Просто люблю! — с гордостью, подняв голову, повторила Ольга Сергеевна. — Никому нет дела до моих чувств! — со злостью добавила она.
Господи, хоть бы сосед приехал на своем хрипящем и сопящем «запорожце», или сторож, охраняющий коттеджный поселок, выглянул из будки. Она огляделась. Никого, тишина и покой. На участке дремлет ее легковушка, за оградой стоит… красный «кадет».
Так вот кто выслеживал ее и, в конце концов выследил! Не киллер и не поклонник — фальшивый друг первого мужа… Как же она не услышала звуков мотора? А если бы и услышала? Кричать, звать на помощь? Оружия у нее нет, да и стрелять она так и не научилась — Лавруша обещал, но никак не мог найти свободное время. Теперь уже не научит…
— Не оглядывайся и не рассчитывай на помощь, — прошипел Дюбин. — Здесь только ты и я. Еще — Сатана, к которому я тебя сейчас отправлю… Признайся, Лавр тоже любит тебя? Или любит твои деньги?
Неожиданно для себя Ольга Сергеевна заплакала. Размытая тушь потекла по щекам, губы искривились. Она по бабьи всхлипывала, закрывала ладонью рот. Гнусное предположение о любви Федора к ее деньгам оказалось страшней ожидания смерти.
— Говори, сука!
— Любит, конечно, любит. Меня, а не зеленные бумажки!
Дюбин освободил ей руку, подтолкнул к ограде. Наслаждаясь беззащитностью жертвы и своей властью над ней, вытащил из-за ремня пистолет и принялся наворачивать на него глушитель.
Вот и все, подумала приговоренная к смерти, перестав плакать, закончила ты, Оленька, свой жизненный путь. Теперь тебя отпоют в деревенской церкви, Лавруша и сын оплачут, похоронят, ежедневно станут приходить на могилку, потом у них появятся другие заботы и хлопоты…
До чего же все нелепо! Будто в глупой трагикомедии! Не хватает аплодирующих зрителей и раскланивающегося режиссера.
— Как все это трогательно и как… зыбко! Любовь до гробовой доски, слезы и прочие дамские переживания, — изощрялся убийца, извиваясь всем телом и глупо хихикая, то и дело снимая и снова надевая зловещую маску. — Сейчас мы с тобой, при помощи миленькой машинки — пистолетика, распустим этот маленький узелок. Вонючему жениху больше некого будет любить и лелеять. Пшик и — все. Голодный кот сожрал канарейку… Согласись, Ольга, смерть любимой женщины гораздо больней собственной смерти… Ты промучаешься какую-то секунду, а твой хахаль — вечно! Удивительно приятное чувство — мучиться… Ты не находишь?
Кирсанова не ответила — прислонилась спиной к ограде, подняла к груди обе руки. Будто слабые женские руки способны защитить ее от пули.
— Стреляйте и будьте прокляты!
Убийца поднял пистолет, нацелился в голову жертвы, потом — в ее грудь, потом ствол переместился к животу…
Он ожидал, что Кирсанова рухнет на колени, вымаливая пощаду, протянет к нему руки, зарыдает. Он, конечно, не пощадит — выстрелит, но перед этим насладится унижением гордой бабы.
Жертва не зарыдала и не попросила пощады, наоборот, выпрямилась, подняла голову, с презрением посмотрела на него.
— Стреляй же, подонок!
Указательный палец, лежащий на спусковом крючке пистолета вздрогнул. Кирсанова закрыла глаза. Сейчас раздастся выстрел, которого она не услышит, и горячий свинец пронзит ее тело.
Выстрел не раздался, вместо него — скрип тормозов. Чудом не врезавшись в стойку ворот, избегнув столкновения со стоящей на участке легковушкой, Женька ловко вывернулся и остановился в нескольких шагах от живописной группы: убийцы с поднятым пистолетом и женщины, прижавшейся к ограде.
— Эй, мужик, ты чего задумал? — выскочив из машины, водитель бросился на Дюбина. — Ванька, держи его!
Иван бросился на убийцу, с недетской силой толкнул его в грудь. От неожиданности Дюбин вместе с мальчишкой упал на землю. Они сцепились. Кирсанов царапался, кусался. Убийца никак не мог оторвать его.
— Ванечка! — закричала Кирсанова. — Пощадите сына!
Высвободившись, наконец, от вцепившегося в него клещом пацана, Дюбин дважды выстрелил навскидку. Теперь им владела не месть, не желание вдоволь поиздеваться над беззащитной женщиной — животное чувство страха. Именно это чувство помешало ему прицелиться — пули попали в женькины протезы.
Решив, что опасность миновала: главный противник убит, а слабосильная женщина и ребенок не в силах задержать его, Дюбин побежал к «кадету». Пуля, посланная вдогонку «ожившим» Женькой, попала в стойку ворот и она, стойка, жалобно вздрогнула. Вторая сбила с дерева ветку.
Ольга Сергеевна прижала сына к своей груди, плакала, по-женски причитала. Ей чудилась в кустах страшная маска, пистолет, направленный не на нее — о себе она не думала — на ребенка.
— Мама, он хотел убить тебя и Федора Павловича, — обнимая дрожащими руками мать, кричал Иван. — Я узнал его… Это — убийца! Евгений Николаевич… помощник и друг отца…
— Успокойся, сынок, его нет, он испугался тебя и убежал… Сумасшедший какой-то! Ничего страшного не случилось, мы с тобой живы…
— Нет, случилось! — истерика прошла, но злость по отношению к самому себе осталась. — Во всем виноват я — дурак, идиот, кретин! Знал ведь про злобного маньяка и оставил тебя одну…
— Не волнуйся, милый, не переживай. Ты ни в чем не виновен. Мало ли кто ходит по нашему поселку…
— Он — не «мало ли кто», он — настоящий маньяк.
Ольга Сергеевна и сама знает об этом, но нельзя же продолжать травмировать еще неокрепшее сознание малыша. Так недолго довести его до серьезного психического заболевания. Вот она и пытается успокоить ребёнка, заставить думать о происшедшем, как о случайности.
— Ольга Сергеевна, придется вам организовать круглосуточную охрану, — ковыляя на поврежденных протезах, посоветовал Женька. — Если бы мы не подоспели…
— Конечно, охрану, круглосуточную и надежную! — Иван схватил мобильник, принялся торопливо набирать знакомый номер.
— Кому звонишь, сынок? Уже поздно, все спят…
— Дяде Санчо. Он никогда не спит…
Глава 6
Санчо не спал, он ужинал. По согласованному с женой распорядку первый ужин, прикидочный состоялся в семь вечера, второй, более основательный — в девять, третий, заключительный — перед сном.
Звонок телефона оторвал толстяка от удивительно вкусного блюда — жаренной картошки с котлетами. Поэтому настроение оруженосца было далеко от доброжелательности. Стесняясь сидящей напротив Клавдии, он не потащил незваного абонента по ухабам и рытвинам непечатных выражений, просто послал его в необжитые края.
Услышав о покушении, слава Богу, оставшегося без страшных последствий, он сразу развил бурную деятельность. Первый звонок — начальнику службы безопасности «Империи». Заручившись согласием немедленно выслать группу телохранителей, Санчо позвонил начальнику отделения милиции, которое обслуживало коттеджный поселок.
Правда, надежд на эффективное расследование немного, но, как говорится, курица по зернышку клюет и сыта бывает. Авось, объединенные усилия негласной и гласной охраны принесут свои плоды.
Клавдия не мешала, она старалась не вмешиваться в мужские дела, ей вполне хватает женских. Быстро собрала привычную корзинку, побывавшую и у Лизы, и у Оленьки, и у Лавра в следственном изоляторе, заполнила ее холодными закусками, рассчитанными, как минимум, на два десятка голодных мужиков. Накрыла салфеткой и отнесла в машину.
Обычно Санчо едет по городу максимально осторожно, старательно соблюдает правила, безропотно выстаивает перед светофорами. На этот раз гнал машину со скоростью, в два раза превышающую разрешенную. Повело — ни одного гаишника, или как их дразнят, гэбэбэдэшника. Придумали — язык можно сломать!
Выспались, называется, блин, поужинали! Кисло-сладко, со смаком и приятными сновидениями! Ванька мало что сообщил полезного — зациклился пацан на грозящей матери опасности, трещал что-то малопонятное…. Евгений Николаевич? Был такой да сплыл, оруженосец Лавра отправил его в Преисподнюю замаливать на адовой сковороде многочисленные грехи.
И вдруг Санчо вспомнил беседу в депутатском буфете. Неужели, вонючий убийца вывернулся из лап чертей, избегнул поджаривания на раскаленной сковороде и вынырнул из небытия в реальность?
Евгений Николаевич? Дюбель? Он или не он? Полупьяный информатор-стукач мог и ошибиться.
Нет, не ошибся, все сходится!
Приехал он в коттеджный поселок угрюмый и озабоченный, без обычной улыбки на пухлом лице. Вслед прикатил микроавтобус с четырьмя такими же угрюмыми парнями. Их можно понять — на ночь глядя, оторвали либо от ужина, либо от «ящика». Старший определил места и порядок дежурства, комнату для отдыха — все это привычно и профессионально.
— Ну, что тут произошло? — спросил Санчо, доставая из машины Клавину корзинку. — Ешьте и рассказывайте.
Подавая пример, соорудил гигантский бутерброд и с аппетитом принялся работать мощными челюстями.
Первой «исповедалась» Ольга Сергеевна. Скупо, без лишних и, по ее мнению, ненужных подробностей. Неизвестный в маске не дал ей пройти в дом, угрожая оружием, пытался увести в рощицу. Она отказалась. Тогда он решил расправиться во дворе. Слава Богу, приехали сын с водителем. Вот и все. О непонятных, нескромных вопросах об отношении между ею и Лавром — ни слова.
Санчо вздохнул, потер бугристый лоб. До чего же тяжело иметь дело со слабым полом! Если даже этот «слабый пол» занимает высокий пост президента компании. Но от уточняющих вопросов воздержался. Пока воздержался. Появится Лавр — пусть разбирается! Ему это под силу, как там не говори, жених, без пяти минут муж.
Сухопарый, плечистый парень, старший охраны, крутил насмешливо крутил головой. Наверно, разделял презрительное отношение оруженосца к бабьему сословию, удивлялся непонятливости Кирсановой.
Пришла очередь Ивана. Он оказался более многословным, довольно толково рассказал о посещении бывшей резиденции депутата Лаврикова. Подробно нарисовал внешность нового ее хозяина, обстановку в доме.
— Говоришь, столешница там крутится в холле, по нашему — в передней, дурацкие башенки имеются, и объездная дорожка, обсаженная кустами? Не ошибаюсь?
Пацан отрицательно замотал башкой.
— Все правильно, дядя Санчо, вы не ошибаетесь! И крутящийся стол, и медведь на задних лапах, и башенки пижонистые, и дорожка круговая. Еще и пушистый такой ковер на лестнице…
Еще бы ошибаться! В незапамятные времена, когда Лавр еще депутатствовал, а он состоял при нем не только в качестве «оруженосца», но еще и помощника, Санчо невзлюбил слишком уж навороченное жилье. Не жилье — барская усадьба. Подкалывая друга, шутил: из грязи да в князи, не стыдно?
— Говоришь, какой-то ненормальный, да? Ушибленный пыльным мешком из-за угла? Знакомый персонаж, ничего не скажешь! До боли, до тошноты знакомый… Молоток, парень, Бог умишком не обидел… Больше ничего не заметил?
— Как же, заметил! — обрадованный похвалой такого человека, как умный и веселый Санчо, Иван застрекотал сорокой. — Там еще фотки в комнате второго этажа развешаны. Большие листы бумаги, а на них изображены мама, дядя Лавр, вы, Федечка, я. Будто белье на просушке. И каждый портрет перечеркнут черным маркером крест накрест. Я тогда подумал: зачем ему все это? И — сбежал.
— Эхо тоже услышал?
— Точно! Иногда появлялось. Знаете, там — лестница с прозрачными перилами, так эхо летает вверх вниз.
Малец не врет, не фантазирует, гонит чистую правду. Эхо — мелочь, обычный проверочный тест. Эхо, действительно было. Выйдет Лавр из своей спальни — гул шагов разносится по всему зданию, расчихается больная Клавдия — отзываются потолки и стены, лестницы и мебель.
Главное — другое. Дюбин поселился в бывшем доме Лавра или человек, похожий на него? Особенно насторожило Санчо упоминание о листах бумаги с изображением Лавра и членов его семьи. Если сопоставить их с сегодняшним покушением, многое становится понятным. Безумец решил мстить, неизвестно за что, где и когда можно ожидать следующего удара?
Новоявленный фермер, Степан, который на своем допотопном драндулете развозит заказчикам молоко, масло, сметану, однажды, в подпитии, рассказал о новом дачнике. Дескать, по обличью — серьезный мужик, вот только сдвинутый по фазе. Говорит заумно, дергается, как паралитик, кому— то угрожает. Короче, самый настоящий псих!
Если этот псих — Дюбин, настала пора доставать из тайника автоматы и штурмовать «замок». Без серьезной драки не обойтись. Если и не убить безумца, то посадить его в психушку, под надзор врачей и накачанных санитаров.
Конечно, без участия Лавра. Недавний вор в законе, жесткий, зачастую — жестокий авторитет под воздействием женских чар невесты превратился в самый настоящий кисель. Вот и придется действовать одному оруженосцу…
— Дядя Санчо, вы меня не слушаете? — обиженно спросил Иван. — Или вам не интересно?
— Слышу, юный следопыт, отлично слышу… Оружия так и не нашли?
Женька на изувеченных протезах доковылял до веранды, с облегчением опустился в плетеное кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Господи, хоть бы сосед приехал на своем хрипящем и сопящем «запорожце», или сторож, охраняющий коттеджный поселок, выглянул из будки. Она огляделась. Никого, тишина и покой. На участке дремлет ее легковушка, за оградой стоит… красный «кадет».
Так вот кто выслеживал ее и, в конце концов выследил! Не киллер и не поклонник — фальшивый друг первого мужа… Как же она не услышала звуков мотора? А если бы и услышала? Кричать, звать на помощь? Оружия у нее нет, да и стрелять она так и не научилась — Лавруша обещал, но никак не мог найти свободное время. Теперь уже не научит…
— Не оглядывайся и не рассчитывай на помощь, — прошипел Дюбин. — Здесь только ты и я. Еще — Сатана, к которому я тебя сейчас отправлю… Признайся, Лавр тоже любит тебя? Или любит твои деньги?
Неожиданно для себя Ольга Сергеевна заплакала. Размытая тушь потекла по щекам, губы искривились. Она по бабьи всхлипывала, закрывала ладонью рот. Гнусное предположение о любви Федора к ее деньгам оказалось страшней ожидания смерти.
— Говори, сука!
— Любит, конечно, любит. Меня, а не зеленные бумажки!
Дюбин освободил ей руку, подтолкнул к ограде. Наслаждаясь беззащитностью жертвы и своей властью над ней, вытащил из-за ремня пистолет и принялся наворачивать на него глушитель.
Вот и все, подумала приговоренная к смерти, перестав плакать, закончила ты, Оленька, свой жизненный путь. Теперь тебя отпоют в деревенской церкви, Лавруша и сын оплачут, похоронят, ежедневно станут приходить на могилку, потом у них появятся другие заботы и хлопоты…
До чего же все нелепо! Будто в глупой трагикомедии! Не хватает аплодирующих зрителей и раскланивающегося режиссера.
— Как все это трогательно и как… зыбко! Любовь до гробовой доски, слезы и прочие дамские переживания, — изощрялся убийца, извиваясь всем телом и глупо хихикая, то и дело снимая и снова надевая зловещую маску. — Сейчас мы с тобой, при помощи миленькой машинки — пистолетика, распустим этот маленький узелок. Вонючему жениху больше некого будет любить и лелеять. Пшик и — все. Голодный кот сожрал канарейку… Согласись, Ольга, смерть любимой женщины гораздо больней собственной смерти… Ты промучаешься какую-то секунду, а твой хахаль — вечно! Удивительно приятное чувство — мучиться… Ты не находишь?
Кирсанова не ответила — прислонилась спиной к ограде, подняла к груди обе руки. Будто слабые женские руки способны защитить ее от пули.
— Стреляйте и будьте прокляты!
Убийца поднял пистолет, нацелился в голову жертвы, потом — в ее грудь, потом ствол переместился к животу…
Он ожидал, что Кирсанова рухнет на колени, вымаливая пощаду, протянет к нему руки, зарыдает. Он, конечно, не пощадит — выстрелит, но перед этим насладится унижением гордой бабы.
Жертва не зарыдала и не попросила пощады, наоборот, выпрямилась, подняла голову, с презрением посмотрела на него.
— Стреляй же, подонок!
Указательный палец, лежащий на спусковом крючке пистолета вздрогнул. Кирсанова закрыла глаза. Сейчас раздастся выстрел, которого она не услышит, и горячий свинец пронзит ее тело.
Выстрел не раздался, вместо него — скрип тормозов. Чудом не врезавшись в стойку ворот, избегнув столкновения со стоящей на участке легковушкой, Женька ловко вывернулся и остановился в нескольких шагах от живописной группы: убийцы с поднятым пистолетом и женщины, прижавшейся к ограде.
— Эй, мужик, ты чего задумал? — выскочив из машины, водитель бросился на Дюбина. — Ванька, держи его!
Иван бросился на убийцу, с недетской силой толкнул его в грудь. От неожиданности Дюбин вместе с мальчишкой упал на землю. Они сцепились. Кирсанов царапался, кусался. Убийца никак не мог оторвать его.
— Ванечка! — закричала Кирсанова. — Пощадите сына!
Высвободившись, наконец, от вцепившегося в него клещом пацана, Дюбин дважды выстрелил навскидку. Теперь им владела не месть, не желание вдоволь поиздеваться над беззащитной женщиной — животное чувство страха. Именно это чувство помешало ему прицелиться — пули попали в женькины протезы.
Решив, что опасность миновала: главный противник убит, а слабосильная женщина и ребенок не в силах задержать его, Дюбин побежал к «кадету». Пуля, посланная вдогонку «ожившим» Женькой, попала в стойку ворот и она, стойка, жалобно вздрогнула. Вторая сбила с дерева ветку.
Ольга Сергеевна прижала сына к своей груди, плакала, по-женски причитала. Ей чудилась в кустах страшная маска, пистолет, направленный не на нее — о себе она не думала — на ребенка.
— Мама, он хотел убить тебя и Федора Павловича, — обнимая дрожащими руками мать, кричал Иван. — Я узнал его… Это — убийца! Евгений Николаевич… помощник и друг отца…
— Успокойся, сынок, его нет, он испугался тебя и убежал… Сумасшедший какой-то! Ничего страшного не случилось, мы с тобой живы…
— Нет, случилось! — истерика прошла, но злость по отношению к самому себе осталась. — Во всем виноват я — дурак, идиот, кретин! Знал ведь про злобного маньяка и оставил тебя одну…
— Не волнуйся, милый, не переживай. Ты ни в чем не виновен. Мало ли кто ходит по нашему поселку…
— Он — не «мало ли кто», он — настоящий маньяк.
Ольга Сергеевна и сама знает об этом, но нельзя же продолжать травмировать еще неокрепшее сознание малыша. Так недолго довести его до серьезного психического заболевания. Вот она и пытается успокоить ребёнка, заставить думать о происшедшем, как о случайности.
— Ольга Сергеевна, придется вам организовать круглосуточную охрану, — ковыляя на поврежденных протезах, посоветовал Женька. — Если бы мы не подоспели…
— Конечно, охрану, круглосуточную и надежную! — Иван схватил мобильник, принялся торопливо набирать знакомый номер.
— Кому звонишь, сынок? Уже поздно, все спят…
— Дяде Санчо. Он никогда не спит…
Глава 6
Санчо не спал, он ужинал. По согласованному с женой распорядку первый ужин, прикидочный состоялся в семь вечера, второй, более основательный — в девять, третий, заключительный — перед сном.
Звонок телефона оторвал толстяка от удивительно вкусного блюда — жаренной картошки с котлетами. Поэтому настроение оруженосца было далеко от доброжелательности. Стесняясь сидящей напротив Клавдии, он не потащил незваного абонента по ухабам и рытвинам непечатных выражений, просто послал его в необжитые края.
Услышав о покушении, слава Богу, оставшегося без страшных последствий, он сразу развил бурную деятельность. Первый звонок — начальнику службы безопасности «Империи». Заручившись согласием немедленно выслать группу телохранителей, Санчо позвонил начальнику отделения милиции, которое обслуживало коттеджный поселок.
Правда, надежд на эффективное расследование немного, но, как говорится, курица по зернышку клюет и сыта бывает. Авось, объединенные усилия негласной и гласной охраны принесут свои плоды.
Клавдия не мешала, она старалась не вмешиваться в мужские дела, ей вполне хватает женских. Быстро собрала привычную корзинку, побывавшую и у Лизы, и у Оленьки, и у Лавра в следственном изоляторе, заполнила ее холодными закусками, рассчитанными, как минимум, на два десятка голодных мужиков. Накрыла салфеткой и отнесла в машину.
Обычно Санчо едет по городу максимально осторожно, старательно соблюдает правила, безропотно выстаивает перед светофорами. На этот раз гнал машину со скоростью, в два раза превышающую разрешенную. Повело — ни одного гаишника, или как их дразнят, гэбэбэдэшника. Придумали — язык можно сломать!
Выспались, называется, блин, поужинали! Кисло-сладко, со смаком и приятными сновидениями! Ванька мало что сообщил полезного — зациклился пацан на грозящей матери опасности, трещал что-то малопонятное…. Евгений Николаевич? Был такой да сплыл, оруженосец Лавра отправил его в Преисподнюю замаливать на адовой сковороде многочисленные грехи.
И вдруг Санчо вспомнил беседу в депутатском буфете. Неужели, вонючий убийца вывернулся из лап чертей, избегнул поджаривания на раскаленной сковороде и вынырнул из небытия в реальность?
Евгений Николаевич? Дюбель? Он или не он? Полупьяный информатор-стукач мог и ошибиться.
Нет, не ошибся, все сходится!
Приехал он в коттеджный поселок угрюмый и озабоченный, без обычной улыбки на пухлом лице. Вслед прикатил микроавтобус с четырьмя такими же угрюмыми парнями. Их можно понять — на ночь глядя, оторвали либо от ужина, либо от «ящика». Старший определил места и порядок дежурства, комнату для отдыха — все это привычно и профессионально.
— Ну, что тут произошло? — спросил Санчо, доставая из машины Клавину корзинку. — Ешьте и рассказывайте.
Подавая пример, соорудил гигантский бутерброд и с аппетитом принялся работать мощными челюстями.
Первой «исповедалась» Ольга Сергеевна. Скупо, без лишних и, по ее мнению, ненужных подробностей. Неизвестный в маске не дал ей пройти в дом, угрожая оружием, пытался увести в рощицу. Она отказалась. Тогда он решил расправиться во дворе. Слава Богу, приехали сын с водителем. Вот и все. О непонятных, нескромных вопросах об отношении между ею и Лавром — ни слова.
Санчо вздохнул, потер бугристый лоб. До чего же тяжело иметь дело со слабым полом! Если даже этот «слабый пол» занимает высокий пост президента компании. Но от уточняющих вопросов воздержался. Пока воздержался. Появится Лавр — пусть разбирается! Ему это под силу, как там не говори, жених, без пяти минут муж.
Сухопарый, плечистый парень, старший охраны, крутил насмешливо крутил головой. Наверно, разделял презрительное отношение оруженосца к бабьему сословию, удивлялся непонятливости Кирсановой.
Пришла очередь Ивана. Он оказался более многословным, довольно толково рассказал о посещении бывшей резиденции депутата Лаврикова. Подробно нарисовал внешность нового ее хозяина, обстановку в доме.
— Говоришь, столешница там крутится в холле, по нашему — в передней, дурацкие башенки имеются, и объездная дорожка, обсаженная кустами? Не ошибаюсь?
Пацан отрицательно замотал башкой.
— Все правильно, дядя Санчо, вы не ошибаетесь! И крутящийся стол, и медведь на задних лапах, и башенки пижонистые, и дорожка круговая. Еще и пушистый такой ковер на лестнице…
Еще бы ошибаться! В незапамятные времена, когда Лавр еще депутатствовал, а он состоял при нем не только в качестве «оруженосца», но еще и помощника, Санчо невзлюбил слишком уж навороченное жилье. Не жилье — барская усадьба. Подкалывая друга, шутил: из грязи да в князи, не стыдно?
— Говоришь, какой-то ненормальный, да? Ушибленный пыльным мешком из-за угла? Знакомый персонаж, ничего не скажешь! До боли, до тошноты знакомый… Молоток, парень, Бог умишком не обидел… Больше ничего не заметил?
— Как же, заметил! — обрадованный похвалой такого человека, как умный и веселый Санчо, Иван застрекотал сорокой. — Там еще фотки в комнате второго этажа развешаны. Большие листы бумаги, а на них изображены мама, дядя Лавр, вы, Федечка, я. Будто белье на просушке. И каждый портрет перечеркнут черным маркером крест накрест. Я тогда подумал: зачем ему все это? И — сбежал.
— Эхо тоже услышал?
— Точно! Иногда появлялось. Знаете, там — лестница с прозрачными перилами, так эхо летает вверх вниз.
Малец не врет, не фантазирует, гонит чистую правду. Эхо — мелочь, обычный проверочный тест. Эхо, действительно было. Выйдет Лавр из своей спальни — гул шагов разносится по всему зданию, расчихается больная Клавдия — отзываются потолки и стены, лестницы и мебель.
Главное — другое. Дюбин поселился в бывшем доме Лавра или человек, похожий на него? Особенно насторожило Санчо упоминание о листах бумаги с изображением Лавра и членов его семьи. Если сопоставить их с сегодняшним покушением, многое становится понятным. Безумец решил мстить, неизвестно за что, где и когда можно ожидать следующего удара?
Новоявленный фермер, Степан, который на своем допотопном драндулете развозит заказчикам молоко, масло, сметану, однажды, в подпитии, рассказал о новом дачнике. Дескать, по обличью — серьезный мужик, вот только сдвинутый по фазе. Говорит заумно, дергается, как паралитик, кому— то угрожает. Короче, самый настоящий псих!
Если этот псих — Дюбин, настала пора доставать из тайника автоматы и штурмовать «замок». Без серьезной драки не обойтись. Если и не убить безумца, то посадить его в психушку, под надзор врачей и накачанных санитаров.
Конечно, без участия Лавра. Недавний вор в законе, жесткий, зачастую — жестокий авторитет под воздействием женских чар невесты превратился в самый настоящий кисель. Вот и придется действовать одному оруженосцу…
— Дядя Санчо, вы меня не слушаете? — обиженно спросил Иван. — Или вам не интересно?
— Слышу, юный следопыт, отлично слышу… Оружия так и не нашли?
Женька на изувеченных протезах доковылял до веранды, с облегчением опустился в плетеное кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35