Сандерсу надо нанести несколько деловых визитов. Он и Хьюс говорили, что им потребуется ещё день на покупку игрушек внукам, но я убедил их сделать это в лавках недалеко от отеля. Вопрос о вашей поездке в Уэльс решён положительно. По всей вероятности, вы остановитесь у одного молодого поэта. Обо всех деталях вы договоритесь сегодня в десять часов вечера, когда будете у них в отеле. Приехав в Уэльс, вы должны забыть о своём знакомстве с ними, если только чрезвычайные обстоятельства не вынудят вас обратиться к ним за советом или помощью.
В комнату вошли миссис Хадсон и служанка.
— Я прошу вас, миссис Хадсон, — сказал Холмс, — сообщать всем, кто будет меня спрашивать, что я всё ещё в Шотландии.
— Да, сэр, — кивнула она.
— Пусть служанки также говорят каждому, кто их спросит, что я ещё не вернулся.
— Хорошо, сэр.
— Если опять появится незнакомец с иностранным акцентом, скажите ему, что я расследую очень сложное дело в Шотландии и, вероятно, задержусь там дольше, чем рассчитывал.
— Я ему так и скажу, — обещала миссис Хадсон. Когда женщины вышли, Холмс сказал:
— Расследование этих двух убийств дело почти безнадёжное, Портер. Во-первых, никто не позволит нам произвести эксгумацию трупа Элинор Тромблей. Во-вторых, прошёл почти месяц после убийства Глина Хьюса, и наверняка все следы преступления давно стёрты. Я также сомневаюсь, что есть свидетели убийства фермера.
— Но это первое дело, которое после долгого перерыва нам предложили расследовать, — улыбнулся я. — Вы ведь сами сказали перед отъездом в Шотландию: что угодно, только бы не сидеть сложа руки.
— Я надеялся, что подвернётся какое-нибудь дело в Лондоне или в его окрестностях, — ответил Холмс. — А приходится ехать чуть ли не на край света, где и вы и я будем выглядеть иностранцами. По приезде туда, Портер, вам в первую очередь следует переговорить с красивой и богатой наследницей.
Я очень удивился, услышав это, потому что не видел, чем она может помочь нам в расследовании дела.
— Как вы знаете, — продолжал Холмс, — Сандерс и Хьюс весьма озабочены тем, что она может выйти замуж за дьявола в человеческом образе. Это очень странно, ведь те же самые подозрения, что у них, должны были возникнуть и у неё. Есть только две возможности: она знает о них и тем не менее хочет выйти за него замуж или же она, зная о них, не собирается этого делать. И в том и в другом случае нет никакого повода для беспокойства. И вот ещё что. Если она так красива, как они говорят, то у неё должны быть и другие поклонники.
— Даже если она и не так красива, — заметил я, — она владеет теперь одной из самых богатых ферм в Уэльсе.
— Вы прямо на глазах становитесь кладезем житейской мудрости, Портер, — как-то странно посмотрев на меня, сказал Холмс. — Разумеется, она завидная партия для очень и очень многих. И совершенно неясно, почему она должна идти под венец со стариком, убившим её отца и свою жену, когда есть столько красивых молодых людей, за которых она могла бы выйти замуж по любви, как это делают другие богатые наследницы. При беседе с ней вам следует как можно обстоятельнее узнать подробности гибели её отца. Более того, вероятно, вам потребуется её помощь, чтобы осмотреть место, где произошло убийство.
— Что же касается смерти Элинор Тромблей, то вам надо найти кого-нибудь, кто был с нею в последние дни её жизни. Возможно, это родственница, служанка или подруга. Сделайте вид, будто вы недавно потеряли мать, и опишите при этом симптомы отравления мышьяком. Все это очень нелегко, Портер, потому что вы не знаете языка и не сможете свободно вести беседу, но тем большей похвалы вы будете заслуживать, если добьётесь успеха.
— Мне казалось, хорошо бы разыскать сначала человека, которого мы знаем как Эвана Эванса.
— Это потребовало бы слишком много времени. Если Эванса послал Эмерик Тромблей, то ему нетрудно было найти какого-нибудь служащего с отдалённой шахты, рудника или фермы. Не разыскивать же его по всему Уэльсу? Нет, первая ваша задача — ознакомиться с обстановкой и переговорить с красивой и богатой наследницей.
Помолчав несколько секунд, он продолжал:
— В последнее время я замечаю в вас прозаическое отношение к жизни, так что знакомство с валлийским бардом — я настаиваю, чтобы вы называли его именно бардом, — быть может, пробудит в вас более возвышенные чувства, — в глазах Холмса опять запрыгали насмешливые искорки. — Безусловно, гораздо выгоднее спасти какую-нибудь богатую наследницу здесь, в Лондоне, но, как вы справедливо заметили, другого дела у нас пока нет. Тем более что проблема не в одних только убийствах, а в чём-то более серьёзном и зловещем. Сегодня вы весь день проведёте дома, Портер. Вы должны дочитать Борроу.
— А не ознакомиться ли мне с работами Роберта Оуэна? — Я вопросительно посмотрел на Холмса. — Те, кто был на собрании, упоминали о нём.
— Конечно, Роберт Оуэн имеет какое-то отношение к этому делу. Но едва ли прямое, потому что он умер почти пятьдесят лет назад.
— Пусть и не прямое, — упёрся я, — но ведь не случайно же о нём говорили в «Чёрном льве»?
— Знаете ли вы, Портер, что на пропусках, которые люди отдавали хозяину пивной, был изображён не ноль, как вы полагали, а начальная буква фамилии человека, который родился в Ньютауне и там же похоронен, а именно Оуэна? Каким образом Роберт Оуэн связан со всем этим делом — самая большая загадка для меня.
— Кто он такой? — спросил я.
— Это был едва ли не самый замечательный человек прошлого столетия. Он намного опередил своё время. Социализм, профсоюзы, кооперативное движение — все это его идеи. На принадлежащих ему текстильных фабриках он установил более короткий рабочий день, особенно для детей и женщин, строил дома для рабочих, ввёл обязательное обучение детей и многое другое. У него была масса последователей по всему миру. Но вряд ли Эмерик Тромблей принадлежит к их числу.
Шерлок Холмс замолчал и о чём-то задумался.
— Быть может, это тайное общество, которое распространяет его взгляды? — предположил я.
— Нет, — покачал головой Холмс. — Тайная пропаганда идей Роберта Оуэна так же бессмысленна, как тайная пропаганда законов арифметики или геометрии.
Весь день и весь вечер я читал Борроу, а также анализировал известные мне обстоятельства нашего нового дела. На мой взгляд, Холмс преувеличивал, находя в нём нечто зловещее и серьёзное. Ничего подобного я не обнаружил. Когда я отправился на встречу с Сандерсом и Хьюсом, Холмс все ещё отсутствовал.
Я подошёл к отелю «Юстон» со стороны Драммонд-стрит. Потом постоял некоторое время в подъезде одного из домов, но ни Эванса, ни наших маленьких друзей не заметил.
Валлийцы приветствовали меня как родного. Брин Хьюс тотчас подал мне бокал какой-то жидкости янтарно-золотого цвета.
— Медовый напиток, — пояснил он. — Приготовлен из мёда с моих пасек. Это вам не лондонское пойло, в котором ни вкуса, ни крепости.
Я сделал несколько глотков. У напитка был действительно очень приятный вкус. Что касается крепости, то я сразу почувствовал теплоту в желудке.
— У нас пьют до дна, — сказал Хьюс.
Опорожнив бокал, я спросил:
— Как ваши дела?
— С делами покончено, — ответил Сандерс — Игрушки мы купили в тех магазинах, которые нам указал мистер Холмс. Завтра уезжаем в Уэльс. Если Дафидд Мадрин согласится — это хороший знакомый Глина Хьюса, поэт и большая умница, — то вы поселитесь у него. Для всех вы будете его дальним родственником, скажем, кузеном. У вас есть ко мне какие-то вопросы?
Мне хотелось как можно подробнее узнать о местности, в которой я буду жить. После часовой беседы, во время которой я заносил в блокнот всё, что меня заинтересовало, я нарисовал также приблизительную карту местности вокруг деревушки Пентредервидд. Как объяснил мне Сандерс, «пентре» на валлийском означает «деревня», а «дервидд» — «дубрава». Деревушка находилась в пятнадцати милях к западу от Ньютауна. На своей карте я отметил Тромблей-Холл, поместье Эмерика Тромблея, и ферму Глина Хьюса, которой теперь владела красавица Мелери. Ферма называлась Мейни-Мор, что означало «Большие Камни». Поместье и ферма лежали на противоположных берегах озера, под названием Ллин-Тью-Мор, то есть «Озера Большого дома».
Мы договорились, что в случае необходимости я буду обращаться к Сандерсу в его конторе в Ньютауне или к Хьюсу, которого смогу найти в его мастерской в Пентредервидде. Если будет очень нужно, я приду к ним домой. Я пожал руку Сандерсу.
— Глядите в оба! — сказал, прощаясь со мной, Хьюс. — Помните, дьявол не дремлет! Что мистер Холмс думает об этом деле?
— Он пока собирает факты, чтобы изобличить убийцу, — уклончиво ответил я.
Адвокат одобрительно кивнул. Брин Хьюс проворчал:
— Если вам удастся посадить Эмерика Тромблея на скамью подсудимых, то вы действительно замечательные детективы.
— К сожалению, вы очень поздно к нам обратились, — сказал я. — Наверняка следы преступления уже потеряны. Но если есть хотя бы малейшая возможность их обнаружить, Шерлок Холмс доведёт дело до конца. Я всего лишь его помощник, помогаю ему собирать информацию и факты.
Я вернулся на Бейкер-стрит уже далеко за полночь. Шерлок Холмс был дома. Он рассказал мне о событиях дня. Рэбби, ушедший два часа назад, и его друзья сопровождали Эванса всё время, пока тот таскался за Сандерсом, который, покончив с делами, отправился затем вместе с Хьюсом в магазины игрушек. Эванс проводил своих подопечных до отеля «Юстон» и зашёл развлечься в музей мадам Тюссо. Блондинистого юношу Рэбби нигде не видел. Я обсудил с Холмсом кое-какие детали моей будущей деятельности в Уэльсе и лёг спать.
На следующее утро я присоединился к Рэбби, и мы проследовали за мистером Эвансом, который, в свою очередь, сопровождал Сандерса и Хьюса до адвокатской конторы, а затем до ресторана, где они обедали. И он и мы проводили валлийцев до отеля, а оттуда до вокзала, где они благополучно погрузились в поезд.
Интересно, что Холмс предусмотрел следующий ход Эванса: тот с вокзала поехал прямо на Бейкер-стрит и побеседовал с миссис Хадсон, которая заверила его, будто мистер Холмс более месяца пробудет в Шотландии. С Бейкер-стрит Эванс вернулся в отель «Три монахини» и вскоре с чемоданом в руке вышел на улицу. Взяв кэб, он отправился на вокзал Паддингтон, купил билет до Кардиффа и сел в вагон. Когда поезд тронулся, я и Рэбби вернулись на Бейкер-стрит. Шерлок Холмс щедро оплатил работу своего маленького друга, и Рэбби ушёл, очень довольный собой и Холмсом. Я же лёг на свой диван и стал читать книгу Роберта Оуэна «Новый взгляд на общество».
5
Сандерс и Хьюс уехали во вторник, и в следующие три дня я чуть не помер от скуки. Шерлок Холмс, как обычно, начиная расследование, не посвящал никого в детали своих планов. Зная об этом, я терпеливо ждал, когда он сам заговорит со мной. Мне казалось, что он занимается поиском родственников юноши со светлыми волосами.
Вместе с Фредом Джонсом я ещё раз посетил пивную «Чёрный лев», но ни рыжего мужчины с бородой, ни юноши там не обнаружил. Роберт Оуэн ни разу не был упомянут в разговорах, которые переводил мне Фред.
Мне оставалось только погрузиться в чтение.
Кроме «Нового взгляда на общество», в библиотеке Холмса были ещё две книги Роберта Оуэна «Наблюдения над действующей системой производства» и «Будущее человеческого рода». Я изучал Борроу и просматривал книги Оуэна с некоторым изумлением.
Одно место обратило на себя моё особенное внимание. «Я с каждым днём, — писал Оуэн, — все более и более убеждаюсь, что характер человека формируется или, лучше сказать, создаётся его предками. От них он получает свои идеи и привычки, которые его направляют и управляют его поведением. Следовательно, человек никогда не мог и не сможет в будущем сам сформировать свой характер».
О том, что внешние меры влияют на личность, мне было известно и без Оуэна. Я в связи с этим подумал, что такой человек, как Эмерик Тромблей, вряд ли с этим согласится. Зачем ему приписывать свои достижения чьему-то влиянию или списывать на счёт предков ответственность за свои действия?
В пятницу я получил письмо следующего содержания:
«Дорогой кузен Джонс!
Узнав о вашем существовании и о том, что вы желаете посетить землю ваших предков, я буду считать за честь, если вы остановитесь у меня, в моём скромном жилище. Если вы дадите знать, в какой день и час вы приедете, то я буду ждать вас на станции в Ньютауне.
С уважением Дафидд Мадрин».
Я отдал письмо Холмсу, и тот, прочитав его, сказал:
— В отличие от других поэтов, он человек грамотный. Грамотность для поэта всё равно что твёрдая рука для художника.
— Сомневаюсь, чтобы грамотность в простом письме, написанном, заметьте, по-английски, была как-то связана с поэтическим талантом валлийского барда, как вы изволите выражаться.
— Важен не его поэтический дар, — рассердился вдруг Холмс, — а умение точно и кратко выражать свои мысли на английском языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
В комнату вошли миссис Хадсон и служанка.
— Я прошу вас, миссис Хадсон, — сказал Холмс, — сообщать всем, кто будет меня спрашивать, что я всё ещё в Шотландии.
— Да, сэр, — кивнула она.
— Пусть служанки также говорят каждому, кто их спросит, что я ещё не вернулся.
— Хорошо, сэр.
— Если опять появится незнакомец с иностранным акцентом, скажите ему, что я расследую очень сложное дело в Шотландии и, вероятно, задержусь там дольше, чем рассчитывал.
— Я ему так и скажу, — обещала миссис Хадсон. Когда женщины вышли, Холмс сказал:
— Расследование этих двух убийств дело почти безнадёжное, Портер. Во-первых, никто не позволит нам произвести эксгумацию трупа Элинор Тромблей. Во-вторых, прошёл почти месяц после убийства Глина Хьюса, и наверняка все следы преступления давно стёрты. Я также сомневаюсь, что есть свидетели убийства фермера.
— Но это первое дело, которое после долгого перерыва нам предложили расследовать, — улыбнулся я. — Вы ведь сами сказали перед отъездом в Шотландию: что угодно, только бы не сидеть сложа руки.
— Я надеялся, что подвернётся какое-нибудь дело в Лондоне или в его окрестностях, — ответил Холмс. — А приходится ехать чуть ли не на край света, где и вы и я будем выглядеть иностранцами. По приезде туда, Портер, вам в первую очередь следует переговорить с красивой и богатой наследницей.
Я очень удивился, услышав это, потому что не видел, чем она может помочь нам в расследовании дела.
— Как вы знаете, — продолжал Холмс, — Сандерс и Хьюс весьма озабочены тем, что она может выйти замуж за дьявола в человеческом образе. Это очень странно, ведь те же самые подозрения, что у них, должны были возникнуть и у неё. Есть только две возможности: она знает о них и тем не менее хочет выйти за него замуж или же она, зная о них, не собирается этого делать. И в том и в другом случае нет никакого повода для беспокойства. И вот ещё что. Если она так красива, как они говорят, то у неё должны быть и другие поклонники.
— Даже если она и не так красива, — заметил я, — она владеет теперь одной из самых богатых ферм в Уэльсе.
— Вы прямо на глазах становитесь кладезем житейской мудрости, Портер, — как-то странно посмотрев на меня, сказал Холмс. — Разумеется, она завидная партия для очень и очень многих. И совершенно неясно, почему она должна идти под венец со стариком, убившим её отца и свою жену, когда есть столько красивых молодых людей, за которых она могла бы выйти замуж по любви, как это делают другие богатые наследницы. При беседе с ней вам следует как можно обстоятельнее узнать подробности гибели её отца. Более того, вероятно, вам потребуется её помощь, чтобы осмотреть место, где произошло убийство.
— Что же касается смерти Элинор Тромблей, то вам надо найти кого-нибудь, кто был с нею в последние дни её жизни. Возможно, это родственница, служанка или подруга. Сделайте вид, будто вы недавно потеряли мать, и опишите при этом симптомы отравления мышьяком. Все это очень нелегко, Портер, потому что вы не знаете языка и не сможете свободно вести беседу, но тем большей похвалы вы будете заслуживать, если добьётесь успеха.
— Мне казалось, хорошо бы разыскать сначала человека, которого мы знаем как Эвана Эванса.
— Это потребовало бы слишком много времени. Если Эванса послал Эмерик Тромблей, то ему нетрудно было найти какого-нибудь служащего с отдалённой шахты, рудника или фермы. Не разыскивать же его по всему Уэльсу? Нет, первая ваша задача — ознакомиться с обстановкой и переговорить с красивой и богатой наследницей.
Помолчав несколько секунд, он продолжал:
— В последнее время я замечаю в вас прозаическое отношение к жизни, так что знакомство с валлийским бардом — я настаиваю, чтобы вы называли его именно бардом, — быть может, пробудит в вас более возвышенные чувства, — в глазах Холмса опять запрыгали насмешливые искорки. — Безусловно, гораздо выгоднее спасти какую-нибудь богатую наследницу здесь, в Лондоне, но, как вы справедливо заметили, другого дела у нас пока нет. Тем более что проблема не в одних только убийствах, а в чём-то более серьёзном и зловещем. Сегодня вы весь день проведёте дома, Портер. Вы должны дочитать Борроу.
— А не ознакомиться ли мне с работами Роберта Оуэна? — Я вопросительно посмотрел на Холмса. — Те, кто был на собрании, упоминали о нём.
— Конечно, Роберт Оуэн имеет какое-то отношение к этому делу. Но едва ли прямое, потому что он умер почти пятьдесят лет назад.
— Пусть и не прямое, — упёрся я, — но ведь не случайно же о нём говорили в «Чёрном льве»?
— Знаете ли вы, Портер, что на пропусках, которые люди отдавали хозяину пивной, был изображён не ноль, как вы полагали, а начальная буква фамилии человека, который родился в Ньютауне и там же похоронен, а именно Оуэна? Каким образом Роберт Оуэн связан со всем этим делом — самая большая загадка для меня.
— Кто он такой? — спросил я.
— Это был едва ли не самый замечательный человек прошлого столетия. Он намного опередил своё время. Социализм, профсоюзы, кооперативное движение — все это его идеи. На принадлежащих ему текстильных фабриках он установил более короткий рабочий день, особенно для детей и женщин, строил дома для рабочих, ввёл обязательное обучение детей и многое другое. У него была масса последователей по всему миру. Но вряд ли Эмерик Тромблей принадлежит к их числу.
Шерлок Холмс замолчал и о чём-то задумался.
— Быть может, это тайное общество, которое распространяет его взгляды? — предположил я.
— Нет, — покачал головой Холмс. — Тайная пропаганда идей Роберта Оуэна так же бессмысленна, как тайная пропаганда законов арифметики или геометрии.
Весь день и весь вечер я читал Борроу, а также анализировал известные мне обстоятельства нашего нового дела. На мой взгляд, Холмс преувеличивал, находя в нём нечто зловещее и серьёзное. Ничего подобного я не обнаружил. Когда я отправился на встречу с Сандерсом и Хьюсом, Холмс все ещё отсутствовал.
Я подошёл к отелю «Юстон» со стороны Драммонд-стрит. Потом постоял некоторое время в подъезде одного из домов, но ни Эванса, ни наших маленьких друзей не заметил.
Валлийцы приветствовали меня как родного. Брин Хьюс тотчас подал мне бокал какой-то жидкости янтарно-золотого цвета.
— Медовый напиток, — пояснил он. — Приготовлен из мёда с моих пасек. Это вам не лондонское пойло, в котором ни вкуса, ни крепости.
Я сделал несколько глотков. У напитка был действительно очень приятный вкус. Что касается крепости, то я сразу почувствовал теплоту в желудке.
— У нас пьют до дна, — сказал Хьюс.
Опорожнив бокал, я спросил:
— Как ваши дела?
— С делами покончено, — ответил Сандерс — Игрушки мы купили в тех магазинах, которые нам указал мистер Холмс. Завтра уезжаем в Уэльс. Если Дафидд Мадрин согласится — это хороший знакомый Глина Хьюса, поэт и большая умница, — то вы поселитесь у него. Для всех вы будете его дальним родственником, скажем, кузеном. У вас есть ко мне какие-то вопросы?
Мне хотелось как можно подробнее узнать о местности, в которой я буду жить. После часовой беседы, во время которой я заносил в блокнот всё, что меня заинтересовало, я нарисовал также приблизительную карту местности вокруг деревушки Пентредервидд. Как объяснил мне Сандерс, «пентре» на валлийском означает «деревня», а «дервидд» — «дубрава». Деревушка находилась в пятнадцати милях к западу от Ньютауна. На своей карте я отметил Тромблей-Холл, поместье Эмерика Тромблея, и ферму Глина Хьюса, которой теперь владела красавица Мелери. Ферма называлась Мейни-Мор, что означало «Большие Камни». Поместье и ферма лежали на противоположных берегах озера, под названием Ллин-Тью-Мор, то есть «Озера Большого дома».
Мы договорились, что в случае необходимости я буду обращаться к Сандерсу в его конторе в Ньютауне или к Хьюсу, которого смогу найти в его мастерской в Пентредервидде. Если будет очень нужно, я приду к ним домой. Я пожал руку Сандерсу.
— Глядите в оба! — сказал, прощаясь со мной, Хьюс. — Помните, дьявол не дремлет! Что мистер Холмс думает об этом деле?
— Он пока собирает факты, чтобы изобличить убийцу, — уклончиво ответил я.
Адвокат одобрительно кивнул. Брин Хьюс проворчал:
— Если вам удастся посадить Эмерика Тромблея на скамью подсудимых, то вы действительно замечательные детективы.
— К сожалению, вы очень поздно к нам обратились, — сказал я. — Наверняка следы преступления уже потеряны. Но если есть хотя бы малейшая возможность их обнаружить, Шерлок Холмс доведёт дело до конца. Я всего лишь его помощник, помогаю ему собирать информацию и факты.
Я вернулся на Бейкер-стрит уже далеко за полночь. Шерлок Холмс был дома. Он рассказал мне о событиях дня. Рэбби, ушедший два часа назад, и его друзья сопровождали Эванса всё время, пока тот таскался за Сандерсом, который, покончив с делами, отправился затем вместе с Хьюсом в магазины игрушек. Эванс проводил своих подопечных до отеля «Юстон» и зашёл развлечься в музей мадам Тюссо. Блондинистого юношу Рэбби нигде не видел. Я обсудил с Холмсом кое-какие детали моей будущей деятельности в Уэльсе и лёг спать.
На следующее утро я присоединился к Рэбби, и мы проследовали за мистером Эвансом, который, в свою очередь, сопровождал Сандерса и Хьюса до адвокатской конторы, а затем до ресторана, где они обедали. И он и мы проводили валлийцев до отеля, а оттуда до вокзала, где они благополучно погрузились в поезд.
Интересно, что Холмс предусмотрел следующий ход Эванса: тот с вокзала поехал прямо на Бейкер-стрит и побеседовал с миссис Хадсон, которая заверила его, будто мистер Холмс более месяца пробудет в Шотландии. С Бейкер-стрит Эванс вернулся в отель «Три монахини» и вскоре с чемоданом в руке вышел на улицу. Взяв кэб, он отправился на вокзал Паддингтон, купил билет до Кардиффа и сел в вагон. Когда поезд тронулся, я и Рэбби вернулись на Бейкер-стрит. Шерлок Холмс щедро оплатил работу своего маленького друга, и Рэбби ушёл, очень довольный собой и Холмсом. Я же лёг на свой диван и стал читать книгу Роберта Оуэна «Новый взгляд на общество».
5
Сандерс и Хьюс уехали во вторник, и в следующие три дня я чуть не помер от скуки. Шерлок Холмс, как обычно, начиная расследование, не посвящал никого в детали своих планов. Зная об этом, я терпеливо ждал, когда он сам заговорит со мной. Мне казалось, что он занимается поиском родственников юноши со светлыми волосами.
Вместе с Фредом Джонсом я ещё раз посетил пивную «Чёрный лев», но ни рыжего мужчины с бородой, ни юноши там не обнаружил. Роберт Оуэн ни разу не был упомянут в разговорах, которые переводил мне Фред.
Мне оставалось только погрузиться в чтение.
Кроме «Нового взгляда на общество», в библиотеке Холмса были ещё две книги Роберта Оуэна «Наблюдения над действующей системой производства» и «Будущее человеческого рода». Я изучал Борроу и просматривал книги Оуэна с некоторым изумлением.
Одно место обратило на себя моё особенное внимание. «Я с каждым днём, — писал Оуэн, — все более и более убеждаюсь, что характер человека формируется или, лучше сказать, создаётся его предками. От них он получает свои идеи и привычки, которые его направляют и управляют его поведением. Следовательно, человек никогда не мог и не сможет в будущем сам сформировать свой характер».
О том, что внешние меры влияют на личность, мне было известно и без Оуэна. Я в связи с этим подумал, что такой человек, как Эмерик Тромблей, вряд ли с этим согласится. Зачем ему приписывать свои достижения чьему-то влиянию или списывать на счёт предков ответственность за свои действия?
В пятницу я получил письмо следующего содержания:
«Дорогой кузен Джонс!
Узнав о вашем существовании и о том, что вы желаете посетить землю ваших предков, я буду считать за честь, если вы остановитесь у меня, в моём скромном жилище. Если вы дадите знать, в какой день и час вы приедете, то я буду ждать вас на станции в Ньютауне.
С уважением Дафидд Мадрин».
Я отдал письмо Холмсу, и тот, прочитав его, сказал:
— В отличие от других поэтов, он человек грамотный. Грамотность для поэта всё равно что твёрдая рука для художника.
— Сомневаюсь, чтобы грамотность в простом письме, написанном, заметьте, по-английски, была как-то связана с поэтическим талантом валлийского барда, как вы изволите выражаться.
— Важен не его поэтический дар, — рассердился вдруг Холмс, — а умение точно и кратко выражать свои мысли на английском языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27