— Собственно говоря, обычай этот ведет свое происхождение из Багдада. В Багдаде и Дамаске вы можете наблюдать на каждом перекрестке и перед мечетями десятки арабов, пьющих пиво через соломинку.
Он был в этот миг совершенно убежден в правдивости своего утверждения. В жажде боя переводил он взгляды с одного на другого, готовый сцепиться со всяким, кто дерзнет высказать какое-нибудь сомнение. В воображении он действительно видел турка с чалмою на голове, который, сидя в своей лавке между тюками с товаром, созерцательно посасывал соломинку вместо чубука.
— Арабы, стало быть, пьют пиво? Прекрасно! — сказал, рассмеявшись, Хорват. — Этнография: неудовлетворительно.
Этот намек на его профессию репетитора чрезвычайно уязвил Дембу. Он с ненавистью взглянул на Хорвата, прищурив глаза, и сказал ядовито:
— Вообще, когда входят в комнату, то здороваются. Поняли? Заметьте себе это.
— Э? Что вы такое сказали? — спросил в изумлении Хорват.
Демба испугался. Что он опять натворил! У него ведь было намерение вести себя скромно, вежливо и любезно, чтобы снискать симпатии всех присутствующих. А теперь он восстановил против себя Хорвата, и когда Соня придет, то увидит его со всеми рассорившимся, оттесненным на задний план, не участвующим в общей беседе. Нет, ему надо было исправить свой опрометчивый поступок, встать, извиниться. Он встал.
— Я прошу простить меня, господин Хорват, приношу извинение. Мое замечание относилось не к вам. Оно было обращено к кельнеру.
Демба молчал, приведенный в некоторое смущение удовлетворенной усмешкою Хорвата. Духота в маленьком помещении становилась невыносимою. Пламя газовых рожков жужжало мучительным образом. Дым папирос вызывал кашель. Демба нервно и порывисто вертелся, искал глазами кельнера, но того не было в комнате.
— Невозможные манеры у этого кельнера! — усердствовал Демба. — Удивляюсь, как вы это позволяете. Он никогда не кланяется, когда входит в комнату. Где он вообще торчит? Только что ведь был здесь.
Пиво, которое Демба высосал через соломинку, начинало действовать. Кровь у него стучала в висках, и он чувствовал легкое головокружение, шум в ушах и боль в желудке. Ему пришлось сесть.
— Я надеюсь, вы не приняли выговора на свой счет, господин Хорват. Недоразумение. Вас я не имел в виду. Я далек от мысли…
— Да уж ладно, — сказал наконец Хорват, и Демба сразу умолк.
— Тут у него не в порядке, — сказал громко доктор Фурман и приложил указательный палец ко лбу.
— Он пьян, — объяснил Георг Вайнер.
— Не уйти ли нам? — спросила робко одна из барышень.
— Мы должны дождаться Соню, — заметил Вайнер.
— Почему Сони так долго нет сегодня? — спросил Хорват.
— Она сейчас должна прийти, — сказал Вайнер.
Демба насторожил слух. Ну, так и есть. Это опять в его огород камешек. «Сейчас должна прийти», — сказал Вайнер и при этом посмотрел на него. Но, простите, какое мне дело, придет Соня или не придет? Разве я здесь нахожусь ради нее? Язвительное замечаньице, не так ли? В меня метили, не правда ли? Но вы ошибаетесь, господин Вайнер. Вы сильно заблуждаетесь. Совсем иные причины привели меня сюда. Веские причины. Целый ряд веских причин. Надо же мне сказать этим господам, какие важные причины…
Демба откашлялся.
— В сущности, вы меня видите здесь, господа, совершенно случайно, — сказал он. — Вообще говоря, я бываю здесь редко. Вы, вероятно, недоумеваете, каким образом я попал сюда.
Доктор Фурман оторвал взгляд от газеты. Вайнер отвел папиросу от губ и поглядел на Дембу. Хорват ухмылялся.
— Так вот, видите ли, дело объясняется очень просто. У меня были особые причины прийти сюда именно сегодня. Важные причины. Целый ряд весьма важных причин.
— Так-с, — произнес доктор Фурман и продолжал читать.
— Причины разнообразные, — сказал Демба, кашлянул, чтобы выиграть время, и стал думать. Но ни одна из разнообразных причин не приходила ему на ум, чтобы выручить его из затруднения. — Дело в том, что ни о каком другом помещении просто не могло быть речи, между тем как это, так сказать, напрашивалось само собою уже вследствие его чрезвычайно выгодного местоположения, весьма удобного для всех участников.
Демба перевел дыхание. Теперь у него наконец мелькнула одна мысль.
— Я, видите ли, жду здесь двух господ по одному весьма щекотливому делу, — шепнул он таинственно, —по делу чести, как вы, вероятно, уже догадались. Дело очень серьезное! Чертовски серьезное! Господам этим, в сущности, пора уже быть здесь. Офицеры двадцать первого егерского полка.
Он встал и направился нетвердой поступью к двери.
— Кельнер! — крикнул он. — Не спрашивали ли меня два господина? Я — Демба. Станислав Демба. Их двое: лейтенант и обер-лейтенант с зелеными погонами.
Кельнер ответил отрицательно.
— Еще не спрашивали? — спросил Демба и был в самом деле удивлен, раздосадован и разочарован опозданием этих господ. — Это меня поражает. Офицеры бывают обычно пунктуальны при подобных обстоятельствах.
Он начинал терять терпение, посматривал на дверь и постукивал ногою по полу. Но офицеры не появлялись. Демба решил обратиться к доктору Фурману за советом в это трудном положении.
— Как долго я обязан, в сущности, ждать этих господ? — спросил он.
— Оставьте меня в покое! — грубо сказал доктор Фурман и продолжал читать газету.
— Что вы сказали? — резко спросил Демба.
Теперь, когда он вдруг и чрезвычайно неожиданным способом увидел себя вовлеченным в дело чести, он не был намерен давать над собою тяготеть хотя бы малейшему оскорблению. Он подошел к доктору Фурману, пристально взглянул на него и потребовал удовлетворения:
— Я вынужден просить вас немедленно объясниться.
— Ступайте домой и проспитесь! — заревел на него доктор Фурман. — Вы пьяны! Хотел бы я видеть дурака, выбравшего вас секундантом.
Демба, уничтоженный, отступил к своему месту. Оглушенный, утомленный и с тяжелой головою, он ушел в мрачные мысли.
Пьян! Этот человек решил, что он пьян. Сказал ему это прямо в лицо. Демба горько рассмеялся. «Только скользнул по мне взглядом и говорит, что я пьян. Даже не отвел глаз от газеты, а говорит очень просто, что я пьян. Это еще следует доказать, милостивый государь. Если мое мнение что-нибудь значит в этом вопросе, если мне позволено высказаться, то, честное слово, я никогда еще не был так трезв, как теперь. Я знаю все, что происходит, вижу все совершенно ясно, ничто не ускользает от меня. Я вам это сейчас докажу. Муха села к вам на тарелку, милостивый государь. Видите, от меня ничего не скроете. Я все наблюдаю четко. Что у Вайнера из кармана пальто торчит газета, сложенная вдвое, — это я все вижу. Что у вас, господин Хорват, нижняя пуговица на жилете расстегнута, хотя это неудобно по отношению к дамам, — это я вижу тоже. Вам надлежало бы подкрепить доказательствами свое утверждение. Надо мне объяснить это всем присутствующим. Пьян! Придется мне высказать откровенно свое мнение. Что вам в голову взбрело, милостивый государь? Пьян! Нужно же мне в таком случае…»
Демба встал и направился к соседнему столу. Он целил прямо в правый угол стола, старательно делал шаг за шагом и без инцидентов добрел до цели.
— Простите, что мешаю читать, — начал он и нагнулся к доктору Фурману. — В газете, впрочем, нет ничего интересного. Общее собрание охотничьего союза. Парад войскам. Редкий юбилей. Самоубийство на Бабенбергерштрассе… Я знаю все. Мне в нее и заглядывать не нужно.
А все-таки в газете не все напечатано.
Демба весело про себя рассмеялся. Мысль, что не всегда все напечатано в газете, очень его забавляла.
— Что вам нужно еще от меня? — спросил доктор Фурман.
— Я хотел вам только сказать… — начал объяснять Демба. Он откашлялся и начал по-другому: — Мне важно установить…
Боль в желудке опять появилась. Он чувствовал гудение в ушах, давление в висках, и газовые рожки устрашающе колыхались у него над головою. Он нашел, что стоит недостаточно прочно, и крепко прислонился спиною к какому-то стулу. Вот так. Теперь ему было лучше.
— Я хотел бы установить… — начал Демба в третий раз.
Но тут стул не выдержал и опрокинулся. Сумочка актрисы упала па пол, и множество безделушек — монеты, записная книжка, катушка с нитками, зеркальце, папиросы, черепаховая гребенка, два карандашика и медвежонок в виде брелка — рассыпались по полу.
Дембе удалось удержаться на ногах. Ему послужила опорою массивная доска стола. Пьян! Вздор! Он видит все; наблюдает все. Вот лежит записная книжка. Монета в пять крон закатилась за вешалку.
— Увалень! — крикнул Вайнер. — Вы тут еще все вдребезги разнесете.
— Ступайте домой, проспитесь, говорил же я вам! — заревел доктор Фурман.
— Зеркальце разбилось! — плакалась актриса.
Вайнер и Хорват вскочили и принялись подбирать вещицы с пола. Демба не принял участия в этой человеколюбивой работе. Но следил за нею внимательно и участливо и не переставал давать полезные указания.
— Монета в пять крон покатилась за вешалку, — сказал он. — А вот лежит карандаш. Правее! Правее, господин Вайнер!
— Он пьян? Вздор! Он видел все, ничего не ускользало от него.
Хорват выпрямился и смотрел озадаченно на Дембу.
— Но ведь это верх наглости! — крикнул он, рассвирепев. — Швыряет все на землю и спокойно смотрит, как мы трудимся.
Он подошел вплотную к Дембе.
— Благоволите поднять вещи, которые вы сбросили. Но поторопитесь!
Демба потянулся к медвежонку, но передумал и выпрямился опять.
— Подымете вы их или не подымете? — крикнул Хорват.
Демба покачал головою.
— Нет, — сказал он. — Не надо.
Он счел большой некорректностью подобное требование.
Тут вмешался в дело доктор Фурман.
— Да ведь это… это превосходит все пределы! Эмиль, чего ты ждешь? Тресни его по черепу стаканом!
Демба покраснел и укоризненно взглянул на доктора Фурмана.
Вайнер забавлялся и посмеивался.
— Эй вы! Слушайте, что я вам скажу, — произнес Хорват. — Не выводите нас из терпения. Я буду считать до трех. Если вы при слове «три» не поднимете всех вещей, то… Вы увидите, что с вами будет.
Перестаньте же, Эмиль. Я уж их сама подниму, — испуганно сказала барышня, которой принадлежали вещицы.
— Раз! — сказал Хорват.
Демба нахмурился, повернулся и неуверенными шагами направился к своему столу.
— Два! — считал Хорват.
— Что вам нужно от меня? — крикнул Демба. — Оставьте меня, пожалуйста, в покое.
— Три! — крикнул Хорват. Терпение у него лопнуло. Он схватил свой стакан с вином и плеснул его содержимым Дембе в лицо. — Так! Получайте!
Барышни вскрикнули.
Демба подскочил. Он был смертельно бледен, вино струилось у него по лицу и слепило глаза. Вид у него был жалкий, смешной и страшный в то же время.
Холодный душ его сразу отрезвил. Он видел все совершенно ясно. Жгучий стыд поднимался в нем. Что сделал он, что наболтал! Как мог он весь вечер валять дурака перед этими людьми, служить им посмешищем! Они глумились над ним, раздражали его, обращались с ним как с собакой, и он это терпел, чтобы увидеть Соню, и теперь стоял, осмеянный всеми.
Но теперь довольно. Вся злоба, вся ярость, все разочарование, которое он подавлял в себе весь день, — теперь они прорвались наружу. Теперь он схватит за горло этих трех негодяев.
Они смеялись! Они смеялись над ним! Все они смеялись. Теперь они почувствуют его кулаки. Прежде всего — Вайнер с его рожей без подбородка. А потом другой, с мордой бульдога. А потом Хорват…
Он ринулся на них, не мог говорить от гнева и стыда и раскаяния, и одна только мысль была у него — задушить их всех своими руками.
Но вдруг он остановился и со стоном сжал зубы. Его руки были скованы! Его руки были бессильны! Его руки должны были оставаться скрытыми, спрятанными…
Демба стоял перед этими людьми, хрипя от гнева, дрожа от жажды мести, скрежеща зубами от жажды убийства, и все же беспомощный, беззащитный, отданный им на потеху. Они смеялись над ним, смеялись во все горло, тряслись от смеха, глумясь над его бессильным гневом.
И Вайнер, чтобы не остаться в стороне, взял свой стакан с вином и воскликнул:
— Не угодно ли еще стаканчик? Для прохлаждения?
Тут внезапно донесся со стороны двери громкий голос Сони:
— Ради Бога! Георг! Берегитесь! У него в руке револьвер!
Глава XVIII
В следующее мгновение паника охватила всех. Пьяный вооружен револьвером! В один миг все разбежались в разные стороны, и так велик был испуг, так сильно замешательство, что никто не находил двери. Вайнер уронил стакан, стакан разбился вдребезги, и вино пролилось на пол. Хорват в безрассудном бегстве помчался к Соне, споткнулся и опрокинул стул. Когда взгляд Дембы упал на него, он мгновенно остановился как вкопанный и совершенно отчаялся в спасении. Обе барышни забились в оконную нишу и, тесно прижавшись друг к другу, вне себя от ужаса, таращили глаза из-за складок штор на Дембу, который стоял посреди комнаты немой, грозный и готовый совершить страшное деяние.
— Стани! Что хочешь ты сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24