В трико и свитере ему было гораздо легче исполнять вынужденные акробатические этюды.
Первые полчаса Силин, ещё по инерции, подремал, но шум голосов, оповестивших о начале нового трудового дня, согнал хрупкую пелену забытья. Михаил долго лежал, прислушиваясь к доносящимся со всех сторон звукам. Противный рёв работающей дрели или стук молотка говорили ему о том, что творится по другую сторону тонкой жестяной стенки. Иногда он довольно ясно различал голоса, особенно если разговор шёл на повышенных тонах. Это забавляло Силина, но недолго. Свет немного проникал сквозь решётки вывода вентиляции в комнатах, кроме того, глаза Михаила адаптировались к сумраку, и он уже не воспринимал полутьму как неудобство. Гораздо быстрее уставало от статичной позы тело. Через каждые пятнадцать минут Нумизмат ворочался с боку на бок, машинально поглядывая на часы. Вскоре он понял, что именно светящийся циферблат и есть его основной враг. Время шло беспредельно медленно, и это до невозможности раздражало Силина. В конце концов он снял свои верные «Командирские» и сунул их в боковой карман сумки.
После этого Нумизмат попробовал уснуть, но вскоре понял, что так легко убить время ему уже не дано. Чтобы как-то занять тоскующий мозг, Силин начал вспоминать свою коллекцию, планшет за планшетом, монету за монетой. Поначалу увлёкся, но потом вспомнил, что коллекция принадлежит не ему, и приступ удушающей тоски перерос в слепящую вспышку ярости.
С трудом справившись со взрывом гнева, Силин попробовал думать о чем-то другом, но опять невольно начал вспоминать о своих монетах, самых любимых, не купленных, а попавших к нему случайно, чудом. Так, один сердобольный старичок подарил ему ведёрный самовар в довольно приличном состоянии. Единственным недостатком медного чудовища оказался подтекающий краник. Разобрав его, Силин с удивлением обнаружил вместо шайбы китайскую монету с квадратной дырой в центре, идеально подходившую под поворотный сердечник краника. Как монета попала из Китая в Свечин, ему не смог объяснить никто.
А одна монета досталась ему буквально по лбу. В тот летний день Силин мирно шёл по окраинной улице города, не обращая внимания на играющих рядом в «войнушку» пацанов. Ну, кидаются щебёнкой, в чем дело? Из обычной для него задумчивости Михаила вывел тяжёлый и болезненный удар в лоб. Вскрикнув, Силин схватился за него рукой, потом машинально опустил глаза и в серой пыли сразу увидел знакомую потемневшую медь. Пацанов как ветром сдуло, Михаил так и не узнал, где они взяли трехкопеечную монету тысяча девятьсот двадцать седьмого года выпуска. Ну а синяк у него прошёл через пару недель.
Под эти приятные мысли Силин немного задремал и проснулся от тяжёлого грохота, донёсшегося со стороны лестничной площадки. Дружный, многоголосый мат не мог заглушить многострунный стон упавшего рояля. Как ни странно, но конструкция жестяного воздуховода чутко отреагировала на столь необычную «музыку» и завибрировала наподобие камертона, избрав низкий, давящий на уши гул. Силин обхватил руками голову, но всем телом продолжал чувствовать мелко пульсирующую дрожь жести. Лишь когда снаружи отпели свою басовитую песню самые толстые струны австрийского инструмента, нехотя замолк и воздуховод.
За эти короткие секунды Нумизмат мгновенно вспотел.
«Вот чертовщина-то! — думал он, вытирая пот со лба. — Кто бы мог предположить, что эта штука войдёт в резонанс от подобной ерунды. Ещё немного, и все развалилось бы к чертям! Хана пришла бы моему убежищу. Как там этот горластый главарь писал… в школе ещё заставляли учить: „А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейтах водосточных труб?“ Так, кажется? Смотри-ка, помню!»
Шум в доме замолк лишь поздно вечером. Выждав до десяти часов, Силин спустился вниз, снова первым делом метнулся в туалет, а потом долго делал зарядку, разминая затёкшие мышцы тела. Постельный режим его «курорта» начал Нумизмату надоедать.
«Ничего, ещё парочка таких ночёвок, и все кончится», — подбадривал себя Силин, пускаясь в ночной обход своих владений.
Если бы все было так просто…
13. ГЕРОИЧЕСКАЯ КРЫСА ФРОСЯ.
Неприятности начались на третьи сутки его добровольного затворничества.
К этому времени Силин освоил новый вид передвижения — ползком на животе по вентиляционной трубе. Для него это было и спортом — хоть немного работало затекающее тело, — и развлечением. Переползая от одного ответвления вентиляции к другому, Нумизмат слушал, что происходит внутри комнат второго этажа, жаль, видеть он ничего не мог. Сначала приходилось ползти ногами вперёд, зато возвращался он уже в более комфортных условиях.
«Я сейчас похож на дождевого червяка, — с улыбкой думал он, переползая от голубой спальни к розовой. — Странно только ловить карася на собственное тело. Зато карась хорош — крупный, в очках, с лысинкой…»
Его размышления прервал донёсшийся звук нескольких хлопков, а затем знакомый голос Паршина заявил:
— Господа, можете не торопиться! Новоселье пятнадцатого ноября отменяется!
Сразу же посыпались удивлённые вопросы:
— Почему?
— Что случилось?
— Хозяин едет в Швейцарию, в Давос. — Тут прораб утробно хрюкнул и позволил себе пошутить: — На съезд передовиков капиталистического труда, обещали вручить грамоту и переходящее знамя. С собой он берет мадам и пацана. Те желают освоить горные лыжи.
— И надолго они отбыли?
— Как минимум, на неделю.
— Ну вот, а мы тут гнали, шея в мыле, шлея набок! — возмутился кто-то из дизайнеров.
Но его праведный гнев был смешон по сравнению с яростью Силина. Он здесь уже трое суток, а впереди ещё целая неделя! Нумизмату показалось, что все его измочаленное тело отозвалось на это известие мучительной болью. Кроме того, в сумке у него остался лишь небольшой кусок колбасы, грамм триста, не больше, и четвертушка батона. Попробуй протяни с такой хавкой ещё неделю! Черт бы побрал всех этих богатых придурков, что хотят, то и воротят!
Кое-как справившись с эмоциями, Михаил пополз обратно к месту основной лежанки. Студенты задержались, и на пятые сутки своего затворничества Нумизмат услышал ещё один интересный разговор. В тот день в хоромах Балашовых было непривычно тихо, и Силин решил, что основная работа дизайнерской компании закончена. Но ближе к обеду он услышал отдалённые голоса и пополз на них. Оказалось, что в розовой спальне беседуют двое, профессор и Паршин.
— Не знаю, не знаю, Эдуард Михайлович. Все, конечно, выполнено точно по эскизам, но… Мадам Балашова к чему-нибудь да придерётся.
— Ну помилуй Бог, к чему придраться!? — возмущался профессор. — Все выполнено один к одному, как договорились!
— Вы не знаете нашу Анну Марковну, — вздохнул прораб.
— Да что вы прицепились к этой милейшей женщине? Я с ней пять раз обсуждал проект отделки, и всегда она вела себя безукоризненно. Кстати, вы не знаете, зачем она попросила приделать к стене эти безвкусные берёзовые чурки? Они абсолютно не вписываются в мой интерьер.
Паршин рассмеялся:
— Ну как не знать! Это специально, чтобы кошка «мадам» могла об них точить свои когти. Вы видели её кошку, профессор?
— Нет, а что?
— Четвероногий ужас! Порода называется канадский сфинкс. Представьте себе, что обычную кошку побрили наголо и приделали ей морду бультерьера.
Профессор как-то слегка поперхнулся, потом задал ещё один вопрос:
— А собак она в доме не держит?
— Нет, что вы! Она сама как… Сын её просил завести бульдога, не разрешила. На дух не переносит собак.
Мирно беседуя, они спустились вниз, на первый этаж, а наверху, в своей железной конуре, Силин облегчённо перевёл дух.
«Слава Богу! Про собак у мадам я как-то не подумал.»
В этот вечер Нумизмат выбрался на свет Божий необычно рано, ещё до наступления темноты. Подвигнула его к этому прочно установившаяся в громадном здании тишина. Первым делом Силин подошёл к окну и, осторожно выглянув во двор, убедился, что лишних машин внутри ограды нет. Голод уже давал о себе знать беспощадной резью в желудке, но своё последнее пиршество Нумизмат отложил, предпочтя ему экскурсию по дворцу четы Балашовых.
Да, теперь все было готово к приёму высочайшей пары и их наследника. Видно было, что мадам очень любила цветы и разные экзотические растения, так что весь дом просто утопал в «силосе». А мебель поразила даже неприхотливого и скептичного Нумизмата.
«Наверное, Италия?» — думал он, рассматривая изящно изогнутые спинки широченной кровати в розовой спальне. Громадное ложе было застелено розоватым одеялом с пугающе идеальными пропорциями. Две огромные подушки вызвали у Силина нестерпимое желание ткнуть пальцем в это пухлое подбрюшье миллиардерского уюта. Удержало его только понимание того, что вернуть первозданную невинность этим розовым дирижаблям он не сумеет.
Битый час Нумизмат как зачарованный бродил по всему дому, не узнавая знакомые комнаты. Лишь подступившая темнота заставила его впомнить главную цель экскурсии — поиск коллекции. После коротких раздумий Силин решил, что, скорее всего, стоит заняться детским кабинетом на втором этаже, тем самым, где он так беспощадно подставил Сергунчика.
И в этой комнате все было готово к приезду хозяина. Стоял большой письменный стол самых авангардных форм, с подключённым компьютером, сзади размещался пустой стеллаж для книг и учебников, сбоку висела цветная мишень дартса, а рядом, повыше и в стороне, баскетбольная корзина. Между ними был наклеен большой плакат с оскалившимся в мучительной гримасе звероподобным Шварценеггером. Но больше всего Михаила поразила противоположная стена с огромным фотопанно, очень реалистично изображающим столкновение двух машин «Формулы-1». Яркие тона разрисованных рекламами болидов, красного, развёрнутого боком к зрителю, и синего, перелетающего через него и теряющего в полёте матово-чёрные колёса с осколками разлетающегося корпуса, — все это поражало экспрессией и почти натуральными размерами.
Увы, в пристанище игр и забав балашовского принца Силин не нашёл ни одной монеты. Нумизмат окончательно обнаглел и забрался в свой «отдельный кабинет» только в восемь часов утра. Сквозь обычную лёгкую дрёму Михаил через час расслышал отдалённый шум, затем хлопнула входная дверь. Он хотел было перевернуться и продолжить досматривать свой хрупкий сон, но тут снизу, через вентиляционное окно, выходящее в подвал, до него донёсся короткий собачий лай. Нумизмат, зыбывшись, резко приподнялся, но, стукнувшись головой об упругую жесть, снова упал на свою лежанку и подумал: «Вот она, сволочь!»
Да, он не ошибся. Та самая, хорошо ему знакомая бригада «секьюрити» под присмотром Киреева совершала контрольный осмотр дома. Не дожидаясь, пока гости подойдут поближе, Силин открыл люк и со словами: «Давай, Фрося!» вытряхнул крысу из банки. Звучно шлёпнувшись на пол, Фрося коротко пискнула, минут пять металась от одной стенки до другой, жутко скрежеща когтями, но поняв, что деваться ей некуда, забилась под нижнюю полку стеллажа. Убедившись, что все получилось так, как он хотел, Силин закрыл люк и, затаив дыхание, стал ждать.
В этот раз контрольная «зачистка» производилась более тщательно, лишь через полчаса Нумизмат услышал, как гулкий коридор второго этажа наполнился топотом шагов и перекличкой голосов. Парни в зеленой форме работали методично, обшаривая округлыми антеннами каждый закуток дома. Вместе с ними, не торопясь, обходил комнату за комнатой и кинолог все с той же лохматой собачонкой. Подойдя было к двери туалета, собачонка вдруг подняла голову, а затем потянула своего хозяина к нише. Остановившись у дверей темнушки, лохматый сыщик забавно приподнял свисающие почти до земли уши и остервенело принялся облаивать что-то внутри тёмной комнаты.
Посмотреть на причину беспокойства четвероногого охранника подошли три остальных его компаньона, Киреев и высокий, полноватый человек с округлым, несколько слащавым, но довольно приятным лицом. Это был управляющий новой недвижимостью Балашовых, Евгений Михайлович Ерхов. Именно он почему-то шёпотом задал первый вопрос кинологу:
— Что, бомба?
Проводник, с недоумением глядя на своего питомца, пожал плечами.
— Непохоже. Совсем по-другому работает. Странно как-то.
— Ну, что делать будем? Сапёров вызовем? — спросил Киреев.
— Каких сапёров, тут что-то другое, — возмутился кинолог. — Линда, что за дела?
Собака коротко глянула на хозяина и, не переставая надрывно тявкать, попыталась лапой открыть дверь.
— Она краску попортит, — заволновался Ерхов.
— Да давайте откроем! — предложил самый молодой из бригады.
— Ага, а если там растяжка? — скептично отозвался его более опытный коллега.
— Если это растяжка, то установивший её парниша ушёл сквозь стену или до сих пор сидит в нише, — резонно заметил третий «секьюрити», снимая с пояса тонкий пальчиковый фонарик. Чуть приоткрыв дверь, он, подсвечивая им, осмотрел узкую щель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Первые полчаса Силин, ещё по инерции, подремал, но шум голосов, оповестивших о начале нового трудового дня, согнал хрупкую пелену забытья. Михаил долго лежал, прислушиваясь к доносящимся со всех сторон звукам. Противный рёв работающей дрели или стук молотка говорили ему о том, что творится по другую сторону тонкой жестяной стенки. Иногда он довольно ясно различал голоса, особенно если разговор шёл на повышенных тонах. Это забавляло Силина, но недолго. Свет немного проникал сквозь решётки вывода вентиляции в комнатах, кроме того, глаза Михаила адаптировались к сумраку, и он уже не воспринимал полутьму как неудобство. Гораздо быстрее уставало от статичной позы тело. Через каждые пятнадцать минут Нумизмат ворочался с боку на бок, машинально поглядывая на часы. Вскоре он понял, что именно светящийся циферблат и есть его основной враг. Время шло беспредельно медленно, и это до невозможности раздражало Силина. В конце концов он снял свои верные «Командирские» и сунул их в боковой карман сумки.
После этого Нумизмат попробовал уснуть, но вскоре понял, что так легко убить время ему уже не дано. Чтобы как-то занять тоскующий мозг, Силин начал вспоминать свою коллекцию, планшет за планшетом, монету за монетой. Поначалу увлёкся, но потом вспомнил, что коллекция принадлежит не ему, и приступ удушающей тоски перерос в слепящую вспышку ярости.
С трудом справившись со взрывом гнева, Силин попробовал думать о чем-то другом, но опять невольно начал вспоминать о своих монетах, самых любимых, не купленных, а попавших к нему случайно, чудом. Так, один сердобольный старичок подарил ему ведёрный самовар в довольно приличном состоянии. Единственным недостатком медного чудовища оказался подтекающий краник. Разобрав его, Силин с удивлением обнаружил вместо шайбы китайскую монету с квадратной дырой в центре, идеально подходившую под поворотный сердечник краника. Как монета попала из Китая в Свечин, ему не смог объяснить никто.
А одна монета досталась ему буквально по лбу. В тот летний день Силин мирно шёл по окраинной улице города, не обращая внимания на играющих рядом в «войнушку» пацанов. Ну, кидаются щебёнкой, в чем дело? Из обычной для него задумчивости Михаила вывел тяжёлый и болезненный удар в лоб. Вскрикнув, Силин схватился за него рукой, потом машинально опустил глаза и в серой пыли сразу увидел знакомую потемневшую медь. Пацанов как ветром сдуло, Михаил так и не узнал, где они взяли трехкопеечную монету тысяча девятьсот двадцать седьмого года выпуска. Ну а синяк у него прошёл через пару недель.
Под эти приятные мысли Силин немного задремал и проснулся от тяжёлого грохота, донёсшегося со стороны лестничной площадки. Дружный, многоголосый мат не мог заглушить многострунный стон упавшего рояля. Как ни странно, но конструкция жестяного воздуховода чутко отреагировала на столь необычную «музыку» и завибрировала наподобие камертона, избрав низкий, давящий на уши гул. Силин обхватил руками голову, но всем телом продолжал чувствовать мелко пульсирующую дрожь жести. Лишь когда снаружи отпели свою басовитую песню самые толстые струны австрийского инструмента, нехотя замолк и воздуховод.
За эти короткие секунды Нумизмат мгновенно вспотел.
«Вот чертовщина-то! — думал он, вытирая пот со лба. — Кто бы мог предположить, что эта штука войдёт в резонанс от подобной ерунды. Ещё немного, и все развалилось бы к чертям! Хана пришла бы моему убежищу. Как там этот горластый главарь писал… в школе ещё заставляли учить: „А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейтах водосточных труб?“ Так, кажется? Смотри-ка, помню!»
Шум в доме замолк лишь поздно вечером. Выждав до десяти часов, Силин спустился вниз, снова первым делом метнулся в туалет, а потом долго делал зарядку, разминая затёкшие мышцы тела. Постельный режим его «курорта» начал Нумизмату надоедать.
«Ничего, ещё парочка таких ночёвок, и все кончится», — подбадривал себя Силин, пускаясь в ночной обход своих владений.
Если бы все было так просто…
13. ГЕРОИЧЕСКАЯ КРЫСА ФРОСЯ.
Неприятности начались на третьи сутки его добровольного затворничества.
К этому времени Силин освоил новый вид передвижения — ползком на животе по вентиляционной трубе. Для него это было и спортом — хоть немного работало затекающее тело, — и развлечением. Переползая от одного ответвления вентиляции к другому, Нумизмат слушал, что происходит внутри комнат второго этажа, жаль, видеть он ничего не мог. Сначала приходилось ползти ногами вперёд, зато возвращался он уже в более комфортных условиях.
«Я сейчас похож на дождевого червяка, — с улыбкой думал он, переползая от голубой спальни к розовой. — Странно только ловить карася на собственное тело. Зато карась хорош — крупный, в очках, с лысинкой…»
Его размышления прервал донёсшийся звук нескольких хлопков, а затем знакомый голос Паршина заявил:
— Господа, можете не торопиться! Новоселье пятнадцатого ноября отменяется!
Сразу же посыпались удивлённые вопросы:
— Почему?
— Что случилось?
— Хозяин едет в Швейцарию, в Давос. — Тут прораб утробно хрюкнул и позволил себе пошутить: — На съезд передовиков капиталистического труда, обещали вручить грамоту и переходящее знамя. С собой он берет мадам и пацана. Те желают освоить горные лыжи.
— И надолго они отбыли?
— Как минимум, на неделю.
— Ну вот, а мы тут гнали, шея в мыле, шлея набок! — возмутился кто-то из дизайнеров.
Но его праведный гнев был смешон по сравнению с яростью Силина. Он здесь уже трое суток, а впереди ещё целая неделя! Нумизмату показалось, что все его измочаленное тело отозвалось на это известие мучительной болью. Кроме того, в сумке у него остался лишь небольшой кусок колбасы, грамм триста, не больше, и четвертушка батона. Попробуй протяни с такой хавкой ещё неделю! Черт бы побрал всех этих богатых придурков, что хотят, то и воротят!
Кое-как справившись с эмоциями, Михаил пополз обратно к месту основной лежанки. Студенты задержались, и на пятые сутки своего затворничества Нумизмат услышал ещё один интересный разговор. В тот день в хоромах Балашовых было непривычно тихо, и Силин решил, что основная работа дизайнерской компании закончена. Но ближе к обеду он услышал отдалённые голоса и пополз на них. Оказалось, что в розовой спальне беседуют двое, профессор и Паршин.
— Не знаю, не знаю, Эдуард Михайлович. Все, конечно, выполнено точно по эскизам, но… Мадам Балашова к чему-нибудь да придерётся.
— Ну помилуй Бог, к чему придраться!? — возмущался профессор. — Все выполнено один к одному, как договорились!
— Вы не знаете нашу Анну Марковну, — вздохнул прораб.
— Да что вы прицепились к этой милейшей женщине? Я с ней пять раз обсуждал проект отделки, и всегда она вела себя безукоризненно. Кстати, вы не знаете, зачем она попросила приделать к стене эти безвкусные берёзовые чурки? Они абсолютно не вписываются в мой интерьер.
Паршин рассмеялся:
— Ну как не знать! Это специально, чтобы кошка «мадам» могла об них точить свои когти. Вы видели её кошку, профессор?
— Нет, а что?
— Четвероногий ужас! Порода называется канадский сфинкс. Представьте себе, что обычную кошку побрили наголо и приделали ей морду бультерьера.
Профессор как-то слегка поперхнулся, потом задал ещё один вопрос:
— А собак она в доме не держит?
— Нет, что вы! Она сама как… Сын её просил завести бульдога, не разрешила. На дух не переносит собак.
Мирно беседуя, они спустились вниз, на первый этаж, а наверху, в своей железной конуре, Силин облегчённо перевёл дух.
«Слава Богу! Про собак у мадам я как-то не подумал.»
В этот вечер Нумизмат выбрался на свет Божий необычно рано, ещё до наступления темноты. Подвигнула его к этому прочно установившаяся в громадном здании тишина. Первым делом Силин подошёл к окну и, осторожно выглянув во двор, убедился, что лишних машин внутри ограды нет. Голод уже давал о себе знать беспощадной резью в желудке, но своё последнее пиршество Нумизмат отложил, предпочтя ему экскурсию по дворцу четы Балашовых.
Да, теперь все было готово к приёму высочайшей пары и их наследника. Видно было, что мадам очень любила цветы и разные экзотические растения, так что весь дом просто утопал в «силосе». А мебель поразила даже неприхотливого и скептичного Нумизмата.
«Наверное, Италия?» — думал он, рассматривая изящно изогнутые спинки широченной кровати в розовой спальне. Громадное ложе было застелено розоватым одеялом с пугающе идеальными пропорциями. Две огромные подушки вызвали у Силина нестерпимое желание ткнуть пальцем в это пухлое подбрюшье миллиардерского уюта. Удержало его только понимание того, что вернуть первозданную невинность этим розовым дирижаблям он не сумеет.
Битый час Нумизмат как зачарованный бродил по всему дому, не узнавая знакомые комнаты. Лишь подступившая темнота заставила его впомнить главную цель экскурсии — поиск коллекции. После коротких раздумий Силин решил, что, скорее всего, стоит заняться детским кабинетом на втором этаже, тем самым, где он так беспощадно подставил Сергунчика.
И в этой комнате все было готово к приезду хозяина. Стоял большой письменный стол самых авангардных форм, с подключённым компьютером, сзади размещался пустой стеллаж для книг и учебников, сбоку висела цветная мишень дартса, а рядом, повыше и в стороне, баскетбольная корзина. Между ними был наклеен большой плакат с оскалившимся в мучительной гримасе звероподобным Шварценеггером. Но больше всего Михаила поразила противоположная стена с огромным фотопанно, очень реалистично изображающим столкновение двух машин «Формулы-1». Яркие тона разрисованных рекламами болидов, красного, развёрнутого боком к зрителю, и синего, перелетающего через него и теряющего в полёте матово-чёрные колёса с осколками разлетающегося корпуса, — все это поражало экспрессией и почти натуральными размерами.
Увы, в пристанище игр и забав балашовского принца Силин не нашёл ни одной монеты. Нумизмат окончательно обнаглел и забрался в свой «отдельный кабинет» только в восемь часов утра. Сквозь обычную лёгкую дрёму Михаил через час расслышал отдалённый шум, затем хлопнула входная дверь. Он хотел было перевернуться и продолжить досматривать свой хрупкий сон, но тут снизу, через вентиляционное окно, выходящее в подвал, до него донёсся короткий собачий лай. Нумизмат, зыбывшись, резко приподнялся, но, стукнувшись головой об упругую жесть, снова упал на свою лежанку и подумал: «Вот она, сволочь!»
Да, он не ошибся. Та самая, хорошо ему знакомая бригада «секьюрити» под присмотром Киреева совершала контрольный осмотр дома. Не дожидаясь, пока гости подойдут поближе, Силин открыл люк и со словами: «Давай, Фрося!» вытряхнул крысу из банки. Звучно шлёпнувшись на пол, Фрося коротко пискнула, минут пять металась от одной стенки до другой, жутко скрежеща когтями, но поняв, что деваться ей некуда, забилась под нижнюю полку стеллажа. Убедившись, что все получилось так, как он хотел, Силин закрыл люк и, затаив дыхание, стал ждать.
В этот раз контрольная «зачистка» производилась более тщательно, лишь через полчаса Нумизмат услышал, как гулкий коридор второго этажа наполнился топотом шагов и перекличкой голосов. Парни в зеленой форме работали методично, обшаривая округлыми антеннами каждый закуток дома. Вместе с ними, не торопясь, обходил комнату за комнатой и кинолог все с той же лохматой собачонкой. Подойдя было к двери туалета, собачонка вдруг подняла голову, а затем потянула своего хозяина к нише. Остановившись у дверей темнушки, лохматый сыщик забавно приподнял свисающие почти до земли уши и остервенело принялся облаивать что-то внутри тёмной комнаты.
Посмотреть на причину беспокойства четвероногого охранника подошли три остальных его компаньона, Киреев и высокий, полноватый человек с округлым, несколько слащавым, но довольно приятным лицом. Это был управляющий новой недвижимостью Балашовых, Евгений Михайлович Ерхов. Именно он почему-то шёпотом задал первый вопрос кинологу:
— Что, бомба?
Проводник, с недоумением глядя на своего питомца, пожал плечами.
— Непохоже. Совсем по-другому работает. Странно как-то.
— Ну, что делать будем? Сапёров вызовем? — спросил Киреев.
— Каких сапёров, тут что-то другое, — возмутился кинолог. — Линда, что за дела?
Собака коротко глянула на хозяина и, не переставая надрывно тявкать, попыталась лапой открыть дверь.
— Она краску попортит, — заволновался Ерхов.
— Да давайте откроем! — предложил самый молодой из бригады.
— Ага, а если там растяжка? — скептично отозвался его более опытный коллега.
— Если это растяжка, то установивший её парниша ушёл сквозь стену или до сих пор сидит в нише, — резонно заметил третий «секьюрити», снимая с пояса тонкий пальчиковый фонарик. Чуть приоткрыв дверь, он, подсвечивая им, осмотрел узкую щель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61