Там, наверху, в окне, свет внезапно погас.
В комнате Георга Вайнера свет погас.
Что там происходит? Что бы это могло означать?
С трудом воздвигнутое здание холодного безучастия рассыпалось в прах.
Там, наверху, в этой комнате, Соня в этот миг лежала в объятиях Георга Вайнера. Свет погасила она. И теперь принадлежит ему. Для обоих теперь наверху начинался час, о котором мир ничего не должен был знать. Безмолвное соглашение, покорность и обладание — вот что означала наступившая мгла. А Демба стоял внизу, жалким образом обманутый гладкими фразами, которыми вооружился против гнева и боли и которые теперь падали на землю, как увядшие листья. В отчаянии, чувствуя себя глубоко несчастным, дрожа от страдания и ненависти, терзаясь завистью и готовый заплакать, стоял Демба на улице.
Но не должны они оставаться наедине! Она не должна лежать в его объятиях! Пусть они оба не думают, будто могут скрыться от Дембы и от всего света.
Он не мог не взбежать по лестнице. Он не знал, что сделает, как и что скажет. Ему хотелось только взломать дверь и вдруг появиться в комнате как укор, как жалоба, как угроза, как тревожный сигнал.
И он пошел, задыхаясь, сжав кулаки, и все же — с трепещущим от страха сердцем — пошел к воротам.
Но тут из ворот вышел вдруг на улицу молодой человек. Это был Георг Вайнер, и он был один.
Подойдя к краю тротуара, он поглядел вправо и влево вдоль улицы и подозвал фиакр.
Одно мгновение Демба смотрел на соперника в крайнем изумлении. Потом с большим облегчением перевел дыхание.
Георг Вайнер был дома совсем один. Да. Сони у него не было. Они не обнимались, не целовались в темноте. Только собираясь уходить, Вайнер погасил свет в своей комнате.
Пускай вчера она была у него, пускай завтра опять придет! Это было ему совсем неважно. Но что Соня теперь, как раз теперь, когда Демба в бессильном гневе не спускал глаз с окна, не была наверху, это делало Дембу счастливым. Внезапно наступивший в комнате мрак означал только уход Георга Вайнера из квартиры, и это наполняло Дембу благодарностью и радостью.
И теперь, когда спокойствие опять вернулось к нему, он попытался еще раз спрятаться за красивыми словесными оборотами. Но гладкие фразы утратили свою обольщающую и успокаивающую силу.
Нет. Ничего не поделаешь. Теперь он не может уйти домой. Еще раз должен он с нею повидаться перед ее отъездом. Еще раз стоять перед нею, смотреть на нее, слышать ее голос и смех и безмолвно с нею проститься.
Георг Вайнер собирался сесть в фиакр. Он, казалось, торопился. «Должно быть, он едет к ней, — подумал Демба. — И теперь он должен будет мне сказать, где ее можно видеть.
— Здравствуйте, коллега! — сказал Демба и вынырнул из мрака.
Георг Вайнер обернулся.
— Добрый вечер, Демба, — сказал он холодно.
— Вы куда? — спросил Демба, и сердце у него при этом заколотилось.
— В погребок «Резиденция», — ответил Вайнер.
— В «Резиденцию»? Там уютно, не правда ли?
— Довольно уютно.
— Чрезвычайно уютно в «Резиденции»! — пылко сказал Демба. — Возможно, что и я туда приду.
Глава XVII
Демба был в раздраженном состоянии духа, когда открывал дверь. Он больно ушибся коленом о стул в темном коридоре, который вел в отдельный кабинет. Вошел он не сразу; остановился в дверях, под прикрытием вешалки, нагруженной шляпами и пальто.
В маленькой комнате было слишком натоплено. Свет ослепил его; однако Демба сразу заметил, что Сони здесь нет. Но он увидел тут в сборе ее приятелей и приятельниц, в обществе которых она почти постоянно бывала последнее время. Тут были две барышни, учившиеся на драматических курсах. Против двери сидел доктор Фурман, коренастый мужчина с лицом сердитого бульдога и шрамом на левой щеке. У него был зычный, пронзительный голос, звучавший, как рожок автомобиля. Являлось желание быстро отскочить в сторону всякий раз, как он начинал говорить. По другую сторону стола, против Георга Вайнера, сидел, к величайшему огорчению Дембы, в облаке сигарного дыма и со своею вечной, ничего не говорящей улыбкой на губах Эмиль Хорват.
Демба приходил в ярость при одном воспоминании о Хорвате. Иногда, когда он давал урок у Бекеров, Хорват, запросто бывавший у них, входил в комнату, не здоровался, слушал, снисходительно усмехаясь, как Демба объяснял мальчикам неправильные глаголы, и затем с высокомерной насмешкою удалялся. Нахал! Бывало, войдет, подаст мальчикам руку, не обращая внимания на Дембу, одного потянет за ухо, другого хлопнет по щеке и спросит, дома ли Элли… Элли! Фрейлейн Бекер он попросту называл Элли. Но не может же господин Хорват подать руку репетитору. Репетитор принадлежит к прислуге, семьдесят крон в месяц и стол! Он для господина Хорвата то же, что воздух. Но что же представляет собою, в сущности, господин Хорват? Член правления. Член правления акционерного общества маслодельных заводов, больше ничего. Ни высшего образования, ни диплома. Ниже его достоинства!.. Демба чувствовал, как у него кровь приливает к голове от раздражения.
Нет, нет! Только бы оставаться спокойным! Быть любезным, приветливым, предупредительным, не обнаруживать своей досады. Какое ему дело до Хорвата? Никакого. Демба наметил себе план действий. Он собирался подсесть вот к этим молодым людям и напустить на себя такой вид, словно он каждый день сидит в их компании. Намерен был принять участие в беседе, рассказывать остроумные анекдоты, быть интересным, говорить барышням любезности; а когда затем придет Соня, то пусть увидит его в кругу своих приятелей в качестве желанного гостя, занятого оживленною беседою.
Он вышел из-за вешалки и поклонился во все стороны.
— Добрый вечер, господа! Привет мой дамам! — он подошел к столу с видом ловкого светского человека и неотразимого сердцееда. — Желаю здравствовать и веселиться.
Трое мужчин прервали беседу и с удивлением взглянули на Дембу, который в забрызганных грязью брюках и промокшей накидке, ронявшей на пол капли дождевой воды, стоял посреди комнаты. Он мешал. Они уже не чувствовали себя в своей компании. Обе дамы отвели глаза от меню и с любопытством рассматривали Дембу.
— Здравствуйте, — сказал наконец Хорват. — Как вы сюда попали?
— Вышел немного пройтись в поисках развлечений, — сказал Демба беспечным тоном.
— Хотелось побыть немного среди людей после трудового дня. Не позволите ли присесть? Или, может быть, я мешаю?
— Пожалуйста, — сказал очень холодно Георг Вайнер.
И Демба, после того, как несколько мгновений нерешительно глядел по сторонам, уселся наконец робко и неуклюже за соседний стол. Доктор Фурман кашлянул, харкнул, а затем шумно повернулся вместе со своим стулом к Георгу Вайнеру.
— Скажи мне, кто это такой? — спросил он бесцеремонно.
Один из невозможных Сониных знакомых, — тихо ответил Вайнер.
— Так он и выглядит, — сказал доктор Фурман и допил свою кружку пива.
Демба слышал, как они перешептывались, и покраснел до ушей. Он знал совершенно точно, о чем шла речь в этот миг. Вайнер, конечно, рассказывал другому, что Демба бегает за Соней и что она его знать не хочет, и над этим оба теперь потешались. Нет, это предположение, будто он пришел сюда ради Сони, ему необходимо было опровергнуть. На это ложное утверждение нужно было немедленно и решительно возразить. Ради Сони? Вот потеха! Об этом, право же, и речи быть не может. Случайность, уважаемый господин Вайнер! Простая случайность, милый Хорват! Я, впрочем, рад, что встретился с вами здесь, милый Хорват…
Демба встал.
— Очень рад, что застал здесь общество. Я много слышал об этом ресторане; здесь, по слухам, превосходная кухня, — сказал он, обращаясь к Георгу Вайнеру. — Мне приходится часто есть вне дома. Да, к этому я вынужден своей профессией, — заявил он с ударением и при этом посмотрел в боевой готовности на Хорвата, словно опасаясь возражения с его стороны. — Кухня и погреб этого заведения пользуются отличной репутацией, — заверил он доктора Фурмана.
Тот сначала взглянул на обоих своих приятелей, потом на Дембу, покачал головою и углубился, пожав плечами, в чтение вечерней газеты. Вайнер и Хорват не знали, что ответить на такое излияние, и смущенно посмеивались. Воспитанницы театрального училища хихикали, уткнув нос в тарелки.
Но Демба решил убедить во что бы то ни стало всех присутствующих, что совсем не ради Сони пришел, а чтобы хорошо поесть. Он непременно хотел это всем объяснить и упрямо продолжал:
— Превосходное качество кушаний, которые предлагает хозяин, служит повсюду за последнее время злобою дня. Со всех сторон раздаются только похвалы по поводу…
Он вдруг замолчал. Перед ним стоял кельнер и протягивал ему меню.
— Что прикажете подать?
— Позже! Позже! — пробормотал Демба в крайнем замешательстве и бросил испуганный взгляд на Георга Вайнера. — Придите позже. Я никогда не ужинаю раньше девяти часов вечера.
Он уставился глазами в пространство и принялся по этому поводу размышлять о срочной необходимости изобрести электрический подъемный кран, который бы, безо всякой помощи рук, отправлял еду прямо с тарелки в рот.
— Что изволите пить? Пиво или вино? — спросил кельнер.
Пить! Да, честное слово, выпить бы ему сейчас наконец следовало. Язык у него прилипал к нёбу, и в глотке жгло как огнем. О Господи, хотя бы один глоток пива, один-единственный маленький глоточек! Но ведь это невозможно — эти люди все смотрят в его сторону… Ему припомнился один фокусник, которого он как-то видел в варьете. Этот малый ухватил зубами наполненный пивом стакан, поднял его в воздух и осушил, не пролив ни капли. Совершенно отчетливо привиделся он ему, он вспомнил даже аплодисменты, рукоплескания во всех рядах: браво, браво, браво! Не попробовать ли ему тоже? Может быть, выкинуть какое-нибудь коленце, затеять пари: «Разрешите показать вам маленький фокус, господа, — фокус со стаканом пива, — смотрите: вот так!» Браво, браво, браво! Все аплодируют.
Нет. Невозможно. На это он не решался. А жажда становилась невыносимой. Он озирался в поисках помощи. Как раз в этот миг доктор Фурман подносил стакан ко рту. Одним залпом выпил он его до дна. Как ему было вкусно! Старый корпорант… А он, Демба, должен был сидеть и видеть это, когда в глотке у него пересохло.
Внезапно его озарила мысль.
Отчего она раньше не приходила ему в голову? Такая простая! А он-то весь день мучился жаждой!
— Кельнер! — крикнул Демба. — Принесите мне стакан пива с соломинкой.
— Как вы изволили сказать?
— Стакан пива с соломинкой! — крикнул Демба и разъярился, оттого что кельнер не сразу понял, чего он хочет. — Ступайте и принесите это поскорее. Вы состроили такое лицо, словно вам никто еще никогда не заказывал стакана пива с соломинкой.
Покачивая головою, кельнер ушел и вернулся, неся пиво, с покорным лицом человека, привыкшего к странным причудам своих ближних и ничему уже не удивляющегося.
Демба увидел перед собою пиво, приосанился и начал сосать соломинку. Дело пошло на лад! Пиво поднималось в рот и увлажняло ему гортань. Он пил порывистыми, короткими затяжками, приостанавливался и опять начинал пить. Браво, браво, браво! Он рукоплескал самому себе, словно был одновременно и фокусником в варьете, и публикой.
— Принесите сейчас же еще один стакан! — приказал он кельнеру голосом, совсем охрипшим от жажды и волнения.
Те, что сидели за столом Вайнера, заинтересовались странным способом Дембы пить пиво. Обе барышни перешептывались, хихикали, подталкивали локтями соседей и украдкой показывали на него.
Хорват вставил в глаз монокль, взглянул на Дембу с глумливой усмешкою и спросил:
— Демба! Что вы делаете?
— Очень оригинально! Очень оригинально! — произнес иронически доктор Фурман.
Демба выронил соломинку изо рта. Теперь настал момент постоять за свое дело. Он встал. На губах у него была пена, которой он не мог стереть.
— Помилуйте, — сказал он очень уверенным тоном. — Это ничуть не оригинально. Вы этого никогда еще не видели, господа? В таком случае я должен предположить, что из вас никто не бывал в Париже.
Он скроил высокомерную и негодующую физиономию при мысли, что ему приходится иметь дело с людьми, никогда не бывавшими в Париже.
— Ого! — запротестовал Хорват. — Я прожил два года в Париже, но ни разу еще не видел, чтобы пиво пили через соломинку.
Демба счел целесообразным быстро переменить место действия этого странного обычая.
— В Петербурге! — крикнул он громко. — Хороши бы вы были там, если бы попробовали пить пиво без соломинки. Там это просто нарушение хорошего тона — подносить стакан прямо ко рту.
Петербург показался ему, однако, недостаточно далеко отстоящим. Могло ведь оказаться, что и там побывал кто-нибудь из этих господ. Одна из барышень своими короткими волосами даже чуть ли не напоминала русскую. Быстро приняв решение, он перенес эту странную церемонию соломинки несколько подальше, на сей раз — в такую местность, которая уж наверное лежала за пределами контроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24