— Возможно, у меня бредовое состояние, и доктора, наверное, правы: шок, потом инъекция… Но заметь, как тихо вокруг. Словно мы единственные люди на земле. И живем в каком-то замкнутом сером пространстве: ни огней, ни красок. Доисторическое что-то… Помнишь древние верования? Прежде упорядоченного Космоса был Хаос. Земля обнимала Воды. Тьма не отделилась от Света. И ничто еще не имело имен и названий.
— У тебя есть имя, — мягко сказал Джек. — У Балды тоже. И у мисс Рейсс. И у Пауля Клее.
Вдвоем они вернулись на кухню. Марша вызвалась приготовить кофе; через минуту кофеварка деловито забулькала. Мисс Рейсс, сидя неестественно прямо за кухонным столом, сохраняла если не обиженное, то натянутое выражение лица — суровое и сосредоточенное. По-видимому, мысли ее блуждали в каких-то беспросветных далях. Кстати сказать, эта весьма решительного вида молодая женщина была некрасива. Землистого цвета волосы стянуты на затылке в тугой узел. Нос тонкий и острый; губы сжаты в одну жесткую линию. Мисс Рейсс производила впечатление женщины, с которой шутить не полагалось.
— О чем вы там шептались? — спросила она, помешивая кофе.
Гамильтон раздраженно ответил:
— О своих делах. А что?
— Ну, милый!.. — остановила его Марша.
Отбросив дипломатию, Джек уставился на мисс Рейсс и спросил в упор:
— Вы что, всегда такая? Ходите, суетесь в чужие дела?
Суровое лицо женщины не дрогнуло.
— Приходится быть осторожной, — пояснила она. — Сегодняшний несчастный случай лишнее тому подтверждение. Меня везде подстерегают всевозможные опасности…
Она тут же поправила себя:
— Следовало бы сказать «так называемый несчастный случай»!
— Подстерегают именно вас? — заинтересовался Джек.
Мисс Рейсс не ответила, она направила взгляд на Прыг-Балду. Порядком взъерошенный кот закончил ужин и теперь искал, рядом с кем бы поудобнее устроиться.
— Что с ним? — испуганно спросила мисс Рейсс. — Почему он так смотрит на меня?
— Все очень просто, — стала успокаивать ее Марша. — Вы ведь сидите.
А он хочет запрыгнуть к вам на колени и подремать.
Приподнявшись над стулом, мисс Рейсс напустилась на бедного Балду:
— Не подходи! Не прикасайся своими грязными лапами! — Гамильтону она доверительно сообщила:
— Все было бы не так ужасно, но у них ведь блохи. А у вашего вдобавок такая бандитская рожа… Он, по-видимому, ловит и жрет маленьких птичек?
— По шесть штук каждый день, — ответил Гамильтон, чувствуя, как кровь сильнее запульсировала в висках.
— Еще бы! — отпрянула мисс Рейсс от обескураженного столь непривычным обхождением Балды. — Я ведь вижу, он форменный убийца! Что ни говорите, а в городе должен существовать специальный закон касательно злых животных, Опасных в домашнем обиходе. Должны быть, по крайней мере, введены лицензии! О чем думают городские власти?..
— Если бы он довольствовался только птичками! — перебил ее Гамильтон, охваченный безжалостно-садистским азартом. — Он не гнушается хомяками и змеями, а сегодня утром приволок в пасти кролика!
— Дорогой, прошу тебя!.. — воскликнула Марша, видя, как остолбенело смотрит на Джека мисс Рейсс. — Не всем нравятся кошки. Ты не вправе требовать, чтоб другие разделяли твои вкусы.
— Ну а маленьких мышек? Лопает дюжинами! — злорадно добавил Гамильтон. — А то, что не успевает сожрать, тащит нам. Однажды утром, вы только представьте себе, притащил голову какой-то старушки! Истерический всхлип сорвался с тонких губ мисс Рейсс. Она беспорядочно замахала руками и засучила ногами. Гамильтон ощутил мгновенный укол жалости и стыда. Он открыл было рот, чтоб извиниться, но осуществить свое намерение не успел…
Откуда-то сверху, как из рога. изобилия, на голову посыпалась серо-зеленая саранча. Туча саранчи. Весь засыпанный гадкими кусающимися тварями, Гамильтон отчаянно барахтался, пытаясь выбраться на волю. Женщины и кот застыли, не веря собственным глазам. Наконец Джеку с горем пополам удалось выползти из-за стола. Он, вскрикивая, задыхаясь, кое-как стряхнул с себя насекомых и забился в угол.
— Боже милостивый! — прошептала потрясенная Марша, сторонясь трещавшей хитинами кучи.
— Что… это? — пролепетала мисс Рейсс, не сводя глаз с живого холмика копошащихся тел. — Эт-то… невозмож-но!
— Но это случилось, — стуча зубами, сказал Гамильтон.
— Но каким образом? Почему? — вопрошала Марша, когда все четверо, включая кота, выскочили из кухни. Подальше от расползавшейся во все стороны саранчи. — Такого просто не может произойти!
— Но тем не менее это очень вписывается… — через силу произнес Джек. — Помнишь осу? Мы не ошиблись: что-то вокруг изменилось. И все сводится к одному пока неизвестному знаменателю…
Глава 4
Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо. В доме наступило успокоение. Вся саранча уползла куда-то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, небольшой грузовик молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг-Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом. Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.
Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…
— Великий Боже, — проговорил он таинственным полушепотом, — сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.
Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало-помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.
Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:
— Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! — Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг-Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. — Господи, оцени ее слова по достоинству! — продолжал Джек, тщательно выбирая слова. — Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма… Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого-нибудь знака. Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически — тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.
Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую-то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же — негр.
— Хорошенький знак свыше, нечего сказать! — с сарказмом заметил Гамильтон. Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.
— Вы меня помните? Я — гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит…
— Вы тут ни при чем, — сказал Гамильтон. — Вам досталось наравне со всеми.
Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую. — Вы завтракали?
— Я не голоден, — ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. — Что вы сейчас делали? Молились?
— М… да, — признался Джек.
— Это ваш обычай?
— Нет… — Поколебавшись, он добавил:
— Я не молился лет с восьми.
Негр помолчал, раздумывая над чем-то, потом, спохватившись, представился:
— Меня зовут Билл Лоуз…
Они обменялись рукопожатием.
— Вы, кажется, все поняли! Когда догадались?
— Где-то со вчерашнего вечера.
— Что-нибудь произошло?
Гамильтон рассказал ему о дожде из саранчи и об укусе осы.
— Догадаться несложно. Солгал — был наказан. Перед тем сквернословил — значит, снова наказан. Причина и следствие. Все элементарно.
— А на молитву вы зря теряете время, — без обиняков заявил Лоуз. — Я пробовал. Все напрасно!
— О чем вы молились?
Лоуз с иронией ткнул себя в шею над воротом сорочки, в полоску черной кожи:
— Могли бы догадаться. Но все не так просто… Тут уж, наверное, судьба.
— В ваших словах изрядная доля горечи, — осторожно заметил Гамильтон.
— В свое время ее было гораздо больше. — Лоуз прошелся по гостиной.
— Извините, что я так бесцеремонно ворвался… Но дверь была не заперта, и я решил, что вы дома. Вы инженер-электронщик?
— Да.
Состроив гримасу, Лоуз протянул руку:
— Приветствую, коллега. Я выпускник университета. Квантовая физика.
Благодаря чему и получил работу гида. Большая конкуренция в наше время… Во всяком случае, мне так говорят.
— А вы как разобрались со всем этим? — Гамильтон повел вокруг рукой.
— С этим?.. — Лоуз пожал плечами. — Догадаться нетрудно.
Он вынул из кармана матерчатый узелок. Развязав его, он показал крохотную металлическую пластинку.
— Когда-то сестра заставляла меня это носить. Так и привык. Он бросил амулет Гамильтону. На пластинке еще не до конца стерлись слова веры и надежды. Возможно, тысячи рук ощупывали эти заклинания.
— Давайте, — усмехнулся Лоуз. — Воспользуйтесь им.
— Воспользоваться? — не понял Джек. — Откровенно говоря, это не мой стиль.
— Я по поводу вашей руки. — Лоуз сделал нетерпеливый жест. — Талисман ведь действует — теперь. Приложите к больному месту и увидите. Лучше снять повязку. При непосредственном контакте он работает лучше. Именно так я избавился от своих собственных травм.
Недоверчиво посматривая на Лоуза, Гамильтон содрал часть повязки.
Почерневшая плоть влажно блестела сукровицей под лучами солнца.
Поколебавшись, Джек осторожно приложил к ране холодный кусочек металла.
— Вот, уже пошло, — заметил Лоуз.
Отвратительная нагота поврежденных тканей стала бледнеть и покрываться розовой пленкой. Оранжевый глянец медленно обретал нормальный телесный цвет. Рана сузилась, перестала сочиться сукровица. Потом и вовсе затянулась. Только посредине осталась узкая белая полоска. Под кожей пропала болезненная пульсация.
— Вот видите! — победно ухмыльнулся Лоуз, протягивая руку за амулетом.
— А раньше он помогал?
— Да что вы!.. Никогда. Глупые старушечьи байки. — Он сунул амулет в карман. — Теперь попробую оставить на ночь несколько волосков в воде… Утром, конечно, будут черви. А хотите знать, как вылечить диабет? Надо взять половину сушеной жабы, смолоть как кофе, перемешать с молоком девственницы, завернуть в старую тряпку и обернуть шею больного.
— Вы хотите сказать…
— …что теперь подействует. Как до сих пор еще верят в глубинке. До сих пор старики ошибались, а мы были правы. Но теперь неправы мы. На пороге спальни появилась Марша. В халате, заспанная и непричесанная.
— О!.. — испуганно выдохнула она, завидев Лоуза. — Это вы! Как поживаете?
— Спасибо, хорошо, — ответил Лоуз.
Протирая глаза. Марша обернулась к мужу:
— Как спалось?
— Так… А что?
Что-то в ее голосе насторожило Джека.
— Сон видел?
Гамильтон задумался. Снилось нечто расплывчатое, рассказывать особо не о чем.
— Нет, — буркнул он.
Странное выражение появилось на угловатом лице Лоуза.
— Вы видели сны, миссис Гамильтон? Что именно?
— Самое странное, такое и сном-то не назовешь. Ничего не происходило.
Просто — было…
— Место, но не действие — так?
— Вот-вот. Грубо говоря, имело место что-то неизвестное. И мы в том числе.
— Мы все? — живо спросил Лоуз. — Все восемь?..
— Да, — кивнула Марша. — Все лежали там, где упали. В «Мегатроне».
Мы просто лежали. Без сознания. И даже, казалось, вне времени.
— А в углу, — спросил Лоуз, — происходит что-нибудь? Суетятся медики? Или ремонтники?..
— М-м… да, — подтвердила Марша. — Но они, скорее, недвижно присутствуют. Замерли, как статуи, на какой-то лестнице.
— Нет, они двигаются, — возразил Лоуз. — Мне тоже снилось подобное.
И я тоже сначала думал, что они неподвижны. Они двигаются, только очень медленно.
Наступило тягостное молчание.
Еще раз покопавшись в памяти, Джек нерешительно произнес:
— Теперь и я припоминаю… Это след травмы: мгновение шока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31