Завтра все мы станем честными торговцами, добропорядочными людьми… но в этот вечер… в этот вечер мы все еще бандиты. Выпьем за наши преступления. Выпьем за грабежи, убийства, за попойки и битвы, без которых жизнь была бы мрачной. Возможно, через какое-то время, окруженные слугами и женщинами, массирующими наши ноги, мы будем сожалеть о прошлом. Такова жизнь. Бедные, мы мечтаем стать знатными; став богатыми, тоскуем по былым подвигам. Выпьем за единственное, что у нас осталось: после пролитой крови и ран мы еще живы!
Радостными воплями встретили бандиты эту тираду. Все взяли пустые чаши и протянули их Нетубу.
— И ты тоже! — бросил молодой человек Ануне. Она выбрала кубок среди хаотически наваленных блюд и глиняных мисок.
Нетуб начал разливать вино — густое, неразбавленное. Ануна провела по губам кончиком языка: она умирала от жажды. И снова ощутила на них странный вкус, оставленный губами молодого бандита… и истина пронзила ей сердце.
Лак… Растительный лак, который Нетуб дал матери мальчиков в ночь, когда был отравлен Анахотеп! О боги! Перед ее глазами промелькнула вся сцена: обнаженные мальчики с зашитыми веками, их мать, дрожащая от страха — как бы солдаты фараона не забарабанили в дверь… Лак, предназначенный для того, чтобы предохранить рты и желудки детей, если Анахотеп захочет пить отравленное вино с их губ, как это часто бывало…
Ануна ухватилась за стол, чтобы не упасть. Ей все стало ясно. Нетуб выпил камедь, чтобы защитить себя от яда. Вино, так щедро разливаемое им, было смертельным. Он подготовился к убийству своих сообщников, чтобы завладеть их долей сокровищ. У него никогда и в мыслях не было делиться с кем-либо.
А она чуть было не попалась в его сети. Если бы он не допустил такой оплошности, не поцеловал ее, чтобы отмести все обвинения, она никогда не ощутила бы привкуса камеди на его губах. Она бы никогда не узнала…
Она, как и остальные, подняла свой кубок, все еще надеясь, что в последний момент Нетуб остановит ее. Перед тем как поднести его ко рту, она посмотрела молодому человеку в глаза, пытаясь увидеть в них что-то, но он одарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок… и долил вина в кубок.
— Выпьем! — произнес он, поднимая кувшин над своей головой так, чтобы струя вина лилась ему в рот и чтобы все это видели.
Ануна все же заметила, что в рот ему попадало очень мало, а большая часть стекала по его подбородку и обнаженному торсу. Она поспешно притворилась, что пьет, пока голова его была задрана. Она знала, что слишком ослабла и не сможет противостоять действию даже малейшей дозы яда. Вокруг нее бандиты большими глотками пили свою смерть, но она больше не слышала их рычания. Она стала холодной, как самая холодная ночь пустыни. Что-то в ней оборвалось, и тело стало пустым, как саркофаг без мумии. Она не испытывала никаких чувств, даже не уверена была в том, что жива. На какое-то мгновение пришла мысль выпить яд, чтобы наказать себя за наивность… и чтобы избавиться от страданий, которые неминуемо придут к ней, когда Нетуб уедет. Но плоть ее оказалась сильнее разума и приказала ей вылить содержимое кубка на землю.
Она едва успела сделать это, как Нетуб схватил ее за руку и потянул в дом.
— Наша последняя ночь! — шепнул он ей. — Последняя вольная ночь! Воспользуемся ею. Завтра я сделаю из тебя добропорядочную женщину, ты будешь командовать нашими слугами, купаться в молоке, умащивать тебя будут самыми благоуханными мазями.
Ее покачивало, но она позволила себя увести. Молодой человек бросил на нее острый взгляд, и она догадалась, что он отнес ее слабость на счет начавшего свою работу яда. Он много говорил, но его слова долетали до нее словно сквозь плотную вуаль.
Она очутилась на втором этаже здания, в комнате, заставленной курильницами, устланной подушками и шкурами пантер. Была там и кровать, на которую Нетуб ее бросил. На какое-то время он вышел, очевидно, чтобы изрыгнуть из себя вино, вынужденно выпитое на глазах у всех.
В темноте, разрываемой отблесками горящих в саду факелов, Нетуб разделся догола. Он набросился на Ануну, и девушка вновь обрела дивное ощущение, будто лежит под деревом, руками обнимая живой ствол. Он был тяжелый и твердый, казалось, он вот-вот раздавит ее, сломает ей грудную клетку. Он рассекал ее надвое. Лгун, предатель и убийца… Он войдет в нее, вызовет в ней чувство блаженства, будет наблюдать за тем, как она умирает, и не перестанет высматривать признаки приближения смерти, вместе с волной наслаждения, в зрачках этой женщины, которую будет обманывать до самой последней секунды.
Трепеща, Ануна приняла его и снова поразилась физической силе, воздействовавшей на нее.
«Такого ты больше никогда не познаешь, — мелькала у нее мысль, когда волна блаженства накатывала на нее. — После него все мужчины покажутся тебе тенями. Он навсегда заклеймил тебя. И тем не менее он чудовище…»
Она с силой вцепилась в него, погрузив ногти в его поясницу. А он не отрывал от нее глаз, подстерегая появление смерти на лице пригвожденной им женщины.
Ануна знала, что должна притвориться умирающей, иначе он придушит ее. Но она колебалась, оттягивая момент мщения. Вообще-то ей нужно было лишь закрыть глаза и ждать вторжения Мозе и солдат. Нетуб не устоит перед ними. Солдаты фараона схватят грабителя, и он погибнет в страшных мучениях.
«У тебя есть на это право, — нашептывал ей голос. — Он хотел тебя отравить. Если ты промолчишь, ты будешь отомщена… Притворись мертвой, и он сразу потеряет к тебе интерес».
Да, это было легко, так легко. Замолчать и предоставить все решать судьбе. А ведь она бежала к Нетубу, чтобы предупредить его, спасти, а он еще раз обманул ее. Этот обманщик никогда не исправится. Скорпион… Он сто раз заслуживал смерти. И все-таки…
Она почувствовала, как он кончает в нее, и радостно вскрикнула… Это была их последняя ночь. Она в изнеможении, истекая потом, откинулась на соломенном матрасе. Она знала, что ей следовало наслаждаться этими мгновениями, запомнить их на всю оставшуюся жизнь, которая станет невыносимо пресной. Она подбирала остатки ощущений, запахов. В последний раз погладила тело Нетуба, его твердую грудь, отмеченную тысячью шрамов.
— Нетуб, — услышала она свой голос. — Он там… На другой стороне улицы вместе с солдатами. Он ждет, когда все напьются, и тогда вас прирежут. Я была с ними… убежала предупредить тебя. Надо немедленно уходить…
Гневом и ненавистью зажглись глаза главаря. Сжав губы, он наклонился над ней.
— Ты это знала, — задыхаясь, проговорил он, — ты все знала и ничего не сказала… Глупая самка, если бы ты не была уже наполовину мертва, я вырвал бы у тебя сердце!
— Что? — пролепетала Ануна, делая вид, что ей стоит огромного труда держать глаза открытыми.
— Ничего, — бросил он, отрываясь от ее тела. — Спи, не беспокойся ни о чем.
Он соскочил с кровати без прощального жеста, без ласки, даже не коснувшись ее рукой. Отвернулся от нее, как отворачиваются от падали, когда она начнет вонять. Она была для него ничем, лишь чревом, телом, от которого он получил мимолетное наслаждение, положенное самцам. Ануна слышала, как он сбегает по лестнице, зовет Бутаку. У нее не было сил, чтобы встать, смутное чувство подсказывало ей, что, как можно дольше удерживая в себе семя Нетуба, она, может быть, зачнет. От бандита останется его ребенок, плоть от плоти его.
«Я совсем сошла с ума, — вдруг подумала она, проводя рукой между влажными бедрами. — Как можно желать сына от шакала?»
Кружилась голова, и она спросила себя, не смочила ли она губ отравленным вином, когда поднесла к ним кубок… Все зависело от количества яда, вылитого Нетубом в кувшин. Она-то считала, что обезвредила ловушку, а сама угодила в нее. Страх заставил ее приподняться, но дурнота от этого лишь усилилась. Комната завертелась перед глазами. Она уже не могла встать и упала на ложе; лицо ее покрылось холодным потом.
Одно было бесспорно: умерев, она забудет о Нетубе Ашре! Так что не будет плакать по потерянному любовнику всю оставшуюся жизнь!
Она все же попыталась встать. Сад погружался в молчание. Выкрики стихали по мере того, как гуляк покидало сознание. Скоро все стихнет, и настанет момент, которого дожидался Мозе. С кинжалом в руке он ворвется в сад. Его солдаты быстро перережут горло пьяницам, валяющимся в лужах вина. Один лишь человек будет взят живым: Нетуб Ашра.
«Беги! — еле слышно крикнула Ануна. — Беги, они сейчас придут… Торопись!»
Не дойдя до порога комнаты, она тяжело осела на пол.
25
Ее разбудил резкий, злобный удар ногой, пришедшийся между ног. Ануна застонала и приподнялась на локте, не понимая, где находится. Комната была освещена взошедшим солнцем. Она увидела стоявшего над ней Анахотепа. На лице его было написано отвращение, которое вызывал у него неприятный запах.
— Просыпайся! — квохтал он. — Ты воняешь, от тебя несет женщиной, ты пахнешь мужчиной. Иди обмойся.
Ануна встала на колени. Болела голова, рот ничего не чувствовал, словно его смазали маковым зельем. Из этого она заключила, что яд все-таки подействовал. Одной капли, попавшей на губы, хватило, чтобы вызвать недомогание во всем теле, но тело неимоверными усилиями преодолело его. Ее затошнило; язык был словно неживой.
— Ты все-таки не удержалась, предала нас, — произнес Анахотеп. — Ты предупредила его о наших намерениях, не так ли?
Ануна поднялась, поискала глазами льняную тунику, в которой была накануне. Завернувшись в нее, стала искать свои сандалии. Она знала, что оттягивает момент, когда придется задать вопрос: «Нетуб жив?» — но никак не могла его задать и кляла себя за эту слабость благодарной собачонки. Где же ее гордость?
Анахотеп взял ее за подбородок, приподнял голову, осмотрел рот.
— Он пытался тебя отравить, тебя тоже, да? — бросил он. — Твои губы поблекли от яда. Ты пришла спасти ему жизнь, а он обрек тебя на смерть. Что за человек! Неужели так сильна его власть над тобой?
Девушка рывком освободилась от его руки. От этого движения в глазах у нее потемнело.
— Спустимся в сад, — приказал он, — я хочу, чтобы ты увидела то, что нашли Мозе и солдаты, когда ворвались туда.
Они сошли по лестнице. Поставив ногу на последнюю ступеньку, она поразилась ужасному смраду, заполнившему дом. Тысячи мух жужжали, ударяясь о стены. Снаружи запах был еще сильнее. Наступившая жара ускорила разложение трупов, валявшихся вокруг пиршественного стола. Мухи бесновались, перелетая с остатков пищи на мертвую плоть. Первым побуждением Ануны было найти Нетуба, которого она уже представляла себе четвертованным либо пригвожденным копьем к земле… Она не увидела ничего, кроме трупов, облепленных мухами; у некоторых были распороты животы — от грудной кости до паха.
— Мозе обнаружил их в таком состоянии, — пояснил Анахотеп. — Это Нетуб постарался. И мне непонятно зачем, раз они уже были мертвы…
Ануна наклонялась над останками. Губы у всех были обожжены ядом. Некоторые бандиты умерли в страшных конвульсиях, о чем свидетельствовало положение их тел. Она не нашла среди них ни Бутаки, ни Ути. Грек и бывший слуга Дакомона явно скрылись вместе с Нетубом Ашрой.
— Это Нетуб со своим помощником вспороли им животы, — пробормотала Ануна, прикрывая низ лица отворотом туники. — Они, наверное, хотели забрать алмазы, которые эти бедняги проглотили из хвастовства во время пира.
Она отвернулась; ее вырвало желчью. От болезненных спазмов в желудке она согнулась пополам.
— Уходим, — произнес Анахотеп, — этот запах невыносим!
Взяв девушку за руку, он подтолкнул ее к проходу, ведущему на улицу. И только там вытащил из-за пояса тряпочку, смоченную раствором ладана, и протянул ее Ануне.
— Возьми, — сказал он, — этот аромат не очень хорош, но все лучше, чем ничего. Люди вроде нас с тобой могут умереть, надышавшись смрада.
Ануна схватила ее и прикрыла нос. Анахотеп смотрел на нее со странно сочувственным выражением.
— Ты его любишь, правда? — проскрипел он. — Поэтому ты нас предала? Это сильнее тебя. Ты знаешь, что ничего для него не значишь, и все-таки ползаешь у него в ногах.
— Я его ненавижу! — бросила девушка. — Он хотел меня убить.
— Не лги, — отрезал номарх. — Я понимаю твои чувства, то же самое я испытывал к Дакомону. Страсть… наваждение. Я даже думаю, что именно по этой причине я велел его изуродовать… Чтобы он стал уродом… Чтобы освободиться от него. Я не хотел дойти до состояния, в котором сегодня находишься ты. Я сделал это, чтобы не выглядеть смешным… Да, полагаю, это была единственная причина. А секрет духов, ловушки в лабиринте были всего лишь предлогом. Мне была противна мысль стать рабом этого мальчишки…
Анахотеп явно хотел выговориться. Ануна потупилась. Она собиралась сказать ему, что им не следует оставаться здесь, поскольку трупный запах скоро распространится по всей улице, да к тому же обязательно найдется любопытный, который проскользнет в сад… Он позовет на помощь, вызовут стражу…
— Тебе надо от него отделаться, — продолжил Анахотеп, похоже, весь погруженный в свои мысли и безразличный ко всему остальному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Радостными воплями встретили бандиты эту тираду. Все взяли пустые чаши и протянули их Нетубу.
— И ты тоже! — бросил молодой человек Ануне. Она выбрала кубок среди хаотически наваленных блюд и глиняных мисок.
Нетуб начал разливать вино — густое, неразбавленное. Ануна провела по губам кончиком языка: она умирала от жажды. И снова ощутила на них странный вкус, оставленный губами молодого бандита… и истина пронзила ей сердце.
Лак… Растительный лак, который Нетуб дал матери мальчиков в ночь, когда был отравлен Анахотеп! О боги! Перед ее глазами промелькнула вся сцена: обнаженные мальчики с зашитыми веками, их мать, дрожащая от страха — как бы солдаты фараона не забарабанили в дверь… Лак, предназначенный для того, чтобы предохранить рты и желудки детей, если Анахотеп захочет пить отравленное вино с их губ, как это часто бывало…
Ануна ухватилась за стол, чтобы не упасть. Ей все стало ясно. Нетуб выпил камедь, чтобы защитить себя от яда. Вино, так щедро разливаемое им, было смертельным. Он подготовился к убийству своих сообщников, чтобы завладеть их долей сокровищ. У него никогда и в мыслях не было делиться с кем-либо.
А она чуть было не попалась в его сети. Если бы он не допустил такой оплошности, не поцеловал ее, чтобы отмести все обвинения, она никогда не ощутила бы привкуса камеди на его губах. Она бы никогда не узнала…
Она, как и остальные, подняла свой кубок, все еще надеясь, что в последний момент Нетуб остановит ее. Перед тем как поднести его ко рту, она посмотрела молодому человеку в глаза, пытаясь увидеть в них что-то, но он одарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок… и долил вина в кубок.
— Выпьем! — произнес он, поднимая кувшин над своей головой так, чтобы струя вина лилась ему в рот и чтобы все это видели.
Ануна все же заметила, что в рот ему попадало очень мало, а большая часть стекала по его подбородку и обнаженному торсу. Она поспешно притворилась, что пьет, пока голова его была задрана. Она знала, что слишком ослабла и не сможет противостоять действию даже малейшей дозы яда. Вокруг нее бандиты большими глотками пили свою смерть, но она больше не слышала их рычания. Она стала холодной, как самая холодная ночь пустыни. Что-то в ней оборвалось, и тело стало пустым, как саркофаг без мумии. Она не испытывала никаких чувств, даже не уверена была в том, что жива. На какое-то мгновение пришла мысль выпить яд, чтобы наказать себя за наивность… и чтобы избавиться от страданий, которые неминуемо придут к ней, когда Нетуб уедет. Но плоть ее оказалась сильнее разума и приказала ей вылить содержимое кубка на землю.
Она едва успела сделать это, как Нетуб схватил ее за руку и потянул в дом.
— Наша последняя ночь! — шепнул он ей. — Последняя вольная ночь! Воспользуемся ею. Завтра я сделаю из тебя добропорядочную женщину, ты будешь командовать нашими слугами, купаться в молоке, умащивать тебя будут самыми благоуханными мазями.
Ее покачивало, но она позволила себя увести. Молодой человек бросил на нее острый взгляд, и она догадалась, что он отнес ее слабость на счет начавшего свою работу яда. Он много говорил, но его слова долетали до нее словно сквозь плотную вуаль.
Она очутилась на втором этаже здания, в комнате, заставленной курильницами, устланной подушками и шкурами пантер. Была там и кровать, на которую Нетуб ее бросил. На какое-то время он вышел, очевидно, чтобы изрыгнуть из себя вино, вынужденно выпитое на глазах у всех.
В темноте, разрываемой отблесками горящих в саду факелов, Нетуб разделся догола. Он набросился на Ануну, и девушка вновь обрела дивное ощущение, будто лежит под деревом, руками обнимая живой ствол. Он был тяжелый и твердый, казалось, он вот-вот раздавит ее, сломает ей грудную клетку. Он рассекал ее надвое. Лгун, предатель и убийца… Он войдет в нее, вызовет в ней чувство блаженства, будет наблюдать за тем, как она умирает, и не перестанет высматривать признаки приближения смерти, вместе с волной наслаждения, в зрачках этой женщины, которую будет обманывать до самой последней секунды.
Трепеща, Ануна приняла его и снова поразилась физической силе, воздействовавшей на нее.
«Такого ты больше никогда не познаешь, — мелькала у нее мысль, когда волна блаженства накатывала на нее. — После него все мужчины покажутся тебе тенями. Он навсегда заклеймил тебя. И тем не менее он чудовище…»
Она с силой вцепилась в него, погрузив ногти в его поясницу. А он не отрывал от нее глаз, подстерегая появление смерти на лице пригвожденной им женщины.
Ануна знала, что должна притвориться умирающей, иначе он придушит ее. Но она колебалась, оттягивая момент мщения. Вообще-то ей нужно было лишь закрыть глаза и ждать вторжения Мозе и солдат. Нетуб не устоит перед ними. Солдаты фараона схватят грабителя, и он погибнет в страшных мучениях.
«У тебя есть на это право, — нашептывал ей голос. — Он хотел тебя отравить. Если ты промолчишь, ты будешь отомщена… Притворись мертвой, и он сразу потеряет к тебе интерес».
Да, это было легко, так легко. Замолчать и предоставить все решать судьбе. А ведь она бежала к Нетубу, чтобы предупредить его, спасти, а он еще раз обманул ее. Этот обманщик никогда не исправится. Скорпион… Он сто раз заслуживал смерти. И все-таки…
Она почувствовала, как он кончает в нее, и радостно вскрикнула… Это была их последняя ночь. Она в изнеможении, истекая потом, откинулась на соломенном матрасе. Она знала, что ей следовало наслаждаться этими мгновениями, запомнить их на всю оставшуюся жизнь, которая станет невыносимо пресной. Она подбирала остатки ощущений, запахов. В последний раз погладила тело Нетуба, его твердую грудь, отмеченную тысячью шрамов.
— Нетуб, — услышала она свой голос. — Он там… На другой стороне улицы вместе с солдатами. Он ждет, когда все напьются, и тогда вас прирежут. Я была с ними… убежала предупредить тебя. Надо немедленно уходить…
Гневом и ненавистью зажглись глаза главаря. Сжав губы, он наклонился над ней.
— Ты это знала, — задыхаясь, проговорил он, — ты все знала и ничего не сказала… Глупая самка, если бы ты не была уже наполовину мертва, я вырвал бы у тебя сердце!
— Что? — пролепетала Ануна, делая вид, что ей стоит огромного труда держать глаза открытыми.
— Ничего, — бросил он, отрываясь от ее тела. — Спи, не беспокойся ни о чем.
Он соскочил с кровати без прощального жеста, без ласки, даже не коснувшись ее рукой. Отвернулся от нее, как отворачиваются от падали, когда она начнет вонять. Она была для него ничем, лишь чревом, телом, от которого он получил мимолетное наслаждение, положенное самцам. Ануна слышала, как он сбегает по лестнице, зовет Бутаку. У нее не было сил, чтобы встать, смутное чувство подсказывало ей, что, как можно дольше удерживая в себе семя Нетуба, она, может быть, зачнет. От бандита останется его ребенок, плоть от плоти его.
«Я совсем сошла с ума, — вдруг подумала она, проводя рукой между влажными бедрами. — Как можно желать сына от шакала?»
Кружилась голова, и она спросила себя, не смочила ли она губ отравленным вином, когда поднесла к ним кубок… Все зависело от количества яда, вылитого Нетубом в кувшин. Она-то считала, что обезвредила ловушку, а сама угодила в нее. Страх заставил ее приподняться, но дурнота от этого лишь усилилась. Комната завертелась перед глазами. Она уже не могла встать и упала на ложе; лицо ее покрылось холодным потом.
Одно было бесспорно: умерев, она забудет о Нетубе Ашре! Так что не будет плакать по потерянному любовнику всю оставшуюся жизнь!
Она все же попыталась встать. Сад погружался в молчание. Выкрики стихали по мере того, как гуляк покидало сознание. Скоро все стихнет, и настанет момент, которого дожидался Мозе. С кинжалом в руке он ворвется в сад. Его солдаты быстро перережут горло пьяницам, валяющимся в лужах вина. Один лишь человек будет взят живым: Нетуб Ашра.
«Беги! — еле слышно крикнула Ануна. — Беги, они сейчас придут… Торопись!»
Не дойдя до порога комнаты, она тяжело осела на пол.
25
Ее разбудил резкий, злобный удар ногой, пришедшийся между ног. Ануна застонала и приподнялась на локте, не понимая, где находится. Комната была освещена взошедшим солнцем. Она увидела стоявшего над ней Анахотепа. На лице его было написано отвращение, которое вызывал у него неприятный запах.
— Просыпайся! — квохтал он. — Ты воняешь, от тебя несет женщиной, ты пахнешь мужчиной. Иди обмойся.
Ануна встала на колени. Болела голова, рот ничего не чувствовал, словно его смазали маковым зельем. Из этого она заключила, что яд все-таки подействовал. Одной капли, попавшей на губы, хватило, чтобы вызвать недомогание во всем теле, но тело неимоверными усилиями преодолело его. Ее затошнило; язык был словно неживой.
— Ты все-таки не удержалась, предала нас, — произнес Анахотеп. — Ты предупредила его о наших намерениях, не так ли?
Ануна поднялась, поискала глазами льняную тунику, в которой была накануне. Завернувшись в нее, стала искать свои сандалии. Она знала, что оттягивает момент, когда придется задать вопрос: «Нетуб жив?» — но никак не могла его задать и кляла себя за эту слабость благодарной собачонки. Где же ее гордость?
Анахотеп взял ее за подбородок, приподнял голову, осмотрел рот.
— Он пытался тебя отравить, тебя тоже, да? — бросил он. — Твои губы поблекли от яда. Ты пришла спасти ему жизнь, а он обрек тебя на смерть. Что за человек! Неужели так сильна его власть над тобой?
Девушка рывком освободилась от его руки. От этого движения в глазах у нее потемнело.
— Спустимся в сад, — приказал он, — я хочу, чтобы ты увидела то, что нашли Мозе и солдаты, когда ворвались туда.
Они сошли по лестнице. Поставив ногу на последнюю ступеньку, она поразилась ужасному смраду, заполнившему дом. Тысячи мух жужжали, ударяясь о стены. Снаружи запах был еще сильнее. Наступившая жара ускорила разложение трупов, валявшихся вокруг пиршественного стола. Мухи бесновались, перелетая с остатков пищи на мертвую плоть. Первым побуждением Ануны было найти Нетуба, которого она уже представляла себе четвертованным либо пригвожденным копьем к земле… Она не увидела ничего, кроме трупов, облепленных мухами; у некоторых были распороты животы — от грудной кости до паха.
— Мозе обнаружил их в таком состоянии, — пояснил Анахотеп. — Это Нетуб постарался. И мне непонятно зачем, раз они уже были мертвы…
Ануна наклонялась над останками. Губы у всех были обожжены ядом. Некоторые бандиты умерли в страшных конвульсиях, о чем свидетельствовало положение их тел. Она не нашла среди них ни Бутаки, ни Ути. Грек и бывший слуга Дакомона явно скрылись вместе с Нетубом Ашрой.
— Это Нетуб со своим помощником вспороли им животы, — пробормотала Ануна, прикрывая низ лица отворотом туники. — Они, наверное, хотели забрать алмазы, которые эти бедняги проглотили из хвастовства во время пира.
Она отвернулась; ее вырвало желчью. От болезненных спазмов в желудке она согнулась пополам.
— Уходим, — произнес Анахотеп, — этот запах невыносим!
Взяв девушку за руку, он подтолкнул ее к проходу, ведущему на улицу. И только там вытащил из-за пояса тряпочку, смоченную раствором ладана, и протянул ее Ануне.
— Возьми, — сказал он, — этот аромат не очень хорош, но все лучше, чем ничего. Люди вроде нас с тобой могут умереть, надышавшись смрада.
Ануна схватила ее и прикрыла нос. Анахотеп смотрел на нее со странно сочувственным выражением.
— Ты его любишь, правда? — проскрипел он. — Поэтому ты нас предала? Это сильнее тебя. Ты знаешь, что ничего для него не значишь, и все-таки ползаешь у него в ногах.
— Я его ненавижу! — бросила девушка. — Он хотел меня убить.
— Не лги, — отрезал номарх. — Я понимаю твои чувства, то же самое я испытывал к Дакомону. Страсть… наваждение. Я даже думаю, что именно по этой причине я велел его изуродовать… Чтобы он стал уродом… Чтобы освободиться от него. Я не хотел дойти до состояния, в котором сегодня находишься ты. Я сделал это, чтобы не выглядеть смешным… Да, полагаю, это была единственная причина. А секрет духов, ловушки в лабиринте были всего лишь предлогом. Мне была противна мысль стать рабом этого мальчишки…
Анахотеп явно хотел выговориться. Ануна потупилась. Она собиралась сказать ему, что им не следует оставаться здесь, поскольку трупный запах скоро распространится по всей улице, да к тому же обязательно найдется любопытный, который проскользнет в сад… Он позовет на помощь, вызовут стражу…
— Тебе надо от него отделаться, — продолжил Анахотеп, похоже, весь погруженный в свои мысли и безразличный ко всему остальному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41