И не почувствовал ни как его хватают за обледенелые волосы и дергающиеся руки, ни как его втаскивают в шлюпку.
Он только осознал, что лежит в рыбном трюме какого-то судна. Было холодно. Он попытался сдвинуться, но не смог. Приподняв голову, он посмотрел вниз и увидел, что раздет догола, а тело у него синее. Оно непроизвольно дергалось и тряслось. Это было его тело. Он узнал его, но ощутить по-настоящему не мог.
«Странно, — отметил он краем сознания. — Дрожу, а сам не чувствую».
Вокруг него суетились люди. Он видел их лица. Белые. До блеска белые. Но татуировка от лба до подбородка и от уха до уха не была изображением омара. Это было что-то другое.
Томаззо не узнал узора, но это было что-то знакомое.
Один из них подошел к нему и стал наносить на его лицо что-то белое и блестящее.
«Они пытаются спасти меня, — промелькнула у него мысль. — Это какая-то согревающая мазь. Я спасен. Я выживу».
Потом подошел второй с живой рыбой в одной руке и разделочным ножом в другой. Он быстрым взмахом обезглавил рыбу и без лишних церемоний, пока первый спокойно наносил мазь на лицо Томаззо, сунул кровоточащий обрубок рыбы Томаззо в рот.
Томаззо почувствовал вкус крови и рыбьих внутренностей.
И понял, что это вкус смерти.
Он не чувствовал, как его перевернули на живот и надругались над ним, засунув такую же рыбу в задний проход.
Даже в смертный час не мог он представить себе, что ему предназначено судьбой стать искрой в пожаре той страшной схватки, которая потрясет весь мир. Тот самый мир, у которого он много брал и которому так мало отдавал.
Глава 12
Дорожное движение в Бостоне было почти нормальным — для Бостона. Было только две аварии, обе несерьезные. Правда, последняя имела такой вид, будто кто-то решил сделать разворот из левого ряда на боковой съезд. И теперь этот предприимчивый фургон лежал на крыше, как перевернутая черепаха, а колес у него не было.
Когда такси, в котором он ехал, резко свернуло, Римо их увидел. Они катились в разные стороны, будто решили выехать покататься.
— Для этой дороги — день как день, — проворчал себе под нос таксист.
Римо так и не привык к зрелищу своего дома, открывающемуся за последним поворотом. Собственно говоря, это был даже не дом, а кондоминиум, но квартиры в нем никогда не выставлялись на продажу по многим серьезным причинам. Не последней из них было то, что здание это раньше было каменной церковью.
Это была не совсем обычная церковь. Обычно у церкви наверху купол с крестом. А это было здание средневековой архитектуры, хотя выглядело вполне современным с его каменными стенами и двумя рядами чердачных окон.
И все же этот дом построен для отправления культа, а не для жилья. Мастер Синанджу выбил его у Харолда В. Смита при подписании контракта несколько лет назад. Мнением Римо никто не интересовался. А ему тоже было все равно. После долгих лет жизни на чемоданах приятно было иметь постоянный адрес. В этом доме у него было целое крыло.
Вот чего он не любил — это досужих замечаний таксистов.
— Вы здесь живете? — удивленно спросил тот, когда Римо попросил его остановить машину. — В этом каменном мешке?
— Этот дом принадлежит моей семье уже несколько веков, — заверил его Римо.
— Эта церковь?
— На самом деле это замок, перевезенный сюда по кирпичику из родового поместья в Верхнем Синанджу.
— А где это?
— Нью-Джерси.
— Там есть замки?
— Больше нет. Этот был последним, который вывезли оттуда, когда налоги штата на замки поднялись выше крыши.
— Он, видимо, был построен еще до Революции.
— И даже до «до Революции», — подтвердил Римо, сунув двадцатку сквозь щель в перегородке. Запас наличности он пополнил в банкомате аэропорта по кредитной карточке, которую носил в заднем кармане.
Перед дверью он позвонил. Потом позвонил еще раз.
К его удивлению, к стеклянным овалам двустворчатой двери шлепающей походкой подкатилась пухлая коротышка азиатской внешности с серо-седыми волосами. Одета она была в неописуемую стеганую кацавейку, которую нельзя было назвать ни в точности красной, ни определенно серой. Может быть, она была когда-то сиреневой.
Она посмотрела на Римо, мигнула по-совиному и открыла дверь.
— Кто вы такая? — спросил Римо.
Старуха отвесила поклон. Когда она подняла лицо, Римо рассмотрел его и решил, что она из Южной Кореи, а не из Северной. Это утешало. А то он было испугался, что это одна из кузин Чиуна, которая приехала погостить лет на десять.
— Мастер ждать вас, — сказала она на ломаном английском.
— Он сейчас в колокольной башне?
— Нет, рыбный погреб.
— Какой рыбный погреб? — оторопело уставился на нее Римо.
— Который быть в подвал, — ответила старуха.
— Ах, этот рыбный погреб, — протянул Римо, который никогда не слышал ни о каком рыбном погребе и был абсолютно уверен, что в подвале до сегодняшнего дня ничего подобного не было. — Как вас зовут, кстати?
— Я экономка. Имя не иметь значения.
И она снова поклонилась.
— Но у вас все-таки есть имя?
— Да, — ответила старуха, еще раз поклонилась и засеменила вверх по лестнице.
— Чиуну лучше бы запастись хорошим объяснением для всего этого, — проворчал Римо, ныряя в дверь подвала.
Подвальное помещение имело форму буквы "Г", как и само здание. Сквозь окна-бойницы пятнами падал дневной свет. Он ложился на длинный ряд холодильников вроде тех, в которых большие семьи хранят говяжьи бока и ноги. Холодильники были новыми и дружно гудели, Тут же стояли рядами булькающие аквариумы. Рыбы в них не было.
— Чиун, ты где? — выкрикнул Римо.
— Здесь, — послышался писклявый голос.
Римо хорошо знал этот писк. Он означал, что его обладатель недоволен. Чиун был расстроен.
Римо обнаружил мастера Синанджу в дальнем углу подвала, где когда-то был угольный бункер. Здесь все переменилось. Деревянная обшивка бункера была сорвана, а стенки обложены кирпичом. Кроме того, в нем появилась дверь. Она была открыта.
Римо заглянул внутрь.
Мастер Синанджу стоял посреди этого мрачного холодного помещения, и лицо его было похоже на маску мумии. Светло-карие глаза глянули на Римо. Они блеснули и прищурились.
Чиун был одет в простое серое кимоно из шелка-сырца. Без украшений. Полы кимоно касались верха черных корейских сандалий. Руки, спрятанные в широкие рукава, были скрещены на тугом и плоском животе.
Похожий на кнопку нос сморщился, и Чиун сказал:
— От тебя воняет санго.
— Санго?
— Акулой.
— Ах да. Она пыталась меня съесть.
Чиун вопросительно склонил голову набок по-птичьи, но выражения его лица в полумраке было не уловить.
— И?..
— Я съел ее раньше.
Римо улыбнулся. Чиун — нет. Голова его откинулась назад, отбрасывая резкие тени на пергаментные черты лица. Он был лыс, как пасхальное яйцо, и только два пучка пуха торчали над каждым ухом. С подбородка свисала бородка, похожая на тощий хвост белой мыши.
— Смитти уже рассказал тебе, что со мной случилось? — поинтересовался Римо.
— Нет. Несомненно, чувство стыда сковало его благородный язык.
— Я попал в точку встречи вовремя. Но судно кто-то потопил.
— И ты это допустил?
— Я ничего не мог поделать. Оно затонуло раньше, чем я прибыл.
— Надо было добраться туда пораньше.
— Да, но я не смог.
— Но ты отомстил за это оскорбление?
— Пытался. Судно потопила подводная лодка. Я отправился на ее поиски, но она первая нашла меня.
— Ты уничтожил это пиратское судно во имя нашего Дома?
— На самом деле оно вроде как удрало, — признал Римо.
— И ты позволил какой-то подводной лодке уйти от тебя! — вспыхнул Чиун.
— Я впервые видел субмарину, — обиженно сказал Римо. — Мне удалось пробраться на борт, но они выкурили меня наружу. Я сделал все возможное, Чиун. А потом я оказался в открытом океане без досточки и щепки. Чуть не утонул.
Лицо Чиуна оставалось суровым.
— Тебя учили не тонуть в воде.
— Я сказал «чуть не утонул». Меня окружили акулы.
— Ты сильнее акулы. Ты опаснее акулы. Ни одна акула не может победить того, кого я учил мудрости из солнечного источника Синанджу.
— Благодарю за все похвалы, но я действительно был на грани гибели.
— Мудрость, которую я расточал на тебя, привела тебя домой живым, — сказал Чиун, выходя и резко закрывая дверь, как бы ставя точку.
— На самом деле, боюсь, я бы не выбрался, если бы не вспомнил Фрейю, — откровенно признался Римо.
Чиун с нескрываемым интересом вздернул подбородок.
— Я вспомнил, что у меня есть дочь и что я хочу увидеть ее снова. И тогда я нашел в себе волю к жизни.
Чиун не проронил ни слова.
— Сожалею, что сорвал задание, — тихо сказал Римо. Он механически крутил кистями рук.
Чиун молчал, лицо его не шевельнулось, карие глаза были непроницаемы.
— А что мы потеряли? — спросил Римо.
— Честь. Но мы ее вернем. Ты лично этим займешься.
И Чиун беззвучно мелькнул мимо Римо, как серое привидение.
Открыв дверь, Римо просунул голову в выложенный кирпичом угол погреба. Там ничего не было, если не считать вывешенных рядами кедровых полок.
Пожав плечами, Римо закрыл дверь и последовал за мастером Синанджу вверх по лестнице. Догнав его, он пристроился рядом.
— Старая леди сказала, что ты в рыбном погребе. Но я никакой рыбы не вижу.
— Это потому, что там ее нет.
— Рад это слышать. Сегодня у меня есть настроение полакомиться утятиной.
— Это хорошо, потому что сегодня на ужин утка. И каждый вечер в обозримом будущем — тоже.
— Это больше, чем мне хотелось бы.
Они дошли до верха лестницы.
— Потому что нет рыбы, — сказал Чиун, не став развивать эту мысль.
Они ели на кухне, устроившись на низких табуретах. Рис был белый и липкий, приготовленный именно так, как любил Римо, и подавался в бамбуковых чашках. В золотисто-оранжевом соусе лежала утка.
Когда шаркающая по кухне бессловесная экономка передала Чиуну миску супа из рыбьих голов, Римо удивился.
— Кажется, ты говорил, что рыбы нет? — спросил Римо.
— Рыбы нет. Для тебя.
— А для тебя есть?
— Я не проваливал задания, — сухо ответил Чиун.
— Обычно мы ели одно и то же.
— Отныне и до тех пор, пока не будет отомщена честь Дома, твой рацион ограничен утятиной. Ты будешь есть жареную утку, пареную утку, вареную утку и холодные утиные объедки. В основном ты будешь есть холодную утятину. Более того, ты будешь есть ее с удовольствием.
— Я с этим смирюсь, но мне это не нравится, — возразил Римо, прокалывая коричневую корочку утки серебряной палочкой. — А что это за экономка у нас появилась?
— Это решение я принял сегодня.
— Она из Южной Кореи, а не из Северной.
Чиун с любопытством посмотрел на Римо.
— Очень неплохо, Римо. Как ты узнал? По глазам? По форме головы?
— Нет, по тому факту, что она не сожрала все в буфете.
Чиун нахмурился.
— Южане обычно становятся прекрасными слугами, хоть у них и низкий характер. Я бы не позволил себе сделать северянина слугой. Но поскольку она кореянка, хотя и не нашей крови, она вполне терпима.
— Да, но могут возникнуть проблемы с безопасностью.
— Ее английский весьма несовершенен.
— Я заметил, — сухо ответил Римо.
— А я устал готовить для тебя и убирать после тебя.
— Я делаю свою часть работы.
— Но только не сегодня. Сегодня ты потерял целое судно и его ценный груз.
— Да, кстати, — спросил Римо, — что означает «Инго Панго»?
— Ты понимаешь по-корейски.
— Я не все слова знаю.
— "Инго" ты знаешь.
— Что-то знакомое.
— "Кум" ты знаешь.
— Конечно. Это означает золото.
Чиун поднял палочку.
— А вот это «инго».
— Теперь я вспомнил. «Инго» — это серебро.
Мастер Синанджу наколол палочкой кусок рыбы у себя в тарелке.
— А вот это «панго».
— Рыба?
— Не «рыба». У рыб есть названия. У каждой рыбы есть свой вкус, свое строение и даже своя родословная. Речная рыба отличается от океанской. Тихоокеанская рыба лучше атлантической рыбы.
— С каких это пор?
— Этот суп приготовлен из голов тихоокеанской рыбы.
Римо наклонился над тарелкой и пристально посмотрел на рыбью голову. Голова смотрела на него.
— Не узнаю, — сознался он.
— Это карп.
— "Инго Панго" означает «серебристый карп»?
— Да. Очень достойное имя для судна.
— Возможно. Никогда не любил карпа.
— Да, ты пожиратель акул.
— Это была необходимость, — буркнул Римо.
— Не в большей степени, чем ванна.
Римо посмотрел на мастера Синанджу.
— От тебя пахнет акулой, — напомнил ему Чиун.
— Это лучше, чем если бы от акулы пахло мной, — сострил Римо и улыбнулся сам, не дождавшись улыбки от мастера Синанджу.
Было так приятно чувствовать себя живым, что даже утка ему понравилась, хоть и была слишком жирная.
Глава 13
Хотя внешне доктор Харолд В. Смит чем-то напоминал гибрид стареющего банкира и гробовщика, бывали дни, когда он походил на мумию банкира. Сегодня был один из таких дней.
Зима абсолютно не сказывалась на его внешнем виде. Он уже давно перешагнул свой пенсионный рубеж, а волосы его посерели. Именно посерели, а не побелели. Белый ореол мог бы оказаться Харолду В. Смиту к лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Он только осознал, что лежит в рыбном трюме какого-то судна. Было холодно. Он попытался сдвинуться, но не смог. Приподняв голову, он посмотрел вниз и увидел, что раздет догола, а тело у него синее. Оно непроизвольно дергалось и тряслось. Это было его тело. Он узнал его, но ощутить по-настоящему не мог.
«Странно, — отметил он краем сознания. — Дрожу, а сам не чувствую».
Вокруг него суетились люди. Он видел их лица. Белые. До блеска белые. Но татуировка от лба до подбородка и от уха до уха не была изображением омара. Это было что-то другое.
Томаззо не узнал узора, но это было что-то знакомое.
Один из них подошел к нему и стал наносить на его лицо что-то белое и блестящее.
«Они пытаются спасти меня, — промелькнула у него мысль. — Это какая-то согревающая мазь. Я спасен. Я выживу».
Потом подошел второй с живой рыбой в одной руке и разделочным ножом в другой. Он быстрым взмахом обезглавил рыбу и без лишних церемоний, пока первый спокойно наносил мазь на лицо Томаззо, сунул кровоточащий обрубок рыбы Томаззо в рот.
Томаззо почувствовал вкус крови и рыбьих внутренностей.
И понял, что это вкус смерти.
Он не чувствовал, как его перевернули на живот и надругались над ним, засунув такую же рыбу в задний проход.
Даже в смертный час не мог он представить себе, что ему предназначено судьбой стать искрой в пожаре той страшной схватки, которая потрясет весь мир. Тот самый мир, у которого он много брал и которому так мало отдавал.
Глава 12
Дорожное движение в Бостоне было почти нормальным — для Бостона. Было только две аварии, обе несерьезные. Правда, последняя имела такой вид, будто кто-то решил сделать разворот из левого ряда на боковой съезд. И теперь этот предприимчивый фургон лежал на крыше, как перевернутая черепаха, а колес у него не было.
Когда такси, в котором он ехал, резко свернуло, Римо их увидел. Они катились в разные стороны, будто решили выехать покататься.
— Для этой дороги — день как день, — проворчал себе под нос таксист.
Римо так и не привык к зрелищу своего дома, открывающемуся за последним поворотом. Собственно говоря, это был даже не дом, а кондоминиум, но квартиры в нем никогда не выставлялись на продажу по многим серьезным причинам. Не последней из них было то, что здание это раньше было каменной церковью.
Это была не совсем обычная церковь. Обычно у церкви наверху купол с крестом. А это было здание средневековой архитектуры, хотя выглядело вполне современным с его каменными стенами и двумя рядами чердачных окон.
И все же этот дом построен для отправления культа, а не для жилья. Мастер Синанджу выбил его у Харолда В. Смита при подписании контракта несколько лет назад. Мнением Римо никто не интересовался. А ему тоже было все равно. После долгих лет жизни на чемоданах приятно было иметь постоянный адрес. В этом доме у него было целое крыло.
Вот чего он не любил — это досужих замечаний таксистов.
— Вы здесь живете? — удивленно спросил тот, когда Римо попросил его остановить машину. — В этом каменном мешке?
— Этот дом принадлежит моей семье уже несколько веков, — заверил его Римо.
— Эта церковь?
— На самом деле это замок, перевезенный сюда по кирпичику из родового поместья в Верхнем Синанджу.
— А где это?
— Нью-Джерси.
— Там есть замки?
— Больше нет. Этот был последним, который вывезли оттуда, когда налоги штата на замки поднялись выше крыши.
— Он, видимо, был построен еще до Революции.
— И даже до «до Революции», — подтвердил Римо, сунув двадцатку сквозь щель в перегородке. Запас наличности он пополнил в банкомате аэропорта по кредитной карточке, которую носил в заднем кармане.
Перед дверью он позвонил. Потом позвонил еще раз.
К его удивлению, к стеклянным овалам двустворчатой двери шлепающей походкой подкатилась пухлая коротышка азиатской внешности с серо-седыми волосами. Одета она была в неописуемую стеганую кацавейку, которую нельзя было назвать ни в точности красной, ни определенно серой. Может быть, она была когда-то сиреневой.
Она посмотрела на Римо, мигнула по-совиному и открыла дверь.
— Кто вы такая? — спросил Римо.
Старуха отвесила поклон. Когда она подняла лицо, Римо рассмотрел его и решил, что она из Южной Кореи, а не из Северной. Это утешало. А то он было испугался, что это одна из кузин Чиуна, которая приехала погостить лет на десять.
— Мастер ждать вас, — сказала она на ломаном английском.
— Он сейчас в колокольной башне?
— Нет, рыбный погреб.
— Какой рыбный погреб? — оторопело уставился на нее Римо.
— Который быть в подвал, — ответила старуха.
— Ах, этот рыбный погреб, — протянул Римо, который никогда не слышал ни о каком рыбном погребе и был абсолютно уверен, что в подвале до сегодняшнего дня ничего подобного не было. — Как вас зовут, кстати?
— Я экономка. Имя не иметь значения.
И она снова поклонилась.
— Но у вас все-таки есть имя?
— Да, — ответила старуха, еще раз поклонилась и засеменила вверх по лестнице.
— Чиуну лучше бы запастись хорошим объяснением для всего этого, — проворчал Римо, ныряя в дверь подвала.
Подвальное помещение имело форму буквы "Г", как и само здание. Сквозь окна-бойницы пятнами падал дневной свет. Он ложился на длинный ряд холодильников вроде тех, в которых большие семьи хранят говяжьи бока и ноги. Холодильники были новыми и дружно гудели, Тут же стояли рядами булькающие аквариумы. Рыбы в них не было.
— Чиун, ты где? — выкрикнул Римо.
— Здесь, — послышался писклявый голос.
Римо хорошо знал этот писк. Он означал, что его обладатель недоволен. Чиун был расстроен.
Римо обнаружил мастера Синанджу в дальнем углу подвала, где когда-то был угольный бункер. Здесь все переменилось. Деревянная обшивка бункера была сорвана, а стенки обложены кирпичом. Кроме того, в нем появилась дверь. Она была открыта.
Римо заглянул внутрь.
Мастер Синанджу стоял посреди этого мрачного холодного помещения, и лицо его было похоже на маску мумии. Светло-карие глаза глянули на Римо. Они блеснули и прищурились.
Чиун был одет в простое серое кимоно из шелка-сырца. Без украшений. Полы кимоно касались верха черных корейских сандалий. Руки, спрятанные в широкие рукава, были скрещены на тугом и плоском животе.
Похожий на кнопку нос сморщился, и Чиун сказал:
— От тебя воняет санго.
— Санго?
— Акулой.
— Ах да. Она пыталась меня съесть.
Чиун вопросительно склонил голову набок по-птичьи, но выражения его лица в полумраке было не уловить.
— И?..
— Я съел ее раньше.
Римо улыбнулся. Чиун — нет. Голова его откинулась назад, отбрасывая резкие тени на пергаментные черты лица. Он был лыс, как пасхальное яйцо, и только два пучка пуха торчали над каждым ухом. С подбородка свисала бородка, похожая на тощий хвост белой мыши.
— Смитти уже рассказал тебе, что со мной случилось? — поинтересовался Римо.
— Нет. Несомненно, чувство стыда сковало его благородный язык.
— Я попал в точку встречи вовремя. Но судно кто-то потопил.
— И ты это допустил?
— Я ничего не мог поделать. Оно затонуло раньше, чем я прибыл.
— Надо было добраться туда пораньше.
— Да, но я не смог.
— Но ты отомстил за это оскорбление?
— Пытался. Судно потопила подводная лодка. Я отправился на ее поиски, но она первая нашла меня.
— Ты уничтожил это пиратское судно во имя нашего Дома?
— На самом деле оно вроде как удрало, — признал Римо.
— И ты позволил какой-то подводной лодке уйти от тебя! — вспыхнул Чиун.
— Я впервые видел субмарину, — обиженно сказал Римо. — Мне удалось пробраться на борт, но они выкурили меня наружу. Я сделал все возможное, Чиун. А потом я оказался в открытом океане без досточки и щепки. Чуть не утонул.
Лицо Чиуна оставалось суровым.
— Тебя учили не тонуть в воде.
— Я сказал «чуть не утонул». Меня окружили акулы.
— Ты сильнее акулы. Ты опаснее акулы. Ни одна акула не может победить того, кого я учил мудрости из солнечного источника Синанджу.
— Благодарю за все похвалы, но я действительно был на грани гибели.
— Мудрость, которую я расточал на тебя, привела тебя домой живым, — сказал Чиун, выходя и резко закрывая дверь, как бы ставя точку.
— На самом деле, боюсь, я бы не выбрался, если бы не вспомнил Фрейю, — откровенно признался Римо.
Чиун с нескрываемым интересом вздернул подбородок.
— Я вспомнил, что у меня есть дочь и что я хочу увидеть ее снова. И тогда я нашел в себе волю к жизни.
Чиун не проронил ни слова.
— Сожалею, что сорвал задание, — тихо сказал Римо. Он механически крутил кистями рук.
Чиун молчал, лицо его не шевельнулось, карие глаза были непроницаемы.
— А что мы потеряли? — спросил Римо.
— Честь. Но мы ее вернем. Ты лично этим займешься.
И Чиун беззвучно мелькнул мимо Римо, как серое привидение.
Открыв дверь, Римо просунул голову в выложенный кирпичом угол погреба. Там ничего не было, если не считать вывешенных рядами кедровых полок.
Пожав плечами, Римо закрыл дверь и последовал за мастером Синанджу вверх по лестнице. Догнав его, он пристроился рядом.
— Старая леди сказала, что ты в рыбном погребе. Но я никакой рыбы не вижу.
— Это потому, что там ее нет.
— Рад это слышать. Сегодня у меня есть настроение полакомиться утятиной.
— Это хорошо, потому что сегодня на ужин утка. И каждый вечер в обозримом будущем — тоже.
— Это больше, чем мне хотелось бы.
Они дошли до верха лестницы.
— Потому что нет рыбы, — сказал Чиун, не став развивать эту мысль.
Они ели на кухне, устроившись на низких табуретах. Рис был белый и липкий, приготовленный именно так, как любил Римо, и подавался в бамбуковых чашках. В золотисто-оранжевом соусе лежала утка.
Когда шаркающая по кухне бессловесная экономка передала Чиуну миску супа из рыбьих голов, Римо удивился.
— Кажется, ты говорил, что рыбы нет? — спросил Римо.
— Рыбы нет. Для тебя.
— А для тебя есть?
— Я не проваливал задания, — сухо ответил Чиун.
— Обычно мы ели одно и то же.
— Отныне и до тех пор, пока не будет отомщена честь Дома, твой рацион ограничен утятиной. Ты будешь есть жареную утку, пареную утку, вареную утку и холодные утиные объедки. В основном ты будешь есть холодную утятину. Более того, ты будешь есть ее с удовольствием.
— Я с этим смирюсь, но мне это не нравится, — возразил Римо, прокалывая коричневую корочку утки серебряной палочкой. — А что это за экономка у нас появилась?
— Это решение я принял сегодня.
— Она из Южной Кореи, а не из Северной.
Чиун с любопытством посмотрел на Римо.
— Очень неплохо, Римо. Как ты узнал? По глазам? По форме головы?
— Нет, по тому факту, что она не сожрала все в буфете.
Чиун нахмурился.
— Южане обычно становятся прекрасными слугами, хоть у них и низкий характер. Я бы не позволил себе сделать северянина слугой. Но поскольку она кореянка, хотя и не нашей крови, она вполне терпима.
— Да, но могут возникнуть проблемы с безопасностью.
— Ее английский весьма несовершенен.
— Я заметил, — сухо ответил Римо.
— А я устал готовить для тебя и убирать после тебя.
— Я делаю свою часть работы.
— Но только не сегодня. Сегодня ты потерял целое судно и его ценный груз.
— Да, кстати, — спросил Римо, — что означает «Инго Панго»?
— Ты понимаешь по-корейски.
— Я не все слова знаю.
— "Инго" ты знаешь.
— Что-то знакомое.
— "Кум" ты знаешь.
— Конечно. Это означает золото.
Чиун поднял палочку.
— А вот это «инго».
— Теперь я вспомнил. «Инго» — это серебро.
Мастер Синанджу наколол палочкой кусок рыбы у себя в тарелке.
— А вот это «панго».
— Рыба?
— Не «рыба». У рыб есть названия. У каждой рыбы есть свой вкус, свое строение и даже своя родословная. Речная рыба отличается от океанской. Тихоокеанская рыба лучше атлантической рыбы.
— С каких это пор?
— Этот суп приготовлен из голов тихоокеанской рыбы.
Римо наклонился над тарелкой и пристально посмотрел на рыбью голову. Голова смотрела на него.
— Не узнаю, — сознался он.
— Это карп.
— "Инго Панго" означает «серебристый карп»?
— Да. Очень достойное имя для судна.
— Возможно. Никогда не любил карпа.
— Да, ты пожиратель акул.
— Это была необходимость, — буркнул Римо.
— Не в большей степени, чем ванна.
Римо посмотрел на мастера Синанджу.
— От тебя пахнет акулой, — напомнил ему Чиун.
— Это лучше, чем если бы от акулы пахло мной, — сострил Римо и улыбнулся сам, не дождавшись улыбки от мастера Синанджу.
Было так приятно чувствовать себя живым, что даже утка ему понравилась, хоть и была слишком жирная.
Глава 13
Хотя внешне доктор Харолд В. Смит чем-то напоминал гибрид стареющего банкира и гробовщика, бывали дни, когда он походил на мумию банкира. Сегодня был один из таких дней.
Зима абсолютно не сказывалась на его внешнем виде. Он уже давно перешагнул свой пенсионный рубеж, а волосы его посерели. Именно посерели, а не побелели. Белый ореол мог бы оказаться Харолду В. Смиту к лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34