Весело гудели машины корабля. Пуговицы, сапог, рукава и лампасы деловито сновали по отсекам судна. Эполет командира сосредоточенно висел над пультом управления в рубке пилота.
И вдруг я увидел в углу кают-компании загадочную личность. Она сидела на корточках и прикрывалась листком бумаги, на котором было начертано безобразными каракулями:
СЕБЯЛЮБЕЦ
Решив, что передо мной незнакомый мне инопланетянин, я шепотом спросил у командира:
- Как такой откровенный себялюбец мог попасть в ваш экипаж?
- Если бы он был наш земляк, - мечтательно вздохнул командир, - тогда бы мы не знали забот, переложив все нескромные дела на его плечи. Но, к сожалению, этот человек - наш пассажир. Он пришел в ваше короткое отсутствие и, сказав, что ему с нами по пути, попросился на борт звездолета.
- Но мы еще сами не знаем, куда летим. Нам только известно - зачем! сказал я, ничего не понимая.
- Я тоже об этом подумал. Но скромность помешала мне спросить, почему ему так хочется проникнуть на наш корабль.
И все же я не утерпел и подошел к пассажиру.
- Не сочтите меня навязчивым. Но меня просто разрывает любопытство. Кто вы? - спросил я как можно повежливей.
- Не скажу! - грубо ответил незнакомец, подозрительно знакомым голосом.
- Извините еще раз, - сказал я. - Но по-моему, у вас каким-то образом оказались футболка и джинсы некоего Пыпина. Вы не находите, что это так?
Незнакомец смешался, но затем нахально произнес:
- Нет, не нахожу. Потому что мало что вам может показаться.
Наверное, его тайна так бы и осталась нераскрытой, но в это время в иллюминатор влетел рентгеновский луч какой-то далекой звезды и высветил внутренний мир пассажира. И я сразу узнал человека, с которым боролся уже пятьдесят лет.
- Пыпин! - изумленно воскликнул я. - Что вы делаете здесь?
- Везу себя к воде. Очень желаю пить! - вызывающе ответил Пыпин.
- Остальным тоже хочется пить.) Однако они терпеливо ждут нашего возвращения, - сказал я, стараясь говорить ясно и доходчиво.
- А мне до других дела нет, - отрезал Пыпин. - Вот я и проник на корабль под маской Себялюбца. Все будут искать хулигана. А я - Себялюбец! И еще и Циник! И отъявленный Индивидуалист!
Он потряс меня столь откровенным признанием. Я знал, что за моим вторым "я" числится масса недостатков. Но чтобы он ими гордился, этого я от него никак не ждал.
- Я знаю, - пробурчал Пыпин, - это ты специально отличницу привел. Думаешь, я не узнал? Это она спит в вертолете. Сам-то управиться не можешь, вот и в помощь привел.
- Ох, Пыпин, Пыпин! - сказал я с упреком.
- А ты бы помалкивал!.. Сам бросил меня... тогда на пирсе... как сироту, сварливо напомнил Пыпин.
- Одна-единственная ошибка. Нельзя же за нее все время корить, - прошептал я, краснея.
- А я буду! Мне это выгодно, - отрезал Пыпин.
Мы уже несколько минут рыскали по космосу в поисках питья. Однако первое время нам попадались только отдельные молекулы воды. Я ловил их сачком, высунувшись из люка, и складывал в посуду. Молекул было так мало, что нам еле удалось набрать небольшой стакан. Да в тот, стоило нам отвернуться, сейчас же выпил себялюбивый хулиган.
Но главной целью нашей охоты была комета, вернее, ее хвост, собранный из кусков льда. И искать редкое космическое тело предстояло мне, потому что никто из пришельцев ни за что бы не признался, что первым увидел комету. Поэтому я зорко всматривался в скопище звезд, надеясь только на себя. И в конце концов мое старание было вознаграждено. Совершенно неожиданно почти перед нашим носом появилась комета.
Это был отличный экземпляр, украшенный длинным роскошным хвостом. Комета выскочила из созвездия Пегаса и прытко бросилась к созвездию Ящерицы.
- Я! Я, так и быть, первым вижу комету! Держите ее! - закричал я что было мочи.
Теперь пришельцы не боялись признаться, что тоже видят комету. Командир развернул корабль и, прибавив газу, направил его вдогонку за небесной бегуньей.
Но комета оказалась на редкость резвой. Расстояние между нами, вместо того чтобы сокращаться, катастрофически росло, хотя командир выжимал из "Скромняги" все силы. И вскоре мы поняли, что еще минута - и наша дичь исчезнет в созвездии Ящерицы.
И тут меня осенило. Не то чтоб осенило, просто я вспомнил, что комета все время носится по своей орбите, словно собачка, посаженная на цепь. И, выйдя в скафандре в открытый космос, нащупал эту невидимую цепь. После этого мы, взявшись за нее сообща всем экипажем, подтянули космическую красавицу к себе.
Пойманная комета затрепетала, забилась серебристым ледяным хвостом, подняла столб блестящей пыли. Один кусок ее хвоста казался особенно привлекательным. Он был размером с огромный айсберг и, как айсберг, сверкал при свете звезд.
- Пустите первым меня! Я, чур, без очереди! - закричал Пыпин, бросаясь к выходному люку.
Он нахлобучил наспех скафандр и, растолкав экипаж, выскочил из корабля на айсберг.
Ноги Пыпина разъезжались на льду, он хлопнулся на живот и раскинул руки, желая обнять всю необъятную глыбу льда.
- Она моя! Вся моя! Я ее никому не отдам! - закричал Пыпин и попытался лизнуть айсберг сквозь стекло гермошлема.
Я набросил точно такой же скафандр, занес правую ногу за порог звездолета, и тут у меня мелькнула пронзительная мысль: а не избавиться ли от Пыпина раз и навсегда, оставив на льдине? Комета умчит его на своем хвосте в самые дальние дали, и мне не придется краснеть за допущенную когда-то ошибку.
Искушение было велико. Я представил, как мое второе, нехорошее "я" летит в неведомые миры, попадает в иные цивилизации. И... "Стоп! Нельзя! - сказал я себе. - У тех разумных существ тоже есть дети. И Пыпин им тоже доставит немало хлопот". Я похолодел оттого, что чуть-чуть не смалодушничал и, вместо того чтобы бороться со своими недостатками, собственноручно едва не взвалил эту заботу на далеких разумных существ, населяющих неведомые планеты.
Успешно справившись с малодушием, я вышел на льдину и попробовал увести Пыпина в звездолет. Хулиган поначалу отчаянно сопротивлялся, но потом ему что-то пришло на ум. Он загадочно улыбнулся, отколол себе весомый кусок льда и, крепко прижав добычу к груди, направился в корабль.
Пыпин скрылся в проеме люка. Затем снова вышел и снова вошел и сказал скромнягам, находящимся на своих постах:
- Можете трогать. Айсберг взят на буксир. Мы оба вернулись на корабль. Вначале, как вы заметили, прошел один, за ним явился другой.
В скафандрах нас и вовсе можно было принять за одного и того же человека, и экипаж, как показали события, легко поддался на пыпинскую уловку. А я в это время усердно пыхтел над глыбой льда, стараясь отделить ее от хвоста кометы, и потому не придал значения ни загадочной улыбке своего врага, ни его странным хождениям через люк. И тем более обманным словам, донесшимся до меня из звездолета.
Сверкающий хвост кометы неистово бился в моих руках. Отделив намеченный айсберг, я, к своему и ее облегчению, выпустил пленницу в глубины Вселенной, та, почуяв свободу, бросилась в созвездие Водолей и, вильнув напоследок хвостом, мгновенно исчезла в скоплении звезд.
Я засмотрелся ей вслед и не заметил, как зашумели двигатели корабля, и звездолет отчалил от льдины.
И тотчас каким-то образом в открытом космическом пространстве появился уже знакомый симфонический оркестр. Музыканты, дуя на пальцы - температура здесь стояла 273 градуса ниже нуля, - торопливо раскрывали ноты. Дирижер выхватил свою палочку и скомандовал:
- Три!.. Четыре!.. Жутко... Еще жутче!.. Совсем жутко! Брррр!..
Даже такой тугодум, как я, и тот понял, что совершилось преступление. Я обернулся и обнаружил, что кормовые огни корабля удалились уже на тысячу километров. Только теперь мне открылся дьявольский план хулигана. Он задумал избавиться от своего второго, и положительного, "я" одним решительным ударом. И как ни печально, это ему удалось. Пыпин бросил его одного посреди безбрежного холодного космоса и сейчас возвращался домой, торжествуя победу. Да, да, после того, как оркестр умчался на место другого крупного преступления, я остался один.
Потом о моей смекалке будут написаны сотни книг. Но на самом деле все выглядело иначе. Потеряв надежду на спасение, я машинально ухватился за ленту из отработанных частиц, которая тянулась за кормой уходящего звездолета. К моему изумлению, лента оказалась достаточно прочной. Тогда я сел на айсберг верхом, и мы полетели за кораблем, как бы ведомые им на буксире.
Лента тянулась, как я уже говорил, на тысячи километров. Звездолет уже вернулся на базу, когда моя ледяная баржа еще только приблизилась к плотным слоям атмосферы. Обнаружив, что нет ни меня, ни долгожданных запасов воды, экипаж и друзья майора Стенли пришли в справедливый гнев и стали обличать хулигана. Но Пыпин только усмехался и грыз лед, прихваченный перед уходом с айсберга. И вдруг на головы участников этой сцены хлынул спасительный ливень. Именно в этот момент моя ледяная гора вошла в плотные слои атмосферы. Лед таял подо мной, нагреваясь от трения, и я опустился на наш экспедиционный космодром, можно сказать, на последней капле воды.
ГЛАВА IX, в которой юнга уже в который раз, в как всегда совершенно случайно, находит выход из очень сложного положения
После невиданного дождя климат в этом районе Сахары стал почти что морским. Мимо наших палаток побежали широкие ручьи, и в них заплескалась рыба. Обеспечив себя водой, мы энергично включились в научно-исследовательскую жизнь экспедиции, и каждый день приносил какое-нибудь замечательное открытие. Но больше всего меня радовало превращение, происшедшее с Толиком за время моего путешествия за водой. То, чего не удалось добиться мне, легко получилось у Фыровой Маши. За короткий, но очень плодотворный срок ее шефства маленький авантюрист стал маленьким серьезным человеком. И при этом Маша, по словам майора Стенли, не сделала ничего особенного. Просто сказала Толику несколько слов.
- Толик, так поступать нельзя, - сказала Маша. - Юнга Иван Иванович самый обыкновенный человек. И у него когда-нибудь может не получиться, он не сумеет спасти. И вообще, на свете не бывает сверхъестественных людей. Это во-первых. А во-вторых, отвага уже не отвага, если ты знаешь, что есть человек, который явится в последний момент и тебя избавит. Это нечестно, вот что я тебе скажу, как девочка мальчику. В-третьих же, настоящая слава приходит только к тем, кто борется за правое дело. У тебя же сплошные приключения ради приключений.
Она произнесла это с таким терпением, словно осталась с Толиком в классе после занятий и объясняла не понятый им урок.
- Это правда? - встревожился Толик.
- Толик, ты же понимаешь, как я добросовестно учу. Не зубрю, а вникаю в самую суть материала, - напомнила Маша.
- Маша, я подумал: ты абсолютно права. Я больше не буду, - ответил искренне Толик.
После этого он ходил за Машей по пятам и прислушивался к ее каждому слову, вызывая у Пыпина сильное чувство досады. Признаться, мне тоже было обидно. Ну конечно, я самый обыкновенный человек, простой смертный. Я и сам это подчеркивал не раз. И все же и мне хотелось надеяться в душе на свою некоторую необычность. Но если уж так отличница говорит, какие тут можно питать надежды. Это, выражаясь ее словами, во-первых. А во-вторых, я то же самое Толику внушал, но мне-то мальчик почему-то не верил.
Я было решил с Машей поговорить, - выяснить отношения, но в последний момент не посмел. С детства испытываю перед отличницами этакую робость. А вот у Толика я не удержался и спросил: почему он меня не послушал.
- Иван Иванович, вы взрослый, - ответил вежливо Толик Слонов. - Взрослые всегда так говорят, потому что они взрослые. И детство у них было давно. А если уж так моя сверстница говорит, значит, так и есть на самом деле. Вы понимаете?
Я ничего не понял, но скрыл это. Главным ведь было другое: Толик совсем ушел из-под влияния Пыпина.
- Все равно он далеко не уйдет! Это дело моей чести! - грозился Пыпин, когда мы оставались одни.
Так прошло несколько дней. Инопланетяне постепенно смирились со своей нескромностью и однажды вечером, когда в нашем лагере разожгли костер и пили чай из чистейшей родниковой воды, они перебороли смущение и подсели к нашему огню. Мы угостили их чаем и попросили рассказать о своей родной планете.
Пришельцы отошли в сторонку, посовещались, и потом командир с веселым отчаянием произнес свою присказку:
- Эх, пропадать так пропадать! Ладно, слушайте, земляне. Планета наша, как я уже говорил, называется Скромной. Ну, а мы, ее обитатели, зовем себя скромнягами. Вы уже, наверное, поняли, что главной добродетелью у нас является скромность. Совершенствуя с веками это достоинство, мои соотечественники стали невидимыми. Потому что показываться кому-либо на глаза считается крайней степенью нескромности. И в таком случае можно подумать, что человек воображает, считает себя необычайно красивым.
- А почему у вас немножко не так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28