— Да. Именно так.
— Чиун, этот человек — один из крупнейших киллеров преступного мира США.
— Вот-вот. Я сразу почувствовал в нем родственную душу.
Римо позвонил в полицейское управление Сент-Луиса, и выяснил, что яхта мистера Маселло пришвартована на набережной Кэптон Коув в южной части города, недалеко от Пойнт-Бриз. Несколько минут спустя они мчались туда по пятьдесят пятому шоссе в автомобиле, который они незаметно одолжили у его владельца.
Ворота частной пристани были заперты. В спину Римо и Чиуну светило низкое солнце. В последних закатных лучах Миссисипи казалась совсем черной.
Чиун рукой разрубил цепь на воротах, и они трусцой побежали к реке, где виднелась яхта «Авокато».
— Интересно, почему эту лодку назвали в честь тропического фрукта? — спросил Чиун.
— Это «адвокат» по-итальянски, — объяснил Римо.
— А по-английски так называется фрукт, — заупрямился Чиун. — И не вздумай меня обманывать.
Охранник, в свое время стоявший у ворот, после "несчастного случая с доном Маселло и его телохранителями, теперь находился на службе у Грассьоне и патрулировал яхту вместе с Винсом Марино. Он первым увидел незваных гостей, поднимающихся по трапу.
— Не двигаться! — закричал он. — Сюда нельзя!
— А если я отгадаю все ваши загадки? — спросил Римо.
— Убирайтесь! — сказал охранник, вынимая из кобуры револьвер и прицеливаясь в Римо. — Вон отсюда!
Римо взглянул на стоящего рядом Чиуна.
— Что происходит? — подбежал Марино.
— Нарушители, Винс!
Марино вытащил револьвер и встал у трапа.
— Что вам надо? Ба, да это старый знакомый! Телезритель! Что вам понадобилось на этот раз?
— Ну как, все в сборе? — спросил Римо.
Марино стоял перед ним, поигрывая револьвером.
— Ну хватит, парень.
— Правильно, — ответил Римо, и, взлетев по трапу, нанес удар рукой по лицу охранника. Выронив оружие, тот зашатался. Он повернулся к Марино лицом с двумя кровавыми дырами вместо глаз и, перевалившись через перила, камнем полетел в черную воду Миссисипи.
Марино попытался пальцем нажать на спусковой крючок, но палец не слушался его. Старик-азиат поднялся по трапу и дотронулся до его руки. С рукой что-то служилось, она стала словно ватная. Марино посмотрел на свою руку, сжимавшую револьвера и увидел, как желтые иссохшие пальцы сомкнулись вокруг дула револьвера. Оно согнулось, словно сделанное из воска.
— Где девочка? — спросил Римо.
Марино пожал плечами.
— Последний раз спрашиваю: где она?
— Убиты, Все убиты, — выдохнул Марино.
Боль в запястье, которое сжимал старик, ползла вверх по руке.
— Кто ее убил? — спросил Римо.
— Босс, — задыхаясь, ответил Марино. — Грассьоне.
— Значит ты не Грассьоне?
— Нет! Нет! — закричал Марино.
— В таком случае тебе повезло. Тебя ожидает легкая смерть.
Римо кивнул Чиуну, и Марино почувствовал как боль, разливаясь, поднимается вверх по плечу. Когда едва заметная вибрации достигла его сердца, оно остановилось.
Марино тяжело свалился к ногам Чиуна.
— Кончай рисоваться, — сказал Римо.
— Я всего лишь наслаждаюсь своим искусством, — ответил Чиун.
— Лучше прогулялся бы по яхте и посмотрел, нет ли еще кого. А я поищу Грассьоне.
— Если ты найдешь его.
— Найду, — пообещал Римо.
— ...поблагодари за то, что он сегодня дал мне посмотреть телевизор.
Глава девятнадцатая
Артур Грассьоне включил «Сновизор».
Он сидел в каюте «Авокато» в полном одиночестве, если не считать привалившегося к стене трупа Сальваторе Маселло.
Только что он позвонил в Нью-Йорк дядюшке Пьетро, который тепло поздравил племянника с победой и пообещал, что лично позвонит в Сент-Луис и, чтобы предупредить возможные осложнения, представит Грассьоне работникам национального Совета безопасности.
— Изобретение у меня, — похвастался Грассьоне.
— Какое изобретение, мой мальчик?
— Телевизор. Они почему-то назвали его «Сновизором».
— Ах, телевизор. Я сейчас почти не смотрю его, — сказал Пьетро Скубичи.
— Дядя, вам нужно взглянуть на этот телевизор. Думаю, с его помощью мы заработаем кучу денег.
— Каким образом? — оживился Скубичи. — Чем он отличается от того, который привез мне на грузовике кузен Эудженио?
Грассьоне объяснил, что телевизор профессора Вули обладает способностью показывать на экране самые сокровенные желания человека.
— Значит, если я буду смотреть этот телевизор, я увижу самого себя молодым, богатым и здоровым, а у твоей тетушки сиськи не будут похожи на две буханки хлеба.
— Да, дядя Пьетро. Такой телевизор показывает все, о чем ни подумаешь.
— Тогда очень тебя прошу, Артур, захвати его, когда отправишься домой, — попросил Скубичи. — Хотелось бы посмотреть, каков я без лысины и со здоровыми ногами.
Дядюшка захихикал.
— Конечно, дядя, захвачу, — пообещал Грассьоне, вешая трубку.
Он не был уверен, что дядюшка осознал всю значимость открытия профессора Вули. Ведь «Сновизор» — это качественный скачок в истории телевидения, начавшейся в те времена, когда Грассьоне мальчишкой смотрел мультики про кота Феликса.
Он вспомнил презентацию изобретения доктора Вули в студенческой столовой, когда маленькая желтая шлюшка мечтала о мирном Вьетнаме.
Грассьоне присоединил «Сновизор» к большому телевизору дона Маселло и прикрепил провода к голове так, как делал на презентации доктор Вули: два ко лбу и два к шее.
Он опустился в мягкое кожаное кресло. О чем бы подумать?
Вот о чем.
Он хотел помечтать о этом ублюдке, носящемся по стране и убивающем лучших людей мафии.
Но ему мешала одна мысль, засевшая в голове: слова Эдварда Леонга о снах и смерти.
Он встряхнул головой, чтобы избавиться от этой мысли. Ведь он — Артур Грассьоне, и он охотится за убийцей своих друзей. Он непременно найдет и уничтожит его.
Постепенно туман на телеэкране рассеялся. Грассьоне впервые слышал об этом человеке на выставке медикаментов в Нью-Йорке несколько лет назад. В другой раз его коллеги ввязались в профсоюзные склоки, которые вскоре прекратились за неимением спорщиков.
Были еще выборы в Майами. В газетах тогда писали о правительственном отряде специального назначения, но на самом деле никто толком не знал об убийце лучших людей мафии.
Последний контакт был совсем недавно. Почти все, кто присутствовал при этом, погибли. Некий темноволосый молодой человек уничтожил голыми руками две команды профессиональных киллеров.
Грассьоне тогда еще не видел его, но ему сказали, что юноша худощав, темноволос, с широкими запястьями.
Впоследствии Грассьоне много раз ощущал присутствие в толпе этого человека.
А сейчас, чтобы отдохнуть и расслабиться, он убьет этого человека-загадку.
На телеэкране возник черно-зеленый пейзаж. По траве бежал худой темноволосый человек. Грассьоне где-то видел его. Но где?
Верно. Он видел его бегущим по траве кампуса Эджвудского университета.
Стоп. Он видел его еще раньше. По телевизору! Участвующим в Бостонском марафоне.
Темноволосый человек бежал все быстрее и быстрее, но на него надвигалась огромная тень: гигантская ступня опустилась на него и раздавила, как жука-навозника.
Грассьоне засмеялся и хлопнул в ладоши.
На экране возникла другая картина, романтический полумрак комнаты, темноволосый человек за круглым столиком поднимает бокал вина. Напротив него сидит очаровательная хрупкая брюнетка с раскосыми глазами. Внезапно двери комнаты открываются, и Грассьоне расстреливает влюбленную парочку из автомата.
Грассьоне удовлетворенно улыбался, развалившись в кресле, весьма довольный собой.
Снова появилось изображение. Правда, почему-то вместо новой картины показался знакомый красочный пейзаж. Грассьоне нахмурился. Настоящий Грассьоне сидел в кресле, обливаясь потом. Он порывался встать, но не мог.
На нескольких Грассьоне свалилась стена и на пустынный город обрушился шквал автоматных очередей. Выстрелы взметнули фонтанчики штукатурки и щепок, от шальных пуль погибли еще два Грассьоне. Среди оставшихся появилась голубоватая тень. По мере ее продвижения среди Грассьоне, вокруг нее все погибали. Тень даже не дотрагивалась до них. Ее голова напоминала воздушный шарик. Когда ее рука протягивалась к автомату, он немедленно исчезал. В ту же минуту экран становился алым.
Наконец на экране остался лишь один перепуганный Грассьоне. Он пятился от тени, которая стала четкой и превратилась в темноволосого человека с широкими запястьями. Теледвойник Грассьоне попытался бежать.
Но тот догнал его и сжал голову в своих руках. Голова Грассьоне раскололась, как скорлупа грецкого ореха.
Настоящий Артур Грассьоне завизжал.
Изображение задрожало, пошло полосами, сделалось красным, почернело и исчезло.
Грассьоне попробовал встать и отсоединить провода, но руки не слушались его. Он стал узником этого большого мягкого кресла.
На экране возникла новая картина. Экран превратился в зеркало. Грассьоне увидел в нем самого себя, сидящего в кресле. К его виску и к шее было присоединено лишь по одному проводу. От «Сновизора», по-прежнему тянулись четыре провода, но два из них вели не к Грассьоне, а куда-то поверх него.
Грассьоне пристально вглядывался в телеэкран. Он даже ссутулился и вытянул шею.
Позади кресла стоял худощавый темноволосый человек с широкими запястьями.
Грассьоне с ужасом смотрел, как телевизионное отражение склоняется к нему.
В его груди возникло странное ощущение. Он почувствовал боль, из его грудной клетки выдавили воздух ребра затрещали, сердце прижалось к позвоночнику; кровеносные сосуды лопнули, как зерна воздушной кукурузы. Сознание Грассьоне затуманилось, и он погрузился во мрак.
Римо отсоединил от своей головы два провода и бросил их на колени Грассьоне.
Он услышал, как кто-то вошел, и обернувшись, увидел Чиуна.
— На этой лодке больше никого нет, — сказал тот. — Я нашел девочку. Грассьоне обошелся с ней очень плохо.
— Я обошелся с ним ничуть не лучше, папочка, — улыбнулся Римо. — Хочешь попробовать, Чиун? — кивнул он в сторону телевизора.
— Человек не должен смотреть собственные сны, — ответил Чиун.
— Ерунда, — бросил Римо. Впервые за последнее время он был в благодушном настроении. — Неужели тебе не нравится такой сюжет: кареглазый желтокожий человек ухаживает за очаровательными черноволосыми красотками с миндалевидными глазами?
— Нет. Не нравится.
— Но ты только представь себе: «Рассказы о Синанджу» с Ледом Лексом в главной роли. В прошлой серии Минг Хенг Той, легкомысленный ученый и автор песен, чуть было не женился на Кларк Ван Ву, садовнице и исполнительнице роли Годзиллы. Им помешал отец-алкоголик, Хинг Вонг, сообщив, что ее сводного брата-контрабандиста сбил грузовик...
— Это не смешно, — сказал Чиун. — Ты высмеиваешь простые человеческие радости, а сам идешь по жизни, растрачивая свое мастерство впустую и волнуясь о таких пустяках, как долг, патриотизм и семейный очаг.
Римо понял, что обидел Чиуна.
— Прости меня, папочка.
— Кто же из нас двоих глупец? Я, со своими маленькими радостями и фантазиями, которые я не путаю с реальностью, или ты, тщетно пытающийся осуществить свои мечты, которые не понимаешь сам?
— Я же сказал: прости меня, — повторил Римо, но Чиун повернулся к нему спиной и вышел.
Все хорошее настроение мигом пропало, когда Римо понял, что Чиун обиделся не на шутку. Римо вышел на палубу. Старик стоял, облокотись на перила и смотрел на далекие огни, мерцающие на другом берегу Миссисипи.
— Думаешь о родном доме, папочка?
— Да, — ответил Чиун. — Когда-то давно по ночам, дул такой же прохладный ветер, поднимая рябь на воде, и я, мальчишка, стоял на берегу и смотрел на проплывающие мимо суда, спрашивая себя: куда они плывут? и мечтал о дальних странах.
— Ты побывал во многих из них.
— Да. Но ни одна из них не сравнится с моими детскими мечтами. Сны всегда лучше реальности.
Римо посмотрел на огни проплывающего судна.
— Сегодня вечером я позвоню Смитти и скажу что мне не нужен дом.
Чиун кивнул:
— Это будет мудрый поступок, сынок. Ведь у тебя уже есть дом, который ты унаследовал от меня, а я от своих предков. Твой дом — Синанджу.
Римо кивнул.
— Я имею в виду не деревню с этим названием, — сказал Чиун. — Деревня — всего лишь точка на географической карте. Я говорю об искусстве Синанджу истории, науке, — обо всем, чему я научил тебя. Это твой Дом. У каждого в душе есть свой Дом.
Римо молчал.
Когда они собрались уходить, Римо спохватился и побежал назад, в каюту. Он взглянул на тела Грассьоне и Маселло, — на людей, которые пытались претворить в жизнь свои мечты, но нашли смерть. Все люди одинаковы, подумал Римо. Только мечты у них разные.
Он подошел к «Сновизору» с мыслями о том, сколько людей погибло за пару дней из-за желания изобретателя приручить мечты. Римо вспомнил слова Чиуна и подумал о доме, которого никогда не увидит, потому что только неисполнимые желания дают стимул жизни. Мечты — всего лишь мечты, и не надо пытаться их осуществлять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15