К западу от его излюбленных мест, в Хаммерсмите, и далеко к востоку, в Попларе, а одно даже в Старом Городе. Преступлениям этим был свойствен его почерк, а Лоскутник в последние годы, с тех пор как был изобличен и казнен Джо Кошачья Лапа, слыл в Лондоне своего рода монополистом по части серийных убийств. Обезображенные тела жертв, лишенные глаз, языков и сердец, которые убийца удалял с мастерством профессионального хирурга, обнаруживали со сложенными на окровавленной груди руками, их безглазые лица были повернуты в сторону ближайшей дороги. Но все эти последние случаи не могли быть делом рук Лоскутника, потому что он никогда не совершал своих злодейств за пределами строго определенной территории. Карвер был в этом железно убежден.
Согласно одной весьма распространенной теории, которая основывалась на манере Лоскутника обезображивать свои жертвы и придавать им определенную позу, он якобы состоял членом одной из многочисленных подпольных сект. Кар-вер в это не верил. Он полагал, что любая из так называемых «сект» в Лондоне – это всего лишь сборище богатых бездельников, которые развлекаются, возжигая черные свечи и вычитывая вслух всякую чушь из трехпенсовых руководств по черной магии. Не верил детектив и в слухи о некоем Братстве. И нисколько не сомневался, что за Лоскутником не стоит ни одна из тайных организаций.
Он часами простаивал у карты, глядя под разными углами на зеленые флажки и пытаясь понять, есть ли в их расположении какой-то особый смысл. Взятые вместе, они составляли некий рисунок, и ему мерещилась в нем определенная преднамеренность, умышленность. В самом деле, расстояние между кенсингтонским убийством и злодеянием в Баттерси было почти ровно вполовину меньше дистанции между кенсингтонским и попларским. Создавалось впечатление, что и места четырех остальных были выверены с математической точностью. Вместе они складывались в какую-то фигуру, детектив это чувствовал, – но фигуру, которая была, во-первых, ему незнакома и лишена симметрии, а во-вторых, еще не завершена, и оттого он терялся в догадках, где именно на карте появится очередной зеленый флажок. В том, что это случится, Карвер был совершенно уверен.
Майкрафт же упрямо настаивал на том, что убийства «зеленых флажков» были делом рук Лоскутника. Хотя все они случились вне его территории, Майкрафт отказывался верить, что кто-то другой так дотошно копирует манеру серийного убийцы. Невозможно, доказывал он, чтобы кто-то, совершив семь убийств меньше чем за год, сумел выйти сухим из воды и не наследить, ведь даже Лоскутника кое-кто видел воочию, и случалось это преимущественно на заре его деятельности, когда он убивал не более трех-четырех женщин в год. Майкрафт не допускал и мысли о том, чтобы в Лондоне мог орудовать еще один серийный убийца помимо Лоскутника, к тому же превосходящий последнего умом и ловкостью. Карвер, которому было ясно как день, что убийства «зеленых флажков» не являлись делом рук Лоскутника, был убежден, что Майкрафт ошибается. Из чего вытекало минимум два вопроса. Во-первых, что же заставляет Майкрафта так горячо отрицать саму возможность появления другого преступника, копирующего почерк Лоскутника? А во-вторых, кто совершает убийства «зеленых флажков»?
9
Кривые Дорожки
Гриндл
Карвер совершает открытие
В самом сердце Лондона есть тайная цитадель: тесные трущобы, где замшелые камни крошатся от одного к ним прикосновения, где из ржавых желобов сочится вода, где в сточных канавах смердят нечистоты. Место это не обозначено ни на одной из карт. В этих мрачных закоулках вольготно чувствуют себя крысы, птицы-падальщики и прочая живность, которой несладко живется в других частях города. Зато здесь она чувствует себя почти на равных с прочими обитателями, вполне сравнимыми с ней в хорошем и плохом. Здесь не существует законов, сюда не заглядывают пилеры, не заезжают кебы. И даже цеппелины, которые поднимаются в небо с летного поля в Финсбери-Парке, избегают слишком низко пролетать над этими местами. Именно сюда, в Кривые Дорожки, держали путь Таниэль, Кэтлин и Элайзабел, потому что очутиться в этих местах, при всех опасностях, которыми они изобиловали, было все равно что исчезнуть с лица земли.
К полудню они добрались до Кэмдана, улицы которого были залиты холодным, слепящим светом ноябрьского солнца, безжалостно обнажившим все несовершенство этой части города, переходящее порой в ничем не прикрытое уродство. Отсюда было уже рукой подать до Кривых Дорожек. На каменных стенах висели клочья афиш, приклеенных когда-то рукой одного из отчаянных уличных мальчишек и возвещавших о прибытии в Лондон русской цирковой труппы и о премьере на Пикадилли. Пустые кульки из коричневой оберточной бумаги скользили по тротуарам, гонимые ветром, иные из них падали в сточные канавы, ударяясь об окоченевшие крысиные трупы. Сверху на путников взирали окна с темно-серыми, почти что черными стеклами. Цвет этот они приобрели благодаря близости заводов, из многочисленных труб которых по целым дням валил густой угольный дым. Отсюда можно было разглядеть и эти трубы, и столбы черного дыма, который так и лез в ноздри, если ветер менял направление.
После событий минувшей ночи Элайзабел очень переменилась. Воля ее, как ни странно, значительно окрепла от осознания того, что кто-то посторонний внедрился в ее мозг. Она поняла, что подлинной причиной отчаянных страданий, которые она испытывала в последние дни, было неведение. Теперь же, когда источник бед был обнаружен, присутствие в ее теле духа Тэтч казалось ей куда менее опасным, чем прежние сомнения в собственной психической вменяемости. Элайзабел не забыла, как Тэтч испугалась ее во время их ночного диалога. Поразмыслив о том происшествии, девушка подробно рассказала о нем Таниэлю, пока они собирали вещи, собираясь на рассвете покинуть дом на Крофтерс-Гейт.
– Мне теперь многое стало гораздо яснее, Таниэль, – сказала она, помогая ему отобрать из беспорядочно сваленных вещей самое необходимое. – Мне кажется, я начинаю понимать, что со мной случилось.
– Тогда попробуйте что-нибудь вспомнить, – предложил он, взглянув на Элайзабел с таким неподдельным участием, что по всему телу ее пробежали теплые волны радости. – Не получается?
– Так… какие-то обрывки, – вздохнула она. – Но я многое знаю … Как бы мне это получше вам объяснить… Я представить себе не могу, откуда, как и почему мне это стало известно. Но… Мне все время кажется, что я начинаю понимать, не вспоминать, а именно понимать многие вещи.
– Ясно, – кивнул Таниэль, пытливо глядя на нее своими бледно-голубыми глазами. – Тогда расскажите, как вы себе представляете все происходящее?
– Позапрошлой ночью, – сказала Элайзабел, – Кэтлин развесила и нарисовала эти вещи… эти амулеты и магические знаки в моей комнате. – С виноватой улыбкой она коснулась его руки. – Я хотела сказать, в вашей комнате.
Таниэля от этого прикосновения словно током ударило, он никогда еще не испытывал ничего подобного, однако ему удалось изобразить на лице любезную улыбку и произнести в ответ на извинения за оговорку какие-то подходящие к случаю вежливые слова. Девушка убрала руку и продолжила:
– И тогда же это чудовище пришло за мной…
– Дрог, – машинально подсказал Таниэль.
– Вот, значит, кто это был. – Она поежилась. – Я предпочла бы вообще ничего о нем не слышать и не знать, но куда от этого денешься. Во всяком случае, амулеты и магические знаки Кэтлин его отпугнули. Я тут подумала, почему же эта Тэтч не заставила меня встать с кровати и отпереть ему дверь. Ведь на следующую ночь она это проделала. А потом меня осенило.
– В тот первый раз вы не приняли снотворное, – воскликнул Таниэль.
– Вот именно! – подхватила Элайзабел, хлопнув в ладоши. – А на следующую ночь приняла, и потому Тэтч сумела осуществить задуманное. Видите ли… судя по тому, что вы мне рассказали о церемонии вселения вызванного из небытия духа в чье-то тело… Думаю, что раз между душой, которая в нем обитала всегда, и чуждым духом происходит борьба, то победить должен сильнейший.
– И вы считаете, что у вас достанет сил с ней справиться? Что она смогла взять над вами верх, только когда вы находились под действием снотворного?
– Да! – В голосе девушки звучала уверенность и непоколебимая решимость.
– Я вот думаю, наверное, не кто иной, как Тэтч, ввергла вас в то состояние, в каком я вас застал тогда, в Старом Городе. По-моему, все сходится. – Он внимательно посмотрел в глаза девушки. – Но мне интересно, как вы сами-то до всего этого додумались?
– Мне тоже, – призналась она.
Помолчав, Таниэль убежденно произнес:
– Мы непременно найдем ваших родителей. И выясним все до конца.
Элайзабел ничего на это не ответила.
Теперь они все дальше углублялись в Кривые Дорожки, и она начала понимать, почему этот неведомый большинству участок территории Лондона получил такое название. Дома здесь лепились друг к дружке теснее, чем где бы то ни было, и улочки, по которым шли она, Таниэль и Кэтлин, то и дело неожиданно петляли в стороны, раздваивались и сливались воедино. Проходы между заброшенными складами порой оказывались настолько узкими, что протиснуться в них можно было только с большими усилиями. Не раз случалось, что путь им преграждали руины, оставшиеся здесь еще со времен войны, и тогда приходилось возвращаться назад и идти в обход. Сколько ни бродили они по Кривым Дорожкам, им здесь почти не встречались люди, если не считать нескольких калек-попрошаек, которые, не попытавшись даже выклянчить у них монетку, молча прошмыгнули мимо. Откуда-то издалека слышались то взрывы дикого хохота, то шум потасовки, но, за исключением этих звуков, вокруг царила тишина. Все здесь словно вымерло.
– Куда же мы все-таки идем? – допытывалась Элайзабел. – Кого и что мы ищем?
– Тех, кто нам нужен, не так просто отыскать, – ответил ей Таниэль. – Надо дождаться, чтобы они сами нас заметили.
– Но почему здесь так тихо? – не унималась она.
– Нищие днем уходят в город на работу, – пояснил Таниэль, потирая веко. Глаза его после событий минувшей ночи все еще были красными, слезились и чесались, но лопнувшие сосуды, к счастью, заживали на удивление быстро, и боль его уже не беспокоила. – А те, кто здесь остался, избегают встреч с незнакомцами. Так безопаснее. Потерпите до вечера. Тогда вам представится случай увидеть Кривые Дорожки и их обитателей во всем великолепии.
– Надеюсь, ты полностью отдаешь себе отчет в том, что делаешь? – весело обратилась к нему Кэтлин.
Таниэль метнул в ее сторону сердитый взгляд и снова заговорил с Элайзабел:
– У меня здесь есть друг, зовут его Кротт, он король нищих, один из четырех королей, которые властвуют в этих местах. Он нам поможет. Нам необходимо спрятаться как можно надежнее, и еще нам надо распутать эту зловещую историю до самого конца. Вот-вот должно свершиться что-то чудовищное. И за этим стоит Братство. Им удалось вызвать из небытия дух, который обитает теперь в вас, им оказалось под силу поднять из глубин морских дрога и заставить служить себе бог знает кого еще, чтобы вернуть вас или убить.
Элайзабел растерянно заморгала, не зная, что и сказать на это. Помолчав, она спросила:
– А кто они такие, короли нищих?
– Нищенство в Лондоне – такое же ремесло, как, скажем, воровское или плотницкое, – охотно пояснил Таниэль. – У плотников есть свой цех, у воров – своя гильдия, а у попрошаек есть короли. Похоже, в прежние времена король был только один, но потом сообщество нищих раскололось на четыре отдельные шайки, и у каждой появился свой предводитель. Шайка обеспечивает всех своих членов работой, за что те отчисляют в общую кассу часть ежедневного заработка. Шайка также следит за тем, чтобы посторонние не попрошайничали на ее территории. – Пожав плечами, он прибавил: – Вот, пожалуй, и все, что мне известно об этих людях.
– А Кротт? Что он за человек?
– Он знал моего отца. К жене Кротта присосался инкуб. Это такое чудовище, оно впивается человеку в спину. Его нельзя ни видеть, ни осязать, но он заставляет свою жертву горбиться и отнимает у нее силы, душевные и физические, человек слабеет, и свет делается ему не мил. Желание жить полностью пропадает, и однажды несчастный опускается на колени, а потом падает, чтобы больше никогда уже не подняться.
Глаза Элайзабел подернулись дымкой печали.
– Это ужасно, – сказала она.
– К счастью, избавиться от них довольно легко, гораздо труднее их обнаружить. Каким только докторам не показывал свою жену Кротт, пока, совсем отчаявшись, не привел ее к моему отцу. Тот уничтожил инкуба, но было уже слишком поздно, вскоре она умерла. Однако Кротт навсегда сохранил благодарность отцу за то, что тот дал ей возможность счастливо прожить немногие оставшиеся дни. Они дружили до самой гибели моего отца. Я надеюсь, что Кротт и ко мне отнесется с приязнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Согласно одной весьма распространенной теории, которая основывалась на манере Лоскутника обезображивать свои жертвы и придавать им определенную позу, он якобы состоял членом одной из многочисленных подпольных сект. Кар-вер в это не верил. Он полагал, что любая из так называемых «сект» в Лондоне – это всего лишь сборище богатых бездельников, которые развлекаются, возжигая черные свечи и вычитывая вслух всякую чушь из трехпенсовых руководств по черной магии. Не верил детектив и в слухи о некоем Братстве. И нисколько не сомневался, что за Лоскутником не стоит ни одна из тайных организаций.
Он часами простаивал у карты, глядя под разными углами на зеленые флажки и пытаясь понять, есть ли в их расположении какой-то особый смысл. Взятые вместе, они составляли некий рисунок, и ему мерещилась в нем определенная преднамеренность, умышленность. В самом деле, расстояние между кенсингтонским убийством и злодеянием в Баттерси было почти ровно вполовину меньше дистанции между кенсингтонским и попларским. Создавалось впечатление, что и места четырех остальных были выверены с математической точностью. Вместе они складывались в какую-то фигуру, детектив это чувствовал, – но фигуру, которая была, во-первых, ему незнакома и лишена симметрии, а во-вторых, еще не завершена, и оттого он терялся в догадках, где именно на карте появится очередной зеленый флажок. В том, что это случится, Карвер был совершенно уверен.
Майкрафт же упрямо настаивал на том, что убийства «зеленых флажков» были делом рук Лоскутника. Хотя все они случились вне его территории, Майкрафт отказывался верить, что кто-то другой так дотошно копирует манеру серийного убийцы. Невозможно, доказывал он, чтобы кто-то, совершив семь убийств меньше чем за год, сумел выйти сухим из воды и не наследить, ведь даже Лоскутника кое-кто видел воочию, и случалось это преимущественно на заре его деятельности, когда он убивал не более трех-четырех женщин в год. Майкрафт не допускал и мысли о том, чтобы в Лондоне мог орудовать еще один серийный убийца помимо Лоскутника, к тому же превосходящий последнего умом и ловкостью. Карвер, которому было ясно как день, что убийства «зеленых флажков» не являлись делом рук Лоскутника, был убежден, что Майкрафт ошибается. Из чего вытекало минимум два вопроса. Во-первых, что же заставляет Майкрафта так горячо отрицать саму возможность появления другого преступника, копирующего почерк Лоскутника? А во-вторых, кто совершает убийства «зеленых флажков»?
9
Кривые Дорожки
Гриндл
Карвер совершает открытие
В самом сердце Лондона есть тайная цитадель: тесные трущобы, где замшелые камни крошатся от одного к ним прикосновения, где из ржавых желобов сочится вода, где в сточных канавах смердят нечистоты. Место это не обозначено ни на одной из карт. В этих мрачных закоулках вольготно чувствуют себя крысы, птицы-падальщики и прочая живность, которой несладко живется в других частях города. Зато здесь она чувствует себя почти на равных с прочими обитателями, вполне сравнимыми с ней в хорошем и плохом. Здесь не существует законов, сюда не заглядывают пилеры, не заезжают кебы. И даже цеппелины, которые поднимаются в небо с летного поля в Финсбери-Парке, избегают слишком низко пролетать над этими местами. Именно сюда, в Кривые Дорожки, держали путь Таниэль, Кэтлин и Элайзабел, потому что очутиться в этих местах, при всех опасностях, которыми они изобиловали, было все равно что исчезнуть с лица земли.
К полудню они добрались до Кэмдана, улицы которого были залиты холодным, слепящим светом ноябрьского солнца, безжалостно обнажившим все несовершенство этой части города, переходящее порой в ничем не прикрытое уродство. Отсюда было уже рукой подать до Кривых Дорожек. На каменных стенах висели клочья афиш, приклеенных когда-то рукой одного из отчаянных уличных мальчишек и возвещавших о прибытии в Лондон русской цирковой труппы и о премьере на Пикадилли. Пустые кульки из коричневой оберточной бумаги скользили по тротуарам, гонимые ветром, иные из них падали в сточные канавы, ударяясь об окоченевшие крысиные трупы. Сверху на путников взирали окна с темно-серыми, почти что черными стеклами. Цвет этот они приобрели благодаря близости заводов, из многочисленных труб которых по целым дням валил густой угольный дым. Отсюда можно было разглядеть и эти трубы, и столбы черного дыма, который так и лез в ноздри, если ветер менял направление.
После событий минувшей ночи Элайзабел очень переменилась. Воля ее, как ни странно, значительно окрепла от осознания того, что кто-то посторонний внедрился в ее мозг. Она поняла, что подлинной причиной отчаянных страданий, которые она испытывала в последние дни, было неведение. Теперь же, когда источник бед был обнаружен, присутствие в ее теле духа Тэтч казалось ей куда менее опасным, чем прежние сомнения в собственной психической вменяемости. Элайзабел не забыла, как Тэтч испугалась ее во время их ночного диалога. Поразмыслив о том происшествии, девушка подробно рассказала о нем Таниэлю, пока они собирали вещи, собираясь на рассвете покинуть дом на Крофтерс-Гейт.
– Мне теперь многое стало гораздо яснее, Таниэль, – сказала она, помогая ему отобрать из беспорядочно сваленных вещей самое необходимое. – Мне кажется, я начинаю понимать, что со мной случилось.
– Тогда попробуйте что-нибудь вспомнить, – предложил он, взглянув на Элайзабел с таким неподдельным участием, что по всему телу ее пробежали теплые волны радости. – Не получается?
– Так… какие-то обрывки, – вздохнула она. – Но я многое знаю … Как бы мне это получше вам объяснить… Я представить себе не могу, откуда, как и почему мне это стало известно. Но… Мне все время кажется, что я начинаю понимать, не вспоминать, а именно понимать многие вещи.
– Ясно, – кивнул Таниэль, пытливо глядя на нее своими бледно-голубыми глазами. – Тогда расскажите, как вы себе представляете все происходящее?
– Позапрошлой ночью, – сказала Элайзабел, – Кэтлин развесила и нарисовала эти вещи… эти амулеты и магические знаки в моей комнате. – С виноватой улыбкой она коснулась его руки. – Я хотела сказать, в вашей комнате.
Таниэля от этого прикосновения словно током ударило, он никогда еще не испытывал ничего подобного, однако ему удалось изобразить на лице любезную улыбку и произнести в ответ на извинения за оговорку какие-то подходящие к случаю вежливые слова. Девушка убрала руку и продолжила:
– И тогда же это чудовище пришло за мной…
– Дрог, – машинально подсказал Таниэль.
– Вот, значит, кто это был. – Она поежилась. – Я предпочла бы вообще ничего о нем не слышать и не знать, но куда от этого денешься. Во всяком случае, амулеты и магические знаки Кэтлин его отпугнули. Я тут подумала, почему же эта Тэтч не заставила меня встать с кровати и отпереть ему дверь. Ведь на следующую ночь она это проделала. А потом меня осенило.
– В тот первый раз вы не приняли снотворное, – воскликнул Таниэль.
– Вот именно! – подхватила Элайзабел, хлопнув в ладоши. – А на следующую ночь приняла, и потому Тэтч сумела осуществить задуманное. Видите ли… судя по тому, что вы мне рассказали о церемонии вселения вызванного из небытия духа в чье-то тело… Думаю, что раз между душой, которая в нем обитала всегда, и чуждым духом происходит борьба, то победить должен сильнейший.
– И вы считаете, что у вас достанет сил с ней справиться? Что она смогла взять над вами верх, только когда вы находились под действием снотворного?
– Да! – В голосе девушки звучала уверенность и непоколебимая решимость.
– Я вот думаю, наверное, не кто иной, как Тэтч, ввергла вас в то состояние, в каком я вас застал тогда, в Старом Городе. По-моему, все сходится. – Он внимательно посмотрел в глаза девушки. – Но мне интересно, как вы сами-то до всего этого додумались?
– Мне тоже, – призналась она.
Помолчав, Таниэль убежденно произнес:
– Мы непременно найдем ваших родителей. И выясним все до конца.
Элайзабел ничего на это не ответила.
Теперь они все дальше углублялись в Кривые Дорожки, и она начала понимать, почему этот неведомый большинству участок территории Лондона получил такое название. Дома здесь лепились друг к дружке теснее, чем где бы то ни было, и улочки, по которым шли она, Таниэль и Кэтлин, то и дело неожиданно петляли в стороны, раздваивались и сливались воедино. Проходы между заброшенными складами порой оказывались настолько узкими, что протиснуться в них можно было только с большими усилиями. Не раз случалось, что путь им преграждали руины, оставшиеся здесь еще со времен войны, и тогда приходилось возвращаться назад и идти в обход. Сколько ни бродили они по Кривым Дорожкам, им здесь почти не встречались люди, если не считать нескольких калек-попрошаек, которые, не попытавшись даже выклянчить у них монетку, молча прошмыгнули мимо. Откуда-то издалека слышались то взрывы дикого хохота, то шум потасовки, но, за исключением этих звуков, вокруг царила тишина. Все здесь словно вымерло.
– Куда же мы все-таки идем? – допытывалась Элайзабел. – Кого и что мы ищем?
– Тех, кто нам нужен, не так просто отыскать, – ответил ей Таниэль. – Надо дождаться, чтобы они сами нас заметили.
– Но почему здесь так тихо? – не унималась она.
– Нищие днем уходят в город на работу, – пояснил Таниэль, потирая веко. Глаза его после событий минувшей ночи все еще были красными, слезились и чесались, но лопнувшие сосуды, к счастью, заживали на удивление быстро, и боль его уже не беспокоила. – А те, кто здесь остался, избегают встреч с незнакомцами. Так безопаснее. Потерпите до вечера. Тогда вам представится случай увидеть Кривые Дорожки и их обитателей во всем великолепии.
– Надеюсь, ты полностью отдаешь себе отчет в том, что делаешь? – весело обратилась к нему Кэтлин.
Таниэль метнул в ее сторону сердитый взгляд и снова заговорил с Элайзабел:
– У меня здесь есть друг, зовут его Кротт, он король нищих, один из четырех королей, которые властвуют в этих местах. Он нам поможет. Нам необходимо спрятаться как можно надежнее, и еще нам надо распутать эту зловещую историю до самого конца. Вот-вот должно свершиться что-то чудовищное. И за этим стоит Братство. Им удалось вызвать из небытия дух, который обитает теперь в вас, им оказалось под силу поднять из глубин морских дрога и заставить служить себе бог знает кого еще, чтобы вернуть вас или убить.
Элайзабел растерянно заморгала, не зная, что и сказать на это. Помолчав, она спросила:
– А кто они такие, короли нищих?
– Нищенство в Лондоне – такое же ремесло, как, скажем, воровское или плотницкое, – охотно пояснил Таниэль. – У плотников есть свой цех, у воров – своя гильдия, а у попрошаек есть короли. Похоже, в прежние времена король был только один, но потом сообщество нищих раскололось на четыре отдельные шайки, и у каждой появился свой предводитель. Шайка обеспечивает всех своих членов работой, за что те отчисляют в общую кассу часть ежедневного заработка. Шайка также следит за тем, чтобы посторонние не попрошайничали на ее территории. – Пожав плечами, он прибавил: – Вот, пожалуй, и все, что мне известно об этих людях.
– А Кротт? Что он за человек?
– Он знал моего отца. К жене Кротта присосался инкуб. Это такое чудовище, оно впивается человеку в спину. Его нельзя ни видеть, ни осязать, но он заставляет свою жертву горбиться и отнимает у нее силы, душевные и физические, человек слабеет, и свет делается ему не мил. Желание жить полностью пропадает, и однажды несчастный опускается на колени, а потом падает, чтобы больше никогда уже не подняться.
Глаза Элайзабел подернулись дымкой печали.
– Это ужасно, – сказала она.
– К счастью, избавиться от них довольно легко, гораздо труднее их обнаружить. Каким только докторам не показывал свою жену Кротт, пока, совсем отчаявшись, не привел ее к моему отцу. Тот уничтожил инкуба, но было уже слишком поздно, вскоре она умерла. Однако Кротт навсегда сохранил благодарность отцу за то, что тот дал ей возможность счастливо прожить немногие оставшиеся дни. Они дружили до самой гибели моего отца. Я надеюсь, что Кротт и ко мне отнесется с приязнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47