Опустив рога, он ринулся в атаку. Впрочем, первая же затрещина снизила его боевой задор, а не заставившая себя дожидаться вторая оплеуха напрочь отбила охоту дебоширить.
Посейдонов подарок хотел, было извиниться за вспыльчивость и пойти немного полежать в тени уцелевших апельсиновых деревьев, но оказалось, что гость крепко держит его за рога и имеет, очевидно, какие-то свои планы относительно дальнейшего бычьего досуга. Завершив с помощью еще двух тумаков сеанс исцеления от бешенства, Геракл уселся на рогатого верхом и вырулил прямо к воде.
То, что быку по силам пересечь Критское море, доказал в приключении с Европой еще сам Зевс, эдакий Тур Хейердал своего времени. Аналогичным способом поступил и Геракл, существенно сэкономив таким образом на проезде и опровергнув заодно народную пословицу «За морем телушка полушка, да рубль перевоз». Его пример наглядно показал, что если самовывозом, то доставка крупного рогатого скота из-за моря обходится почти даром.
Как и было заказано, утихомиренного быка отконвоировали к стенам Микен, с которых Эврисфей с помощью цейсовской оптики в очередной раз убедился в крайней опасности своего слуги. Не зная, что делать с доставленным животным, он обратился к стоявшей рядом Гере, не желает ли, мол, она забрать бычка себе.
— Бык ведь не лань, его отпусти, он все здесь разнесет, — задумчиво почесал бороду Эврисфей.
Хорошо зная, какая буча поднимется, если она прикарманит Посейдонова быка, Гера от подарка решительно отказалась и предложила отпустить скотину на волю, но где-нибудь подальше от Микен. Желательно — совсем далеко, где-нибудь за Полярным кругом.
Геракл, приговаривая «цоб-цобе», исполнительно отъехал за пределы Пелопоннеса. И, оказавшись уже на территории материковой Греции, как и было велено, отпустил животное, придав богатырским пинком курс противоположный Микенам. Быку, впрочем, было абсолютно безразлично, где чудить. И он, не вдаваясь в географические тонкости, уже в Греции продолжил начатые на Крите безобразия. Завершать недоделанный Гераклом из-за давления руководства подвиг пришлось другому греческому герою — Тесею.
Тесея вообще можно назвать в своем роде честолюбивым дублером Геракла. Его мать Эфра и мать Геракла Алкмена были троюродными сестрами, и Тесей с детства хотел быть похож на великого дальнего родственника, почему, собственно, и выбрал профессию национального героя. Специализируясь поначалу, как и Геракл в юности, на очищении дорог Родины от разбойников, гаишников и разбавляющих пиво трактирщиков, Тесей пришел в Афины к своему папе, местному царю Эгею, в поисках очередного подвига размером побольше. И был просто счастлив, узнав о недоделанном Гераклом деле.
Бык в это время беспредельничал неподалеку от города Марафон, где к приходу Тесея в живых остались лишь те, кто был способен, спасаясь, пробегать без передышки не менее сорока километров. Обычно после этого быку надоедало гоняться за жертвой и он переключался на новый объект. Кстати сказать, даже после изничтожения быка привычка к дальним забегам у местных жителей сохранилась, в чем они могли поспорить даже с уже упоминавшимися кенийскими стайерами. Не случайно сегодня слова «стайер» и «марафонец» почти синонимы.
Тесей изловил быка, что далось ему гораздо сложней, чем Гераклу. Но поскольку он не был скован глупыми должностными инструкциями и приказами вроде: «Взять живым!», то попросту отлупил скота выломанным из забора дрыном и. измочаленного, отволок в Афины. А уже на площади перед папиным дворцом, не забивая себе голову размышлениями о том, кому принадлежит животное и кто на кого обидится, принес пойманного в жертву покровительнице города Афине. В общем, бык получил то, на что давно напрашивался.
Тесею пришлось поставить точку и в истории с Минотавром. Может быть, он и не собрался бы никогда посетить Крит даже с туристической поездкой, и тогда Минотавр дожил бы до седых волос по всему телу и скончался бы однажды вечером перед камином, выронив трубку и свежую «Таймс». Однако непомерное любопытство сына Миноса, Андрогея, сослужило его сводному братцу плохую службу. Андрогей, совершая экскурсионную поездку по Греции и прослышав про знаменитого критско-марафонского быка, решил обязательно взглянуть на родное чудище. И был за свою любознательность поднят на рога, чем очень огорчил своего папашу.
Свои претензии Минос адресовал почему-то в первую очередь афинскому губернатору Эгею, не сумевшему уберечь мальчика. Как будто Эгею больше заняться нечем, кроме как охранять заезжих сынков иноземных шишек. Но спорить с Миносом в те времена было все равно, что в наши — с Джорджем Бушем. В качестве искупления за недосмотр на Афины была наложена дань в виде перечисления на Крит раз в восемь лет семерых юношей и семи девушек. Причем не абы каких, а самых красивых. Им говорили, что они там будут работать официантами и нянями, но в эти сказки никто не верил. Все знали, что этим несчастным предстоит попасть в Лабиринт к Минотавру и там пропасть без вести.
Тесей, обрадованный возможностью совершить еще один подвиг, до которого не дошли руки у Геракла, вышвырнул из лодки одного из аккредитованных в поездку и велел отчаливать. Если учесть, что Минотавр был наполовину — на верхнюю половину! — бык, а на нижнюю — человек, то можно предположить, зачем было велено выбирать в Афинах семь самых красивых девушек. Но зачем нужны были Минотавру самые красивые юноши, так и осталось невыясненным. Версия, что он их попросту поедал, не выдерживает никакой критики, поскольку тогда непонятно, чем этот отшельник питался остальные семь лет.
К визиту Тесея хозяин Лабиринта оказался не готов и после скоротечного выяснения отношений сложил с себя полномочия. В качестве решающего аргумента в этом споре Тесей использовал полученный от дочери Миноса Ариадны меч. Надо сказать, что по прибытии на остров парень времени попусту не терял и успел с помощью подаренных Афродитой духов с ферамонами соблазнить Ариадну. Та на радостях не только передала Тесею меч во французской булке, но и помогла выбраться из Лабиринта.
Дедал еще до того, как встать на крыло, научил девушку входить и выходить из сооруженных им катакомб — очень подходящая забава для принцессы, а заодно объяснил ей принцип «правой руки» и правило «настенной веревки». В общем, провел курс молодого спелеолога. Ариадна между банок и свертков принесенной Тесею передачи сунула бухту капронового троса, и парень, привязав один конец веревки у входа в Лабиринт, без труда нашел выход из подземелья. А потом благополучно добрался до Афин.
Прошло совсем немного времени, и он удостоился чести геройствовать бок о бок с кумиром: Геракл после долгих уговоров взял его с собой в поход за женским нижним бельем. У самого же сына Зевса после шестого подвига остался коричневый критский загар да полушпагат от езды на бескрайней бычьей спине. Впрочем, для Геракла это была единственная возможность покататься верхом. Ни одна лошадь не смогла бы выдержать вес этого витязя в львиной шкуре.
Глава 10
СТИМФАЛИЙСКИЕ ПТИЦЫ
Любимый генеральский вопрос: «Какая профессия самая главная?» — вне всякого сомнения, вполз в наши дни из античных глубин. Эллинские города-полисы в любое время года пребывали в одном из двух состояний: либо воевали, либо готовились к войне. Пожалуй, ни одна страна мира не была настолько пропитана милитаристским духом, как Греция эпохи Геракла.
Чтобы лишний раз убедиться в этом, достаточно просто взглянуть на пантеон олимпийских богов. Кузнец — один, торговец — один, охотница — одна штука, покровитель искусств — в одном экземпляре, директор — тоже всего один. И только военнослужащие на Олимпе выступали в паре: кровожадную профессию представляли на священной горе Арес и Афина, которые при этом еще и находились в постоянном антагонизме. Любви между коллегами было как между летчиками и зенитчиками, да и общего у них имелось не больше, чем у Ирины Салтыковой и Людмилы Зыкиной, хотя обе, казалось бы, эстрадные певицы. Афина позиционировала себя в обществе богиней войны справедливой, освободительной, можно даже сказать, человеколюбивой. Это она первой выступила за запрещение противопехотных мин, пуль со смещенным центром тяжести и химического оружия. Афина проповедовала гуманное обращение с пленными и создала организацию «Врачи без границ».
Военная же доктрина Ареса, по сути дела, целиком сводилась к формуле «война — фигня, главное — маневры». Олимпиец готов был ввязаться в бой когда угодно и за кого угодно, лишь бы ему от этого были выгода и удовольствие. Зачастую он вообще предпочитал «играть нейтрального», полосуя на поле боя всех, кто попадался под руку, не различая, кто за кого. Этим, кстати, он значительно пошатнул военное поверье, что «бог узнает своих».
Говоря еще проще, Афина являла собой типичного штабиста, любящего войну изящно и издалека, Арес же был классическим рубакой-кавалеристом, для которого не существовало большего счастья, чем пластать шашкой бегущего в страхе врага. Следует заметить, что, имея в разделе «броня» опцию «неуязвим для смертных», отчего бы и не помахать саблей в свое удовольствие.
В не дошедшем до наших дней личном деле Ареса значилось: «Характер южный, вспыльчивый. С товарищами по пантеону груб, в связях, порочащих его, замечен регулярно». Кроме того, даже далеко за пределами Олимпа было хорошо известно, что Арес, мягко говоря, не слишком сообразителен и обладает несколько грубовато-плоским юмором. Его афоризмы вроде: «Вы меня будете помнить до последнего дня смерти» или «Один ум хорошо, а два сапога — пара», — легли в основание жанра «военные шутят».
В общем, бог войны представлял собой типаж, знакомый нам в лучшем случае из анекдотов про прапорщика, глядя на которого, неизвестный стоящий в строю поэт сказал: «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона», за что был награжден тремя нарядами вне очереди. Добавь Аресу чуть-чуть портретного сходства, и читатель постарше воскликнет: «Да этот мужик преподавал начальную военную подготовку у меня в школе».
Любимым занятием Ареса было усесться на парадной лестнице Дома культуры небожителей и, напевая что-нибудь вроде: «Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской», точить свой меч о гранитные ступеньки. Боги его одновременно боялись и презирали, единодушно избегая.
Развлечения у вояки были под стать характеру. Так, например, если у Афины в любимицах ходила (а чаще сидела на плече) мудрая сова, у Артемиды — пресловутая лань, у Диониса — ослик, то особое место в сердце Ареса занимали специально завезенные с Востока совершенно мерзкие железные птицы. Как тонко люди подметили уже после выхода олимпийской династии в тираж: у каждой зверушки свои игрушки.
Изначально эти крылатые бестии неизвестной породы водились в Аравийской пустыне, где считались местными жителями существами опасней льва и леопарда. Размером средняя птица была с журавля, но в отличие от этого мирного друга лисиц ни с кем приятельских отношений не заводила, наоборот стараясь уничтожать все живое в пределах досягаемости. Для чего, надо отдать природе должное, птицы были экипированы по первому разряду.
Оперение крыльев и хвоста этих «мессершмиттов» XV века до нашей эры состояло из бронзовых перьев, каждое из которых, падая вниз, не только пробивало пятисантиметровую сосновую доску, но в полете издавало жутчайший, повергающий в смятение самые стойкие души звук. Клювы у птиц были также бронзовыми, изогнутыми на манер арабской сабли. Падая с высоты на человека, этот ужас, летящий на крыльях, ударом клюва разрубал всадника до седла не хуже донского казака.
Главным же оружием летающей смерти был ядовитый помет, отравлявший все живое, на что бывал сброшен виртуозно пикирующей птицей. Органика прожигала дыры в коже человека, разъедала шкуры животных и на корню уничтожала растительность. Если бы стая таких птиц хоть раз пролетела над Пушкинской площадью, то бронзовый Александр Сергеевич радикально изменил бы свой взгляд на голубей.
Арабские охотники наловчились делать специальные нагрудники с лыковой оплеткой, в которой иногда застревал клюв нападающей птицы, и у человека появлялся шанс свернуть ей голову, но уберечься от химической атаки с воздуха не помогали никакие Ухищрения. Арес, когда ему донесли о выдающихся особенностях этих пернатых, загорелся желанием заполучить десяток-другой подобных тварей себе в кортеж. По мнению кровожадного бога, эти представители отряда пернатых, летящие за ним по небу и в буквальном смысле сеющие смерть, придадут его выездам небывалый шик. И велел выписать из-за границы греческого мира несколько штук на развод.
Черные дилеры, способные при адекватной оплате провезти стадо бегемотов в Кремлевский дворец съездов, доставили этих «канареек» в Грецию в апельсиновых ящиках с двойным дном, влив перед отгрузкой в клюв каждой особи по полбутылки водки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Посейдонов подарок хотел, было извиниться за вспыльчивость и пойти немного полежать в тени уцелевших апельсиновых деревьев, но оказалось, что гость крепко держит его за рога и имеет, очевидно, какие-то свои планы относительно дальнейшего бычьего досуга. Завершив с помощью еще двух тумаков сеанс исцеления от бешенства, Геракл уселся на рогатого верхом и вырулил прямо к воде.
То, что быку по силам пересечь Критское море, доказал в приключении с Европой еще сам Зевс, эдакий Тур Хейердал своего времени. Аналогичным способом поступил и Геракл, существенно сэкономив таким образом на проезде и опровергнув заодно народную пословицу «За морем телушка полушка, да рубль перевоз». Его пример наглядно показал, что если самовывозом, то доставка крупного рогатого скота из-за моря обходится почти даром.
Как и было заказано, утихомиренного быка отконвоировали к стенам Микен, с которых Эврисфей с помощью цейсовской оптики в очередной раз убедился в крайней опасности своего слуги. Не зная, что делать с доставленным животным, он обратился к стоявшей рядом Гере, не желает ли, мол, она забрать бычка себе.
— Бык ведь не лань, его отпусти, он все здесь разнесет, — задумчиво почесал бороду Эврисфей.
Хорошо зная, какая буча поднимется, если она прикарманит Посейдонова быка, Гера от подарка решительно отказалась и предложила отпустить скотину на волю, но где-нибудь подальше от Микен. Желательно — совсем далеко, где-нибудь за Полярным кругом.
Геракл, приговаривая «цоб-цобе», исполнительно отъехал за пределы Пелопоннеса. И, оказавшись уже на территории материковой Греции, как и было велено, отпустил животное, придав богатырским пинком курс противоположный Микенам. Быку, впрочем, было абсолютно безразлично, где чудить. И он, не вдаваясь в географические тонкости, уже в Греции продолжил начатые на Крите безобразия. Завершать недоделанный Гераклом из-за давления руководства подвиг пришлось другому греческому герою — Тесею.
Тесея вообще можно назвать в своем роде честолюбивым дублером Геракла. Его мать Эфра и мать Геракла Алкмена были троюродными сестрами, и Тесей с детства хотел быть похож на великого дальнего родственника, почему, собственно, и выбрал профессию национального героя. Специализируясь поначалу, как и Геракл в юности, на очищении дорог Родины от разбойников, гаишников и разбавляющих пиво трактирщиков, Тесей пришел в Афины к своему папе, местному царю Эгею, в поисках очередного подвига размером побольше. И был просто счастлив, узнав о недоделанном Гераклом деле.
Бык в это время беспредельничал неподалеку от города Марафон, где к приходу Тесея в живых остались лишь те, кто был способен, спасаясь, пробегать без передышки не менее сорока километров. Обычно после этого быку надоедало гоняться за жертвой и он переключался на новый объект. Кстати сказать, даже после изничтожения быка привычка к дальним забегам у местных жителей сохранилась, в чем они могли поспорить даже с уже упоминавшимися кенийскими стайерами. Не случайно сегодня слова «стайер» и «марафонец» почти синонимы.
Тесей изловил быка, что далось ему гораздо сложней, чем Гераклу. Но поскольку он не был скован глупыми должностными инструкциями и приказами вроде: «Взять живым!», то попросту отлупил скота выломанным из забора дрыном и. измочаленного, отволок в Афины. А уже на площади перед папиным дворцом, не забивая себе голову размышлениями о том, кому принадлежит животное и кто на кого обидится, принес пойманного в жертву покровительнице города Афине. В общем, бык получил то, на что давно напрашивался.
Тесею пришлось поставить точку и в истории с Минотавром. Может быть, он и не собрался бы никогда посетить Крит даже с туристической поездкой, и тогда Минотавр дожил бы до седых волос по всему телу и скончался бы однажды вечером перед камином, выронив трубку и свежую «Таймс». Однако непомерное любопытство сына Миноса, Андрогея, сослужило его сводному братцу плохую службу. Андрогей, совершая экскурсионную поездку по Греции и прослышав про знаменитого критско-марафонского быка, решил обязательно взглянуть на родное чудище. И был за свою любознательность поднят на рога, чем очень огорчил своего папашу.
Свои претензии Минос адресовал почему-то в первую очередь афинскому губернатору Эгею, не сумевшему уберечь мальчика. Как будто Эгею больше заняться нечем, кроме как охранять заезжих сынков иноземных шишек. Но спорить с Миносом в те времена было все равно, что в наши — с Джорджем Бушем. В качестве искупления за недосмотр на Афины была наложена дань в виде перечисления на Крит раз в восемь лет семерых юношей и семи девушек. Причем не абы каких, а самых красивых. Им говорили, что они там будут работать официантами и нянями, но в эти сказки никто не верил. Все знали, что этим несчастным предстоит попасть в Лабиринт к Минотавру и там пропасть без вести.
Тесей, обрадованный возможностью совершить еще один подвиг, до которого не дошли руки у Геракла, вышвырнул из лодки одного из аккредитованных в поездку и велел отчаливать. Если учесть, что Минотавр был наполовину — на верхнюю половину! — бык, а на нижнюю — человек, то можно предположить, зачем было велено выбирать в Афинах семь самых красивых девушек. Но зачем нужны были Минотавру самые красивые юноши, так и осталось невыясненным. Версия, что он их попросту поедал, не выдерживает никакой критики, поскольку тогда непонятно, чем этот отшельник питался остальные семь лет.
К визиту Тесея хозяин Лабиринта оказался не готов и после скоротечного выяснения отношений сложил с себя полномочия. В качестве решающего аргумента в этом споре Тесей использовал полученный от дочери Миноса Ариадны меч. Надо сказать, что по прибытии на остров парень времени попусту не терял и успел с помощью подаренных Афродитой духов с ферамонами соблазнить Ариадну. Та на радостях не только передала Тесею меч во французской булке, но и помогла выбраться из Лабиринта.
Дедал еще до того, как встать на крыло, научил девушку входить и выходить из сооруженных им катакомб — очень подходящая забава для принцессы, а заодно объяснил ей принцип «правой руки» и правило «настенной веревки». В общем, провел курс молодого спелеолога. Ариадна между банок и свертков принесенной Тесею передачи сунула бухту капронового троса, и парень, привязав один конец веревки у входа в Лабиринт, без труда нашел выход из подземелья. А потом благополучно добрался до Афин.
Прошло совсем немного времени, и он удостоился чести геройствовать бок о бок с кумиром: Геракл после долгих уговоров взял его с собой в поход за женским нижним бельем. У самого же сына Зевса после шестого подвига остался коричневый критский загар да полушпагат от езды на бескрайней бычьей спине. Впрочем, для Геракла это была единственная возможность покататься верхом. Ни одна лошадь не смогла бы выдержать вес этого витязя в львиной шкуре.
Глава 10
СТИМФАЛИЙСКИЕ ПТИЦЫ
Любимый генеральский вопрос: «Какая профессия самая главная?» — вне всякого сомнения, вполз в наши дни из античных глубин. Эллинские города-полисы в любое время года пребывали в одном из двух состояний: либо воевали, либо готовились к войне. Пожалуй, ни одна страна мира не была настолько пропитана милитаристским духом, как Греция эпохи Геракла.
Чтобы лишний раз убедиться в этом, достаточно просто взглянуть на пантеон олимпийских богов. Кузнец — один, торговец — один, охотница — одна штука, покровитель искусств — в одном экземпляре, директор — тоже всего один. И только военнослужащие на Олимпе выступали в паре: кровожадную профессию представляли на священной горе Арес и Афина, которые при этом еще и находились в постоянном антагонизме. Любви между коллегами было как между летчиками и зенитчиками, да и общего у них имелось не больше, чем у Ирины Салтыковой и Людмилы Зыкиной, хотя обе, казалось бы, эстрадные певицы. Афина позиционировала себя в обществе богиней войны справедливой, освободительной, можно даже сказать, человеколюбивой. Это она первой выступила за запрещение противопехотных мин, пуль со смещенным центром тяжести и химического оружия. Афина проповедовала гуманное обращение с пленными и создала организацию «Врачи без границ».
Военная же доктрина Ареса, по сути дела, целиком сводилась к формуле «война — фигня, главное — маневры». Олимпиец готов был ввязаться в бой когда угодно и за кого угодно, лишь бы ему от этого были выгода и удовольствие. Зачастую он вообще предпочитал «играть нейтрального», полосуя на поле боя всех, кто попадался под руку, не различая, кто за кого. Этим, кстати, он значительно пошатнул военное поверье, что «бог узнает своих».
Говоря еще проще, Афина являла собой типичного штабиста, любящего войну изящно и издалека, Арес же был классическим рубакой-кавалеристом, для которого не существовало большего счастья, чем пластать шашкой бегущего в страхе врага. Следует заметить, что, имея в разделе «броня» опцию «неуязвим для смертных», отчего бы и не помахать саблей в свое удовольствие.
В не дошедшем до наших дней личном деле Ареса значилось: «Характер южный, вспыльчивый. С товарищами по пантеону груб, в связях, порочащих его, замечен регулярно». Кроме того, даже далеко за пределами Олимпа было хорошо известно, что Арес, мягко говоря, не слишком сообразителен и обладает несколько грубовато-плоским юмором. Его афоризмы вроде: «Вы меня будете помнить до последнего дня смерти» или «Один ум хорошо, а два сапога — пара», — легли в основание жанра «военные шутят».
В общем, бог войны представлял собой типаж, знакомый нам в лучшем случае из анекдотов про прапорщика, глядя на которого, неизвестный стоящий в строю поэт сказал: «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона», за что был награжден тремя нарядами вне очереди. Добавь Аресу чуть-чуть портретного сходства, и читатель постарше воскликнет: «Да этот мужик преподавал начальную военную подготовку у меня в школе».
Любимым занятием Ареса было усесться на парадной лестнице Дома культуры небожителей и, напевая что-нибудь вроде: «Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской», точить свой меч о гранитные ступеньки. Боги его одновременно боялись и презирали, единодушно избегая.
Развлечения у вояки были под стать характеру. Так, например, если у Афины в любимицах ходила (а чаще сидела на плече) мудрая сова, у Артемиды — пресловутая лань, у Диониса — ослик, то особое место в сердце Ареса занимали специально завезенные с Востока совершенно мерзкие железные птицы. Как тонко люди подметили уже после выхода олимпийской династии в тираж: у каждой зверушки свои игрушки.
Изначально эти крылатые бестии неизвестной породы водились в Аравийской пустыне, где считались местными жителями существами опасней льва и леопарда. Размером средняя птица была с журавля, но в отличие от этого мирного друга лисиц ни с кем приятельских отношений не заводила, наоборот стараясь уничтожать все живое в пределах досягаемости. Для чего, надо отдать природе должное, птицы были экипированы по первому разряду.
Оперение крыльев и хвоста этих «мессершмиттов» XV века до нашей эры состояло из бронзовых перьев, каждое из которых, падая вниз, не только пробивало пятисантиметровую сосновую доску, но в полете издавало жутчайший, повергающий в смятение самые стойкие души звук. Клювы у птиц были также бронзовыми, изогнутыми на манер арабской сабли. Падая с высоты на человека, этот ужас, летящий на крыльях, ударом клюва разрубал всадника до седла не хуже донского казака.
Главным же оружием летающей смерти был ядовитый помет, отравлявший все живое, на что бывал сброшен виртуозно пикирующей птицей. Органика прожигала дыры в коже человека, разъедала шкуры животных и на корню уничтожала растительность. Если бы стая таких птиц хоть раз пролетела над Пушкинской площадью, то бронзовый Александр Сергеевич радикально изменил бы свой взгляд на голубей.
Арабские охотники наловчились делать специальные нагрудники с лыковой оплеткой, в которой иногда застревал клюв нападающей птицы, и у человека появлялся шанс свернуть ей голову, но уберечься от химической атаки с воздуха не помогали никакие Ухищрения. Арес, когда ему донесли о выдающихся особенностях этих пернатых, загорелся желанием заполучить десяток-другой подобных тварей себе в кортеж. По мнению кровожадного бога, эти представители отряда пернатых, летящие за ним по небу и в буквальном смысле сеющие смерть, придадут его выездам небывалый шик. И велел выписать из-за границы греческого мира несколько штук на развод.
Черные дилеры, способные при адекватной оплате провезти стадо бегемотов в Кремлевский дворец съездов, доставили этих «канареек» в Грецию в апельсиновых ящиках с двойным дном, влив перед отгрузкой в клюв каждой особи по полбутылки водки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53