Все, что производят японцы, непременно разваливается. Естественно, его выгнали.
В Детройте считалось в порядке вещей, что ни одно из этих увольнений не было названо своим именем. Давал-лету всегда предоставляли возможность подать в отставку. Каждая отставка давала повод для пресс-конференции, и всякий раз герой дня непременно таинственно намекал на какое-то новое назначение, после чего напившиеся-наевшиеся журналисты торопились в редакции писать очередные статейки на тему: «Детройтский гений: что впереди?»
Впереди же была его собственная модель. Лаваллет отправился в Никарагуа и уговорил тамошнее правительство дать ему денег на строительство автомобилестроительного гиганта под названием, естественно, «Лаваллет».
Через пять лет он запустил новую модель в производство, и первая машина сошла с конвейера. Коробка передач развалилась на выезде из заводских ворот.
В первый год был продан семьдесят один «лаваллет». У всех без исключения разваливались коробки передач. У самых выносливых, выдержавших без поломки целых два месяца, ржавели корпуса, бамперы отваливались.
Однажды темной ночью Лаваллет смылся из Никарагуа, после чего объявил в Нью-Йорке о закрытии завода и назвал «лаваллет» «одной из величайших машин всех времен», потерпевшей неудачу из-за сандинистского саботажа. «Они не хотели нашего успеха, — говорил он. — Они мешали нам на каждом шагу».
Пресса даже не задумалась, кого он имеет в виду под «ними». Его бредовых обвинений оказалось достаточно для половодья газетных выступлений о Непризнанном-Гении-Которого-Пытались-Сломить-Коммунисты. Никто не вспомнил, что никарагуанское правительство предоставило Лаваллету 90 миллионов долларов и полностью потеряло вложения.
И теперь пришла пора снова встретиться с прессой. В своих апартаментах на крыше роскошного отеля «Детройт-плаза» Лайл Лаваллет, президент только что созданной компании «Дайнакар индастриз», разглядывал себя в огромном зеркале.
Стрелки на двухсотдолларовых брюках — просто восторг. В точности, как он любит, — острые и прямые, как бритва. Итальянского пошива пиджак подчеркивает осиную талию и широкие плечи. Впрочем, приглядевшись, он пришел к выводу, что плечи все-таки недостаточно широки и надо велеть портному при работе над следующим костюмом об этом подумать. Белый шелковый платочек в нагрудном кармане высовывается двумя вершинками, одна чуть выше другой.
Отлично. Платок в тон галстуку, галстук — в тон седине. Год за годом он заливает прессе, что поседел, когда ему было пятнадцать. На самом же деле в детстве его дразнили «Рыжим», и теперь приходится каждую неделю обесцвечивать шевелюру, чтобы где-нибудь в «Инквайре» не появилось заголовка: «НЕПРИЗНАННЫЙ ДЕТРОЙТСКИЙ ГЕНИЙ — КРАШЕНЫЙ РЫЖИЙ!»
Одна мысль о такой катастрофе заставила его страдальчески свести брови. Он взялся за ручное зеркальце, и тут в комнату вошла секретарша.
— Пресса прибыла, мистер Лаваллет, — проворковала она. Лайл выбрал ее из почти шестидесяти претенденток, каждая из которых подверглась испытанию, названному им: «проверка на локоть».
Экзамен был очень прост: испытуемой требовалось встать в центре комнаты, сомкнуть руки на затылке и свести локти так, чтобы они смотрели прямо вперед, как у военнопленного в каком-нибудь старом фильме.
— Теперь вперед! — командовал Лаваллет.
— И все?
— Пока ваши локти не коснутся стены.
Претендентки, чьи локти касались стены раньше, чем их же грудь, подвергались дисквалификации. Из семи, прошедших отбор, только одна не дала ему пощечину и не пригрозила подать в суд за сексуальное домогательство. Это была мисс Мелани Блейз, и он немедленно зачислил ее на работу. Как секретарша она была из рук вон плоха, но во всем остальном отвечала его требованиям, особенно теперь, когда он развелся. И ему очень нравилось, как вплывали в комнату ее стати — на целых полтакта раньше всего остального.
— Чудно смотритесь, — сказала она. — Ну как, готовы к пресс-конференции?
— Это не пресс-конференция, — поправил Лаваллет. — Пресс-конференция завтра.
— Да, сэр, — сказала мисс Блейз, которая могла бы поклясться, что когда бизнесмены собирают прессу, с тем чтобы сделать официальное заявление, это и есть пресс-конференция.
— Не подержите ли зеркало, мисс Блейз?
Рыжеволосая красотка приблизилась, семеня на высоченных каблуках, и немедленно пожалела об этом.
Лаваллет взвыл.
— Что? Что случилось? — перепугалась секретарша, уж не заметил ли он у себя какую-нибудь канцероподобную бородавку?
— Волосок! — вскричал Лаваллет. — Только взгляните!
— Я смотрю, смотрю. Если мы позвоним доктору, может, он его срежет, проговорила она, думая о том, что волос, растущий из бородавки, — плохая примета. — Но где ж она, эта бородавка?
— Что вы несете, кретинка? У меня выбился волосок!
— Да где же?
— На затылке, черт побери!
Но мисс Блейз не видела, как ни старалась. Наконец Лаваллет сдался и показал сам.
Да, волосок не на месте, согласилась мисс Блейз. Но нужен электронный микроскоп, чтобы это увидеть.
— Вы что, надо мной смеетесь, мисс Блейз?
— Нет, сэр. Просто я не думаю, что кто-нибудь его заметит. Кроме того, он на затылке, а камеры будут снимать спереди, не так ли?
— А что, если там фотограф из «Инквайра»? Что, если он подберется сзади?
Вы знаете, как они любят такие штучки! Представляю себе: «ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ, ГЛАВА „ДАЙНАКАР ИНДАСТРИЗ“, ТЕРЯЕТ ВОЛОСЫ» — аршинными буквами! «Шокирующие подробности в середине номера!» И моя физиономия — между «Ужасающим Снежным Человеком» и родившей козленочка малазийкой! Нет уж, увольте!
— Я принесу расческу?
— Нет-нет-нет! Только прикоснись расческой — и начинай сначала! Возись потом целый час. А то и больше. Нет, давайте сюда пинцет и лак для волос, быстро!
— Молодец, — сказал он, когда она вернулась, — теперь осторожненько возьмите пинцет и очень, очень аккуратно положите волос на место.
— Я стараюсь. Только, пожалуйста, не могли бы вы не дрожать?
— Ничего не могу с собой поделать. Уж слишком это серьезно. Ну как?
— Мне кажется... Да, готово.
— Отлично! Теперь, быстро — лаком!
Мисс Блейз встряхнула баллончик и коротко брызнула.
— Больше, больше! Залакируйте получше. Не дай Бог, этот паршивец выскочит в какой-нибудь неподходящий момент!
— Как угодно, волосы ваши, — пожала плечами секретарша, отметив, что в составе лака значится Зверски-Прочный Клей, и выпустила на снежно-белый затылок шефа с полбаллона.
Одобрив проделанную работу, он позволил себе ослепительно-безупречную улыбку. Она не была бы такой безупречной, останься у него его натуральные зубы.
— Ну что ж, мы готовы. Вперед!
— Надо сказать, вы на редкость заботитесь о своем облике, мистер Лаваллет, — заметила секретарша.
— Форма, мисс Блейз! — проронил Лаваллет, поддергивая манжеты так, чтобы они ровно на узаконенные полдюйма выглядывали из-под обшлагов пиджака. Форма — это все!
— А содержание?
— Содержание — вздор! Форма! — подчеркнул он.
* * *
— Да кого это мы ждем? — спрашивал фотограф газетчика в банкетном зале отеля.
— Лайла Лаваллета.
— А кто он?
— Непризнанный гений автомобилестроения.
— Никогда о таком не слышал. А что он сделал?
— Когда-то давно, когда еще были компании «Дженерал моторе», «Форд» и «Крайслер», еще до всех слияний и перекупок, Лаваллет был главным генератором идей и привел их к высотам.
— И все-таки я никогда о нем не слыхал, — удивился фотограф.
— Ну и дубина, — отрезал газетчик.
— Подумаешь, — огрызнулся фотограф, услышал аплодисменты, поднял голову и увидел Лаваллета, шествующего к трибуне, за которой возвышалось десять квадратных футов торгового знака новорожденной компании «Дайна-кар индастриз».
— Это он, что ли, и есть? — спросил фотограф.
— Да. Лайл Лаваллет, Непризнанный Гений.
— Волосы у него вытравленные.
— Ты бы все-таки снял его, — сердито сказал газетчик. У некоторых, подумал он, напрочь отсутствует вкус к истории.
Лаваллет, озаряемый бесчисленными вспышками, купался в электрическом свете. Непонятно, думал он, почему бы всем газетам-журналам не нанять пару-тройку фотографов, те сделали бы несколько снимков, размножили и разослали бы по редакциям? Они же взамен посылают тьму народа сделать тьму фотографий, только крошечная часть которых в конце концов попадает в печать.
Куда деваются остальные? Он представил себе, как хранится где-то толстая папка с таким количеством его фотографий, что их достало бы украсить каждое слово в толковом словаре.
Что ж, сегодня он рад видеть фотографов. Количество собравшихся говорит о том, что Лайл Лаваллет не утратил контакта с прессой и сейчас ему очень даже есть, чем их порадовать.
Вакханалия фотовспышек продолжалась три минуты, а потом Лаваллет, взойдя на трибуну, поднял руку.
— Леди и джентльмены, господа журналисты! — начал он звучным глубоким голосом. — Я рад нашей встрече и счастлив видеть среди вас множество старых друзей. На тот случай, если вас занимает, что со мной сталось, позвольте сказать вам, что непризнанные автоконструкторы не умирают и не уходят в тень. Мы неизменно возвращаемся в свет.
По аудитории прошел одобрительный гул.
— Как некоторые из вас уже знают, последние годы я провел в Никарагуа, ведя безнадежную одинокую борьбу с тоталитарным режимом. Я знаю, есть люди, считающие, что я потерпел поражение, потому что машина, которую я там создал, не утвердила себя среди ведущих моделей мира.
Лаваллет сделал выразительную паузу и обвел зал взглядом. Непокорный волос, чувствовал он, лежит на месте, и кажется, все идет как надо.
— Я так не думаю. Я помог внедрить в Никарагуа новые промышленные технологии. Наши усилия внесли свой вклад в жизнь никарагуанского народа никогда она уже не станет такой, какой была до нашего там появления. Одно это могло бы свидетельствовать о нашем успехе, поскольку, по моему убеждению, распространение демократических свобод — вот главная задача автомобильной промышленности. Однако мне есть чем похвалиться и помимо этого.
Он опять сделал паузу и оглядел собравшихся.
— Ведя одинокую безнадежную борьбу с тоталитаризмом, все свое свободное время я проводил в исследовательской лаборатории, — если угодно, называйте ее конструкторским бюро, — и счастлив и горд сообщить вам, что мое усердие было вознаграждено. Мы готовы объявить о создании машины принципиально новой, воистину революционной конструкции, машины, которая окажет влияние столь значительное, что с этого момента автомобильная индустрия, какой мы ее знаем и любим, преобразится неузнаваемо!
Аудитория ахнула. Телевизионщики ринулись ближе, ловя в объективы видеокамер загорелое лицо Лаваллета. У него мелькнула мысль, уж не пытаются ли они получить точный снимок его глазной сетчатки. Где-то он читал, что сетчатка так же индивидуальна и неповторима, как отпечатки пальцев.
— Это открытие потрясет мир, и два дня назад промышленные шпионы вторглись в новое здание «Дайнакар индастриз» здесь, в Детройте, и выкрали, как им казалось, единственный прототип этой новой машины. — Лаваллет расплылся в улыбке. — Но нет, они заблуждались!
Он поднял руки, чтобы утихомирить шквал вопросов.
— Завтра в новом здании нашей компании я сниму завесу тайны со своего великого открытия. Пользуюсь нашей сегодняшней встречей, чтобы пригласить руководителей «Дженерал автос», «Америкэн автос» и «Нэшнл автос» — «Большую Тройку» — присутствовать там, чтобы они смогли своими глазами увидеть, как выглядит будущее. Сегодня ответов на вопросы не будет. Надеюсь увидеться с вами завтра. Благодарю за внимание.
Лаваллет поклонился и сошел с трибуны.
— Что он сказал? — спросил репортер женского журнала, в продолжение всей речи записывавший, в чем Лаваллет одет, и не слышавший ни единого слова.
— Что пресс-конференция — завтра, — ответил ему другой.
— Завтра? А сейчас что было?
— Черт его знает!
— Эй, что ж это такое, если не пресс-конференция? — выкрикнул репортер женского журнала, адресуясь к мисс Блейз, уходящей за Лаваллетом.
Она подняла было плечи, но внезапно закричала. Закричала потому, что в тот момент, как журналисты ринулись запечатлевать, как Лайл Лаваллет выходит из зала, раздалось два выстрела — и Лаваллета отбросило к стене.
— В него стреляли! Кто-то стрелял в Лаваллета!
— Кто? Что? Кто-нибудь, вызовите же «Скорую помощь»! — взывала мисс Блейз.
— Где стрелявший? Он должен быть в зале! Найдите его! Пусть даст интервью!
Ведущий теленовостей вскочил на трибуну и яростно замахал руками:
— Если тот, кто стрелял, еще находится в комнате, предлагаю ему эксклюзивный контракт на выступление в ток-шоу «Злоба ночи»! Компания возьмет на себя все ваши судебные расходы!
— Удваиваю это предложение! — крикнул кто-то с кабельного телевидения.
— Я еще не говорил о цене! — возмутился ведущий. — Как можно ее удваивать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
В Детройте считалось в порядке вещей, что ни одно из этих увольнений не было названо своим именем. Давал-лету всегда предоставляли возможность подать в отставку. Каждая отставка давала повод для пресс-конференции, и всякий раз герой дня непременно таинственно намекал на какое-то новое назначение, после чего напившиеся-наевшиеся журналисты торопились в редакции писать очередные статейки на тему: «Детройтский гений: что впереди?»
Впереди же была его собственная модель. Лаваллет отправился в Никарагуа и уговорил тамошнее правительство дать ему денег на строительство автомобилестроительного гиганта под названием, естественно, «Лаваллет».
Через пять лет он запустил новую модель в производство, и первая машина сошла с конвейера. Коробка передач развалилась на выезде из заводских ворот.
В первый год был продан семьдесят один «лаваллет». У всех без исключения разваливались коробки передач. У самых выносливых, выдержавших без поломки целых два месяца, ржавели корпуса, бамперы отваливались.
Однажды темной ночью Лаваллет смылся из Никарагуа, после чего объявил в Нью-Йорке о закрытии завода и назвал «лаваллет» «одной из величайших машин всех времен», потерпевшей неудачу из-за сандинистского саботажа. «Они не хотели нашего успеха, — говорил он. — Они мешали нам на каждом шагу».
Пресса даже не задумалась, кого он имеет в виду под «ними». Его бредовых обвинений оказалось достаточно для половодья газетных выступлений о Непризнанном-Гении-Которого-Пытались-Сломить-Коммунисты. Никто не вспомнил, что никарагуанское правительство предоставило Лаваллету 90 миллионов долларов и полностью потеряло вложения.
И теперь пришла пора снова встретиться с прессой. В своих апартаментах на крыше роскошного отеля «Детройт-плаза» Лайл Лаваллет, президент только что созданной компании «Дайнакар индастриз», разглядывал себя в огромном зеркале.
Стрелки на двухсотдолларовых брюках — просто восторг. В точности, как он любит, — острые и прямые, как бритва. Итальянского пошива пиджак подчеркивает осиную талию и широкие плечи. Впрочем, приглядевшись, он пришел к выводу, что плечи все-таки недостаточно широки и надо велеть портному при работе над следующим костюмом об этом подумать. Белый шелковый платочек в нагрудном кармане высовывается двумя вершинками, одна чуть выше другой.
Отлично. Платок в тон галстуку, галстук — в тон седине. Год за годом он заливает прессе, что поседел, когда ему было пятнадцать. На самом же деле в детстве его дразнили «Рыжим», и теперь приходится каждую неделю обесцвечивать шевелюру, чтобы где-нибудь в «Инквайре» не появилось заголовка: «НЕПРИЗНАННЫЙ ДЕТРОЙТСКИЙ ГЕНИЙ — КРАШЕНЫЙ РЫЖИЙ!»
Одна мысль о такой катастрофе заставила его страдальчески свести брови. Он взялся за ручное зеркальце, и тут в комнату вошла секретарша.
— Пресса прибыла, мистер Лаваллет, — проворковала она. Лайл выбрал ее из почти шестидесяти претенденток, каждая из которых подверглась испытанию, названному им: «проверка на локоть».
Экзамен был очень прост: испытуемой требовалось встать в центре комнаты, сомкнуть руки на затылке и свести локти так, чтобы они смотрели прямо вперед, как у военнопленного в каком-нибудь старом фильме.
— Теперь вперед! — командовал Лаваллет.
— И все?
— Пока ваши локти не коснутся стены.
Претендентки, чьи локти касались стены раньше, чем их же грудь, подвергались дисквалификации. Из семи, прошедших отбор, только одна не дала ему пощечину и не пригрозила подать в суд за сексуальное домогательство. Это была мисс Мелани Блейз, и он немедленно зачислил ее на работу. Как секретарша она была из рук вон плоха, но во всем остальном отвечала его требованиям, особенно теперь, когда он развелся. И ему очень нравилось, как вплывали в комнату ее стати — на целых полтакта раньше всего остального.
— Чудно смотритесь, — сказала она. — Ну как, готовы к пресс-конференции?
— Это не пресс-конференция, — поправил Лаваллет. — Пресс-конференция завтра.
— Да, сэр, — сказала мисс Блейз, которая могла бы поклясться, что когда бизнесмены собирают прессу, с тем чтобы сделать официальное заявление, это и есть пресс-конференция.
— Не подержите ли зеркало, мисс Блейз?
Рыжеволосая красотка приблизилась, семеня на высоченных каблуках, и немедленно пожалела об этом.
Лаваллет взвыл.
— Что? Что случилось? — перепугалась секретарша, уж не заметил ли он у себя какую-нибудь канцероподобную бородавку?
— Волосок! — вскричал Лаваллет. — Только взгляните!
— Я смотрю, смотрю. Если мы позвоним доктору, может, он его срежет, проговорила она, думая о том, что волос, растущий из бородавки, — плохая примета. — Но где ж она, эта бородавка?
— Что вы несете, кретинка? У меня выбился волосок!
— Да где же?
— На затылке, черт побери!
Но мисс Блейз не видела, как ни старалась. Наконец Лаваллет сдался и показал сам.
Да, волосок не на месте, согласилась мисс Блейз. Но нужен электронный микроскоп, чтобы это увидеть.
— Вы что, надо мной смеетесь, мисс Блейз?
— Нет, сэр. Просто я не думаю, что кто-нибудь его заметит. Кроме того, он на затылке, а камеры будут снимать спереди, не так ли?
— А что, если там фотограф из «Инквайра»? Что, если он подберется сзади?
Вы знаете, как они любят такие штучки! Представляю себе: «ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ, ГЛАВА „ДАЙНАКАР ИНДАСТРИЗ“, ТЕРЯЕТ ВОЛОСЫ» — аршинными буквами! «Шокирующие подробности в середине номера!» И моя физиономия — между «Ужасающим Снежным Человеком» и родившей козленочка малазийкой! Нет уж, увольте!
— Я принесу расческу?
— Нет-нет-нет! Только прикоснись расческой — и начинай сначала! Возись потом целый час. А то и больше. Нет, давайте сюда пинцет и лак для волос, быстро!
— Молодец, — сказал он, когда она вернулась, — теперь осторожненько возьмите пинцет и очень, очень аккуратно положите волос на место.
— Я стараюсь. Только, пожалуйста, не могли бы вы не дрожать?
— Ничего не могу с собой поделать. Уж слишком это серьезно. Ну как?
— Мне кажется... Да, готово.
— Отлично! Теперь, быстро — лаком!
Мисс Блейз встряхнула баллончик и коротко брызнула.
— Больше, больше! Залакируйте получше. Не дай Бог, этот паршивец выскочит в какой-нибудь неподходящий момент!
— Как угодно, волосы ваши, — пожала плечами секретарша, отметив, что в составе лака значится Зверски-Прочный Клей, и выпустила на снежно-белый затылок шефа с полбаллона.
Одобрив проделанную работу, он позволил себе ослепительно-безупречную улыбку. Она не была бы такой безупречной, останься у него его натуральные зубы.
— Ну что ж, мы готовы. Вперед!
— Надо сказать, вы на редкость заботитесь о своем облике, мистер Лаваллет, — заметила секретарша.
— Форма, мисс Блейз! — проронил Лаваллет, поддергивая манжеты так, чтобы они ровно на узаконенные полдюйма выглядывали из-под обшлагов пиджака. Форма — это все!
— А содержание?
— Содержание — вздор! Форма! — подчеркнул он.
* * *
— Да кого это мы ждем? — спрашивал фотограф газетчика в банкетном зале отеля.
— Лайла Лаваллета.
— А кто он?
— Непризнанный гений автомобилестроения.
— Никогда о таком не слышал. А что он сделал?
— Когда-то давно, когда еще были компании «Дженерал моторе», «Форд» и «Крайслер», еще до всех слияний и перекупок, Лаваллет был главным генератором идей и привел их к высотам.
— И все-таки я никогда о нем не слыхал, — удивился фотограф.
— Ну и дубина, — отрезал газетчик.
— Подумаешь, — огрызнулся фотограф, услышал аплодисменты, поднял голову и увидел Лаваллета, шествующего к трибуне, за которой возвышалось десять квадратных футов торгового знака новорожденной компании «Дайна-кар индастриз».
— Это он, что ли, и есть? — спросил фотограф.
— Да. Лайл Лаваллет, Непризнанный Гений.
— Волосы у него вытравленные.
— Ты бы все-таки снял его, — сердито сказал газетчик. У некоторых, подумал он, напрочь отсутствует вкус к истории.
Лаваллет, озаряемый бесчисленными вспышками, купался в электрическом свете. Непонятно, думал он, почему бы всем газетам-журналам не нанять пару-тройку фотографов, те сделали бы несколько снимков, размножили и разослали бы по редакциям? Они же взамен посылают тьму народа сделать тьму фотографий, только крошечная часть которых в конце концов попадает в печать.
Куда деваются остальные? Он представил себе, как хранится где-то толстая папка с таким количеством его фотографий, что их достало бы украсить каждое слово в толковом словаре.
Что ж, сегодня он рад видеть фотографов. Количество собравшихся говорит о том, что Лайл Лаваллет не утратил контакта с прессой и сейчас ему очень даже есть, чем их порадовать.
Вакханалия фотовспышек продолжалась три минуты, а потом Лаваллет, взойдя на трибуну, поднял руку.
— Леди и джентльмены, господа журналисты! — начал он звучным глубоким голосом. — Я рад нашей встрече и счастлив видеть среди вас множество старых друзей. На тот случай, если вас занимает, что со мной сталось, позвольте сказать вам, что непризнанные автоконструкторы не умирают и не уходят в тень. Мы неизменно возвращаемся в свет.
По аудитории прошел одобрительный гул.
— Как некоторые из вас уже знают, последние годы я провел в Никарагуа, ведя безнадежную одинокую борьбу с тоталитарным режимом. Я знаю, есть люди, считающие, что я потерпел поражение, потому что машина, которую я там создал, не утвердила себя среди ведущих моделей мира.
Лаваллет сделал выразительную паузу и обвел зал взглядом. Непокорный волос, чувствовал он, лежит на месте, и кажется, все идет как надо.
— Я так не думаю. Я помог внедрить в Никарагуа новые промышленные технологии. Наши усилия внесли свой вклад в жизнь никарагуанского народа никогда она уже не станет такой, какой была до нашего там появления. Одно это могло бы свидетельствовать о нашем успехе, поскольку, по моему убеждению, распространение демократических свобод — вот главная задача автомобильной промышленности. Однако мне есть чем похвалиться и помимо этого.
Он опять сделал паузу и оглядел собравшихся.
— Ведя одинокую безнадежную борьбу с тоталитаризмом, все свое свободное время я проводил в исследовательской лаборатории, — если угодно, называйте ее конструкторским бюро, — и счастлив и горд сообщить вам, что мое усердие было вознаграждено. Мы готовы объявить о создании машины принципиально новой, воистину революционной конструкции, машины, которая окажет влияние столь значительное, что с этого момента автомобильная индустрия, какой мы ее знаем и любим, преобразится неузнаваемо!
Аудитория ахнула. Телевизионщики ринулись ближе, ловя в объективы видеокамер загорелое лицо Лаваллета. У него мелькнула мысль, уж не пытаются ли они получить точный снимок его глазной сетчатки. Где-то он читал, что сетчатка так же индивидуальна и неповторима, как отпечатки пальцев.
— Это открытие потрясет мир, и два дня назад промышленные шпионы вторглись в новое здание «Дайнакар индастриз» здесь, в Детройте, и выкрали, как им казалось, единственный прототип этой новой машины. — Лаваллет расплылся в улыбке. — Но нет, они заблуждались!
Он поднял руки, чтобы утихомирить шквал вопросов.
— Завтра в новом здании нашей компании я сниму завесу тайны со своего великого открытия. Пользуюсь нашей сегодняшней встречей, чтобы пригласить руководителей «Дженерал автос», «Америкэн автос» и «Нэшнл автос» — «Большую Тройку» — присутствовать там, чтобы они смогли своими глазами увидеть, как выглядит будущее. Сегодня ответов на вопросы не будет. Надеюсь увидеться с вами завтра. Благодарю за внимание.
Лаваллет поклонился и сошел с трибуны.
— Что он сказал? — спросил репортер женского журнала, в продолжение всей речи записывавший, в чем Лаваллет одет, и не слышавший ни единого слова.
— Что пресс-конференция — завтра, — ответил ему другой.
— Завтра? А сейчас что было?
— Черт его знает!
— Эй, что ж это такое, если не пресс-конференция? — выкрикнул репортер женского журнала, адресуясь к мисс Блейз, уходящей за Лаваллетом.
Она подняла было плечи, но внезапно закричала. Закричала потому, что в тот момент, как журналисты ринулись запечатлевать, как Лайл Лаваллет выходит из зала, раздалось два выстрела — и Лаваллета отбросило к стене.
— В него стреляли! Кто-то стрелял в Лаваллета!
— Кто? Что? Кто-нибудь, вызовите же «Скорую помощь»! — взывала мисс Блейз.
— Где стрелявший? Он должен быть в зале! Найдите его! Пусть даст интервью!
Ведущий теленовостей вскочил на трибуну и яростно замахал руками:
— Если тот, кто стрелял, еще находится в комнате, предлагаю ему эксклюзивный контракт на выступление в ток-шоу «Злоба ночи»! Компания возьмет на себя все ваши судебные расходы!
— Удваиваю это предложение! — крикнул кто-то с кабельного телевидения.
— Я еще не говорил о цене! — возмутился ведущий. — Как можно ее удваивать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29