Честер привез с собой ветчину и банку оливок. Они наспех перекусили, и Гард сказал:
— Пора. Будешь стоять через улицу напротив, у витрины, где крокодил жует пирожное. Только не вздумай заходить в салон и будь предельно внимательным. А я…
— Ты уверен, — перебил Фред, — что они тебя не знают?
— С того момента, когда я последний раз был у них, прошло лет тридцать пять… — Гард невольно бросил взгляд на куклу, и Фред поймал его, мысленно посочувствовав другу. — В том-то и дело, старина, что их знает весь город, а они — никого.
— Но явиться в салон без ребенка…
— Пустяки, — сказал Гард. — Я представлюсь налоговым инспектором, документы у меня в порядке.
— Все равно липа, — сказал Честер. — Ведь нам важно увидеть их работу в чистом виде, как это было с родителями ста сорока девяти детей, а не с налоговыми инспекторами.
Гард засмеялся:
— Ну где я возьму ребенка? Для того чтобы сегодня идти с ним в парикмахерскую, я должен был подумать об этом минимум четыре года назад!
— Возьми Майкла, — предложил Честер.
— А что? Это мысль. Только избавь меня от объяснений с Линдой.
— Она и знать ничего не будет, — пообещал Честер. — Я просто поймаю во дворе Майкла, проведу с ним небольшую разъяснительную работу, и он потом такое наворотит матери, что даже я поверю.
— Знаешь, Фред, — сказал комиссар, сделав два шага назад и оглядев Честера с ног до головы, словно прицениваясь, — а ты и впрямь молодец. Ей-богу, тебя можно брать к нам в стажеры. Бездна логики, проницательность, собачий нюх…
— И тупость ума, столь свойственная представителям твоей профессии, — в тон Гарду добавил Честер.
Через полтора часа Гард шагал по улице города, держа за руку пятилетнего Майкла Честера. Кто с кем должен идти в ногу, Гард не знал и потому старался приноровиться к мелким шажкам ребенка. Майкл искоса наблюдал за усилиями комиссара, а потом, не выдержав, заметил:
— Дядя Дэвид, ты выглядишь довольно глупо. У взрослых шаг должен быть длинным.
Гард покраснел и, чтобы скрыть свое смущение, наставительно произнес:
— Ведь мы договорились: никакой я тебе не дядя, а самый настоящий…
— Знаю, — сказал Майкл, — я должен звать тебя папой. И еще не трогать коробочку, которую ты положил мне в карман.
— За все за это я куплю тебе заводной танк и трех солдатиков.
— Но не по двадцать пять лемм за каждого, а которые по пятьдесят! — добавил Майкл.
Они двинулись дальше, а по другой стороне улицы независимой походкой двигался Фред Честер.
В зале ожидания никого не было, но в кресле за стеклянной перегородкой, делавшей парикмахерский салон похожим на аквариум, сидела заплаканная четырехлетняя красавица. Старый Серж Пуся подвивал ей локоны и что-то говорил, говорил, говорил, отчего девочка наконец стала улыбаться. Затем, раскланявшись с ней, как со взрослой дамой, и проводив до двери, Серж Пуся подошел к ожидающим.
— Прошу простить меня, — сказал он, обращаясь непосредственно к Майклу, — я, кажется, заставил вас подождать. Отличный волос, молодой человек! Я рекомендовал бы вам бенди, если, конечно, ваш папа не будет возражать.
— Не будет, — сказал Майкл.
— Тогда прошу!
И он увел Майкла в аквариум.
Гард вытащил очки, в оправе которых находился приемник, сунул в ухо крохотную запонку динамика и развернул газету. В кармане штанишек Майкла лежала маленькая, но чрезвычайно хитрая коробочка, которая не только записывала все слова, произносимые в радиусе пяти метров, но и транслировала их прямо в ухо комиссару полиции. Сначала Гард услышал какое-то звяканье — через стекло ему было видно, как Серж Пуся усаживал Майкла в роскошное подвижное кресло, оборудованное большим количеством никелированных рычажков, кнопок и рубильников. Затем…
— Ну, вот и отлично, — сказал старик. — Бенди — это, по совести говоря, мода будущего, но кто сказал, что нужно ходить в сегодняшних модах?
Майклу шутка понравилась, и он непринужденно засмеялся.
— Простите, я совершенно забыл, как вас зовут?
— Майкл, — сказал Майкл. — Меня зовут Майкл Честер, а там, в зеркале, сидит мой папа.
«Молодец», — отметил про себя Гард.
— Ба! — воскликнул Пуся. — А не тот ли вы Майкл Честер, который любит яблочный пудинг и прекрасно играет в индейцев?
— Хм, — подозрительно хмыкнул Майкл. — А откуда вы знаете?
— Я все знаю, молодой человек, даже то, что ваш папа…
И Гард, и сын Честера внутренне сжались при этих словах, но Пуся неожиданно отвлекся, беря в руки электрическую машинку и включая ее в сеть. Работа началась, и Гард видел через стекло, что Серж Пуся орудовал инструментом просто с феерической ловкостью, напоминающей ловкость артистов цирка. Когда первый этап стрижки завершился, Майкл, к великому огорчению Гарда, спросил:
— Так что же мой папа?
— А, вы про это? — сказал Пуся, и Майкл согласно кивнул головой. — Я хотел сказать, что ваш папа, наверное, закажет мне маленького игрушечного мальчишку, очень на вас похожего, да еще с вашими прекрасными волосами в придачу! Как вы думаете?
Майкл искренне поделился сомнениями с Пусей:
— Трудно сказать. Ведь он обещал мне солдатиков и заводной танк…
— Отличная штука — заводной танк! — кивнул Серж Пуся. — Очень нужная в доме вещь. Заводной танк! Я вам просто завидую. Но ведь кукла, о которой я говорю, вполне сгодилась бы вам, даже если вы станете танкистом. А? Что скажете по этому поводу?
— Пожалуй, — согласился Майкл.
— Я думаю, надо поговорить с папой об этом, и вы меня поддержите…
«Ах, хитрая бестия! — подумал Гард, не испытывая, однако, никаких неприятных чувств к старику. — Сделка-то начинается уже в кресле, когда папа, сидя в зале ожидания, и не ведает о том, что на его карман готовится маленькое покушение! Наверное, звуконепроницаемое стекло поставлено с этой же целью. Сейчас он явится сюда с мальчишкой, заведет разговор о кукле, и бедный родитель поднимет лапки кверху».
Случилось именно так, как предполагал Гард. Куклу пришлось заказать, тем более что заказ этот был на руку комиссару полиции. Когда Гард оплатил заказ — всего полтора кларка, не Бог весть какие деньги, — Пуся сфотографировал Майкла в фас и профиль, любезным образом раскланялся с ним, а заодно и с Гардом и проводил их до двери. В зале ожидания уже вертелся очередной клиент, молодая родительница которого плотоядно смотрела через окно на витрину, где крокодил жевал пирожное.
Некоторое время спустя, после того как Честер отвел Майкла домой, вручив ему танк и пятидесятилеммовых солдатиков, они вместе с Гардом еще раз внимательно прослушали запись беседы Пуси с ребенком. Ничего подозрительного в разговоре не было, как и при наблюдении с той точки, где находился Честер.
— Чепуха! — сказал Фред, с явным разочарованием в голосе.
— А ты что же, думал, что мы с Майклом в одно мгновение разоблачим рэкетиров и тут же их арестуем? — сказал Гард. — И репортер Фред Честер получит преимущественное право брать интервью у собственного сына?
— Но ведь старика совершенно не интересовал мальчишка! Ни откуда он, ни богатые или бедные у него родители, ни где они живут…
— Стоп, стоп, не надо торопиться, — прервал Гард. — Во-первых, в ста сорока девяти случаях материальное положение родителей тоже никого не интересовало. Что касается адреса, то Пуся взял его у меня, сказав, что должен прислать напоминание. Вот видишь…
— Что «видишь»? Ничего я не вижу. У Пуси перебывало много тысяч детей, в его хранилищах сотни тысяч кукол, и только потому, что исчезнувшие дети когда-то обстригли у него свои макушки, он должен их воровать? Он гангстер? Чепуха!
— Брось кипятиться, — примирительно сказал Гард. — Я вовсе и не думаю тебя в чем-либо убеждать, потому что и сам не уверен. Хотя это правильно, что мы пошли в парикмахерскую. В конце концов мы теперь знаем, что адреса и фотографии похищенных детей наверняка были у Сержа Пуси и, вероятно, в игроке у Тура Сайруса. Значит, нам еще следует добраться и до него.
Оба замолчали, погрузившись в размышления.
— А знаешь, — сказал после паузы Честер, — это уже кое-что.
— Нет, — сказал Гард, — это меньше. — Так часто бывало, что, споря, они менялись позициями, подставляя друг другу и свои слабости, и свои козыри. — Это было бы «кое-что», если бы у Пуси не существовали адреса и фамилии многих тысяч ребят, которых никто не похищал и которые преспокойно живут со своими мамами и папами.
— Все правильно, — сказал Честер. — Но есть еще какой-то признак, какая-то упущенная нами деталь, сыгравшая, быть может, роковую роль в судьбе похищенных.
Гард при этих словах взглянул на часы — они сидели в его кабинете — и тихо произнес:
— Надо дождаться Таратуру.
— Ты думаешь, вес детей или их кровь?! — сказал Честер.
— Не знаю. Ничего пока не знаю.
— Какой ужас! — прошептал Фред, ярко представив себе судьбу исчезнувших ребятишек, если недостающей деталью, о которой он говорил с Гардом, была их кровь.
Заканчивался второй день поиска, но не было даже намека на результат. Через те же каналы, что и прежде, Гарду стало известно, что президент звонил министру Воннелу, Воннел — Вутсу, а Вутс пообещал Моргинсу снять с него голову, если по прошествии еще одних суток не появится «хотя бы надежда», как выразился президент.
Весь город уже знал не только о случившемся, но и о мерах, принятых полицией. Невозможно было появиться на почте или на телеграфе без того, чтобы тебя не обыскали, не сняли отпечатков пальцев и не проверили твой почерк. Аэропорты, железнодорожные станции и автострады были намертво перекрыты: поиск Ут Доббс велся по принципу наивысшей интенсивности. Проверялся багаж, выворачивались наизнанку автомашины, просматривались бандероли, вспарывались перины, только что купленные в магазине, но еще не доставленные домой, — через такое густое сито, казалось, иголка не проскочит, не то что человек.
Всеобщая подозрительность охватила город до такой степени, что родители боялись появляться на людях со своими детьми, чтобы окружающие не подумали, будто они нарочно демонстрируют покой и благополучие, которых на самом деле нет, поскольку их совесть чем-то замарана.
В городской тюрьме все еще пребывала в истерическом состоянии гувернантка Доббсов Бригитт Ворбус. Ее многократно допрашивал лично комиссар Вутс, добиваясь точного описания человека, похитившего бедную девочку.
— Он был в шляпе? — спрашивал комиссар.
— В канотье! — уже истерически кричала гувернантка.
— Какого цвета были его носки?
— Рыжего!
— Какой был у него голос?
— Женский!
— Вы что, с ума сошли? — спрашивал Вутс. — Быть может, вы еще скажете, что он был не один, а их было двое? Или четверо?
— Одиннадцать! — кричала Бригитт Ворбус. — Как в команде регбистов! А двенадцатый, запасной, сидел на дереве! Что вы от меня хотите? Я не помню, как он выглядел и сколько их было! Ут пора кормить, вы понимаете? Пора кормить! Ищите мою девочку и не терзайте меня!
— Вы уверены, — перебил ее Вутс, — что преступник был в канотье?
— О Боже! — только и могла выкрикнуть гувернантка.
В конце концов окончательно разозлившись, она дала описание человека, укравшего Ут Доббс, составленное из суммированного внешнего вида племянника сенатора Набеля и его суки Блюмы: лысый череп, зеленые глаза, длинные зубы, короткие ноги, плачущий голос и отвислый зад.
Самым удивительным было то, что как в воду она смотрела.
К вечеру Таратура принес Гарду справку, прочитав которую комиссар понял, что конец веревочки, образовавшей сложный и запутанный клубок, он все же ухватил. Оказалось, что у всех ста сорока девяти детей — семидесяти пяти девочек и семидесяти четырех мальчиков, — согласно данным картотек, хранящихся в детских консультациях, была одна группа крови: первая. И одинаковый резус-фактор: отрицательный! Все прочие медицинские данные не поддавались систематизации ввиду полного разнобоя.
Это и был, очевидно, тот самый недостающий роковой признак.
— Завтра же утром вы отправитесь к Пусе, — сказал Гард инспектору Таратуре. — Возьмите документы налогового работника и проверьте доходы фирмы. Действуйте спокойно, вежливо, но предельно внимательно. Заодно прихватите у него десятка полтора фамилий клиентов — на выбор, из реестровой книги — и проверьте, есть ли среди побывавших в парикмахерской и не пропавших — не пропавших! — такие, у которых первая группа крови и отрицательный резус-фактор. Поняли меня?
Таратура кивнул.
— Я буду ждать телефонного звонка. Здесь. Прямо с утра.
— Договорились, шеф, — сказал Таратура.
Рано утром следующего дня маленькая Ут Доббс осторожно вошла в спальню своих родителей. Потрясенный миллионер не поверил своим глазам, а жена его тут же упала в обморок.
Прибывший на место комиссар Вутс мягко допросил ребенка в присутствии сенатора Доббса и инспектора полиции Моргинса.
— Где ты была?
— У дяди Набеля.
— Что ты там делала?
— Играла с Блюмой.
— А что ты ела?
— Все.
— Кто же тебя кормил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30