— спросил кинолог.
— Дверь ломать надо, — посоветовал оперативник.
— Её фиг сломаешь, железо четырехмиллиметровое и замочек хитрый, — скептично хмыкнул проводник.
— Погодите ломать, — остановил спор Филиппов. Его уже мучили предчувствия больших неприятностей. — Ты поищи лестницу подлинней, — приказал он оперативнику, затем повернулся к кинологу и двум милиционерам. — А вы оставайтесь здесь. Схожу я, позвонить надо.
Спустившись вниз, он сел в патрульный «жигуленок» и запросил дежурную часть:
— Дежурный, это Филиппов. Есть ли за эту ночь происшествия с применением огнестрельного оружия?
— Да, с час назад убит Гаранин и ещё двое, прямо в «Золотом баре».
— Вот как, и кто там работает?
— Поморцев.
В это время появился оперативник, еле волочивший огромную деревянную лестницу. Филиппов крикнул ему, не выходя из машины.
— Залезь, посмотри в окно. Больше ничего не делай.
Через пять минут патрульная машина затормозила около «Золотого бара». Филиппов пробился через толпу милиционеров, экспертов, работников бара и, найдя у стойки следователя Поморцева, развернул его за рукав лицом к себе:
— Юр, давай спорить на литр водки, что я угадаю, из чего грохнули Гараню?
— Спорить с тобой я не буду, — рассмеялся следователь. Оба они были ровесниками, друзьями, прекрасно знали друг друга и уже долго варились в одном котле повседневного свечинского криминала. — Но так и быть, литр пополам. Валяй!
— ПМ.
— Точно, все гильзы от «Макарова».
— У тебя ещё что-нибудь есть?
— Все. Пальчики, отпечатки сапог…
— Ребристый протектор ёлочкой, размер сорок три!
— Верно, — с заметным удивлением кивнул головой Поморцев.
— Ну, тогда я тебе точно могу назвать убийцу нашего Аль-Капоне…
К десяти часам дня приметы Нумизмата были разосланы по всей области. Высокий, чуть сутуловатый, в чёрной шляпе, с длинными волосами и окладистой бородой.
Но к этому времени у Силина не было уже ни бороды, ни длинных волос. Единственное, он позволил оставить девчонкам из парикмахерского салона небольшие рыжеватые усы. Чёрную шляпу Михаил выбросил ещё до захода в парикмахерскую, в одном из магазинов купил кожаную кепку. Не вставая с кресла, Нумизмат долго разглядывал себя в зеркале, привыкая к новой внешности. Лишившись своего «библейского облика», он сильно изменился, помолодел, длинное лицо его уже не выглядело угрюмым. Усмехнувшись, Силин очень даже мило, с улыбкой распрощался с весёлыми парикмахершами.
После этого Нумизмат уже спокойно отправился по адресу, указанному в записке: «Улица Ленина, дом семь, квартира один».
2. О ВРЕДЕ ОТГУЛОВ.
Если бы Юрий Пахомович Зубанов знал, что его ожидает впереди, то никогда бы не совершил того, что сделал в девять часов утра. Среднего роста и средней полноты мужчина лет пятидесяти, с округлым приятным лицом и очень идущей ему лысиной, Юрий Пахомович долго колебался, но потом все-таки набрал на телефонном диске номер родного для себя учреждения, краеведческого музея. Услышав в трубке хорошо знакомую одышку директора, Зубанов усталым, больным голосом вяло сообщил ему:
— Валентин Николаевич, это Зубанов вас с утра беспокоит. Мне, конечно, очень совестно, но похоже, что я опять приболел. Да, боюсь, что снова вернулся грипп.
Спохватившись, Юрий Пахомович добавил в голосе некую гнусавость:
— Осень, что поделаешь, погода не радует. Я сегодня посижу ещё дома, если оклемаюсь, то завтра выйду. Пусть пока Валя меня подменит, я потом за неё отработаю.
— Конечно, конечно! — профессор Игнатенко был добрейшим, а главное, наивнейшим человеком.
Положив трубку, Юрий Пахомович улыбнулся. Про таких, как он, в деревнях говорят — смышлёный. Юрка в своё время действительно родился и вырос в деревне, но это было так давно. С трудом, в своё время, поступив и окончив пединститут, Зубанов обратно в деревню не поехал, а зацепился в городе на скромной должности экскурсовода краеведческого музея. Прошло двадцать шесть лет, а он продолжает работать на том же самом месте. Просто он вовремя понял, что напал на золотую жилу. Многолетнее вращение сообразительного паренька среди учёных историков и искусствоведов не прошло даром. Чем отличался Зубанов от первых и вторых, так это умением говорить, разговаривать и слушать тех, кто приходил в музей.
Всегда элегантный, улыбчивый, с живым дружелюбным лицом, Юрий Пахомович профессионально и интересно рассказывал обо всех экспонатах обширного музея. При этом он всегда исподволь подводил посетителей к одному, главному вопросу: «А у вас есть в семье что-нибудь редкое, старинное, красивое?»
И оказалось, что в полумиллионном Железногорске, несмотря на полное отрицание предыдущей властью всего дореволюционного, сохранились и старинные картины, и древние иконы, и предметы прикладного искусства, и пожелтевшие трудночитаемые книги с ятями и ижицами. С какой живостью Юрий Пахомович реагировал на простодушные признания экскурсантов! Он просто обволакивал человека своим обаянием, вниманием и заинтересованностью, сам напрашивался в эксперты, выспрашивал адрес, возможность прийти в удобное время. В назначенный час Зубанов появлялся на пороге всегда оживлённый, весёлый, с блеском в глазах и на элегантной лысине.
Если объектом внимания была женщина, тем более незамужняя, то он приходил с букетом цветов летом и с шоколадкой в кармане зимой. Что бы ни представили хозяева — старинную книгу без обложки или последнюю чашку некогда грандиозного чайного сервиза фабрики Кузнецовых, — любую вещь Зубанов встречал с восторгом. Он с благоговением перелистывал потрёпанные пожелтевшие листы, рассматривал на свет тончайший молочный фарфор, сквозь который было видно даже, как плещется внутри чашки жидкость. При этом он действительно много рассказывал хозяевам о данном предмете, и у тех возникало естественное желание узнать рыночную стоимость вещицы.
Здесь Юрий Пахомович разыгрывал целый спектакль. Он по новой перелистывал книгу, всматривался через лупу в клеймо фабрики изготовителя, щёлкал ногтем по фарфору, вслушиваясь, нет ли скрытых дефектов, долго и пристально вглядывался в подписи художников на картине, ковырял пальцем заднюю сторону иконы, а потом со вздохом заявлял владельцам что-нибудь неутешительное:
— Увы, если бы у книги присутствовали все листы… Увы, если бы сохранилась не одна, а хотя бы две чашки… Увы, этот автор не получил должного признания ни при жизни, ни сейчас… Икона, конечно, хорошая, но вторая половина девятнадцатого века, а в цене у нас 17-18-й века. Чем древнее, тем дороже. Музей, конечно, это не приобретёт, да и цены там, признаться, смешные. Ну, а рыночная цена…
После названной цифры владелец раритета, конечно, огорчался, а экскурсовод мило его утешал:
— Я бы на вашем месте вообще бы не расстался с такой прелестью. Все-таки это живая история. А впрочем, дело житейское, если надумаете продавать, вот вам мой телефончик, я сведу вас с людьми, которые это купят. Но только торгуйтесь с ними до конца. Не ниже названной цены! Кстати, а у ваших знакомых или соседей нет ничего подобного?
Шло время, порой дни, порой месяцы или даже годы, но неизбежно наступали для владельца старинной вещи совсем уж безысходные времена, и он звонил по оставленному Зубановым номеру. Вскоре в квартире появлялась тучная женщина с пышной чёрной шевелюрой и лёгкой одышкой. Придирчиво осмотрев предложенную вещь, дама называла цену гораздо ниже той, что установил добровольный искусствовед. Далее следовал торг, и не очень довольная скупщица получала предмет антиквариата по назначенной Зубановым цене. Некоторые потом даже звонили ему, благодарили. Они бы очень удивились, узнав, что эта женщина по совместительсту является женой Юрия Пахомовича. Супружеская пара не гонялась за уникальными вещицами, они брали своё количеством, хотя попадались и действительно ценные раритеты.
Но в этот день Зубанов просто разленился. Вчерашний праздничный набег на новый итальянский ресторан оставил на его холецистите уж очень сильное впечатление. Таскаться целый день по этажам с больной печенью Юрий Пахомович не пожелал, по этому поводу и сыграл на струнах чувствительной души своего начальника. Жена отправилась к основному месту работу — в стоматологию, никто теперь не мешал Зубанову, и он, приняв пару таблеток карсила, завалился на диван с грелкой на печени и с журналом по искусствоведению. Это сочетание быстро сморило его, вот почему дверной звонок, спросонья показавшийся слишком резким и пронзительным, заставил Юрия Пахомовича чуть ли не подпрыгнуть на диване и слегка озвереть.
— Какого черта? — бормотал он, нащупывая ногами тапочки и завязывая на поясе лямки роскошного китайского халата. — Ну, если это опять цыгане со своими дурацкими куртками….
Приоткрыв дверь, но оставив её на цепочке, Зубанов недовольно осмотрел высокого, улыбающегося человека на лестничной площадке.
— Вы, Юрий Пахомович? Здравствуйте!
— Здравствуйте, — не очень вежливо, но уже приходя в себя и заставляя собственное лицо улыбаться, пробурчал экскурсовод.
— Мне ваш адрес дал Щербенко, Аркадий Ильич. Я предложил ему несколько монет, две он купил, а с остальными послал к вам, вы ведь интересуетесь царскими монетами прошлого века для Польши?
— Да-да-да, — сразу оживился Зубанов, снимая цепочку. — Проходите.
Щербенко являлся главой местного нумизматического общества, владельцем одной из самых значительных коллекций, и экскурсовод нисколько не удивился такому посланнику. Зубанов действительно специализировался на монетах, выпускавшихся в царской России для окраин империи, он собирал все: ираклисы, тартхули, абазы Грузии, гроши и злоты Польши, пенни Финляндии, пары Югославии.
Не внушал Зубанову опасений и облик пришедшего: дружелюбный, улыбчивый, явно интеллигентный человек. Мало ли сейчас таких вынужденных продавать свои небольшие коллекции для того, чтобы выжить.
Очутившись в квартире и снимая куртку, Силин в очередной раз похвалил себя, что догадался заглянуть в собственную записную книжку. На собраниях нумизматов он не был года три, да и раньше-то не часто посещал клуб «товарищей по террариуму», но адреса руководства и специализацию их коллекций в своё время списал. А Зубанов давно уже входил в число лидеров этого движения.
— Вы сами коллекционируете или монеты к вам случайно попали? — спросил Юрий Пахомович, наблюдая, как гость что-то ищет в карманах куртки.
— Немного занимался, — ответил тот.
— Проходите в кабинет, — предложил хозяин и направился в глубь квартиры. А квартира четы Зубановых впечатляла: трехкомнатная «сталинка» с высоким потолком, раздельными комнатами, громадной кухней. Силин увидел в приоткрытую дверь лишь кусочек зала: инкрустированный слоновой костью журнальный столик из красного дерева, изящная оттоманка прошлого века с округлыми, зализанными формами, пара картин на стене — мастера русской классической школы, не из первого десятка, но подлинники. Виднелась так же часть большого зеркала в чёрной резной раме.
Не менее грандиозное впечатление производил и кабинет Зубанова. По преданию, за большим дубовым столом сиживал последний железногорский градоначальник. В комнате имелось пять часов, но из них шли только одни, напольные, в рост человека, из чёрного дерева, с мерно покачивающимся круглым латунным маятником. Загромоздившие очень большую столешницу подсвечники, статуэтки, чернильница в форме Амура, держащего сосуд с вином, не произвели на Силина впечатления. Зато старинные книжные шкафы с редчайшими книгами по искусствоведению и нумизматике заставили Михаила забыть о том, ради чего он сюда пришёл.
Ну, а в углу, у окна, стояло старинное бюро, лишь взглянув на которое, Нумизмат понял, что именно там Зубанов держит свою коллекцию.
«Может, и моя тут», — подумал Михаил.
— Ну-с, так что вы можете мне предложить? — спросил хозяин, открывая ящик стола и доставая большую лупу. Для Юрия Пахомовича, как и для Силина, нумизматика являлась единственной страстью. Женщины его не волновали, экскурсовод не пил и не курил, сбором старинной мебели занималась его жена, благо детей им Бог не дал, собак они не держали, а деньги в семье водились немалые. В радостном предвкушении нового приобретения Зубанов поднял голову и увидел то, что меньше всего ожидал увидеть: чёрный зрачок дула пистолета.
3. ПОСЛЕДНЯЯ ОШИБКА ЭКСКУРСОВОДА.
От лица хозяина дома начала медленно отливать кровь.
«Вот влип! — подумал он. — Неужели им уже донесли о ресторане?»
Язык экскурсовода, самый послушный и боевой орган, на какое-то время перестал повиноваться ему. А Силин молчал. Интуитивно он тянул паузу, как совсем недавно в баре. Лишь когда бледный человек в красном шёлковом халате с золотым драконом откашлялся, а потом спросил сиплым голосом: «Что вам надо?» — только тогда Нумизмат задал свой главный вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Дверь ломать надо, — посоветовал оперативник.
— Её фиг сломаешь, железо четырехмиллиметровое и замочек хитрый, — скептично хмыкнул проводник.
— Погодите ломать, — остановил спор Филиппов. Его уже мучили предчувствия больших неприятностей. — Ты поищи лестницу подлинней, — приказал он оперативнику, затем повернулся к кинологу и двум милиционерам. — А вы оставайтесь здесь. Схожу я, позвонить надо.
Спустившись вниз, он сел в патрульный «жигуленок» и запросил дежурную часть:
— Дежурный, это Филиппов. Есть ли за эту ночь происшествия с применением огнестрельного оружия?
— Да, с час назад убит Гаранин и ещё двое, прямо в «Золотом баре».
— Вот как, и кто там работает?
— Поморцев.
В это время появился оперативник, еле волочивший огромную деревянную лестницу. Филиппов крикнул ему, не выходя из машины.
— Залезь, посмотри в окно. Больше ничего не делай.
Через пять минут патрульная машина затормозила около «Золотого бара». Филиппов пробился через толпу милиционеров, экспертов, работников бара и, найдя у стойки следователя Поморцева, развернул его за рукав лицом к себе:
— Юр, давай спорить на литр водки, что я угадаю, из чего грохнули Гараню?
— Спорить с тобой я не буду, — рассмеялся следователь. Оба они были ровесниками, друзьями, прекрасно знали друг друга и уже долго варились в одном котле повседневного свечинского криминала. — Но так и быть, литр пополам. Валяй!
— ПМ.
— Точно, все гильзы от «Макарова».
— У тебя ещё что-нибудь есть?
— Все. Пальчики, отпечатки сапог…
— Ребристый протектор ёлочкой, размер сорок три!
— Верно, — с заметным удивлением кивнул головой Поморцев.
— Ну, тогда я тебе точно могу назвать убийцу нашего Аль-Капоне…
К десяти часам дня приметы Нумизмата были разосланы по всей области. Высокий, чуть сутуловатый, в чёрной шляпе, с длинными волосами и окладистой бородой.
Но к этому времени у Силина не было уже ни бороды, ни длинных волос. Единственное, он позволил оставить девчонкам из парикмахерского салона небольшие рыжеватые усы. Чёрную шляпу Михаил выбросил ещё до захода в парикмахерскую, в одном из магазинов купил кожаную кепку. Не вставая с кресла, Нумизмат долго разглядывал себя в зеркале, привыкая к новой внешности. Лишившись своего «библейского облика», он сильно изменился, помолодел, длинное лицо его уже не выглядело угрюмым. Усмехнувшись, Силин очень даже мило, с улыбкой распрощался с весёлыми парикмахершами.
После этого Нумизмат уже спокойно отправился по адресу, указанному в записке: «Улица Ленина, дом семь, квартира один».
2. О ВРЕДЕ ОТГУЛОВ.
Если бы Юрий Пахомович Зубанов знал, что его ожидает впереди, то никогда бы не совершил того, что сделал в девять часов утра. Среднего роста и средней полноты мужчина лет пятидесяти, с округлым приятным лицом и очень идущей ему лысиной, Юрий Пахомович долго колебался, но потом все-таки набрал на телефонном диске номер родного для себя учреждения, краеведческого музея. Услышав в трубке хорошо знакомую одышку директора, Зубанов усталым, больным голосом вяло сообщил ему:
— Валентин Николаевич, это Зубанов вас с утра беспокоит. Мне, конечно, очень совестно, но похоже, что я опять приболел. Да, боюсь, что снова вернулся грипп.
Спохватившись, Юрий Пахомович добавил в голосе некую гнусавость:
— Осень, что поделаешь, погода не радует. Я сегодня посижу ещё дома, если оклемаюсь, то завтра выйду. Пусть пока Валя меня подменит, я потом за неё отработаю.
— Конечно, конечно! — профессор Игнатенко был добрейшим, а главное, наивнейшим человеком.
Положив трубку, Юрий Пахомович улыбнулся. Про таких, как он, в деревнях говорят — смышлёный. Юрка в своё время действительно родился и вырос в деревне, но это было так давно. С трудом, в своё время, поступив и окончив пединститут, Зубанов обратно в деревню не поехал, а зацепился в городе на скромной должности экскурсовода краеведческого музея. Прошло двадцать шесть лет, а он продолжает работать на том же самом месте. Просто он вовремя понял, что напал на золотую жилу. Многолетнее вращение сообразительного паренька среди учёных историков и искусствоведов не прошло даром. Чем отличался Зубанов от первых и вторых, так это умением говорить, разговаривать и слушать тех, кто приходил в музей.
Всегда элегантный, улыбчивый, с живым дружелюбным лицом, Юрий Пахомович профессионально и интересно рассказывал обо всех экспонатах обширного музея. При этом он всегда исподволь подводил посетителей к одному, главному вопросу: «А у вас есть в семье что-нибудь редкое, старинное, красивое?»
И оказалось, что в полумиллионном Железногорске, несмотря на полное отрицание предыдущей властью всего дореволюционного, сохранились и старинные картины, и древние иконы, и предметы прикладного искусства, и пожелтевшие трудночитаемые книги с ятями и ижицами. С какой живостью Юрий Пахомович реагировал на простодушные признания экскурсантов! Он просто обволакивал человека своим обаянием, вниманием и заинтересованностью, сам напрашивался в эксперты, выспрашивал адрес, возможность прийти в удобное время. В назначенный час Зубанов появлялся на пороге всегда оживлённый, весёлый, с блеском в глазах и на элегантной лысине.
Если объектом внимания была женщина, тем более незамужняя, то он приходил с букетом цветов летом и с шоколадкой в кармане зимой. Что бы ни представили хозяева — старинную книгу без обложки или последнюю чашку некогда грандиозного чайного сервиза фабрики Кузнецовых, — любую вещь Зубанов встречал с восторгом. Он с благоговением перелистывал потрёпанные пожелтевшие листы, рассматривал на свет тончайший молочный фарфор, сквозь который было видно даже, как плещется внутри чашки жидкость. При этом он действительно много рассказывал хозяевам о данном предмете, и у тех возникало естественное желание узнать рыночную стоимость вещицы.
Здесь Юрий Пахомович разыгрывал целый спектакль. Он по новой перелистывал книгу, всматривался через лупу в клеймо фабрики изготовителя, щёлкал ногтем по фарфору, вслушиваясь, нет ли скрытых дефектов, долго и пристально вглядывался в подписи художников на картине, ковырял пальцем заднюю сторону иконы, а потом со вздохом заявлял владельцам что-нибудь неутешительное:
— Увы, если бы у книги присутствовали все листы… Увы, если бы сохранилась не одна, а хотя бы две чашки… Увы, этот автор не получил должного признания ни при жизни, ни сейчас… Икона, конечно, хорошая, но вторая половина девятнадцатого века, а в цене у нас 17-18-й века. Чем древнее, тем дороже. Музей, конечно, это не приобретёт, да и цены там, признаться, смешные. Ну, а рыночная цена…
После названной цифры владелец раритета, конечно, огорчался, а экскурсовод мило его утешал:
— Я бы на вашем месте вообще бы не расстался с такой прелестью. Все-таки это живая история. А впрочем, дело житейское, если надумаете продавать, вот вам мой телефончик, я сведу вас с людьми, которые это купят. Но только торгуйтесь с ними до конца. Не ниже названной цены! Кстати, а у ваших знакомых или соседей нет ничего подобного?
Шло время, порой дни, порой месяцы или даже годы, но неизбежно наступали для владельца старинной вещи совсем уж безысходные времена, и он звонил по оставленному Зубановым номеру. Вскоре в квартире появлялась тучная женщина с пышной чёрной шевелюрой и лёгкой одышкой. Придирчиво осмотрев предложенную вещь, дама называла цену гораздо ниже той, что установил добровольный искусствовед. Далее следовал торг, и не очень довольная скупщица получала предмет антиквариата по назначенной Зубановым цене. Некоторые потом даже звонили ему, благодарили. Они бы очень удивились, узнав, что эта женщина по совместительсту является женой Юрия Пахомовича. Супружеская пара не гонялась за уникальными вещицами, они брали своё количеством, хотя попадались и действительно ценные раритеты.
Но в этот день Зубанов просто разленился. Вчерашний праздничный набег на новый итальянский ресторан оставил на его холецистите уж очень сильное впечатление. Таскаться целый день по этажам с больной печенью Юрий Пахомович не пожелал, по этому поводу и сыграл на струнах чувствительной души своего начальника. Жена отправилась к основному месту работу — в стоматологию, никто теперь не мешал Зубанову, и он, приняв пару таблеток карсила, завалился на диван с грелкой на печени и с журналом по искусствоведению. Это сочетание быстро сморило его, вот почему дверной звонок, спросонья показавшийся слишком резким и пронзительным, заставил Юрия Пахомовича чуть ли не подпрыгнуть на диване и слегка озвереть.
— Какого черта? — бормотал он, нащупывая ногами тапочки и завязывая на поясе лямки роскошного китайского халата. — Ну, если это опять цыгане со своими дурацкими куртками….
Приоткрыв дверь, но оставив её на цепочке, Зубанов недовольно осмотрел высокого, улыбающегося человека на лестничной площадке.
— Вы, Юрий Пахомович? Здравствуйте!
— Здравствуйте, — не очень вежливо, но уже приходя в себя и заставляя собственное лицо улыбаться, пробурчал экскурсовод.
— Мне ваш адрес дал Щербенко, Аркадий Ильич. Я предложил ему несколько монет, две он купил, а с остальными послал к вам, вы ведь интересуетесь царскими монетами прошлого века для Польши?
— Да-да-да, — сразу оживился Зубанов, снимая цепочку. — Проходите.
Щербенко являлся главой местного нумизматического общества, владельцем одной из самых значительных коллекций, и экскурсовод нисколько не удивился такому посланнику. Зубанов действительно специализировался на монетах, выпускавшихся в царской России для окраин империи, он собирал все: ираклисы, тартхули, абазы Грузии, гроши и злоты Польши, пенни Финляндии, пары Югославии.
Не внушал Зубанову опасений и облик пришедшего: дружелюбный, улыбчивый, явно интеллигентный человек. Мало ли сейчас таких вынужденных продавать свои небольшие коллекции для того, чтобы выжить.
Очутившись в квартире и снимая куртку, Силин в очередной раз похвалил себя, что догадался заглянуть в собственную записную книжку. На собраниях нумизматов он не был года три, да и раньше-то не часто посещал клуб «товарищей по террариуму», но адреса руководства и специализацию их коллекций в своё время списал. А Зубанов давно уже входил в число лидеров этого движения.
— Вы сами коллекционируете или монеты к вам случайно попали? — спросил Юрий Пахомович, наблюдая, как гость что-то ищет в карманах куртки.
— Немного занимался, — ответил тот.
— Проходите в кабинет, — предложил хозяин и направился в глубь квартиры. А квартира четы Зубановых впечатляла: трехкомнатная «сталинка» с высоким потолком, раздельными комнатами, громадной кухней. Силин увидел в приоткрытую дверь лишь кусочек зала: инкрустированный слоновой костью журнальный столик из красного дерева, изящная оттоманка прошлого века с округлыми, зализанными формами, пара картин на стене — мастера русской классической школы, не из первого десятка, но подлинники. Виднелась так же часть большого зеркала в чёрной резной раме.
Не менее грандиозное впечатление производил и кабинет Зубанова. По преданию, за большим дубовым столом сиживал последний железногорский градоначальник. В комнате имелось пять часов, но из них шли только одни, напольные, в рост человека, из чёрного дерева, с мерно покачивающимся круглым латунным маятником. Загромоздившие очень большую столешницу подсвечники, статуэтки, чернильница в форме Амура, держащего сосуд с вином, не произвели на Силина впечатления. Зато старинные книжные шкафы с редчайшими книгами по искусствоведению и нумизматике заставили Михаила забыть о том, ради чего он сюда пришёл.
Ну, а в углу, у окна, стояло старинное бюро, лишь взглянув на которое, Нумизмат понял, что именно там Зубанов держит свою коллекцию.
«Может, и моя тут», — подумал Михаил.
— Ну-с, так что вы можете мне предложить? — спросил хозяин, открывая ящик стола и доставая большую лупу. Для Юрия Пахомовича, как и для Силина, нумизматика являлась единственной страстью. Женщины его не волновали, экскурсовод не пил и не курил, сбором старинной мебели занималась его жена, благо детей им Бог не дал, собак они не держали, а деньги в семье водились немалые. В радостном предвкушении нового приобретения Зубанов поднял голову и увидел то, что меньше всего ожидал увидеть: чёрный зрачок дула пистолета.
3. ПОСЛЕДНЯЯ ОШИБКА ЭКСКУРСОВОДА.
От лица хозяина дома начала медленно отливать кровь.
«Вот влип! — подумал он. — Неужели им уже донесли о ресторане?»
Язык экскурсовода, самый послушный и боевой орган, на какое-то время перестал повиноваться ему. А Силин молчал. Интуитивно он тянул паузу, как совсем недавно в баре. Лишь когда бледный человек в красном шёлковом халате с золотым драконом откашлялся, а потом спросил сиплым голосом: «Что вам надо?» — только тогда Нумизмат задал свой главный вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61