Увидев, что человек со шрамом входит в лифт, он нашел лестницу и, движимый побуждением невнятным, но неодолимым, решительно направился вверх.
Когда двери лифта распахнулись, стрелок принял боевую стойку: согнул колени и выставил вперед крепко зажатую в обеих руках «беретту». Ему казалось, он готов ко всему на свете. Однако открывшееся ему зрелище старый китаец, спокойно сидящий на ковре в центре приемной, — все-таки его удивило.
— Опять ты?!
Лицо Чиуна было — сама суровость.
— Где мой сын?
— Уж не о моем ли сыне ты говоришь? А ведь представь, он, похоже, уверен, что так и есть!
— А в чем уверен ты сам? — холодно спросил Чиун.
— В том, что он — чокнутый.
Чиун плавно поднялся с пола — будто вырос из него, как подсолнечник.
— Кто бы он ни был, Римо — сын Синанджу. Ты посмел оскорбить Синанджу.
Готовься к смерти.
Стрелок выскочил из кабины лифта, дважды выстрелив на ходу. Одна пуля ударила в дверь позади Чиуна, но того там уже не было. Каким-то образом китаеза оказался тремя футами левей. И мерещится это стрелку, или старик и впрямь уже стоит к нему ближе?
Он опять выстрелил — Чиун снова таинственным образом очутился совсем в другом месте, не сделав при этом ни единого видимого телодвижения. Это было похоже на волшебство: с физиономией мрачной и решительной старый китаец будто перелетал по комнате.
Теперь их разделяло футов двенадцать, не больше, и стрелок веером выпустил четыре пули. Однажды ведь он уже достал старика рикошетом. Какого черта это не удается ему сейчас?
Грохот и вспышки собственных выстрелов заставили стрелка моргнуть, и крошечной микросекунды, ушедшей на взмах ресниц. Мастеру Синанджу хватило, чтобы вновь переместиться. Открыв глаза, стрелок увидел, что находится в просторной приемной в полном одиночестве.
Из-за двери с табличкой «ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ, ПРЕЗИДЕНТ», придушенно спросили:
— Эй, там уже есть кто-нибудь мертвый? Я могу выйти? Э-эй!
Нет, ну это уж слишком. Куда ж он делся? Комната, конечно, большая, но спрятаться тут негде. Может, старик стал невидимым? Может, у него что-нибудь вроде шапки-невидимки? Стрелок решил ретироваться и начал было пятиться назад к лифту, но далеко не продвинулся, застыл, будто его пригвоздило.
Правую руку, в которой он держал «беретту», охватило адским огнем. Он завизжал. Пистолет со стуком упал на пол. С правой рукой происходило что-то невыносимо ужасное!
Прижимая ее к себе, он рухнул на колени и уголком залитого слезами глаза заметил, что Мастер Синанджу выходит из лифта.
— Как?! — с трудом вымолвил он.
— В догадках можешь истратить вечность, — ледяным тоном ответствовал Чиун. Его взгляд наводил ужас. — Теперь будешь отвечать на мои вопросы.
Чиун опустился на колени рядом со скрюченным стрелком и коснулся точки на внутренней стороне его левой кисти.
Стрелок закричал.
— Это всего лишь прикосновение, — сказал Чиун. — Я могу сделать боль еще сильнее. Могу сделать и так, что ее не станет. Что ты предпочитаешь?
— Пусть ее не станет!
— Где Римо?
— В отеле.
— Хорошо. Ты сказал мне правду.
— Пусть она прекратится! Пусть ее не станет! Прошу!
— Кто тебя нанял? — невозмутимо спросил Чиун.
— Не знаю. Никогда не видел его лица.
— Это нехороший ответ.
— Другого у меня нет. Сначала я думал, что это Лаваллет, но теперь не знаю. Это может быть кто угодно. Помоги, помоги мне! Я сейчас умру.
— Нет, позже. Зачем бы автомобильщику нанимать тебя, чтобы ты его убил?
— Спроси его, спроси его самого. Дай мне передохнуть немного.
Чиун прикоснулся к руке стрелка. Перекрученные суставы разошлись, освободив нервные окончания. Стрелок, обмякнув, рухнул на пол и обессиленно замер, недвижимый.
Чиун был у входа в кабинет Лаваллета, когда открылась дверь на лестницу.
Не требовалось оборачиваться. В приемную вошел Римо. Он понял это по мягким шагам, никто другой не мог бы ступать с такой кошачьей грацией. Кроме, конечно, самого Чиуна.
— Папочка, — сказал Римо и тут увидел распростертое на полу тело стрелка.
— Нет! — вскричал он.
— Он не мертв, Римо, — мягко сказал Чиун.
— А-а.
— Я собирался прийти за тобой, когда покончу с делами здесь.
— Приказ Смита?
— Нет. Я сказал императору, что ты мертв. Ложь во спасение.
— Послушай, вы оба давно знали, кто он такой, верно? — спросил Римо, показывая на тело на полу.
Чиун помотал головой, так что белые прядки над ушами затрепетали.
— Нет, Римо. Истина неведома никому. И меньше всех — тебе.
— Этот человек — мой настоящий отец. Вы это от меня скрывали. Вы пытались убить его!
— Если я и таился, Римо, то только для того, чтобы не причинить тебе горя.
— Какого еще горя?
— Горя, какое ты бы испытал, если бы Смит приказал тебе уничтожить этого негодяя. Но теперь это моя задача, — чтобы помочь тебе, я принял ее на свои плечи.
— О, Чиун, что же мне делать?! — воскликнул Римо.
— Каково бы ни было принятое тобой решение, ты должен исполнить его быстро, — сказал старик, длиннющим ногтем указывая на стрелка, который меж тем уже поднялся на ноги, держа пистолет в руках.
— Прочь с дороги, малыш, — хрипло приказал он. — Я должен убить этого желтого недоноска.
— Нет, — качнул головой Римо.
— Я сказал, прочь с дороги. Ты что, не слышишь?
Римо взглянул на Чиуна. Тот невозмутимо сложил руки на груди и прикрыл глаза.
— Ну что ж ты стоишь, Чиун!
— Без ученика у Синанджу нет будущего. Без будущего у меня нет прошлого.
Меня будут помнить, как последнего Мастера Синанджу, Мастера, который отдал Синанджу неблагодарному белому. Будь что будет.
— Нет, Чиун, — Римо повернулся к стрелку. — Опусти оружие. Пожалуйста.
Разве нельзя договориться как-то иначе?
— Иначе — никак нельзя, — промолвил Чиун.
— Именно. В кои-то веки этот олух прав, — сказал стрелок. — Ну-ка, уйди с дороги! На чьей ты, черт возьми, стороне?
— Да, Римо, скажи нам, — подхватил Чиун. — Ты на чьей стороне?
Стрелок навел на него пистолет. Чиун стоял под дулом как вкопанный, закрыв глаза. Стрелок медленно надавил на курок.
Римо в отчаянии выкрикнул что-то и, подчиняясь рефлексам, которые столько лет вырабатывал у него Чиун, двинулся на стрелка.
Человек со шрамом, развернувшись, выстрелил в Римо. Пуля просвистела мимо.
— Ну, малыш, ты сам напросился, — сказал стрелок и снова выстрелил.
— Ты и в меня?..
Удар пришелся стрелку точно в грудную кость. Кость сломалась. И это было только начало. Сила удара сотрясением отдалась по всему телу, положив почин цепной реакции ломающихся костей, распадающихся в желе мышц.
Стрелок со шрамом застыл и бесконечно долгое мгновение стоял недвижно.
Распались кости черепа, искаженное болью лицо, казалось, смягчило свое выражение. А потом он рухнул на пол, как высыпается из рваного мешка картошка.
Последнее, что видел стрелок, была надвигающаяся на него пустая ладонь Римо. Последнее, что он слышал, был голос Марии, и ему стал ясен смысл ее предсмертных слов:
— К тебе придет человек. Мертвый, поправший смерть, он принесет тебе гибель в пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его имя, и имя это явится тебе смертным приговором.
Он не почувствовал, как словно выскальзывает из тела. Нет, но сознание его сгустилось и стало сжиматься в мозгу, все туже и туже, все плотней, пока не сделалось как бы величиной с горошину, потом с булавочную головку, потом с точку невыразимо крошечную, с атом. И когда стало ясно, что дальше уже не уменьшиться, оно все равно продолжало сжиматься и сжиматься.
Но стрелку было все глубоко безразлично. Самая суть его существа влилась в темноту такую густую и черную, что и вообразить было невозможно, а непонимание того, где он и что с ним, было гораздо, гораздо лучше, чем понимание.
— Я его убил, — сдавленно произнес Римо. — Я убил своего родного отца.
Из-за тебя.
— Мне очень жаль, Римо. Мне очень жаль, — сказал Чиун.
Но Римо не слышал его. Он все повторял и повторял одни и те же слова жалким тихим голосом, как маленький мальчик:
— Я убил его!
Глава 28
Римо тяжело опустился на пол, коснулся рукой тела человека, которого называл отцом. На ощупь оно стало тряским и бесформенным, как медуза.
Лаваллет тихонько приоткрыл дверь и выглянул наружу. Увидел сначала покойника, потом Чиуна.
— Что с ним случилось?
— Синанджу, — коротко ответил Чиун.
— Он сказал, кто его нанял? — спросил Лаваллет.
— Нет. В этом не было необходимости, — сказал Чиун.
— Почему это?
— Потому что я знаю, что его нанял ты.
— Я нанял его, чтобы убить себя самого? Да ты спятил!
— Есть только один человек, которому выгодны убийства остальных автомобильщиков. Этот человек — ты.
— Что за вздор! — возмутился Лаваллет. В этот самый момент в приемную вошла его секретарша, мисс Блейз, и, завидя босса, быстро глянула в шпаргалку, которую держала в руке.
— Звонил ваш консультант по связям с общественностью, мистер Лаваллет, сказала она, не поднимая глаз от бумажки. — Он просил передать, что разослал по редакциям материал, в котором сообщается, что все три автокомпании попросили вас их возглавить. — Она улыбнулась, подняла глаза и только тут заметила стоящего рядом с боссом Чиуна и сидящего у мертвого тела Римо. — О, простите, — смутилась она. — Я не знала, что вы не один.
— Идиотка! — прошипел Лаваллет, кинулся к открытым дверям лифта, нажал на кнопку, и двери за ним захлопнулись.
— Что в него вселилось? — удивилась мисс Блейз. — Я могу чем-нибудь помочь?
— Ты можешь уйти, глупая женщина, — сказал Чиун и подошел к все еще сидящему у тела Римо.
— Римо, — тихо позвал он. — Человек, который по-настоящему виноват в этой смерти, только что вышел отсюда.
— Что? — отсутствующе спросил Римо.
— Поверь мне, боль и горечь, которые ты сейчас чувствуешь, — дело рук автомобильщика Лаваллета. Он зачинщик всех этих неприятностей.
Римо еще раз посмотрел на тело. Поднялся на ноги.
— Не знаю, — пробормотал он. — Мне, кажется, все равно...
— Римо, ты еще молод. Поверь мне. В жизни мужчины не раз случается так, что он вынужден совершать поступки, о которых потом жалеет. Все, что мужчина может, — это действовать с сознанием собственной правоты, и тогда он не должен никого бояться. Даже самого себя.
— Сознание собственной правоты?! О чем ты говоришь, Чиун! Я же убил своего отца!
— Но иначе он бы убил тебя, — сказал Чиун. — Разве это отцовская любовь? Отцы, Римо, так не поступают.
И тут Римо вспомнил вчерашний бой на крыше здания поблизости от «Америкэн автос», вспомнил, как Чиун отражал его удары, не делая ничего, что могло бы причинить Римо вред, и понял, что такое настоящая отцовская любовь, что такое семья. Он был не сирота, он не был сиротой с того самого дня, как встретился с Чиуном. Старый кореец был ему настоящим, неподдельным отцом, отцовство которого основывалось на любви.
И Синанджу, уходящая в древность длинная череда Мастеров, тоже была семьей Римо. Тысячи могучих богатырей через века протягивали ему свои руки.
Его семья.
— Так ты говоришь, Лаваллет смылся?
Чиун кивнул, и Римо сказал:
— Пойдем, папочка, прикончим подонка.
— Как тебе будет угодно, сын мой.
Лаваллет за рулем «дайнакара» торопился прочь от завода.
Пусть полиция во всем разбирается, думал он. Я буду все отрицать. Пусть попробуют что-нибудь доказать. Свидетелей-то нет!
Поворачивая на шоссе, он взглянул в зеркальце заднего обзора, не преследует ли его какая машина.
Нет. Позади были только два парня, в погоне за инфарктом трусящих оздоровительным бегом. Отлично. Он нажал на акселератор. «Дайнакар» рванул вперед. Но дистанция между ним и двумя бегунами в зеркале не увеличилась.
Напротив, они даже стали как будто ближе. Не может быть!
Но тут Лаваллет увидел, что это были за бегуны. Тот самый азиат и молодой парень с неживыми глазами! Они преследовали его. Они его догоняли.
Он бросил взгляд на спидометр. Семьдесят миль в час! Он прижал педаль почти к самому полу. Без толку. Бегуны сначала увеличились в зеркале, а затем поравнялись с набирающим скорость «дайнакаром».
В открытое боковое окно Лаваллет покосился на бегущего рядом Римо.
— Вам меня не остановить! Как бы вы, черт вас возьми, ни бегали!
— Посмотрим, — сказал Римо.
Чтобы доказать, как крупно он ошибается, Лаваллет резко повернул руль налево, направив машину прямо на Римо. Тот, не сбавляя скорости, принял в сторону. Лаваллет рассмеялся, но рука Римо плавно протянулась к нему, и крыло автомобиля, что с водительской стороны, оторвалось от рамы. Та же судьба постигла дверь пассажирского салона, она с грохотом полетела вдоль по улице. Лаваллет покосился направо. Бок о бок с машиной легко бежал старик.
— Не остановить? — усмехнулся Римо.
Лаваллет пригнулся к рулю. Он делал восемьдесят пять миль в час.
Невероятно! Как они могут, почему они не отстают? Но ничего, долго так не протянут: выдохнутся.
Но преследователи, не выказывая признаков усталости, подломили опорные стойки крыши и скинули ее наземь. Потом послали вскачь по бетону крышку багажника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29