- Ал-ла... Кто это?
- Сань, извини, это я.
- А... Что-нибудь случилось?
- Не знаю. Может, случилось, может, нет. Мне пришла повестка в прокуратуру.
- В прокуратуру?
- Да. На завтра. На два часа дня. Вот я и решил позвонить.
- Там написано, в качестве кого?
- Написано. В качестве свидетеля.
- Подожди, дай соображу. Надо встретиться.
- Давай встретимся.
- Вот только когда? Сейчас уже ночь. Давай завтра утром? Часов в десять? Устроит?
- Конечно.
- Тогда завтра к десяти подходи к нашему месту, у булочной. Я буду на своей машине. Договорились?
- Договорились.
- Значит, до завтра. - В трубке раздались гудки.
Утром, в десять, я подошел к булочной. Девятка стояла на привычном месте. Я сел рядом с Сашкой, тот подмигнул мне:
- Повестку захватил?
Я протянул листок. Сашка изучил, вернул:
- Понятно. Как ты вообще?
- В каком смысле "как"?
- Не паникуешь?
- Почему я должен паниковать?
- Ну мало ли.
- Да нет. Не паникую.
Мы посидели молча. Наконец Сашка потер шею:
- Правильно. Паниковать нечего. Но с другой стороны... У тебя ведь не было серьезных происшествий? За это время?
- Вроде нет. Если не считать, что на Рижском взморье мы с Аленой были свидетелями большой драки в ресторане.
- Сам-то ты в ней не участвовал?
- Нет. Но потом туда приехала милиция и записала нескольких свидетелей, в том числе и нас с Аленой.
- Драка в ресторане. Да нет. Не будем обольщаться. Драками занимается милиция. Вызов же у тебя в прокуратуру.
- И что это значит?
- Это значит, здесь что-то серьезное.
- Серьезное?
- Да. Понимаешь, что я имею в виду? Очень серьезное.
Я сидел молча, разглядывая пустой переулок. Серьезное... Надо уточнить у Сашки, что же он все-таки имеет в виду. Впрочем, вспомнив ту поездку, можно и не уточнять. Серьезное, именно серьезное, вполне могло быть. Юра и Женя запросто могли убить водителя того трейлера. Так что получается: девятого июля я подвез двух убийц. Черт... Но может, я все это придумал? Посмотрел на Сашку:
- Саня, давай поговорим начистоту. Ты имеешь в виду трейлер? И Юру с Женей?
Сашка усмехнулся:
- Именно. И Юру с Женей.
- Ты считаешь, что они...
Сашка медленно провел ладонью по баранке:
- Не знаю. Хотя все могло быть. В этом же замешан Вадим Павлович.
Вадим Павлович. Человек, угрожавший Сашке. В принципе, неплохо бы выяснить, что он из себя представляет. Ведь теперь это касается и меня. Я опять посмотрел на Сашку:
- Саня, может, все же скажешь, кто такой этот Вадим Павлович?
Сашка всем корпусом повернулся ко мне:
- Кто такой? Блатняга, от которого можно ждать всего! Знаешь, как я с ним познакомился?
- Не знаю.
- Сделал ему пластическую операцию. Левую! За бабки! Ну и... попал. Этот Вадим Павлович держит теперь меня мертвой хваткой. Страшно жалею, что впутал тебя в это дело. Но если эти ребята кокнули водителя, нашей вины здесь нет. Ни твоей, ни моей. Мы ведь понятия не имели, чего они хотят. Понимаешь?
Я не ответил. Мне нужно было осмыслить все, что только что услышал.
Объяснив мне все, Сашка немного успокоился, снова откинулся на сиденье, устало сказал:
- Ладно, давай не будем гадать. Если вызов в прокуратуру не относится к той поездке, хорошо. Если же относится, старайся говорить им правду.
- Правду?
- Да, за исключением одного дня. Того самого. Девятого июля.
- Почему?
- По простой причине. Каждое твое показание все равно будет проверено. Что же касается девятого июля... Если парни действительно убили водителя и залетели, ГАИ наверняка сразу же начала искать твою машину - по настоящим номерам, которые запомнил тот гаишник. И нашел, если тебя вызывают в прокуратуру. Но у тебя есть алиби. Восьмого вечером ты уехал на Сенеж. На этюды. Машину оставил в Москве. Вернулся утром двенадцатого, на электричке. Понимаешь, зачем нужно твое алиби?
- Что тут не понять. Чтобы не впутываться в историю.
- Это в общем. Если говорить об этом точней, все гораздо серьезней.
- В смысле?
Сашка потер нос. Скривился:
- В смысле... В смысле, что тебя не должны связывать с Вадимом Павловичем. У тебя угнали машину и, использовав, вернули. К Вадиму Павловичу ты не имеешь никакого отношения. Даже теоретически. Но к этому выводу прокуратура придет лишь в одном случае. Понимаешь, в каком?
- В каком?
- Если в твоих показаниях не всплыву я. Именно поэтому ты и должен сказать, что двенадцатого вернулся в Москву на электричке. И на Сенеже жил не у меня на даче, а просто на свежем воздухе. Причем пару ночей провел на базе "Рыболов Сенежья". Если с Юрой и Женей замели Вадима Павловича, прокуратура выйдет и на меня. Из-за пластической операции. Но совсем с другого бока. Так что ты здесь будешь ни при чем. Ну а я... Как-нибудь отобьюсь.
- Что, я вообще не должен говорить, что знаю тебя?
- Зачем? То, что мы знакомы, все равно ведь не скроешь. Спросят в лоб скажи, что знакомы. Еще по школе. Изредка встречаемся. И все. Тебя ведь вызвали на два?
- На два.
- Тогда я еду на работу. С тобой же давай встретимся часов в шесть, у "Форума". Расскажешь, что и как. Лады?
- Лады.
Сашка подставил ладонь, я ударил по ней кончиками пальцев, подставил свою для ответного удара и вышел из машины.
Бумажный квадратик
Прокуратура РСФСР оказалась старым кирпичным зданием, стоявшим в глубине такого же старого московского двора. Въезд во двор был с Петровки.
Получив пропуск, поднялся на второй этаж, постучал в кабинет с номером 202. Услышав: "Да, войдите!", вошел. В конце узкого и длинного кабинета сидел человек с округлым, вполне добродушным лицом. Он что-то писал. Увидев меня, на секунду застыл. Потом кивнул:
- Слушаю? Вы ко мне?
- Не знаю. Меня вызывали к Рахманову. Вот повестка.
Человек отложил ручку:
- Простите, ваша фамилия?
- Лотарев.
- Я как раз вас жду. - Показал на стул. - Садитесь. Рахманов это я.
Я сел на стул. Рахманов несколько секунд рассматривал меня. Сказал:
- Для простоты меня зовут Андрей Викторович. А ваше имя-отчество?
- Сергей Леонидович.
- Очень приятно. Сергей Леонидович, я работаю следователем по особо важным делам. По одному из дел, которое я сейчас веду, возникла необходимость допросить вас в качестве свидетеля. Поэтому я вас и вызвал. Простите, вы где работаете?
- Я художник. Член московского групкома художников. Работаю по договорам. Иногда у меня покупают картины.
- Женаты?
- Нет. Холост.
- Живете один?
- Один.
- Родственники у вас есть?
- Отец. Если его можно считать родственником.
- Почему, если можно считать? Вы что, в ссоре?
- У него уже давно другая семья. Мы с ним практически не видимся. Лет двадцать.
- Понятно. Других родственников нет?
- Нет. Мама умерла восемь лет назад. Братьев и сестер нет.
- Так... Собственно, я спросил это лишь для проформы. Меня интересует другое. - Покрутив в пальцах ручку, Рахманов улыбнулся: - Простите, вы часто ходите в театр?
Интересно, при чем тут театр? Впрочем, может, у этого следователя такая манера. Сначала вести светскую беседу... Что ж, светская беседа, так светская беседа. И я ответил:
- Иногда хожу.
- В этом сезоне уже где-то были?
- В этом нет. В том случалось.
Рахманов снова занялся ручкой. Спросил:
- А где вы были в конце прошлого сезона? В каких театрах?
Особенно напрягать память не пришлось. Весной я был всего в трех театрах, на спектаклях, которые отлично помнил:
- Во МХАТе. В театре миниатюр. И в Ленкоме.
- И что вы там смотрели?
- Во МХАТе "Дядю Ваню". В театре миниатюр "Школу клоунов". В Ленкоме "Гамлета".
- И когда, например, вы были в Ленкоме? Постарайтесь вспомнить точно.
- Обязательно точно?
- Да. Постарайтесь вспомнить точный день, когда вы были в театре Ленинского комсомола. Для нас это важно.
Тот день я помнил отлично, хотя не особый любитель ходить в театры. Но мы только что познакомились с Аленой. Алена изъявила желание сходить в театр, причем на хороший спектакль. Желание, вполне понятное для девушки, с которой ты знаком дней пять. Поскольку мой бывший однокурсник Женька Ширяев работает в Ленкоме, я, конечно, тут же позвонил ему. Женька расстарался и достал контрамарку на "Гамлета". Вот только когда это было точно?.. Примерно в середине мая.
- Точно не помню. В середине мая.
- По расписанию "Гамлет" в Ленкоме шел восемнадцатого.
- Значит, восемнадцатого.
- Трудно было достать билеты?
- Нет. В Ленкоме у меня работает приятель. Ширяев. Евгений Ширяев. Мы вместе учились в институте.
Кажется, с этим спектаклем следователь связывает какое-то событие. Какое? Имеет ли это событие отношение к моей поездке?
- И Ширяев достал вам билеты?
- Контрамарку. На два лица.
- То есть, вы пошли с кем-то вдвоем?
- Да, вдвоем. С девушкой, своей приятельницей.
- Как ее зовут?
Скрывать, что я пошел в Ленком с Аленой вроде не имело смысла. Тем более, пока не ясно, почему следователь интересуется Ленкомом. Помедлив, ответил:
- Ее зовут Алена.
- Фамилия?
- Меднова.
- Москвичка?
- Москвичка.
- Сколько ей лет?
- Девятнадцать. Скажите: все это так важно?
- Сергей Леонидович, потерпите. Нам нужно уточнить все, что связано с этим спектаклем.
- Зачем?
- Со временем я это объясню. Ваша приятельница, Алена Меднова, учится? Или работает?
- Учится на третьем курсе иняза, имени Тореза.
- А много у вас приятельниц? Вроде Медновой?
Это было уже слишком. Я посмотрел на Рахманова:
- Андрей Викторович... Вам что, нужно выяснить мои отношения со всеми девушками?
- Сергей Леонидович... Понимаю, вопрос тонкий. Но я уже объяснил: меня интересует этот спектакль и все, что у вас с ним связано. В том числе и ваши отношения с девушкой, с которой вы пошли на спектакль.
- Отношения у нас очень хорошие. Этого достаточно?
- Вполне. Вы могли бы назвать домашний телефон Медновой? На всякий случай?
Сначала я хотел сказать, что телефона у Алены нет, но потом подумал: все равно ведь узнают, если захотят. Назвал номер. Записав его, Рахманов спросил:
- Скажите, где вы были в июле?
Вот оно... Сашка был прав. Если следователь по особо важным делам спрашивает, где я был в июле, значит, он имеет в виду мою поездку. Ту, июльскую, вместе с Юрой и Женей. Непонятно только, при чем тут театр Ленкома. Я ответил небрежно, но стараясь при этом не переигрывать:
- В июле я был в Москве. Иногда выезжал за город. В конце месяца уехал в Дагомыс. Вроде все.
- За город в какие места вы выезжали?
- На Сенежское озеро. Под Солнечногорск.
- У вас там дача?
- Нет. Просто я люблю Сенеж.
- Выезжали на машине?
- Когда как. Когда на машине, когда на электричке.
- Но вообще у вас есть машина?
- Есть.
- Какой марки?
- "Жигули". Шестерка.
- Простите за чрезмерное любопытство. Но ваша машина меня интересует. Какого она цвета?
- Светло-серого.
- Номер?
- "о 79-82 МО".
- У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка. Заделанные вмятины.
- Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.
- Некоторые украшают машины вымпелами, игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее? Вспомните.
- Ничего такого в моей машине нет. Я не люблю излишеств.
- В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились именно там? Может быть, оттуда вы выезжали еще куда-нибудь?
У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.
- Нет, не выезжал. Зачем? На Сенеж я всегда беру этюдник и пишу.
- Ну а все же. Вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?
Я изобразил спокойное недоумение:
- В Смоленскую область?
- Да. Пусть даже ненадолго? - Рахманов застыл, глядя на меня.
- Да нет... Я же сказал, в июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.
- И все-таки, где вы были, скажем, девятого июля?
- Девятого июля? Именно в этот день?
- Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.
Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:
- Вообще-то в эти дни я был на Сенеже, на этюдах.
- Вы не ошибаетесь?
- Нет. Я вспомнил: девятого я точно был на Сенеже. Совершенно точно.
- Ну а днем раньше? Восьмого?
Он меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.
- Восьмого июля я был в Москве. Точно.
- Почему вы в этом так уверены?
- В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.
Несколько секунд следователь разглядывал стол. Поднял глаза:
- И сколько же составил этот гонорар?
- Пятнадцать тысяч.
- Солидно. Судя по сумме, вы очень хороший художник. Я не ошибаюсь?
- Не знаю. Я просто художник.
- Что ж, достойный ответ. И кто же был вашим покупателем?
- Есть такая Вера Николаевна Новлянская.
- Эта Новлянская - любитель живописи? Коллекционер?
- Можно сказать и так. Картин у нее много. Всяких.
- И где же состоялась эта продажа? Восьмого июля?
- В Совинцентре. В ресторане "Континенталь".
- Что, в другом месте нельзя было продать картину?
- Можно, конечно. Но Новлянская устраивала что-то вроде приема и попросила подвезти картину туда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35