Но едва затих самый бурный порыв веселья, капитан взял себя в руки и озабоченно произнес:
"Товарищи, с одной стороны, юнга, конечно, с нами. Вот он стоит. Такой, каким мы его знали всегда. Но в то же время юнга находится там, на острове наи-вняг в качестве человека божественного происхождения. Как ему удалось оказаться и здесь и там, лично я объяснить затрудняюсь. Но об этом нельзя забывать".
И тут моими товарищами опять овладела тревога. Мне тоже стало не по себе. От мысли, что в это время я нахожусь на острове наи-вняг, потеряв свою былую скромность.
"Юнга, может, вы объясните нам, что с вами случилось? То есть не объясните, а просто попробуете высказать свое еще незрелое, наивное и даже, может быть, по-детски абсурдное предположение? - с надеждой спросил капитан.
Я наморщил лоб, втайне рассчитывая: а вдруг меня, как это уже не раз бывало, осенит счастливая догадка? Но случай на этот раз обошел меня стороной.
"Что вы, капитан? Куда уж мне такому зеленому, если даже вы отступили перед этой загадкой! - удивленно воскликнул я. - Мне кажется, что ее разрешить можно только на острове, где живут сами наи-вняги. Но это во мне, конечно, говорит типичная мальчишеская горячность".
Услышав мои слова, экипаж загрустил. Все поняли, что снова настал час нашей разлуки. Юнге пора совершать очередной безрассудный поступок, убежав с корабля за разгадкой очередной тайны. Но пасть окончательно духом им не давала мысль о том, что зато какой радостной будет встреча, когда их любимец вернется потом живым и невредимым, успешно пройдя через воду, огонь и - наконец-то! медные трубы.
"Что ж, придется стать на ремонт. Штурман, мы отправляемся в доки! деловито скомандовал капитан и многозначительно добавил: - В какие - знаете сами!"
"Есть, в доки! - лихо откликнулся штурман и понимающе добавил: - В те, что поближе к острову наи-вняг".
На буксир вернулось здоровое рабочее настроение, и вскоре он встал в доки. А едва наступила ночь, мне пришлось, не мешкая, бесшумно спустить на воду свой личный (предназначенный для приключений юнги) ялик и отправиться на поиски острова наи-вняг. Я энергично греб веслами и представлял, как утром вахтенный поднимет тревогу, обнаружив загадочное исчезновение юнги, экипаж поспешно поднимет якорь и, в свою очередь, бросится на поиски своего легкомысленного любимца. Но только так уж получится, что курс он возьмет в противоположную сторону. Я гребу на запад, а буксир поплывет на восток. И в этом нет ничего удивительного. По какой-то причине, то ли из-за отсталости своей, то ли еще почему, наи-вняги до сих пор не смогли точно определить свои координаты, и потому толком никто не знал, где находится этот загадочный остров.
Я не покладая рук раздвигал веслами льды, углубляясь в море Уэдделла, и на десятый день путешествия передо мной выросло чудо. Посреди белых пустынных льдов возвышался ярко-зеленый, украшенный буйной растительностью остров. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она состоит исключительно из садово-огородных культур. Среди густых зарослей лука и петрушки краснели томаты, толстые ветви яблонь и груш сгибались под тяжестью сочных плодов.
От изумления я выронил в воду весла, но затем быстро пришел в себя и начал лихорадочно грести просто руками. На берегу тем временем появились первые туземцы и закричали:
"Это он! Смотрите он и здесь! Он и там, он и тут!"
Они указывали то на меня, то в глубины острова, скрытые за стеной деревьев.
Я пришвартовал свой ялик в тихой прелестной бухте, вылез на берег, и туземцы тотчас пали передо мной на колени, уткнувшись лицом в песок. Мне стало очень обидно. За что они меня так?
"Минуточку, минуточку! Давайте прежде разберемся: что это за остров и кто вы такие?" - запротестовал я на совершенно законном основании.
Один из туземцев поднял голову и с мягким упреком промолвил:
"О божественный! Это же мы, наи-вняги, твои темные, совершенно беспомощные чада. Неужели ты успел нас позабыть? Ведь с того момента, как ты осчастливил нас последней мудрой беседой, прошло всего лишь десять минут!"
Я хотел напомнить туземцам, что только сию минуту прибыл на остров и, следовательно, вижусь с ними впервые, но передумал, побоявшись нанести им, может быть, кровную обиду, и уклончиво сказал:
"Если вас это не затруднит, будьте любезны, покажите мне этого меня, который с вами только что вел беседу... И встаньте же на ноги, в конце концов! Сколько можно?"
"Слушаемся, всемогущий!" - обрадовался все тот же туземец, который первым завел со мной разговор.
Он был очень толст, но вскочил на ноги с необычайной для своего веса резвостью. Остальные островитяне охотно последовали его примеру, поднялись, отряхивая приставший к одежде песок.
"Ты желаешь взглянуть на себя, лучезарный? Ступай за мной! Мы тебе покажем тебя. Ты там!" - продолжал толстяк, указывая за верхушки деревьев, и прытко зашагал по тропинке сквозь сад.
И я поспешно бросился за ним, сопровождаемый толпой островитян.
"Нам очень повезло. Ну то, что именно ты согласился взять наше племя под свое высокое покровительство, - говорил толстяк, оглядываясь на ходу. - Мы как узнали, впали в сильный восторг. "У кого, у кого, а у юнги Иван Ивановича его божеское происхождение видно за восемь морских миль, - говорили мы. Послушаешь про его дела, и ясно, что он существо сверхъестественное".
Это я-то сверхъестественное существо? Но на льстеца он не был похож. Им руководило его невежество. И я его простил.
"А вот божеству, которое было до вас, - не утихал мой словоохотливый проводник, - тому - стыдно сказать: все-таки бог! - мы не сразу поверили. Пришлось ему заложить новый сад, только тогда он сподобился почестей".
Над моей головой свисали огромные темно-синие сливы, а кочаны капусты доходили до плеча.
"С ума сойти! - вскричал я, не удержавшись от восторга. - И все это в центре вечных льдов!"
"Эти культуры вырастило божество, которое было за два божества до тебя", пояснил толстяк.
Я в бога не верил, но тот, кто создал эти огороды и сады безусловно был наделен сверхъестественной силой.
Тропинка привела нас в симпатичный поселок, состоящий из красивых жилых строений. Посреди просторной площади возвышалось многоэтажное сооружение, на крыше которого причудливо соседствовали луковки церквей, ступенчатые верхушки пагод и химеры языческих капищ.
"Все, что ты видишь, тоже возникло по мановению наших всемогущих покровителей, - трепетно сообщил толстяк. - А от тебя мы ждем еще большего!"
"Но мне недоступно даже такое", - предупредил я толстяка и остальных сопровождавших меня островитян.
"О, о твоей скромности мы наслышаны много", - почтительно напомнил толстяк.
"О да! Очень много наслышаны", - загудели туземцы.
"А где же они, ваши всесильные покровители? Что с ними случилось?" спросил я, уводя их от лести, которой они по темноте своей начали было меня осыпать, и за одно с этим восхищаясь архитектурным искусством могучих и таинственных существ.
"Увы, мы этого сами не знаем, - печально признался толстяк. - Только через год после их явления народу, с ними начинает твориться нечто непонятное нам. Боги принимаются бить себя в грудь и утверждать, горько рыдая, будто бы бездельничают у нас, зря хлеб насущный едят и что им от этого стыдно. Простите, говорят, пригрели вы тунеядца. И потом уезжают на великие стройки. Твой предшественник, например, убыл в Сибирь. - И толстяк грустно добавил: Впрочем, я, кажется, начинаю догадываться, в чем дело. Им тесно у нас. Какие здесь масштабы? Крошечный остров, и всего? Не больно развернешься! И, видимо, потому нам все трудней и трудней искать себе покровителя. На этот раз мы даже упали духом, никто, думали, к нам не пойдет. Но ты, слава богу, согласие дал! А так бы, кто знает, что стало с нами и нашей маленькой, но дорогой нашему сердцу страной".
Я спохватился, вспомнил о цели своего приезда. Но мы уже приблизились к подножию странного сооружения, и мое внимание привлекла медная табличка, висевшая на массивных дверях этого удивительного дворца. На табличке красовалась витиеватая надпись:
ЮНГА ИВАН ИВАНОВИЧ
действительный Член Географического Об-ва.
"Это священный храм, в котором ты, по нашим представлениям, обитаешь, пояснил толстяк и распахнул передо мной двери храма. - Не стесняйся, вступай, о светлоголовый! Ты, безусловно, будешь себе рад!"
Но меня не нужно было уговаривать лишний раз, я пулей влетел во дворец. Где-то здесь затаилась разгадка этого странного происшествия. И мне хотелось как можно скорей добраться до ее тайника и, открыв секрет, восстановить в глазах у людей свое скромное доброе имя. Я пробежал по анфиладе роскошных комнат, по персидским коврам, вдоль венецианских зеркал, но не встретил ни живой души,
Запыхавшиеся наи-вняги догнали меня на самом верхнем этаже, когда я, уже потеряв все надежды, печально оглядывал последнюю комнату, оказавшуюся моим кабинетом.
"Меня нигде нет", - пожаловался я подоспевшему толстяку.
"Ничего подобного. Ты вот он, стоишь прямо на своем месте", - возразил толстяк.
"Но я стою один, а где же я второй?"
Толстяк, непонятно почему, с облегчением вздохнул и сказал:
"Уф, значит, обошлось. Видишь ли, по нашим верованиям, ты и должен быть в единственном числе. Иначе, представляешь, сколько бы получилось недоразумений, окажись у нас два твоих "я"? Одно хочет одно, а второе - другое. Попробуй, угоди! И я, признаться, поначалу расстроился, увидев тебя и тут, и там почти в одно и то же время".
Ах, если бы он знал на самом деле о моем втором "я"! Но он не знал этого. И тем не менее именно его рассуждения навели меня на ответ, за которым я приехал на остров.
Озаренный разгадкой, я немедля кинулся к своему письменному столу. Так и есть! Посреди стола лежал лист бумаги, на котором было написано:
Все ты папался! Теперь ты глубако опазорин и больше не имеешь права меня упрекать воспитаватъ. Пириходи к нам хулиганам. Будем вместе сбивать с толка дитей. А жаль бросать такое теплое место: живи ни тужи. Но чиго ни пажалеешь для своего второго я! С приветом
Пыпин.
Письмо было написано вкривь и вкось. Но я сразу узнал эти каракули, бросился к окну и увидел за яркой границей острова темную фигурку, улепетывающую по белому льду в сторону материка Антарктиды.
Только теперь мне открылись черные планы Пыпина. решившего соблазнить меня легкой, беспечной жизнью. По его замыслу мне должно прийтись по душе такое существование, когда можно жить припеваючи, не работая, и еще принимая при этом божеские почести. О, опытный хулиган все рассчитал очень точно. И тогда общество с презрением отвернется от своего кумира, который присваивает плоды чужого труда.
Проникнув в замыслы своего врага, я ужаснулся и подумал, что, может, пока не поздно, нужно бежать из заманчивой ловушки, расставленной Пыпиным, и бросился к дверям. И не успел на какую-то долю секунды!
В кабинет вошел один из старейшин племени и голосом шталмейстера торжественно объявил:
"Покровитель! Выйди на площадь! Мы будем тебя боготворить!"
И с этой минуты наступили самые трудные дни в моей жизни. Наи-вняги поклонялись мне с утра до вечера, а когда на острове возникали новые дома и сады, они почему-то приписывали их появление моей особе. Я открещивался, горячо возражал, объяснял, что сижу сложа руки. Или праздно слоняюсь по коридорам и залам своего храма, держа над головой позолоченный нимб.
"Мы знаем: ты очень скромный!" - уважительно отвечали наи-вняги и приносили в жертву овцу, нанося ощутимый урон своему скотоводству.
Но самое тяжелое испытание выпадало на мою долю по утрам, когда мне прямо в постель приносили кипы свежих газет со всего мира - их аккуратно слал по почте кто-то, пожелавший остаться неизвестным, - и я с горечью читал в светской хронике самые подробные описания пышных праздников, которые то и дело устраивались в мою честь. Некий таинственный корреспондент, прятавшийся за псевдонимом "Правдивый Наблюдатель" и якобы аккредитованный при моем храме, не жалел цветистых эпитетов. Они повергали меня в отчаяние. Но особенно страдала от них моя бедная беззащитная скромность. Она прямо таяла на глазах. И я понял, что, если ее не спасти, мной непременно овладеет зазнайство. Но как это сделать? Где ты, моя пресловутая находчивость, воспетая в рассказах моих современников?
Однажды я, полный печали, вышел на площадь, покорно готовясь принять новую порцию незаслуженных почестей, и, сам не зная зачем, произнес перед толпой туземцев:
"Теперь у вас в изобилии фрукты и овощи. А было время, ваш остров лежал под толстым панцирем льда. Но отчего лед растаял, спрашиваю я себя? Небось от горячей воды. Бурлила вода, кипела в глубинах, точно в котле. Но вот кто-то вывел ее на поверхность, и кипяток побежал по трубам, лед растопил и снега, отогрел плодородные почвы и воздух. Или, может, я ошибаюсь, и все было не так? Впрочем, мне уже все равно". - И я безнадежно махнул рукой, подчеркивая свою обреченность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
"Товарищи, с одной стороны, юнга, конечно, с нами. Вот он стоит. Такой, каким мы его знали всегда. Но в то же время юнга находится там, на острове наи-вняг в качестве человека божественного происхождения. Как ему удалось оказаться и здесь и там, лично я объяснить затрудняюсь. Но об этом нельзя забывать".
И тут моими товарищами опять овладела тревога. Мне тоже стало не по себе. От мысли, что в это время я нахожусь на острове наи-вняг, потеряв свою былую скромность.
"Юнга, может, вы объясните нам, что с вами случилось? То есть не объясните, а просто попробуете высказать свое еще незрелое, наивное и даже, может быть, по-детски абсурдное предположение? - с надеждой спросил капитан.
Я наморщил лоб, втайне рассчитывая: а вдруг меня, как это уже не раз бывало, осенит счастливая догадка? Но случай на этот раз обошел меня стороной.
"Что вы, капитан? Куда уж мне такому зеленому, если даже вы отступили перед этой загадкой! - удивленно воскликнул я. - Мне кажется, что ее разрешить можно только на острове, где живут сами наи-вняги. Но это во мне, конечно, говорит типичная мальчишеская горячность".
Услышав мои слова, экипаж загрустил. Все поняли, что снова настал час нашей разлуки. Юнге пора совершать очередной безрассудный поступок, убежав с корабля за разгадкой очередной тайны. Но пасть окончательно духом им не давала мысль о том, что зато какой радостной будет встреча, когда их любимец вернется потом живым и невредимым, успешно пройдя через воду, огонь и - наконец-то! медные трубы.
"Что ж, придется стать на ремонт. Штурман, мы отправляемся в доки! деловито скомандовал капитан и многозначительно добавил: - В какие - знаете сами!"
"Есть, в доки! - лихо откликнулся штурман и понимающе добавил: - В те, что поближе к острову наи-вняг".
На буксир вернулось здоровое рабочее настроение, и вскоре он встал в доки. А едва наступила ночь, мне пришлось, не мешкая, бесшумно спустить на воду свой личный (предназначенный для приключений юнги) ялик и отправиться на поиски острова наи-вняг. Я энергично греб веслами и представлял, как утром вахтенный поднимет тревогу, обнаружив загадочное исчезновение юнги, экипаж поспешно поднимет якорь и, в свою очередь, бросится на поиски своего легкомысленного любимца. Но только так уж получится, что курс он возьмет в противоположную сторону. Я гребу на запад, а буксир поплывет на восток. И в этом нет ничего удивительного. По какой-то причине, то ли из-за отсталости своей, то ли еще почему, наи-вняги до сих пор не смогли точно определить свои координаты, и потому толком никто не знал, где находится этот загадочный остров.
Я не покладая рук раздвигал веслами льды, углубляясь в море Уэдделла, и на десятый день путешествия передо мной выросло чудо. Посреди белых пустынных льдов возвышался ярко-зеленый, украшенный буйной растительностью остров. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она состоит исключительно из садово-огородных культур. Среди густых зарослей лука и петрушки краснели томаты, толстые ветви яблонь и груш сгибались под тяжестью сочных плодов.
От изумления я выронил в воду весла, но затем быстро пришел в себя и начал лихорадочно грести просто руками. На берегу тем временем появились первые туземцы и закричали:
"Это он! Смотрите он и здесь! Он и там, он и тут!"
Они указывали то на меня, то в глубины острова, скрытые за стеной деревьев.
Я пришвартовал свой ялик в тихой прелестной бухте, вылез на берег, и туземцы тотчас пали передо мной на колени, уткнувшись лицом в песок. Мне стало очень обидно. За что они меня так?
"Минуточку, минуточку! Давайте прежде разберемся: что это за остров и кто вы такие?" - запротестовал я на совершенно законном основании.
Один из туземцев поднял голову и с мягким упреком промолвил:
"О божественный! Это же мы, наи-вняги, твои темные, совершенно беспомощные чада. Неужели ты успел нас позабыть? Ведь с того момента, как ты осчастливил нас последней мудрой беседой, прошло всего лишь десять минут!"
Я хотел напомнить туземцам, что только сию минуту прибыл на остров и, следовательно, вижусь с ними впервые, но передумал, побоявшись нанести им, может быть, кровную обиду, и уклончиво сказал:
"Если вас это не затруднит, будьте любезны, покажите мне этого меня, который с вами только что вел беседу... И встаньте же на ноги, в конце концов! Сколько можно?"
"Слушаемся, всемогущий!" - обрадовался все тот же туземец, который первым завел со мной разговор.
Он был очень толст, но вскочил на ноги с необычайной для своего веса резвостью. Остальные островитяне охотно последовали его примеру, поднялись, отряхивая приставший к одежде песок.
"Ты желаешь взглянуть на себя, лучезарный? Ступай за мной! Мы тебе покажем тебя. Ты там!" - продолжал толстяк, указывая за верхушки деревьев, и прытко зашагал по тропинке сквозь сад.
И я поспешно бросился за ним, сопровождаемый толпой островитян.
"Нам очень повезло. Ну то, что именно ты согласился взять наше племя под свое высокое покровительство, - говорил толстяк, оглядываясь на ходу. - Мы как узнали, впали в сильный восторг. "У кого, у кого, а у юнги Иван Ивановича его божеское происхождение видно за восемь морских миль, - говорили мы. Послушаешь про его дела, и ясно, что он существо сверхъестественное".
Это я-то сверхъестественное существо? Но на льстеца он не был похож. Им руководило его невежество. И я его простил.
"А вот божеству, которое было до вас, - не утихал мой словоохотливый проводник, - тому - стыдно сказать: все-таки бог! - мы не сразу поверили. Пришлось ему заложить новый сад, только тогда он сподобился почестей".
Над моей головой свисали огромные темно-синие сливы, а кочаны капусты доходили до плеча.
"С ума сойти! - вскричал я, не удержавшись от восторга. - И все это в центре вечных льдов!"
"Эти культуры вырастило божество, которое было за два божества до тебя", пояснил толстяк.
Я в бога не верил, но тот, кто создал эти огороды и сады безусловно был наделен сверхъестественной силой.
Тропинка привела нас в симпатичный поселок, состоящий из красивых жилых строений. Посреди просторной площади возвышалось многоэтажное сооружение, на крыше которого причудливо соседствовали луковки церквей, ступенчатые верхушки пагод и химеры языческих капищ.
"Все, что ты видишь, тоже возникло по мановению наших всемогущих покровителей, - трепетно сообщил толстяк. - А от тебя мы ждем еще большего!"
"Но мне недоступно даже такое", - предупредил я толстяка и остальных сопровождавших меня островитян.
"О, о твоей скромности мы наслышаны много", - почтительно напомнил толстяк.
"О да! Очень много наслышаны", - загудели туземцы.
"А где же они, ваши всесильные покровители? Что с ними случилось?" спросил я, уводя их от лести, которой они по темноте своей начали было меня осыпать, и за одно с этим восхищаясь архитектурным искусством могучих и таинственных существ.
"Увы, мы этого сами не знаем, - печально признался толстяк. - Только через год после их явления народу, с ними начинает твориться нечто непонятное нам. Боги принимаются бить себя в грудь и утверждать, горько рыдая, будто бы бездельничают у нас, зря хлеб насущный едят и что им от этого стыдно. Простите, говорят, пригрели вы тунеядца. И потом уезжают на великие стройки. Твой предшественник, например, убыл в Сибирь. - И толстяк грустно добавил: Впрочем, я, кажется, начинаю догадываться, в чем дело. Им тесно у нас. Какие здесь масштабы? Крошечный остров, и всего? Не больно развернешься! И, видимо, потому нам все трудней и трудней искать себе покровителя. На этот раз мы даже упали духом, никто, думали, к нам не пойдет. Но ты, слава богу, согласие дал! А так бы, кто знает, что стало с нами и нашей маленькой, но дорогой нашему сердцу страной".
Я спохватился, вспомнил о цели своего приезда. Но мы уже приблизились к подножию странного сооружения, и мое внимание привлекла медная табличка, висевшая на массивных дверях этого удивительного дворца. На табличке красовалась витиеватая надпись:
ЮНГА ИВАН ИВАНОВИЧ
действительный Член Географического Об-ва.
"Это священный храм, в котором ты, по нашим представлениям, обитаешь, пояснил толстяк и распахнул передо мной двери храма. - Не стесняйся, вступай, о светлоголовый! Ты, безусловно, будешь себе рад!"
Но меня не нужно было уговаривать лишний раз, я пулей влетел во дворец. Где-то здесь затаилась разгадка этого странного происшествия. И мне хотелось как можно скорей добраться до ее тайника и, открыв секрет, восстановить в глазах у людей свое скромное доброе имя. Я пробежал по анфиладе роскошных комнат, по персидским коврам, вдоль венецианских зеркал, но не встретил ни живой души,
Запыхавшиеся наи-вняги догнали меня на самом верхнем этаже, когда я, уже потеряв все надежды, печально оглядывал последнюю комнату, оказавшуюся моим кабинетом.
"Меня нигде нет", - пожаловался я подоспевшему толстяку.
"Ничего подобного. Ты вот он, стоишь прямо на своем месте", - возразил толстяк.
"Но я стою один, а где же я второй?"
Толстяк, непонятно почему, с облегчением вздохнул и сказал:
"Уф, значит, обошлось. Видишь ли, по нашим верованиям, ты и должен быть в единственном числе. Иначе, представляешь, сколько бы получилось недоразумений, окажись у нас два твоих "я"? Одно хочет одно, а второе - другое. Попробуй, угоди! И я, признаться, поначалу расстроился, увидев тебя и тут, и там почти в одно и то же время".
Ах, если бы он знал на самом деле о моем втором "я"! Но он не знал этого. И тем не менее именно его рассуждения навели меня на ответ, за которым я приехал на остров.
Озаренный разгадкой, я немедля кинулся к своему письменному столу. Так и есть! Посреди стола лежал лист бумаги, на котором было написано:
Все ты папался! Теперь ты глубако опазорин и больше не имеешь права меня упрекать воспитаватъ. Пириходи к нам хулиганам. Будем вместе сбивать с толка дитей. А жаль бросать такое теплое место: живи ни тужи. Но чиго ни пажалеешь для своего второго я! С приветом
Пыпин.
Письмо было написано вкривь и вкось. Но я сразу узнал эти каракули, бросился к окну и увидел за яркой границей острова темную фигурку, улепетывающую по белому льду в сторону материка Антарктиды.
Только теперь мне открылись черные планы Пыпина. решившего соблазнить меня легкой, беспечной жизнью. По его замыслу мне должно прийтись по душе такое существование, когда можно жить припеваючи, не работая, и еще принимая при этом божеские почести. О, опытный хулиган все рассчитал очень точно. И тогда общество с презрением отвернется от своего кумира, который присваивает плоды чужого труда.
Проникнув в замыслы своего врага, я ужаснулся и подумал, что, может, пока не поздно, нужно бежать из заманчивой ловушки, расставленной Пыпиным, и бросился к дверям. И не успел на какую-то долю секунды!
В кабинет вошел один из старейшин племени и голосом шталмейстера торжественно объявил:
"Покровитель! Выйди на площадь! Мы будем тебя боготворить!"
И с этой минуты наступили самые трудные дни в моей жизни. Наи-вняги поклонялись мне с утра до вечера, а когда на острове возникали новые дома и сады, они почему-то приписывали их появление моей особе. Я открещивался, горячо возражал, объяснял, что сижу сложа руки. Или праздно слоняюсь по коридорам и залам своего храма, держа над головой позолоченный нимб.
"Мы знаем: ты очень скромный!" - уважительно отвечали наи-вняги и приносили в жертву овцу, нанося ощутимый урон своему скотоводству.
Но самое тяжелое испытание выпадало на мою долю по утрам, когда мне прямо в постель приносили кипы свежих газет со всего мира - их аккуратно слал по почте кто-то, пожелавший остаться неизвестным, - и я с горечью читал в светской хронике самые подробные описания пышных праздников, которые то и дело устраивались в мою честь. Некий таинственный корреспондент, прятавшийся за псевдонимом "Правдивый Наблюдатель" и якобы аккредитованный при моем храме, не жалел цветистых эпитетов. Они повергали меня в отчаяние. Но особенно страдала от них моя бедная беззащитная скромность. Она прямо таяла на глазах. И я понял, что, если ее не спасти, мной непременно овладеет зазнайство. Но как это сделать? Где ты, моя пресловутая находчивость, воспетая в рассказах моих современников?
Однажды я, полный печали, вышел на площадь, покорно готовясь принять новую порцию незаслуженных почестей, и, сам не зная зачем, произнес перед толпой туземцев:
"Теперь у вас в изобилии фрукты и овощи. А было время, ваш остров лежал под толстым панцирем льда. Но отчего лед растаял, спрашиваю я себя? Небось от горячей воды. Бурлила вода, кипела в глубинах, точно в котле. Но вот кто-то вывел ее на поверхность, и кипяток побежал по трубам, лед растопил и снега, отогрел плодородные почвы и воздух. Или, может, я ошибаюсь, и все было не так? Впрочем, мне уже все равно". - И я безнадежно махнул рукой, подчеркивая свою обреченность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28