Аскалафу этого не простили. Мужика схватили и живого засадили в яму, накрыв здоровенной скалой.
Отзывчивого на чужое горе Геракла возмутило такое обращение с людьми, он откатил камень в сторону и выпустил узника. Потом, когда Цербер по воле Геракла отлучился на время и оставил черный ход из подземелья без охраны, Аскалаф бежал на волю, но ею наслаждался недолго. Длинные руки достали его еще раз: за неумение держать язык за зубами страдальца превратили в филина, способного лишь невнятно угукать по ночам.
Но сразу после освобождения он этого знать еще не мог, поэтому в робкой надежде на окончательное избавление испуганно смотрел из-за скалы, как Геракл крушит последний барьер на его пути к свободе. Геракл же, как обычно, не стал терять времени попусту и с ходу пошел на приступ. Но, в отличие от его брательника Орфа, Церберу повезло гораздо больше. Ему познакомиться с легендарной дубиной не пришлось.
Со словами: «Ну что, пограничный пес Жуткий, пойдешь со мной?» — Геракл сдавил стальными объятьями собачке все три шеи, чем сразу решил исход поединка. Песьи головы достать героя не могли, голова драконья безуспешно пыталась прокусить шкуру Немейского льва, а мелкие змеиные покусывания лишь заставляли Геракла сильнее сжимать кольцо, что в свою очередь непосредственно отражалось на самочувствии его противника.
Попыхтев в стальных клещах минуту-другую, Цербер понял, что в жизни каждой собаки бывают моменты, когда даже самая собачья жизнь становится мила и чертовски желанна.
Еще Цербер успел подумать, что в случае если этот бугай сейчас задушит его насмерть, то далеко путешествовать не придется, ведь он и так в преисподней. И только он хотел начать, молотя хвостом по земле, просить о пощаде, как потерял сознание.
«Hand made, — подумал Аскалаф, глядя на работу героя, и вприпрыжку мимо героя и полузадушенного Цербера бросился к выходу из подземелья. А Геракл, передохнув, привел собаку в чувство и где на веревке, где на руках, а где попросту пинками начал транспортировать добычу на поверхность.
В отличие от предыдущего подвига, на этот раз путь до Микен не доставил герою особых хлопот. Цербер, когда его вытащили на свет, орал как резаный и всю дорогу плевался ядовитой слюной, стараясь попасть во встречных прохожих. Но одна бешеная собака — все же не стадо бешеных коров, и эти невзгоды переносились Гераклом легко. Тем более, когда норный зверь брал чересчур заунывную ноту или вел себя слишком вызывающе, его всегда можно было на некоторое время успокоить легким пинком.
Единственным негативным последствием пребывания Аидова пса на поверхности земной тверди стало появление в местах соприкосновения его слюны с землей ядовитого растения. Трава под названием алконит прорастала везде, куда плевал подлый пес. Причем по своей ядовитости эта собачья травка могла дать сто очков вперед любой волчьей ягоде.
Как и следовало ожидать, Цербер произвел в Микенах небывалый фурор. Эврисфей, с трудом переносивший даже таксидермированных чудовищ, при виде натурального дьявола из преисподней пришел в ужас и, поставив Гераклу в зачетку «удовл.» в графе: «девятый подвиг», попросил поскорей депортировать эту нечисть на родину, с глаз долой.
Возможно, повторный поход к лаконскому ущелью был самым веселым путешествием в жизни Геракла. Тяжелая, глупая и донельзя унизительная служба практически позади, дембель не только неизбежен, но и скор. Осталось последнее усилие, последний подвиг — и впереди откроется долгожданная свободная жизнь. Жизнь, которую он проживет так, что стыдно не будет даже за бесцельно проведенные на эврисфеевой службе годы.
За всеми этими мечтами Геракл, совершенно не заметив неблизкого пути, добрался до уже знакомой пропасти. Он поднял Цербера над головой и с удовольствием швырнул извивающегося пса в ущелье. Поправ таким образом смертью саму смерть. Как бы странно по отношению к этому человеку это ни звучало. Хотя в пределах ойкумены вряд ли нашлась бы более подходящая кандидатура на подобную роль.
Герой давно уже повернулся и ушел в Микены навстречу последнему испытанию, а мшистые скалы ущелья еще продолжали играть, перекидывая друг другу тонкий визг пролетающей в бездну собаки.
Глава 15
ЯБЛОКИ ГЕСПЕРИД
При всем разнообразии культурных, экономических и всяких прочих особенностей подход большинства народов, населяющих земной шар, к формированию имен своих представителей удивительно схож. И обессиленный постоянным поминанием всуе среднерусский Иван Петрович Пупкин, по большому счету, ничем не отличается от представителя трудового Востока Гассана Абдурахмана ибн Хоттаба. И тот и другой согласно установившейся традиции несут по жизни в паспорте имя тела, имя отца и имя рода.
Нездоровая фантазия представителей западного мира иногда выкидывает забористые коленца, но в принципе Жан-Поль Готье в этом плане недалеко ушел от Пупкина с Хоттабом. И только античные греки, еще не скатившиеся в фонетический шабаш Перепендопулосов и Сантиметриакисов, не боялись выйти вон из общего ряда и чтили в человеке в первую очередь отчество, а потом уже все остальное. Причем чтили настолько, что иногда даже заменяли собственно отчество на «дедчество», а порой и на «прадедчество», если, конечно, прадед того заслуживал.
За примерами далеко ходить не приходится. До появления на авансцене Геракла героем номер один в стране и ойкумене был рубанувший при поддержке союзников и с помощью сложной спецтехники горгону Медузу Персей. По исполнении праведных трудов этот парень женился на спасенной им по случаю девице Андромеде, которая родила ему шесть мальчиков и одну девочку. Вполне логично, что отчество у них было Персеевичи, или, как говорили в Элладе, Персеиды: (Как, например, и российский телевизионный конкурс матерных частушек в Греции назывался бы «Эх, Семенида».).
Один из сыновей Персея, Электрион, женившись на тиринфской царевне Анаксо, произвел на свет восемь мальчиков и одну девочку невиданной красоты, ставшую впоследствии матерью Геракла. Но их никто и не думал называть Элетронидами. Во-первых, авторитет Персея был незыблем, во-вторых, попросту гораздо выгоднее было зваться Персеидами. Поэтому наряду с собственным именем Алкмена откликалась и на Персеиду.
Но и дети детей детей Персея, то есть, по нашему счету, правнуки продолжали без всякого зазрения совести называться Персеидами. Так Геракла никогда не называли по имени отца Амфитриона Амфитрионидом. И не из-за того, что скорее язык сломаешь, чем выговоришь такое наименование, а просто Амфитрион при всей его боевитости не был достоин равняться с национальным кумиром Персеем.
Собственно говоря, самая большая жизненная проблема Геракла и проистекла из этой бестолковой родовой общности. Предвкушая рождение героя, Зевс еще в первой главе пообещал за обедом, что тот из Персеидов, кто раньше всех в ближайшее время появится на свет, будет править остальными. Пообещал и, как частенько бывало, облажался. По хитрости Геры первым родился дядя Геракла, сын брата его матери Сфенела — Эврисфей, тоже Персеид.
Впрочем, мы это все уже проходили, важно, что до тех пор, пока Персей оставался первым номером в зале геройской славы, всех его последователей именовали Персеидами. Но как только Геракл подвинул парня с постамента, всех позжеродившихся, которым и принадлежало будущее, стали называть Гераклидами. Очевидно, была какая-то внутренняя закономерность в том, что появившаяся из родового имени проблема разрешилась в приусадебном хозяйстве леди, тоже именовавшихся по имени деда. В знаменитом саду Гесперид.
Опрометчиво думать, что пантеон греческих богов ограничивался элитной дюжиной и парой десятков небожителей второй руки. В действительности аппарат эллинского господа бога Зевса вряд ли уступал даже такому гигантскому конгломерату, как Администрация Президента Российской Федерации. За каждым прописанным на Олимпе — в античной Барвихе — божеством стояла разветвленная структура с множеством чиновников, отвечающих каждый за свой участок. Так, Гелиос являлся не просто небесным извозчиком, но еще и руководителем крупного подразделения, отвечавшего за освещение земной поверхности как в дневное, так и ночное время. И одним из винтиков этой большой машины был бог вечерней звезды Геспер. Единственное, чем он выделялся из сонма коллег, было неоднократное признание обслуживаемой им звездочки самой прекрасной из всех звезд южного небосвода.
Геспер происходил из поколения титанов, и работа на звезде была, с одной стороны, ссылкой, а с другой — после подавления бунта титанов многие за одно свое происхождение загремели в подземные рудники, поэтому жаловаться на судьбу Гесперу не приходилось. Особенно учитывая, что он приходился родным братом одному из зачинщиков бунта — титану Атланту.
Когда Атланту еще задолго до прихода к власти олимпийцев приглянулась дочь Геспера, братья не стали разводить лишнюю канитель, а решили дело по-родственному. Девица была выдана за Атланта и в довольно короткий срок родила семь дочерей, которые хотя и имели в метрике собственные имена, но всем были известны как просто те же самые Геспериды. Возможно, в другое время они бы звались и по папе, но именоваться Атлантидами в Зевсовой Греции было не меньшим безумием, чем кичиться родством с бароном Врангелем в сталинской России. Девочки старались откреститься от осужденного врага народа, не стоит их за это осуждать.
Вот как отразил трудовые будни деклассированных представительниц некогда высшего общества драматург Бубнилай Архимерзский в бытовой трагедии «Драма на огороде»:
Гесперида в синем платке (пропалывает в своем саду клюкву. Разгибается, вытирает пот и обращается к сестре, полющей рядом):
Сегодня триста лет, как посадили деда.
Гесперида в красном платке:
Неплохо бы сходить смахнуть с бедняги пыль, А то неловко мне в глаза смотреть Ладону. В любом укор, в какой ни посмотри.
Как хорошо известно любителям отечественных кинокомедий, чтобы раскрыть преступление века, нужно сперва его совершить. Окончательно зайдя в тупик в поисках невыполнимых заданий, Гера в отчаянии пошла ва-банк и выставила на кон самое сокровенное из собственных закромов.
Выдвинуто немало предположений, каким образом олимпийцам, пребывая в постоянных гулянках и развлечениях, удавалось поддерживать спортивную форму, не стареть, оставаться всегда бодрыми, энергичными, полными сил и здоровья а-ля кот Борис. Словом, непринужденно исполнять все то, что без особой надежды пишут на поздравительных открытках по всему миру. Некоторые видят в этом заслугу амброзии — волшебного напитка богов, который приносили им в клюве голуби. Некоторые считают, что олимпийцы не могли быть подвержены человеческим напастям по определению, поскольку жили под лозунгом «Олимпизм — это молодость мира». Но и те и другие сходятся во мнении, что в этом деле не обошлось без участия волшебных яблок Геры.
Золотую яблоню, приносящую золотые плоды, подарила Гере на свадьбу Гея, мать-земля всех живущих. Чтобы описать чудодейственные свойства этих фруктов, нужен энтузиазм торговца, продающего в электричке книгу «Всемирная энциклопедия здоровья, или Как не болеть круглый год». Если же попытаться рассказать о них кратко, то стоит, пожалуй, адресовать читателя к русской народной сказке «Иван-царевич и серый волк», где санитар леса и представитель правящего дома Романовых неутомимо рыщут по стране в поисках молодильных яблок. Так вот, яблоки Геры — это и есть те самые чудодейственные фрукты эпохи зарождения абсолютной монархии на Руси. Потребляя в день по кусочку такого яблока, олимпийцы и достигали невиданных результатов.
Подарок был настолько ценным, что даже Гера остерегалась хранить его дома, предполагая, что частые гости не смогут удержаться от искушения и будут при малейшем удобном случае беззастенчиво красть дарующие молодость плоды. Или — чего хуже! — еще и Зевсовы профурсетки при случае смогут полакомиться деликатесными фруктами.
Поэтому для пущей сохранности Гера высадила свое раритетное деревце в саду, имевшем все основания именоваться райским. И по месторасположению — на самом краю земли, ни на каких картах, ввиду повышенной секретности, не отмечен. И по сути — эдакий Никитский ботанический, которому вдруг завещал все свои деньги Джордж Сорос.
Уход за садом был поручен жившим неподалеку семерым Гесперидам, которые в отчетах из деревни регулярно извещали барыню, что ейная яблонька прижилась и плодоносит как нельзя лучше. Недоверчивая Гера, чтобы окончательно обезопасить себя от мнившегося ей повсюду воровства, повелела вдобавок ко всему еще и привязать к дереву дракона Ладона, а сам сад обнести забором с колючей проволокой.
Килограмм яблок, не имевших как будто ни малейшего шанса упасть от своей яблоньки дальше чем на полметра, и было велено Гераклу доставить в Микены как можно скорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Отзывчивого на чужое горе Геракла возмутило такое обращение с людьми, он откатил камень в сторону и выпустил узника. Потом, когда Цербер по воле Геракла отлучился на время и оставил черный ход из подземелья без охраны, Аскалаф бежал на волю, но ею наслаждался недолго. Длинные руки достали его еще раз: за неумение держать язык за зубами страдальца превратили в филина, способного лишь невнятно угукать по ночам.
Но сразу после освобождения он этого знать еще не мог, поэтому в робкой надежде на окончательное избавление испуганно смотрел из-за скалы, как Геракл крушит последний барьер на его пути к свободе. Геракл же, как обычно, не стал терять времени попусту и с ходу пошел на приступ. Но, в отличие от его брательника Орфа, Церберу повезло гораздо больше. Ему познакомиться с легендарной дубиной не пришлось.
Со словами: «Ну что, пограничный пес Жуткий, пойдешь со мной?» — Геракл сдавил стальными объятьями собачке все три шеи, чем сразу решил исход поединка. Песьи головы достать героя не могли, голова драконья безуспешно пыталась прокусить шкуру Немейского льва, а мелкие змеиные покусывания лишь заставляли Геракла сильнее сжимать кольцо, что в свою очередь непосредственно отражалось на самочувствии его противника.
Попыхтев в стальных клещах минуту-другую, Цербер понял, что в жизни каждой собаки бывают моменты, когда даже самая собачья жизнь становится мила и чертовски желанна.
Еще Цербер успел подумать, что в случае если этот бугай сейчас задушит его насмерть, то далеко путешествовать не придется, ведь он и так в преисподней. И только он хотел начать, молотя хвостом по земле, просить о пощаде, как потерял сознание.
«Hand made, — подумал Аскалаф, глядя на работу героя, и вприпрыжку мимо героя и полузадушенного Цербера бросился к выходу из подземелья. А Геракл, передохнув, привел собаку в чувство и где на веревке, где на руках, а где попросту пинками начал транспортировать добычу на поверхность.
В отличие от предыдущего подвига, на этот раз путь до Микен не доставил герою особых хлопот. Цербер, когда его вытащили на свет, орал как резаный и всю дорогу плевался ядовитой слюной, стараясь попасть во встречных прохожих. Но одна бешеная собака — все же не стадо бешеных коров, и эти невзгоды переносились Гераклом легко. Тем более, когда норный зверь брал чересчур заунывную ноту или вел себя слишком вызывающе, его всегда можно было на некоторое время успокоить легким пинком.
Единственным негативным последствием пребывания Аидова пса на поверхности земной тверди стало появление в местах соприкосновения его слюны с землей ядовитого растения. Трава под названием алконит прорастала везде, куда плевал подлый пес. Причем по своей ядовитости эта собачья травка могла дать сто очков вперед любой волчьей ягоде.
Как и следовало ожидать, Цербер произвел в Микенах небывалый фурор. Эврисфей, с трудом переносивший даже таксидермированных чудовищ, при виде натурального дьявола из преисподней пришел в ужас и, поставив Гераклу в зачетку «удовл.» в графе: «девятый подвиг», попросил поскорей депортировать эту нечисть на родину, с глаз долой.
Возможно, повторный поход к лаконскому ущелью был самым веселым путешествием в жизни Геракла. Тяжелая, глупая и донельзя унизительная служба практически позади, дембель не только неизбежен, но и скор. Осталось последнее усилие, последний подвиг — и впереди откроется долгожданная свободная жизнь. Жизнь, которую он проживет так, что стыдно не будет даже за бесцельно проведенные на эврисфеевой службе годы.
За всеми этими мечтами Геракл, совершенно не заметив неблизкого пути, добрался до уже знакомой пропасти. Он поднял Цербера над головой и с удовольствием швырнул извивающегося пса в ущелье. Поправ таким образом смертью саму смерть. Как бы странно по отношению к этому человеку это ни звучало. Хотя в пределах ойкумены вряд ли нашлась бы более подходящая кандидатура на подобную роль.
Герой давно уже повернулся и ушел в Микены навстречу последнему испытанию, а мшистые скалы ущелья еще продолжали играть, перекидывая друг другу тонкий визг пролетающей в бездну собаки.
Глава 15
ЯБЛОКИ ГЕСПЕРИД
При всем разнообразии культурных, экономических и всяких прочих особенностей подход большинства народов, населяющих земной шар, к формированию имен своих представителей удивительно схож. И обессиленный постоянным поминанием всуе среднерусский Иван Петрович Пупкин, по большому счету, ничем не отличается от представителя трудового Востока Гассана Абдурахмана ибн Хоттаба. И тот и другой согласно установившейся традиции несут по жизни в паспорте имя тела, имя отца и имя рода.
Нездоровая фантазия представителей западного мира иногда выкидывает забористые коленца, но в принципе Жан-Поль Готье в этом плане недалеко ушел от Пупкина с Хоттабом. И только античные греки, еще не скатившиеся в фонетический шабаш Перепендопулосов и Сантиметриакисов, не боялись выйти вон из общего ряда и чтили в человеке в первую очередь отчество, а потом уже все остальное. Причем чтили настолько, что иногда даже заменяли собственно отчество на «дедчество», а порой и на «прадедчество», если, конечно, прадед того заслуживал.
За примерами далеко ходить не приходится. До появления на авансцене Геракла героем номер один в стране и ойкумене был рубанувший при поддержке союзников и с помощью сложной спецтехники горгону Медузу Персей. По исполнении праведных трудов этот парень женился на спасенной им по случаю девице Андромеде, которая родила ему шесть мальчиков и одну девочку. Вполне логично, что отчество у них было Персеевичи, или, как говорили в Элладе, Персеиды: (Как, например, и российский телевизионный конкурс матерных частушек в Греции назывался бы «Эх, Семенида».).
Один из сыновей Персея, Электрион, женившись на тиринфской царевне Анаксо, произвел на свет восемь мальчиков и одну девочку невиданной красоты, ставшую впоследствии матерью Геракла. Но их никто и не думал называть Элетронидами. Во-первых, авторитет Персея был незыблем, во-вторых, попросту гораздо выгоднее было зваться Персеидами. Поэтому наряду с собственным именем Алкмена откликалась и на Персеиду.
Но и дети детей детей Персея, то есть, по нашему счету, правнуки продолжали без всякого зазрения совести называться Персеидами. Так Геракла никогда не называли по имени отца Амфитриона Амфитрионидом. И не из-за того, что скорее язык сломаешь, чем выговоришь такое наименование, а просто Амфитрион при всей его боевитости не был достоин равняться с национальным кумиром Персеем.
Собственно говоря, самая большая жизненная проблема Геракла и проистекла из этой бестолковой родовой общности. Предвкушая рождение героя, Зевс еще в первой главе пообещал за обедом, что тот из Персеидов, кто раньше всех в ближайшее время появится на свет, будет править остальными. Пообещал и, как частенько бывало, облажался. По хитрости Геры первым родился дядя Геракла, сын брата его матери Сфенела — Эврисфей, тоже Персеид.
Впрочем, мы это все уже проходили, важно, что до тех пор, пока Персей оставался первым номером в зале геройской славы, всех его последователей именовали Персеидами. Но как только Геракл подвинул парня с постамента, всех позжеродившихся, которым и принадлежало будущее, стали называть Гераклидами. Очевидно, была какая-то внутренняя закономерность в том, что появившаяся из родового имени проблема разрешилась в приусадебном хозяйстве леди, тоже именовавшихся по имени деда. В знаменитом саду Гесперид.
Опрометчиво думать, что пантеон греческих богов ограничивался элитной дюжиной и парой десятков небожителей второй руки. В действительности аппарат эллинского господа бога Зевса вряд ли уступал даже такому гигантскому конгломерату, как Администрация Президента Российской Федерации. За каждым прописанным на Олимпе — в античной Барвихе — божеством стояла разветвленная структура с множеством чиновников, отвечающих каждый за свой участок. Так, Гелиос являлся не просто небесным извозчиком, но еще и руководителем крупного подразделения, отвечавшего за освещение земной поверхности как в дневное, так и ночное время. И одним из винтиков этой большой машины был бог вечерней звезды Геспер. Единственное, чем он выделялся из сонма коллег, было неоднократное признание обслуживаемой им звездочки самой прекрасной из всех звезд южного небосвода.
Геспер происходил из поколения титанов, и работа на звезде была, с одной стороны, ссылкой, а с другой — после подавления бунта титанов многие за одно свое происхождение загремели в подземные рудники, поэтому жаловаться на судьбу Гесперу не приходилось. Особенно учитывая, что он приходился родным братом одному из зачинщиков бунта — титану Атланту.
Когда Атланту еще задолго до прихода к власти олимпийцев приглянулась дочь Геспера, братья не стали разводить лишнюю канитель, а решили дело по-родственному. Девица была выдана за Атланта и в довольно короткий срок родила семь дочерей, которые хотя и имели в метрике собственные имена, но всем были известны как просто те же самые Геспериды. Возможно, в другое время они бы звались и по папе, но именоваться Атлантидами в Зевсовой Греции было не меньшим безумием, чем кичиться родством с бароном Врангелем в сталинской России. Девочки старались откреститься от осужденного врага народа, не стоит их за это осуждать.
Вот как отразил трудовые будни деклассированных представительниц некогда высшего общества драматург Бубнилай Архимерзский в бытовой трагедии «Драма на огороде»:
Гесперида в синем платке (пропалывает в своем саду клюкву. Разгибается, вытирает пот и обращается к сестре, полющей рядом):
Сегодня триста лет, как посадили деда.
Гесперида в красном платке:
Неплохо бы сходить смахнуть с бедняги пыль, А то неловко мне в глаза смотреть Ладону. В любом укор, в какой ни посмотри.
Как хорошо известно любителям отечественных кинокомедий, чтобы раскрыть преступление века, нужно сперва его совершить. Окончательно зайдя в тупик в поисках невыполнимых заданий, Гера в отчаянии пошла ва-банк и выставила на кон самое сокровенное из собственных закромов.
Выдвинуто немало предположений, каким образом олимпийцам, пребывая в постоянных гулянках и развлечениях, удавалось поддерживать спортивную форму, не стареть, оставаться всегда бодрыми, энергичными, полными сил и здоровья а-ля кот Борис. Словом, непринужденно исполнять все то, что без особой надежды пишут на поздравительных открытках по всему миру. Некоторые видят в этом заслугу амброзии — волшебного напитка богов, который приносили им в клюве голуби. Некоторые считают, что олимпийцы не могли быть подвержены человеческим напастям по определению, поскольку жили под лозунгом «Олимпизм — это молодость мира». Но и те и другие сходятся во мнении, что в этом деле не обошлось без участия волшебных яблок Геры.
Золотую яблоню, приносящую золотые плоды, подарила Гере на свадьбу Гея, мать-земля всех живущих. Чтобы описать чудодейственные свойства этих фруктов, нужен энтузиазм торговца, продающего в электричке книгу «Всемирная энциклопедия здоровья, или Как не болеть круглый год». Если же попытаться рассказать о них кратко, то стоит, пожалуй, адресовать читателя к русской народной сказке «Иван-царевич и серый волк», где санитар леса и представитель правящего дома Романовых неутомимо рыщут по стране в поисках молодильных яблок. Так вот, яблоки Геры — это и есть те самые чудодейственные фрукты эпохи зарождения абсолютной монархии на Руси. Потребляя в день по кусочку такого яблока, олимпийцы и достигали невиданных результатов.
Подарок был настолько ценным, что даже Гера остерегалась хранить его дома, предполагая, что частые гости не смогут удержаться от искушения и будут при малейшем удобном случае беззастенчиво красть дарующие молодость плоды. Или — чего хуже! — еще и Зевсовы профурсетки при случае смогут полакомиться деликатесными фруктами.
Поэтому для пущей сохранности Гера высадила свое раритетное деревце в саду, имевшем все основания именоваться райским. И по месторасположению — на самом краю земли, ни на каких картах, ввиду повышенной секретности, не отмечен. И по сути — эдакий Никитский ботанический, которому вдруг завещал все свои деньги Джордж Сорос.
Уход за садом был поручен жившим неподалеку семерым Гесперидам, которые в отчетах из деревни регулярно извещали барыню, что ейная яблонька прижилась и плодоносит как нельзя лучше. Недоверчивая Гера, чтобы окончательно обезопасить себя от мнившегося ей повсюду воровства, повелела вдобавок ко всему еще и привязать к дереву дракона Ладона, а сам сад обнести забором с колючей проволокой.
Килограмм яблок, не имевших как будто ни малейшего шанса упасть от своей яблоньки дальше чем на полметра, и было велено Гераклу доставить в Микены как можно скорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53