты.
Торн засмеялся.
— Что ты хочешь сказать? Обезьяны часть вас, так же, как и вы, люди, часть нас.
— Вот-вот! Разве ты не слышишь, как ты это говоришь?
— Да, — сказал Торн, помолчав, — я слышу.
— Так вот, насчет игры. Может ли кто-нибудь из... нас, людей, сделать это, на что ты только что намекал?
Торн пожал плечами.
— Полагаю, какой-нибудь исключительный мозг может. По ведь, в сущности, это неважно.
— По-моему, важно. Мы, люди... — повторил Тил. — Как же вы себя называете, если не думаете о себе, как о людях?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45