Все эти дни он жил в ненависти.
Персей заполнял дни чтением, он изучал философию, теологию. Я думала, что науки помогали ему перенести свое положение. Он взял себе имя Абрахас. Так звали всемогущего бога древности. «Когда-то Абрахас был самой могущественной силой на Земле, — говорил он мне. — Я собираюсь воскресить его».
Как только Персей почувствовал, что он готов, он начал писать письма, наверно сотни писем, врагам отца, прося у них денег. К концу года начали приходить ответы. Люди со всего мира, из тех, кто хотел увидеть гибель империи Мефисто, ссужали ему деньги, чтобы начать дело, которое позволит ему вступить с отцом в открытую конкуренцию. Конечно, они не знали, как сильно Персей изменился. Он собрал небольшую группу судовых специалистов, в основном из тех, кто когда-то работал на Мефисто. Компания процветала. В течение трех лет всем вкладчикам были возвращены их деньги, а Мефисто, постаревший и разочаровавшийся в младших братьях Персея, увидел, что дело, на которое он потратил всю жизнь, пошатнулось.
Затем Абрахас сделал странную вещь. Он нанял для меня учителя. Он сказал, что образование даст мне намного больше, чем может предложить любой человек.
Цирцея уставилась в темноту пещеры, сильно прищурив глаза.
— Как раз в это время я собиралась оставить его. Я сделала все, что могла, и не хотела провести оставшуюся жизнь в качестве сиделки. Так или иначе, к этому моменту он мог сам о себе позаботиться. Персей, должно быть, знал, что я не отвергну такой подарок. Я думаю, каждый имеет свою цену, — тихо сказала Цирцея.
— Во всяком случае, после того как я была достаточно подготовлена к университету, Персей послал меня учиться в Сорбонну, в Париж, После этого он отправил меня в кругосветное путешествие. Время от времени в газетах я читала о бизнесе Абрахаса. Он следил, чтобы каждое дело оставалось небольшим, не привлекающим много внимания. Его компания была очень мала по сравнению с отцовской, но у нее были свои фирмы, контролирующие наиболее важные пристани морских торговых городов, грузовые перевозки, товарные склады, амбары, маслодельни — все, что влияет на судоходство. Компания Абрахаса разорила Мефисто. Абрахас сам купил дом, который построил его отец. Старик был еще жив, когда Персей прислал рабочих снести дом с лица земли.
Три месяца спустя Мефисто застрелился. Абрахас продал его дело и вызвал меня домой.
И вот пять лет назад мы поселились на Абако. Он говорил, что нуждается в покое. Я думала, что он выбрал этот остров, чтобы поправить свое здоровье или потому, что это тихое уединенное место. Но как только мы прибыли на южный берег, он начал работать над тем, что он называет Великий план. В нем он провозгласил себя королем, используя все население земли в качестве пешек в своей дурацкой игре. Поначалу я не видела вреда во всех этих бредовых разговорах. Это было ожесточением искалеченного человека, оторванного от остального мира. Но другие воспринимали его серьезно, Ле Пату, его лакею, выплачивалось огромное жалование, чтобы он угождал желаниям Абрахаса. Его последней прихотью было собрать сто лучших умов мира, чтобы они помогли ему осуществить его план.
Цирцея остановилась.
— И, как вы знаете, он сделал это. Вы понимаете? Сейчас он разрушает весь мир. И он не остановится до тех пор, пока не уничтожит его так же, как своего отца.
Ее голос охрип. Куча окурков устилала землю у ее ног. Цирцея выглядела маленькой и беззащитной. Она сидела, обхватив себя руками, длинный рубец на ее лице озарялся сверхъестественным свечением светлячков. Она смотрела мимо Римо.
— Пожалуй, это все, — она уныло улыбнулась. — Я даже не знаю, как вас зовут.
— Римо, — сказал он, подвигаясь к ней.
— Мои родители уже давно не признают меня из-за того, что я служу у Абрахаса. Цирцея — это все, что у меня есть. Я привыкла к этому имени.
— Ну, иди сюда, Цирцея. — Римо поцеловал ее, она задрожала в его руках. — Не бойся Абрахаса.
— Я не его боюсь, — тихо сказала она. — У меня никогда не было мужчины.
Римо удивленно улыбнулся.
— Что? Такая роковая женщина — и девственница?
— Я всегда чувствовала, что я принадлежу Абрахасу. Меня удерживало благоговение, жалость и страх. Но я больше не хочу принадлежать ему. — Она коснулась его лица. — Римо, ты сможешь полюбить меня?
— Тебя несложно полюбить, — сказал Римо.
Он провел губами по щеке Цирцеи, она нашла его рот. Он нежно раздел ее, и на холодной таинственной земле пещеры, под музыку волн, он разбудил ее тело. Потом они лежали, прижавшись друг к другу.
— Что это? — Римо в беспокойстве приподнялся.
Он взглянул на выход из пещеры. Цирцея схватила свою одежду.
— Что с тобой?
— Мне показалось, я что-то слышал.
Римо быстро оделся.
— Пошли. Что-то здесь не так.
— Что? — задрожав, спросила она.
— Тебе не о чем беспокоиться. Что-то непонятное в воздухе.
— Как ты сказал?
— Это было бы слишком трудно объяснить, — ответил Римо. Он вывел Цирцею наружу и направился к машине.
— Жди здесь, — он захлопнул за ней дверцу.
— Что ты слышал? — настаивала она.
— Может, и ничего. Какое-то жужжание, вроде того, как работают приборы.
Он оставил ее и бесшумно скрылся в зарослях.
— Жужжание, — прошептала Цирцея. — Здесь?
Ее лицо покрылось мертвенной бледностью. Она нащупала ручку дверцы.
— Нет, — закричала она, выскакивая из машины. — Не ходи туда! Римо!
Но тут послышался другой звук, ясный и отчетливый, это был свист пули, посланной метким стрелком. Она поразила Цирцею. Женщина тихо вскрикнула и упала.
Глава 14
Римо низко нагнулся над Цирцеей, пытаясь расслышать ее слова.
— Машина, — прохрипела она, морщась от боли. Пуля попала ей в грудь, но прошла далеко от сердца. На ее ослепительно белом платье расплывалось красное пятно.
— Я должна была предвидеть, что Абрахас будет следить за машиной.
— Не разговаривай, — сказал он. — Все будет хорошо. Только отвезем тебя к врачу.
— Помоги мне...
Он почувствовал вторую пулю, как только она вылетела из пистолета. Она летела ему навстречу, разрезая воздух перед собой миниатюрной ударной волной, которая для острой чувствительности Римо была словно удар молота. Он бросился на землю рядом с Цирцеей.
Мгновение спустя пуля просвистела над его головой и вонзилась в одну из сосен, стоявших в темных зарослях.
Прежде чем стихло эхо выстрела, он уже был на ногах и быстро нырнул в темноту. Тишина, которую нарушила пуля, восстановилась, и воздух был неподвижен. Римо двигался с почти инстинктивной осторожностью того, кто преуспел в искусстве Синанджу.
Он остановился. Вокруг по-прежнему было тихо. Мало кто, кроме Чиуна, мог бы двигаться совершенно беззвучно. Римо сомневался, что человек, который стрелял, сумел бы во время бега не тревожить земли под ногами. Он осмотрелся. Напавший на них должен ждать его где-то рядом. Впереди ничего. Сзади только веселый гам воробьев.
— Сюда, — позвали слева. Голос забавлялся, дразня.
Римо стремительно бросился налево. Пробираясь вперед, он погружался в болото среди мертвых деревьев, поднимающихся из тумана, словно копья воинов.
— Немного правее, — уже ближе прозвучал голос. Кто бы это ни был, он не двигался.
Болото стало вязким. Вода достигала колен. Над Римо среди высоких тонких деревьев завывал ветер, словно молясь о мертвом, и неподвижный густой туман окутывал его, как покров. Ему казалось, будто он вступил в другой, первобытный мир, и наполовину земля, наполовину вода тихо шевелится в темноте.
Он двигался с трудом. С каждым шагом ил на дне болота становился все более вязким. У Римо было ощущение, будто он идет по овсяной каше. Он ухватился за одно из прямых мангровых деревьев. Оно согнулось в его руках, как мокрая соломинка. Вокруг него, насколько он мог видеть, не было ничего, кроме болота, кишевшего назойливыми москитами и мошкарой.
Теперь вода доходила Римо почти до пояса. Ноги едва двигались в вязкой трясине. Он посмотрел вокруг. Откуда он пришел? И как далеко зашел? Куда ни посмотри, везде одно и то же.
Всюду был густой туман и склизкие мангры, стоявшие как часовые в затерянной тюрьме, издающей запах гниения.
— Ты почти у цели... Римо, — позвал голос.
— Кто ты? Откуда знаешь мое имя?
Маленький человек с сальными волосами и «вальтером Р-3 8» в руках появился словно ниоткуда.
— Я его подслушал, — ответил он.
Римо рванулся к нему. Он собрал все свои силы, чтобы сделать эти последние шаги в трясине. На лбу выступила испарина, пока он пытался вытащить сначала одну ногу, а затем другую.
— Я жду, — сказал человечек.
Римо чувствовал себя как во сне. Эта дрянь, казалось, затягивала его, как живая. Он вытянул руки перед собой. Хоть бы что-нибудь, палка, камень, думал он, чтобы вылезти из этой западни. Но даже мангры пропали в пузырящейся черной слизи, которая липла к нему.
— Плавун, — добродушно сказал человечек. — Поразительное вещество, не правда ли?
Он прошел вперед, посматривая на свой пистолет.
Противник был прямо перед Римо, почти на самом краю трясины. Еще два шага, и Римо смог бы достать его и убить.
Если бы он мог сделать эти два шага.
— О, позвольте представиться, Мишель Ле Пат. Я работаю на Абрахаса. Между прочим, только что в пещере ты был с его женщиной. Как жаль, что вы не узнаете друг друга получше! — Он улыбнулся.
Римо начинал тонуть. Плавун сжимал грудную клетку, медленно выдавливая воздух из легких. Он знал, что, если запаникует, эта преисподняя проглотит его целиком. Римо перестал двигаться и добился ясности ума. Чиун говорил ему, что в ситуациях, когда в голову абсолютно ничего не приходит, если остановить все мысли, то услышишь голоса богов, И он заставил себя полностью успокоиться, хотя вокруг него пенилось голодное море трясины.
Но не голоса богов он услышал. А историю, которую однажды рассказал ему Чиун об одном из своих предков, управлявшем в старину Домом Синанджу. Этот Мастер Синанджу дожил до ста двадцати лет, и его сила начала исчезать. Он стал слабоумным и целыми днями лежал в кровати, украшенной позолотой, спокойно ожидая великое безмолвие смерти. Кучка головорезов, желая отомстить за родственника, которого в молодости победил учитель, выкрала старика. Они заставили его ехать день и ночь в свою страну, к холодному утесу, возвышавшемуся над пустынной каменистой землей.
— Ты прыгнешь отсюда и разобьешься об эти камни внизу, — сказал один из похитителей Мастеру Синанджу. — И все будут думать, что ты в приступе слабости покончил с собой. Это будет великая кара.
Учитель посмотрел на скалу своими старыми глазами, видевшими чудеса мира, и ответил:
— Я сделаю, как вы хотите. Я спрыгну со скалы, раз так угодно богам. Только прошу вас исполнить одну мою просьбу, прежде чем я исчезну в безмолвии.
— Мы не сделаем ничего, что отсрочит позорную смерть, которую ты заслужил, — сказал один из похитителей.
— Это вас нисколько не задержит. Я только прошу, чтобы вы стояли рядом со мной и были свидетелями моего конца. Я старик и не смогу драться с вами. Мне хочется, чтобы вы передали моим сельчанам, что их учитель побежден силой намного большей, чем у него.
Головорезы надулись от гордости. Сказать людям Синанджу, что они видели, как учитель умер в позоре и бесчестии, — это удовлетворило бы их жажду мести.
— Хорошо, старик, — сказал их главарь, и похитители приблизились к краю скалы.
Они не видели то, что увидел старик. Скала была хрупкой и потрескавшейся и не выдержала веса стольких людей. С оглушительным грохотом она раскололась и сбросила головорезов на камни внизу. Но сам учитель был готов к этому и отпрыгнул назад, прежде чем скала рухнула.
Вскоре он вернулся в свою деревню и прожил еще тридцать лет. Вплоть до своей смерти, которая была тихим и величественным переходом в безмолвие, чего страстно желает любой человек, учитель оставался известен как мудрейший человек на Востоке.
Римо не знал, как эта история пришла ему в голову, но она подсказала ему одну идею. Это был слабый шанс на спасение, однако у него сразу прибавилось сил.
— Брось мне камень, — выдохнул Римо.
— Камень? Ты хочешь сказать, веревку? Извини, но у меня нет с собой спасательного снаряжения.
— Камень, — настаивал Римо, — тогда я быстрее утону.
Ле Пат был озадачен.
— Ты говоришь так, как будто хочешь умереть.
— Раз уж это случится, пускай это произойдет быстрей. Ты выиграл. Я же вижу, тебе хочется моей мучительной смерти, иначе бы ты застрелил меня.
— Не пытайся обмануть меня, — сказал человечек. — Пули слишком безболезненны. Ты не заставишь меня сжалиться над тобой.
— Ты и не должен стрелять в меня. Я намерен умереть в этом дерьме. Только брось мне камень, хорошо? Ускорим дело.
Какой-то момент Ле Пат испытующе смотрел на него, а потом пожал плечами.
— Почему бы и нет, — сказал он, взвесив в руке покрытый слизью камень размером с дыню. — В любом случае становится уже скучновато смотреть, как ты умираешь.
Он небрежно бросил камень в Римо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18