— Этой помощи ты и хотел от меня? Почитать Писание?
Том отрицательно качнул головой. Он был так же высок, как па, и почти так же силен, как тот, с выпуклой грудью и тяжелыми огромными ручищами, которые должны были здорово пригодиться ему, когда в недалеком будущем ему придется оторваться от родной земли и идти искать счастья где-то еще. Бекка чувствовала жестокость своих мыслей, и в то же время в глубине сердца она молилась, чтоб этой новой землей оказался хутор Миролюбие, а большие руки ее родича запятнала бы только кровь Захарии.
Однако подобные мысли насчет будущих альфов и того, с какими тяжкими испытаниями они встретятся, ведя свою личную борозду к предназначенной цели, могли запросто накликать несчастье. Бекка вспомнила руки Джеми, такие непохожие на руки Тома, такие изящные, с длинными и тонкими пальцами. Глядя на них, она иногда физически ощущала, как они дотрагиваются до ее кожи, и ее спрятанные под кофточкой груди напрягались и делались твердыми — почти до звона.
Сможет ли Джеми сделать все как надо, когда придет время? Сможет, твердо решила она. Должен сделать, раз в том есть нужда. «О Господин наш Царь Ирод, ты, что сидишь по левую руку самого Господа Бога, подобно сыну Его, сидящему справа, дай Джеми силу, потребную для достижения цели, от которой сам он готов отказаться, если перед ним возникнут препятствия».
Бекка выбросила Джеми из головы и запретила себе думать об их будущем. Хэтти вечно повторяла ей, что нужно заботиться лишь о дне сегодняшнем. Бекка сложила руки на груди и, опустив голову, стала ждать, когда же Том скажет, что ему нужно от нее.
— Мисс Линн… ребенок… — Хоть Том был и велик и силен, но сейчас его голос звучал так, будто он подавился комком затвердевшей каши. — Я обязан заняться этим… Это… это я еще могу, но идти в Миролюбие и говорить с ней… передавать ей кости…
Бекка приподнялась на цыпочки и положила ладони на широкие плечи Тома.
— Я схожу туда.
— Бекка!
Видеть его радость и благодарность было почти больно. Эта боль вышибла из ее памяти все, что говорила Хэтти о мужчинах и о силе, которой наделил их Господь. Когда она услыхала свое имя, произнесенное с дрожью в голосе, новая волна сомнений, казалось, накрыла ее целиком — душу и тело. Бекка попыталась напрячь все силы души, чтоб противостоять этому напору, и, как ей показалось, начала побеждать.
Но тот Червь сомнения, который сидел в ней, тот, что был внедрен в нее призраком с девичьим ликом, заставил ее произнести:
— Я даже помогу тебе совершить то, что надо сделать с ребенком мисс Линн.
Из глаз Тома исчезла даже тень былой благодарности. Его лицо ожесточилось, черты окаменели.
— Да знаешь ли ты, о чем говоришь! Понимаешь ли, о чем идет речь?
Червь, угнездившийся в ее сердце, уже успел превратить его в нечто чужеродное. Слух Бекки был полон тайными словами, что нашептывались ей в ту бесконечную ночь бдения. И она услышала свой ответ так, будто была кем-то третьим в чреве Поминального холма, кем-то, кто видел, как эта полоумная девчонка осмеливается спорить со своим огромным и сильным родичем так, будто он юная девочка, еще не вошедшая в возраст Перемены.
— А чего тут знать-то. Том? Выполнить долг в отношении младенца означает дать его костяку возможность родиться на свет. Я ведь слыхала, как па разговаривал с Джеромом, который чуть не победил Захарию в бою за хутор Миролюбие. Это было как раз вслед за тем, как Селена в последний раз ходила на тот холм. Па попросил Джерома оказать ему услугу и присмотреть за ребеночком, поскольку тот уже умер, и…
Ладонь Тома сильно и точно хлестнула ее по левой щеке, заставив рот захлопнуться с такой силой, что лязгнули зубы. Она ощутила на языке вкус крови.
— Не смей говорить об этом! И особенно здесь! Ты хочешь, чтоб я все рассказал па? Хочешь, чтоб тебя как безумную выгнали с хутора? Ворье будет в восторге. Им уж давно не доставалось девичьей плоти!
По коже Бекки побежали ледяные мурашки, когда ее родич упомянул про ворье. Еще бы! Ведь каждая порядочная женщина знала, как называется ее самый страшный кошмар… Но этот леденящий ужас никак не отразился на ее лице. Она и сама поразилась тому, что ни на секунду не дрогнула, что продолжала спокойно стоять и глядеть на Тома, который в это мгновение держал в руках и ее жизнь и смерть, и жизнь и смерть ее будущих детей.
Голос той лунно-серебристой девушки шевельнулся в глубине сердца Бекки. Этот голос одновременно был и Червем сомнения, и повелителем запретных слов. Он шепнул: «Нет, не ворье сделало со мной такое!» Распускались бутоны грудей, окропленные кровавой росой… Бекка с трудом прогнала видение. Проклятый Червь не желал оставить ее в покое; должно быть, он был порождением самого Сатаны и орудием его пыток.
Но сглаз — это еще не безумие, и она не позволит Тому повернуть дело таким образом, который обречет ее на гибель. Безумие превращало ее в изгоя, и даже Джеми не смог бы ничем ей помочь. Но если Том назовет ее безумной, то обвинению мужчины она сможет противопоставить лишь одно свое слово… Разве что…
Медленно и веско она сказала:
— А может, ты хочешь, чтоб я рассказала па, как ты со страху не выполнил его приказа?
«Он может убить тебя, — звучал в ее мозгу голос Хэтти. — Он может убить тебя и даже сотворить кое-что похуже, а потом бросит твое тело так, чтобы остальные подумали, будто шайка ворья обнаглела и получила желанное. Бекка, девочка, кровинка моя, верно, ты и в самом деле сошла с ума!»
Но после того, как первая краска багровой ярости слиняла с лица Тома, Бекка увидела, что его голова склоняется перед ней, будто она была самим Господином нашим Царем.
— Хорошо, Бекка. Раз ты хочешь, мы пойдем вместе, и ты поможешь мне выполнить долг перед младенцем. Но если нас обнаружат, вся тяжесть вины ляжет на тебя.
— Согласна, Том. — Поселившийся в ней Червь наполнил ее сердце гордостью и торжеством, но тем не менее взгляд ее глаз хранил по-прежнему скромность и мягкость. — И пусть свидетелем нам будет Господин наш Царь.
3

Сарра была стара и в годах преклонных, когда родила Аврааму дочь. И в день тот пришли к шатру Авраамову три странника. И Авраам приветил их и поставил перед ними все, что у него было, и угощал их из собственных рук. И когда те трое поели и напились сколько хотели, главный из них сказал: «Благословлен ты Господом, Авраам, и будешь ты родоначальником великого множества людей. Благословенна и жена твоя Сарра, ибо родит она тебе сына».
И тогда Сарра ответила: «Как может такое случиться, раз я состарилась и смогла родить господину моему всего лишь девчонку?»
Но вестник Бога сказал ей: «Есть ли трудное для Господа?» И тогда Авраам взял новорожденное дитя женского полу из рук жены своей Сарры, и отдал его ангелам, сказав: «В шатрах моего племянника Лота мало дочерей». И взяли ангелы девочку, которая была единственным ребенком, рожденным Саррой, и унесли ее. И Сарра не плакала, видя, как они уходят, и не упрашивала, и не пыталась остановить их. Смеялась Сарра, ибо велика была ее вера в Господа. И когда прошло нужное время, слова Господа исполнились, и Сарра родила Аврааму сына, и дала ему имя Исаак, что значит — Улыбка.

В рощице мертвых деревьев на коленях, упираясь в землю руками, стояла Бекка. Ее рвало последними остатками полдника. За своей спиной она слышала поток брани родича, обрушивающийся в равной степени на ее и на его собственную голову. Ее глаза почти ничего не видели из-за застилавших их слез, а из носа, как только начался новый приступ рвоты, потекла густая вязкая жижа. Омерзительная вонь от кипящего котла теперь стала чуть послабее, а запах пылающих под котлом сучьев, наоборот, усилился.
— Ты, верно, хочешь, чтоб нас обоих убили, Бекка! — бормотал Том, яростно помешивая в котле деревянной лопаткой. Он кинул в котел еще одну пригоршню крошек какого-то зелья, которое он притащил вместе с котлом и лопатой из хижины, специально отведенной под встречи мужчин. — Так шумишь, что счастье, если нас не услышат дома.
— Я… я вовсе не шумела… Я… — Бекка ничего не могла сделать с собой. Она втянула еще один глоток того специфического запаха, который исходил от котла, и ее тут же снова вырвало. Несмотря на свои претензии стать травницей, Бекка не имела ни малейшего представления о том, какие травы пошли на изготовление этого серовато-коричневого порошка, и о том, когда и где мужчины собирали и сушили их. А если по правде, то ей не полагалось даже задавать себе такие вопросы. Это было чисто мужское дело.
Однако сатанинский Червь сомнения был силен. Даже в те минуты, когда Бекка извергала из желудка все его содержимое, а ее ноздри наполняла отвратительная вонь адского варева, она продолжала думать о том, действительно ли порошок облегчает процесс рождения скелета, как уверял ее Том. «А может, он нужен лишь для того, чтобы производить впечатление да разводить на всю округу зловоние, — нашептывал Червь. — Я помню, когда они впервые…» Но Бекка усилием воли заставила его замолчать.
Вонь и показуха. Именно из этого и состоит почти все мужское Знание, если верить тому, о чем шептались Хэтти и другие женщины, когда поблизости не было никого, кроме ребятишек женского пола.
Бекка отерла рот тыльной стороной ладони и осторожно попятилась, стараясь не коснуться подолом юбки луж пенистой блевотины. Ей придется умыться, прежде чем они пойдут в Миролюбие, чтобы смыть кислый запах рвоты. Она поднялась на ноги и попыталась вернуть себе тот храбрый вид, который напустила на себя внутри Поминального холма.
— Никто не собирается убивать нас. Том, — сказала она, стараясь изо всех сил, чтоб голос ее звучал спокойно. — Никто же не знает, что я была тут. По правде говоря, я бы очень удивилась, если б главный смысл этого порошка заключался не в том, чтоб распространять жуткую вонищу, которая удерживала бы народ подальше отсюда.
— Бекка!.. — Голос ее родича звучал тихо, а потому особенно угрожающе.
— Нет, правда, Том, не надо бояться. Когда меня хватятся, я просто скажу, что я пошла вместе с тобой, чтобы выразить почтение мисс Линн. Все же знают, как я люблю ее. И меня простят. Ведь это ты попросил у меня помощи, и я была обязана помочь тебе, не так ли?
Том прислонил к ноге деревянную лопаточку, с которой стекала горячая жижа. Он, по-видимому, не ощущал боли от кипятка, сбегающего с лопаточки на его рабочие штаны и пропитывающего их. Это безразличие к боли было залогом успехов, ожидавших его впереди. Мужчины, занимавшие в иерархии фермы низшие места, расхваливали тех мальчишек, которые обладали таким качеством, подлизываясь к потенциальным наследникам хутора. Так что те парни, что были поумнее, старались не хвалиться подобной способностью и скрывали ее от па. Ведь и раньше на хуторе бывали случаи исчезновений: не один родственник Бекки погиб во время «дружеских» соревнований молодых ребят на предмет того, чье тело сможет вынести большую боль. И никто ни о чем не спрашивал, если оказывалось, что за столом не хватает кого-то из молодых. Правда, потом слышалось приглушенное перешептывание женщин, скрытно хлопочущих вокруг той, кто была матерью исчезнувшего.
Па называл это Божьим судом, и все разговоры прекращались, хотя иногда именно он бывал последним человеком, которого видели вместе с исчезнувшим юношей.
— Ты мне здорово помогла, Бекка, — сказал Том. — Я признаю это. Там — ближе к вершине… — Его глаза закатились так, как, по словам рассказчиков, закатываются под лоб глаза людей, почувствовавших на своем затылке дыхание призрака. — Я ведь боялся, что она еще не умерла, но ты…
— Я просто знала. — «Ее плач звучал у меня в голове вместе с голосами остальных. Теперь его уже доносил не ветер, нет, он звучал в самом черепе, он звал Линн по имени. О Господин наш Царь, если Знание кладет предел женской добродетели, то зачем Ты даровал мне такое темное Знание?» — Готовясь к тому, чтобы стать травницей, узнаешь многое.
Добродушная ухмылка Тома выглядела будто наклеенной.
— Это ж надо — моя маленькая родственница и вдруг — травница! Благостная Мария свидетельница — ты будешь самой замечательной травницей, какие только бывали в этом Имении. Ну а теперь отойди подальше, Бекка, да поглядывай внимательнее по сторонам. Ты в этих делах мне помочь не можешь. Забрызгаешься, обожжешься, уж тогда тебе никакие объяснения не помогут.
Бекка послушалась. Она отбежала от Тома как можно дальше и затаилась в реденькой рощице. Ее родич ногами накидал на умирающий костер пыльную землю, потом подвел лопатку под днище котла и пользуясь ею, как рычагом, опрокинул котел на бок. Вода и какая-то рыхлая масса вылились как раз туда, куда хотел Том, — в направлении, строго противоположном тому, где лежали пахотные земли Праведного Пути. Жирная масса застряла у корней деревьев, но она не могла повредить тому, что уже было мертво.
Том стоял на коленях за перевернутым котлом, пока последняя капля жидкости не стекла с его стенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66