Если он умеет это делать и на валлийском, с переводчиком, Портер.
В тот же день я отправил Мадрину телеграмму, в которой просил его встретить меня в следующий понедельник.
После чтения книги Борроу «В дебрях Уэльса» у меня сложилось впечатление, будто в таких диких местах цивилизация и не ночевала, но телеграмма была принята и отправлена по указанному мною адресу, и это внушало надежду, что все не так мрачно, как представлялось Борроу сорок лет назад.
В тот же день вечером к нам заглянул на огонёк Рэбби. Он опять облачился в свои лохмотья, которые были больше ему к лицу, чем костюм пай-мальчика. Холмс, как всегда, пытался угадать, где Рэбби побывал. Из его кармана выглядывала мышка.
— Ты был на Хаундздитч, Рэдберт.
Так называлось место за городской стеной, где была большая яма, куда раньше бросали дохлых собак.
Теперь там стояли дома и находилось несколько магазинов игрушек и дешёвых женских украшений.
— Какая интересная игрушка! Я такую раньше не видел.
— Зато я видел, — вмешался я, — и довольно часто.
Рэбби заразительно и звонко рассмеялся. Действительно, это была настоящая мышь, которая стала ручной благодаря дрессировке. Мы все трое ещё раз дружно посмеялись над ошибкой великого сыщика, и Холмс дал мышке кусочек сыра, который она съела с большим аппетитом.
— Хорошо, что уже поздно, — сказал Холмс, — и миссис Хадсон не зайдёт к нам, а то бы она упала в обморок, увидев мышь. А теперь расскажи-ка нам, Рэдберт, где ты был и что видел.
— Ничего особенного, — ответил мальчик. — Я ведь зашёл к вам, чтобы показать мышку.
Холмс продолжал настаивать — Рэбби только качал головой. Так они препирались несколько минут. Наконец Рэбби сдался.
— Видел на Риджент-стрит продавца газет во фраке.
— Я его знаю, — сказал Холмс. — Ты прав, Рэбби, здесь нет ничего особенного. Просто там рядом много клубов, и кто-то из джентльменов решил позабавиться, нарядив продавца газет в подержанные фрак, цилиндр, жилет и лакированные туфли. Этот человек анархист по своим убеждениям и вместе с газетами раздаёт покупателям переписанные от руки сочинения известных анархистов. Замечательно, что у него мягкий характер, он хороший семьянин и законопослушный гражданин. Я знаю, что он покупает внукам игрушки. Таких, как он, людей довольно много в Лондоне.
— Я знаю одного сапожника, — сказал я, — который пишет стихи. Он тоже переписывает их от руки и всовывает в обувь, перед тем как отдать её клиентам после починки.
— Хорошие стихи? — поинтересовался Холмс.
— Ужасные, — ответил я.
На лице Холмса появилось печальное выражение.
— Я знаю одного аптекаря, — продолжал он, — который считает себя священником. В аптеке у него всюду висят плакаты с цитатами из Библии и Евангелия, к микстурам и таблеткам обязательно прилагаются тексты молитв. У него обширная клиентура. Знаю также торговца рыбой, про которого идёт молва, будто он запрятывает монетки в полкроны в рыбу, которую продаёт.
— Наверное, у него много покупателей, — заметил я.
— Возможно, но не думаю, что это главная его цель. И продавец газет, и аптекарь, и торговец рыбой — чудаки. Большинство, правда, считают их сумасшедшими. Но я так не думаю. Я давно коллекционирую их, потому что эти люди лишний раз подчёркивают невероятность, удивительную страстность жизни. Самое изощрённое воображение бессильно придумать такие факты, какие нам поставляет действительность. Мне гораздо приятнее видеть этих чудаков, чем какого-нибудь франта, который обменял на Еврейском рынке трость на зонтик.
На другой день Шерлок Холмс пригласил меня к себе и сообщил всё, что ему удалось узнать о юноше со светлыми волосами.
— Этот юноша — его зовут Олбан Гриффитс — сирота и воспитывался у одной бездетной пары. Он носит фамилию человека, который его воспитывал. Гриффитс и его жена валлийцы. Они очень хорошо относились к мальчику, но он ими не усыновлён. Известно, что настоящий отец помогал Гриффитсу материально и иногда навещал сына. Совсем недавно юноша уезжал куда-то на несколько недель. Сейчас он опять исчез, а вместе с ним и его спутник с рыжей бородой. Это всё, что мне удалось узнать. Гриффитсы живут очень замкнуто, практически не общаясь со своими английскими соседями. Вам ещё предстоит убедиться, Портер, как скрытны и недоверчивы валлийцы по отношению к чужакам.
Счастливый случай и, конечно, Рэдберт помогли нам установить, что за нашими валлийскими гостями ведётся слежка. Далее, уже своими силами мы выяснили, что Эван Эванс передал свою трость какому-то человеку в толпе, слушавшей граммофон. Вероятно, Эванс узнал его по какой-то примете, или они обменялись паролем. В пивной «Чёрный лев» ему вернули трость, в которой находилось какое-то новое послание. Итак, перед нами две загадки: кто послал Эванса сюда и каково содержание посланий, которые он доставляет. Дело будущего — найти решение этих загадок. Скажите, какое впечатление осталось у вас от чтения книг? Поможет ли оно вам в вашей работе?
— Вероятно, знакомство с действительным положением дел гораздо важнее. У Борроу я нашёл одну загадку, которую собираюсь разгадать. В тысяча восемьсот двадцать первом году был повешен по обвинению в краже овец некий Роберт Ньютон, который утверждал, будто он не виновен и на его могиле не будет расти трава до тех пор, пока его не оправдают. Его могила в Монтгомери, а это совсем недалеко от Ньютауна. Я хочу туда съездить и посмотреть.
— Не тратьте зря время и деньги. Там действительно нет ни травинки.
— Значит, он невиновен.
— Прошло слишком много времени, чтобы утверждать это с определённостью. Я думаю, что скорее траву вытоптали туристы, посещающие могилу.
— Шутки в сторону, сэр. Что бы вы мне посоветовали?
— Как вы уже сказали, действительность важнее книг и советов. К сожалению, Борроу во многом исказил действительность, потому что воображал, будто знает валлийский язык. Но посредственное знание языка создаёт непреодолимые трудности при ознакомлении с действительностью. Уж лучше пользоваться услугами переводчика. Помните, что Уэльс для вас заграница. Дело ведь не в пограничных знаках, а в том, что там люди на все смотрят не так, как мы с вами, а иначе. Их язык более древний, их литература — одна из древнейших среди литератур европейских народов, их законодательство сильно повлияло на английское, наконец, английские короли выглядят выскочками в сравнении с королевским домом Уэльса, который был вырезан норманнами. К сожалению, валлийцы не могут простить англичанам то, что те явились в их страну как завоеватели. В Уэльсе свято хранят национальное единство и память о прошлом. Поэтому не стесняйтесь подчёркивать ваше валлийское происхождение.
— Что же касается расследования, то ведите его сообразно чутью и здравому смыслу. Виновен Тромблей или нет — могут доказать только факты, которые ещё надо установить.
Я выехал в понедельник в 9.15 утра с вокзала Паддингтон. Вагон следовал в Уэльс через Бирмингем. Шерлок Холмс и Рэбби пришли на вокзал проводить меня.
Через три часа поезд прибыл в Бирмингем, опоздав на десять минут. Все эти три часа за окном мелькали дома, фабрики, склады, короче, пейзаж был сплошь индустриальный. Зато после Бирмингема, едва мы миновали мост через Северн, картина изменилась — появились холмы мягких очертаний, приютившиеся у подножия невысоких гор. Глядя в окно, я думал о том, что мне предстоит ответственная работа. Она заключается в кропотливом собирании фактов и последующей обработке информации: среди массы фактов надо выделить самые важные, ведущие прямо к делу. Конечно, это черновая работа, но без неё невозможны никакие блестящие умозаключения. Мой предшественник, доктор Ватсон, обычно опускал эти подробности, описывая деятельность своего знаменитого друга, и потому его рассказы о Шерлоке Холмсе кажутся несколько высокопарными и мелодраматичными. В отличие от доктора Ватсона, я самостоятельно проводил предварительное расследование, что, помимо прочего, давало Холмсу возможность сосредоточиться на разработке каких-то других версий и, следовательно, выиграть время.
Поезд сделал остановку в Уэлшпуле, потом в Монтгомери. Следующая остановка была в Ньютауне. В путеводителе говорилось, что в Ньютауне проживает шесть с половиной тысяч жителей, что в нём имеются две ткацкие фабрики, раз в неделю работает рынок и раз в месяц собирается ярмарка, на которой торгуют лошадьми.
Путь лежал по долине реки Северн. Увидев две высокие фабричные трубы, я понял, что мы подъезжаем к Ньютауну. Было половина четвёртого.
Я вышел на платформу, держа в руке узелок с вещами. Собираясь в дорогу в Лондоне, я решил, что будет лучше, если я поеду без чемодана. Ко мне подошёл бородатый мужчина и, поздоровавшись, спросил:
— Вы Эдвард Джонс? Я Дафидд Мадрин. Вы не возражаете, если я стану называть вас по-валлийски — Айори?
Он мне сразу понравился. Ему, наверное, не было ещё тридцати, но борода сильно его старила.
— Мне очень приятно, — ответил я, — познакомиться с валлийским бардом.
Мои слова явно покоробили его.
— Я пишу стихи, — сказал он, — значит, могу в какой-то степени считать себя поэтом. Но бардом у нас называют поэта, ставшего победителем на фестивале поэзии.
— Простите, я этого не знал, — пробормотал я. Интересно, было ли известно Холмсу значение этого слова? Конечно да, и он просто разыгрывал меня, как делал это уже не раз. — Вы очень хорошо говорите по-английски, — добавил я, пытаясь загладить свой промах.
— Увы, — вздохнул Мадрин, — видимо, поэтому мои валлийские стихи всего лишь посредственны.
Я промолчал.
Мы вышли из длинного здания вокзала, и я опять обратил внимание на два кирпичных здания, которые видел мельком, подъезжая к городу. Одно было пятиэтажное, другое — семиэтажное. Они стояли рядом, соединённые чем-то вроде крытого перехода на уровне третьего этажа. На другой стороне вокзальной площади было здание школы, построенное в классическом стиле. Справа от школы — большая церковь.
Мы сели в поджидавшую нас коляску, и Мадрин обратился к усатому кучеру, который с любопытством посматривал на меня:
— Хемфри, познакомься с моим кузеном из Лондона. Его зовут Айорверт Джонс. Сейчас Хемфри доставит нас на своей замечательной коляске в отель «Медведь».
— Для жителя Лондона у вас очень хороший цвет лица, мистер Джонс, — отозвался кучер, после чего хлестнул лошадь, и коляска покатилась.
— Нам с вами надо о многом переговорить, — произнёс Мадрин. — Мистер Сандерс ввёл меня в курс дела, и я постараюсь быть вам полезным. Между прочим, Бентон Тромблей сейчас в Ньютауне.
— Он сын Эмерика Тромблея?
Мадрин кивнул головой.
— Мне надо обязательно встретиться с ним, — сказал я.
— Он работает вон там, — Мадрин показал рукой на кирпичные здания.
— Чем он там занимается?
— Это фабрики, они принадлежат сэру Прайс-Джонсу. Бентон работает клерком на складе готовой продукции. Полковник, сын сэра Прайса, взял его на работу, потому что он сильно нуждался. Между прочим, бабка полковника была в родстве с Робертом Оуэном.
Сказав это, Мадрин посмотрел на меня так, словно бабка полковника была праправнучкой самого Шекспира.
— Вы не хотели бы осмотреть могилу Оуэна? — спросил вдруг он.
— Конечно, — ответил я не задумываясь и тем, кажется, очень удивил Мадрина.
— Я это потому предложил, — продолжал Мадрин, словно извиняясь передо мной, — что Бентон все равно повёл бы вас туда. А так сэкономим время, а заодно и поговорим обо всём.
— Не понимаю, при чём тут Роберт Оуэн? — удивился я.
— Неужели мистер Сандерс ничего не говорил вам о Бентоне?
— Он сказал, что Бентон поссорился с отцом и ушёл от него.
— К сожалению, мистер Сандерс и Брин Хьюс люди предубеждённые. Вы скоро составите собственное мнение о Бентоне. — Он с минуту помолчал. — Я заказал вам в «Медведе» номер. Вы любите ходить пешком? — улыбнулся он и посмотрел на меня. — Я имею в виду не прогулки по лондонским улицам, а путешествие по горам и долам, когда за день проходишь миль двадцать-тридцать.
Если он думал удивить меня, то ошибся. Борроу в своей книге уже подготовил меня к тому, что тридцать миль — это среднее расстояние между валлийскими деревнями.
— Думаю, что смогу пройти и чуть больше, — ответил я. — Но сначала надо потренироваться на более коротких расстояниях.
— Конечно. Иногда мы будем путешествовать верхом. — Он посмотрел на мои ноги. — В этих ботиночках вы далеко не уйдёте. Вам надо будет купить что-нибудь погрубее и понадёжнее.
Мы проезжали мимо ухоженных двухэтажных и одноэтажных домов, в большинстве кирпичных и лишь изредка деревянных.
— Я смотрю, в Ньютауне много красивых зданий, — заметил я.
— Ньютаун — валлийский Лидс, — ответил Мадрин. — Хотя сейчас наблюдается спад производства, город славится знаменитой валлийской фланелью. Вы никогда не слышали о ней?
Миновав прекрасное здание городского магистрата, увенчанное башенкой с часами, мы оказались в центре города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
В тот же день я отправил Мадрину телеграмму, в которой просил его встретить меня в следующий понедельник.
После чтения книги Борроу «В дебрях Уэльса» у меня сложилось впечатление, будто в таких диких местах цивилизация и не ночевала, но телеграмма была принята и отправлена по указанному мною адресу, и это внушало надежду, что все не так мрачно, как представлялось Борроу сорок лет назад.
В тот же день вечером к нам заглянул на огонёк Рэбби. Он опять облачился в свои лохмотья, которые были больше ему к лицу, чем костюм пай-мальчика. Холмс, как всегда, пытался угадать, где Рэбби побывал. Из его кармана выглядывала мышка.
— Ты был на Хаундздитч, Рэдберт.
Так называлось место за городской стеной, где была большая яма, куда раньше бросали дохлых собак.
Теперь там стояли дома и находилось несколько магазинов игрушек и дешёвых женских украшений.
— Какая интересная игрушка! Я такую раньше не видел.
— Зато я видел, — вмешался я, — и довольно часто.
Рэбби заразительно и звонко рассмеялся. Действительно, это была настоящая мышь, которая стала ручной благодаря дрессировке. Мы все трое ещё раз дружно посмеялись над ошибкой великого сыщика, и Холмс дал мышке кусочек сыра, который она съела с большим аппетитом.
— Хорошо, что уже поздно, — сказал Холмс, — и миссис Хадсон не зайдёт к нам, а то бы она упала в обморок, увидев мышь. А теперь расскажи-ка нам, Рэдберт, где ты был и что видел.
— Ничего особенного, — ответил мальчик. — Я ведь зашёл к вам, чтобы показать мышку.
Холмс продолжал настаивать — Рэбби только качал головой. Так они препирались несколько минут. Наконец Рэбби сдался.
— Видел на Риджент-стрит продавца газет во фраке.
— Я его знаю, — сказал Холмс. — Ты прав, Рэбби, здесь нет ничего особенного. Просто там рядом много клубов, и кто-то из джентльменов решил позабавиться, нарядив продавца газет в подержанные фрак, цилиндр, жилет и лакированные туфли. Этот человек анархист по своим убеждениям и вместе с газетами раздаёт покупателям переписанные от руки сочинения известных анархистов. Замечательно, что у него мягкий характер, он хороший семьянин и законопослушный гражданин. Я знаю, что он покупает внукам игрушки. Таких, как он, людей довольно много в Лондоне.
— Я знаю одного сапожника, — сказал я, — который пишет стихи. Он тоже переписывает их от руки и всовывает в обувь, перед тем как отдать её клиентам после починки.
— Хорошие стихи? — поинтересовался Холмс.
— Ужасные, — ответил я.
На лице Холмса появилось печальное выражение.
— Я знаю одного аптекаря, — продолжал он, — который считает себя священником. В аптеке у него всюду висят плакаты с цитатами из Библии и Евангелия, к микстурам и таблеткам обязательно прилагаются тексты молитв. У него обширная клиентура. Знаю также торговца рыбой, про которого идёт молва, будто он запрятывает монетки в полкроны в рыбу, которую продаёт.
— Наверное, у него много покупателей, — заметил я.
— Возможно, но не думаю, что это главная его цель. И продавец газет, и аптекарь, и торговец рыбой — чудаки. Большинство, правда, считают их сумасшедшими. Но я так не думаю. Я давно коллекционирую их, потому что эти люди лишний раз подчёркивают невероятность, удивительную страстность жизни. Самое изощрённое воображение бессильно придумать такие факты, какие нам поставляет действительность. Мне гораздо приятнее видеть этих чудаков, чем какого-нибудь франта, который обменял на Еврейском рынке трость на зонтик.
На другой день Шерлок Холмс пригласил меня к себе и сообщил всё, что ему удалось узнать о юноше со светлыми волосами.
— Этот юноша — его зовут Олбан Гриффитс — сирота и воспитывался у одной бездетной пары. Он носит фамилию человека, который его воспитывал. Гриффитс и его жена валлийцы. Они очень хорошо относились к мальчику, но он ими не усыновлён. Известно, что настоящий отец помогал Гриффитсу материально и иногда навещал сына. Совсем недавно юноша уезжал куда-то на несколько недель. Сейчас он опять исчез, а вместе с ним и его спутник с рыжей бородой. Это всё, что мне удалось узнать. Гриффитсы живут очень замкнуто, практически не общаясь со своими английскими соседями. Вам ещё предстоит убедиться, Портер, как скрытны и недоверчивы валлийцы по отношению к чужакам.
Счастливый случай и, конечно, Рэдберт помогли нам установить, что за нашими валлийскими гостями ведётся слежка. Далее, уже своими силами мы выяснили, что Эван Эванс передал свою трость какому-то человеку в толпе, слушавшей граммофон. Вероятно, Эванс узнал его по какой-то примете, или они обменялись паролем. В пивной «Чёрный лев» ему вернули трость, в которой находилось какое-то новое послание. Итак, перед нами две загадки: кто послал Эванса сюда и каково содержание посланий, которые он доставляет. Дело будущего — найти решение этих загадок. Скажите, какое впечатление осталось у вас от чтения книг? Поможет ли оно вам в вашей работе?
— Вероятно, знакомство с действительным положением дел гораздо важнее. У Борроу я нашёл одну загадку, которую собираюсь разгадать. В тысяча восемьсот двадцать первом году был повешен по обвинению в краже овец некий Роберт Ньютон, который утверждал, будто он не виновен и на его могиле не будет расти трава до тех пор, пока его не оправдают. Его могила в Монтгомери, а это совсем недалеко от Ньютауна. Я хочу туда съездить и посмотреть.
— Не тратьте зря время и деньги. Там действительно нет ни травинки.
— Значит, он невиновен.
— Прошло слишком много времени, чтобы утверждать это с определённостью. Я думаю, что скорее траву вытоптали туристы, посещающие могилу.
— Шутки в сторону, сэр. Что бы вы мне посоветовали?
— Как вы уже сказали, действительность важнее книг и советов. К сожалению, Борроу во многом исказил действительность, потому что воображал, будто знает валлийский язык. Но посредственное знание языка создаёт непреодолимые трудности при ознакомлении с действительностью. Уж лучше пользоваться услугами переводчика. Помните, что Уэльс для вас заграница. Дело ведь не в пограничных знаках, а в том, что там люди на все смотрят не так, как мы с вами, а иначе. Их язык более древний, их литература — одна из древнейших среди литератур европейских народов, их законодательство сильно повлияло на английское, наконец, английские короли выглядят выскочками в сравнении с королевским домом Уэльса, который был вырезан норманнами. К сожалению, валлийцы не могут простить англичанам то, что те явились в их страну как завоеватели. В Уэльсе свято хранят национальное единство и память о прошлом. Поэтому не стесняйтесь подчёркивать ваше валлийское происхождение.
— Что же касается расследования, то ведите его сообразно чутью и здравому смыслу. Виновен Тромблей или нет — могут доказать только факты, которые ещё надо установить.
Я выехал в понедельник в 9.15 утра с вокзала Паддингтон. Вагон следовал в Уэльс через Бирмингем. Шерлок Холмс и Рэбби пришли на вокзал проводить меня.
Через три часа поезд прибыл в Бирмингем, опоздав на десять минут. Все эти три часа за окном мелькали дома, фабрики, склады, короче, пейзаж был сплошь индустриальный. Зато после Бирмингема, едва мы миновали мост через Северн, картина изменилась — появились холмы мягких очертаний, приютившиеся у подножия невысоких гор. Глядя в окно, я думал о том, что мне предстоит ответственная работа. Она заключается в кропотливом собирании фактов и последующей обработке информации: среди массы фактов надо выделить самые важные, ведущие прямо к делу. Конечно, это черновая работа, но без неё невозможны никакие блестящие умозаключения. Мой предшественник, доктор Ватсон, обычно опускал эти подробности, описывая деятельность своего знаменитого друга, и потому его рассказы о Шерлоке Холмсе кажутся несколько высокопарными и мелодраматичными. В отличие от доктора Ватсона, я самостоятельно проводил предварительное расследование, что, помимо прочего, давало Холмсу возможность сосредоточиться на разработке каких-то других версий и, следовательно, выиграть время.
Поезд сделал остановку в Уэлшпуле, потом в Монтгомери. Следующая остановка была в Ньютауне. В путеводителе говорилось, что в Ньютауне проживает шесть с половиной тысяч жителей, что в нём имеются две ткацкие фабрики, раз в неделю работает рынок и раз в месяц собирается ярмарка, на которой торгуют лошадьми.
Путь лежал по долине реки Северн. Увидев две высокие фабричные трубы, я понял, что мы подъезжаем к Ньютауну. Было половина четвёртого.
Я вышел на платформу, держа в руке узелок с вещами. Собираясь в дорогу в Лондоне, я решил, что будет лучше, если я поеду без чемодана. Ко мне подошёл бородатый мужчина и, поздоровавшись, спросил:
— Вы Эдвард Джонс? Я Дафидд Мадрин. Вы не возражаете, если я стану называть вас по-валлийски — Айори?
Он мне сразу понравился. Ему, наверное, не было ещё тридцати, но борода сильно его старила.
— Мне очень приятно, — ответил я, — познакомиться с валлийским бардом.
Мои слова явно покоробили его.
— Я пишу стихи, — сказал он, — значит, могу в какой-то степени считать себя поэтом. Но бардом у нас называют поэта, ставшего победителем на фестивале поэзии.
— Простите, я этого не знал, — пробормотал я. Интересно, было ли известно Холмсу значение этого слова? Конечно да, и он просто разыгрывал меня, как делал это уже не раз. — Вы очень хорошо говорите по-английски, — добавил я, пытаясь загладить свой промах.
— Увы, — вздохнул Мадрин, — видимо, поэтому мои валлийские стихи всего лишь посредственны.
Я промолчал.
Мы вышли из длинного здания вокзала, и я опять обратил внимание на два кирпичных здания, которые видел мельком, подъезжая к городу. Одно было пятиэтажное, другое — семиэтажное. Они стояли рядом, соединённые чем-то вроде крытого перехода на уровне третьего этажа. На другой стороне вокзальной площади было здание школы, построенное в классическом стиле. Справа от школы — большая церковь.
Мы сели в поджидавшую нас коляску, и Мадрин обратился к усатому кучеру, который с любопытством посматривал на меня:
— Хемфри, познакомься с моим кузеном из Лондона. Его зовут Айорверт Джонс. Сейчас Хемфри доставит нас на своей замечательной коляске в отель «Медведь».
— Для жителя Лондона у вас очень хороший цвет лица, мистер Джонс, — отозвался кучер, после чего хлестнул лошадь, и коляска покатилась.
— Нам с вами надо о многом переговорить, — произнёс Мадрин. — Мистер Сандерс ввёл меня в курс дела, и я постараюсь быть вам полезным. Между прочим, Бентон Тромблей сейчас в Ньютауне.
— Он сын Эмерика Тромблея?
Мадрин кивнул головой.
— Мне надо обязательно встретиться с ним, — сказал я.
— Он работает вон там, — Мадрин показал рукой на кирпичные здания.
— Чем он там занимается?
— Это фабрики, они принадлежат сэру Прайс-Джонсу. Бентон работает клерком на складе готовой продукции. Полковник, сын сэра Прайса, взял его на работу, потому что он сильно нуждался. Между прочим, бабка полковника была в родстве с Робертом Оуэном.
Сказав это, Мадрин посмотрел на меня так, словно бабка полковника была праправнучкой самого Шекспира.
— Вы не хотели бы осмотреть могилу Оуэна? — спросил вдруг он.
— Конечно, — ответил я не задумываясь и тем, кажется, очень удивил Мадрина.
— Я это потому предложил, — продолжал Мадрин, словно извиняясь передо мной, — что Бентон все равно повёл бы вас туда. А так сэкономим время, а заодно и поговорим обо всём.
— Не понимаю, при чём тут Роберт Оуэн? — удивился я.
— Неужели мистер Сандерс ничего не говорил вам о Бентоне?
— Он сказал, что Бентон поссорился с отцом и ушёл от него.
— К сожалению, мистер Сандерс и Брин Хьюс люди предубеждённые. Вы скоро составите собственное мнение о Бентоне. — Он с минуту помолчал. — Я заказал вам в «Медведе» номер. Вы любите ходить пешком? — улыбнулся он и посмотрел на меня. — Я имею в виду не прогулки по лондонским улицам, а путешествие по горам и долам, когда за день проходишь миль двадцать-тридцать.
Если он думал удивить меня, то ошибся. Борроу в своей книге уже подготовил меня к тому, что тридцать миль — это среднее расстояние между валлийскими деревнями.
— Думаю, что смогу пройти и чуть больше, — ответил я. — Но сначала надо потренироваться на более коротких расстояниях.
— Конечно. Иногда мы будем путешествовать верхом. — Он посмотрел на мои ноги. — В этих ботиночках вы далеко не уйдёте. Вам надо будет купить что-нибудь погрубее и понадёжнее.
Мы проезжали мимо ухоженных двухэтажных и одноэтажных домов, в большинстве кирпичных и лишь изредка деревянных.
— Я смотрю, в Ньютауне много красивых зданий, — заметил я.
— Ньютаун — валлийский Лидс, — ответил Мадрин. — Хотя сейчас наблюдается спад производства, город славится знаменитой валлийской фланелью. Вы никогда не слышали о ней?
Миновав прекрасное здание городского магистрата, увенчанное башенкой с часами, мы оказались в центре города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27