Действительно, по-родственному, вернее не скажешь.
— Что случилось? — рявкнул я не хуже ротного старшины, углядевшего рядового, лежащего на койке в одежде и в сапогах. Торопливо застегнул раскрытую до самого пупка рубашку, поднял молнию на ширинке. — Пожар, что ли?
— Какойсь парень к тебе пожаловал… Сказать — занят? — ехидно поглядела бабка на полуголую коротышку. — Обедает, мол, с соседкой, недосуг ему примать гостей.
— Пусть подождет… Одевайся! — сердито приказал я растерянной Надин.
Оправдываться, придумывать оправдания — глупо. Обстановка говорит сама за себя. Не задумали же мы с соседкой обсудить прогноз погоды на завтра, не решили же заняться лечением нетрадиционными методами? Если и решили, то чисто традиционными, освященными природой.
Баба Феня, еще раз выразительно осмотрев толстуху, осторожно прикрыла дверь. Будто та могла взорваться.
Надин торопливо набросила халат.
— Стерва старая, крыса! Кусок вонючего дерьма! — злобно шипела она. — Злится мегера, что никому не нужна, никто уже не польстится на дряблые груди и бедра. Вот и пакостит… Все испортила, мерзавка…
А меня разобрал беспричинный смех. Действительно, старая все испортила. Что испортила? Ведь мы с уродиной не проверяли упругость дивана, она не охала и не прыгала на холостяке. А так — ерунда, мелочь. Подумаешь, полураздетая баба! Кого сегодня удивишь женской наготой! Может быть, мы готовимся к вступлению в секту нудистов, которые общаются нагишом и вывешивают лозунги с жирно намалеванным призывом: «Долой стыд!». Никакого криминала, никакого посягательства на моральные устои общества!
Туго подпоясав халат и обдав меня, негодующим взглядом, коротышка выбралась в коридор и укрылась в своей комнате. На прощание в очередной раз хлопнула дверью. Неоднократно потревоженная штукатурка осыпала порог белосерым «снегом». Будто это я подговорил соседку заявиться в самый ответственный момент.
Наверняка неудовлетворенную бабу сейчас прихватит нервный припадок, сопровождаемый потоками слез и злыми выкриками.
Ну, и пусть, со злостью подумал я, настойчивые попытки завладеть моей невинностью изрядно приелись. Если бы не надежда выудить очередную порцию информации, давно послал бы химико-торгашку по известному адресу.
Обследовав лицо в поисках следов липкой губной помады и приведя в порядок потревоженную рубашку, я выглянул в коридор.
Рядом с упрямо сидящим на сундуке дедом Пахомом — невзрачный парень со спортивного вида чемоданчиком в руке. Бросается в глаза русая прядь, упавшая на лоб, узкие глаза и по-девичьи пухлые губы.
— Здравствуй, братишка… Узнаешь?
Я картинно всплеснул руками, расплылся в приторной, максимально радостной улыбке. Такой, что самому противно. Не умею притворяться, не дано.
— Боже мой, Костя! Заходи, милый, дай обнять тебя… Какими судьбами?
— По делам. Всего на несколько дней… Не выгонишь?
Баба Феня от входа в кухню оценивающе контролировала встречу «братьев». Дед Пахом оторвался от изучения отжившей свой век печи и подозрительно оглядывал новый персонаж комедийной трагедии, разыгрываемой жильцами коммуналки. Дверь в комнату Надин скрипнула. После последней фразы Кости снова скрипнула. В обратном порядке. Будто услышав о невозможности впредь штурмовать неподдающуюся твердыню, любовница выругалась.
Кажется, старики не верили ни одному нашему слову, ни единному жесту. Долгая жизнь научила их все брать под сомнение, все проверять и перепроверять. Поэтому приходилось играть заданную роль максимально талантливо и достоверно. Я даже вспотел от усердия.
— Так как же, не прогонишь? А то я могу поселиться в гостинице…
— Как ты можешь так говорить! Конечно, живи. И не несколько дней — сколько захочешь… Хоть месяц, хоть два… Господи, как же я рад!
— Спасибо, Паша…
Под прикрытием запертой двери «братья» сбросили натянутые маски. Крепко пожали друг другу руки. Я — с радостью, он — заинтересованно. Или никогда не видел писателей, или Стулов описал меня неким ангелочком с мечом и щитом.
Я, действительно, был очень рад. Не только потому что рядом появился надежный человек, способный защитить меня — теперь коротышке заказан вход в мою келью. Несколько дней я могу жить и работать спокойно.
Спокойствие, безопасность — все это, конечно, хорошо. Но где будет спать «братишка»? На полу — исключается, не позволяет свято соблюдаемый культурными людьми закон гостеприимства. На скрипучей тахте? А я что, как последний бомж, в углу комнаты на подстеленных газетах? Тоже далеко не кайф.
Казалось бы, неразрешимую проблему ликвидировало извинительное постукивание в дверь. Неужели Надин? Нет, не она, страстная коротышка сейчас, небось, рыдает, кусая углы промокшей подушки.
Значит, баба Феня. Больше некому. Дед Пахом пасет коридор, своим телом защищает древний сундук.
Я не ошибся. На пороге — старуха. Вместо привычного подноса с очередным кулинарным изобретением — старая, скрепленная веревочками и проволочками, раскладушка.
— Я вот подумала, Игнатьич: на чем спать с братом собираетесь? Прости, заради Бога, старая кроватка, ломанная, но спать можно.
— Спасибо, баба Феня, — растрогано поблагодарил я старуху. — Добрая вы женщина.
— Чего уж там! — отмахнулась она высохшей ручкой. С опаской и надеждой шопотом спросила. — Братец твой не из Питера ли пожаловал? Можа от Верунечки?
— Нет, не из Питера, — откуда мне знать из каких краев послал сыщика Стулов. — Из Коломны, — неуверенно добавил я более точный адрес. — Бизнесмен тамошний…
Бабка горестно вздохнула, утерла мокрые глаза и покинула мою комнату.
— Что станем делать?
— А ничего, — с лукавыми огоньками в светлых глазах ответил агент уголовки. — Поживу у вас, ознакомлюсь с обстановкой, обнюхаюсь с соседями. Вечером прогуляюсь по городу — никогда не был в этих краях, не довелось. Возвращусь где-то к двенадцати… Тем более, что у вас тоже — дела, — поднял он двумя пальцами забытый Надин бюстгалтер, более напоминающий гамак среднего размера. — Извините, Павел Игнатьевич, не хотел вас обидеть… Простите за то, что помешал.
Хитроумная бестия, настырная баба, про себя я поливал Надин более или менее культурными ругательствами. Специально «забыла» интимную дамскую принадлежность, будто оповестила о том, что холостяк попользовался ею. По ее мнению, я не буду особенно сопротивляться, доказывать свою «невинность» — не тот характер, следовательно, буду вынужден повести опозоренную бабенку в ЗАГС и церковь. Что и требовалось доказать.
Мне бы пропустить довольно едкую шутку Кости мимо ушей, отвернуться к столику с плиткой, сделать вид — занят подготовкой к чаепитию, а я, придурок, идиотски засмеялся. Типичный пациент психушки.
— О какой обиде толкуешь? Обычные мужские шалости, не больше… Лучше займемся нашими проблемами. На первых порах введу тебя в курс дела.
Костя внимательно выслушал мою информацию о предстоящем собрании жильцов коммунальной квартиры. Принял к сведению странное сидение деда Пахома на сундуке. Понимающе поморщился в ответ на известие о приближающемся юбилее коротышки и о непонятном желании трех «друзей» принять в нем участие. Короче, принял несколько искусно закрученных узелка, которые ему придется развязать.
— На какой час назначено собрание?
— Восемь вечера…
— Ясно. Придется посидеть у вас и уйти после восьми. Интересно, по какому поводу наведаются коммунальщики.
Странный, если не сказать большего, интерес сыщика к рядовому событию в жизни жильцов. Пропустив мимо ушей более интересную информацию, он вцепился в явный пустяк.
И тем не менее я понимающе кивнул. Не хотелось выглядеть глупцом. Унизительно, а унижение в любой форме я не переношу. Могу взорваться и устроить скандал. С рукоприкладством.
Шучу, конечно, до коммунальных скандалов я еще не опустился, не выношу разбирательств в любой форме: мирных переговоров либо матерных склок…
20
В восемь вечера коридор коммуналки преобразился. Баба Феня вторично за сегодняшний день подтерла полы, смела с крышек сундуков и ящиков пыль, привела в божеский вид подвешенный велосипед. На время переселила мужа с сундука на кухонный табурет. Тот недовольно разворчался. На подобии пса, из-под носа которого вытащили вкусный мосол.
Надин вытряхнула коврики, вымыла свою дверь. На старуху старалась не смотреть — наверно, боится прожечь ее насквозь огненным взглядом. Сидорова, будто ничего не произошло, благожелательно обращалась к коротышке с разными хозяйственными вопросами либо замечаниями. При этом выразительно подмигивала мне… Как я достала твою зазнобу, как я ее выпотрошила? Гляди и учись, развратник!
Костя сидел в комнате, рядом с дверью. Неподвижно, будто статуя Коммандора. На коленях — настроенный портативный магнитофон, похожий на небольшую коробочку для хранения кухонных спичек. Слушал бабью болтовню. Морщился или презрительно улыбался.
Я возился на кухне. Много ли нужно мне одному? Супчик из пакетика, вермишель с сардельками, пельмени. Не предлагать же это холостяцкое меню посланцу Стулова? Посчитает писателя скрягой. Лучше всего сварганить окрошку. И особенного умения не требуется, и — солидно. На второе пожарить картоху, подать магазинные котлеты. Позаимствовать у старухи парочку малосольных огурчиков. Десерт? Ради Бога, куплю в соседнем комке «семейное» мороженное.
— И где твой брательник? — поинтересовалась баба Феня. — Куды его спрятал? Хороший парняга, симпатичный — силов нет. Будь я помоложе — мигом бы охомутала, сменила бы на него старого пердуна. Толку с деда — чуть. Набьет пузо, опростается в унитаз и сызнова засядет на любимый сундук. Раньше хоть сериями антиресовался, теперича — все по фигу… Так куды спрятал брательника?
Старик не обращал внимание на подначки супруги — попрежнему осматривал осточертевшую стену. Похоже, он прочно переселился в коридор и не собирается возвращаться в родимую спальню.
— Дрыхнет, — пренебрежительно отмахнулся я. — Попил чаю и завалился на вашу раскладушку.
Надин оторвалась от уборки, метнула в мою сторону гневный взгляд. Видимо, решила, что появление на арендованной ею жилплощади неожиданного квартиранта — первый шаг холостяка к разрыву так и не состоящихся любовных отношений.
Я успокоительно подмигнул ей. Дескать, не волнуйся, дорогая, найдется и для тебя местечко под солнцем, не обижу. До тех пор пока ты не выложишь все свои секреты, которые выдаешь мелкими порциями в обмен на мои щедрые обещания, разрыва не будет.
Представляю ехидную улыбку на костином лице, который, наверняка, умудрился не только прослушать многозначительный диалог, но и увидеть в замочную скважину разочарованную гримасу на лице соседки.
Похоже, парню из уголовки чужды такие мелочи, как осторожное обрашение с чужими секретами интимного плана, он начисто лишен деликатности. Вон как подцепил двумя пальцами коротышкин бюстгалтер, как вызывающе помахал им перед моим лицом.
Придется быть готовым к очередным пинкам по больному самолюбию.
Меня осенила неожиданная идея. Хватит действовать по указке Стулова, теперь — Кости, пора шевелить своими мозгами. К примеру, не зря же дед Пахом сидит на древнем сундуке? Наверняка, в нем находится какая-то улика. Возможно, те самые коробочки, которые безуспешно пытаются выдавить из него похитители внучки.
Чертовы коробочки! Не дают спать спокойно, так и лезут в голову. В получаемых записках от похитителей — коробочки, в письме, якобы написанном Верочкой, — опять они. Мужик с отметиной в прическе разговаривал с королевой красоты тоже по поводу коробочек.
Пора прекратить охвативший меня кошмар!
Ночью, когда Сидоровы, Надин и «братишка» уснут, попытаюсь вскрыть дедово хранилище, освидетельствую его содержимое. Правда, придется повозиться с замком, но с помощью многофункционального перочиного ножика, думаю, справлюсь.
В коридор вышел Костя. Вялый, заспанный. Зевает, трет глаза. Здорово притворяется сыщик! Даже я уверился, что он только-что оторвался от подушки. Никому в голову не придет чуткое его дежурство под дверью с магнитофоном-крохой.
— Вот это чистота! — изумился он при виде выскобленного коридора. — Как в хорошей больнице. Полная стерильность. Не знаю, куда ногу поставить, чтоб не наследить.
— У нас завсегда чисто, — похвалилась баба Феня, протирая подвешенные к потолку невесть как попавшие в пенсионную коммуналку спортивные лыжи. — — А ты, милок, не стесняйся, топай, куды нацелился.
Легко догадаться, нацелился мой «братишка» в туалет. Все еще позевывая, на цыпочках двинулся мимо дремлющего старика.
— Неудобно ведь так спать, дедушка, — посочувствовал он. — Жестко. Шли бы на кроватку.
— Душно… енто самое, — не открывая глаз, пояснил свое странное поведение дед Пахом. — Здеся… то-то… сквознячек… Енто самое… дует.
Костя вытаращил глаза, потер лоб. Будто пытался отгадать запутанную загадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45