Пожалуйста, снимайте ваши р-костюмы побыстрее.
– Даже больше, чем душу, Билл, я бы обрадовался некоторому количеству ответов, – сказал я. – Что за черт привел вас к нам как раз в тот момент, когда мы влипли в эту историю? Я не верю в чудеса – во всяком случае, в чудеса такого рода. И почему секретность?
– Да, – вмещалась Норри, – и почему ваше собственное Наземное Управление не знало, что вы находитесь в этом районе?
Кокс поднял обе руки.
– Ууа. Чтобы ответить на ваши вопросы, нужно не меньше двадцати минут. Через… – он глянул на часы, – меньше чем через три минуты мы набираем ускорение два g. Вот почему я хочу, чтобы вы сняли костюмы, иначе на моей кровати удобно разместятся кислородные баллоны, а вам самим будет чертовски неуютно.
– Чего? Билл, что за черт? Что вы такое говорите? Набирать ускорение – зачем? Наш дом отсюда в нескольких десятках километров.
– Ваших друзей заберет тот же самый шаттл, который привез доктора Пэнзеллу, – сказал Кокс. – Они присоединятся к нам на Скайфэке через не– сколько часов. Но вы двое ждать не можете.
– Зачем это все?! – вскричал я. Мы с Биллом встретились взглядами, он попытался сопротивляться, но проиграл.
– Проклятие, – сказал он. Затем помолчал. – У меня строгий приказ ничего вам не говорить. – Он бросил взгляд на хронометр. – И мне действительно пора возвращаться на мостик. Послушайте, если вы мне поверите и выслушаете внимательно, я изложу вам все двадцать минут в двух словах, о'кей?
– Я… да-а. Говори.
– Были снова замечены чужаки, они где-то рядом с Сатурном. Они просто находятся там, и все. Поразмыслите над этим.
Он тотчас ушел, но еще прежде, чем он вышел за дверь, я уже наполовину выбрался из р-костюма, а Норри дотянулась до застежек на правой половине капитанской койки. И мы оба начинали испытывать ужас. Снова.
«Поразмыслите над этим», сказал Билл. Чужаки уже один раз явились и без обиняков по стучали к нам в дверь. Их встретили орудийным залпом в виде Шеры. Они немного научились правилам приличия. На этот раз они остановились у ворот, прокричали «Привет этому дому!» и стали благоразумно ждать. (Сатурн находился как раз у нас за воротами – насколько я помню, именно в тот момент планировалась пилотируемая экспедиция к Сатурну из традиционно туманных научных побуждений.) Чужаки, несомненно, явились ради переговоров.
Ну вот: если бы вы были Генеральным секретарем, кого бы вы послали на переговоры? Космических Командос? Выдающихся политиков? Видных ученых? Скорее всего вы бы послали ваших наиболее современных и гибких дипломатов, разумеется, насколько я вправе судить.
Но исключили бы вы единственных в пределах человеческого космоса артистов, которые продемонстрировали действенное умение говорить с чу– жаками на общем жаргоне?
Я был призван на службу – в моем возрасте. Но это был только первый шаг в логической цепочке. История с запуском зонда к Сатурну наделала достаточно шумихи в средствах массовой информации, чтобы привлечь даже мое внимание, потому что это было задание для команды камикадзе. В которую мы и попали.
Поразмыслите над этим. С какой бы целью они ни планировали послать нас на Сатурн, это наверняка займет длительное время. Я смутно припоми– нал, что упоминалась цифра шесть лет. Любой переход на расстояние такого порядка необходимо будет провести почти целиком в невесомости. Можно обеспечить вращение корабля, чтобы поддерживать гравитацию на концах,
– но вращение такого небольшого объекта, чтобы создать 1 g, приведет к та– кому большому эффекту Кориолиса, что каждый, кто не захочет терять сознание или испытывать рвоту, вынужден будет шесть лет лежать плашмя.
Или висеть как обезьяна на спортивном канате – ничуть не более практично.
Если только мы не откажемся от участия в проекте, нам никогда больше не попасть на Землю. Мы будем изгнанниками в невесомости, высаженными на необитаемом острове космоса. Вот что будет наградой за то, что мы послужим переводчиками между кучкой дипломатов и существами, из-за ко– торых погибла Шера.
В том случае, если мы вообще останемся в живых.
В любое другое время я был бы слишком потрясен этими последствиями, чтобы мой мозг смог в них разобраться; ум мой испуганно повторял бы рассуждения по кругу. Если я не смогу отстоять свою точку зрения в разговоре с тем, кто бы ни ждал нас на Скайфэке (почему именно Скайфэк?), мы с Норри больше никогда не отправимся на прогулку, никогда не побываем на море, никогда не посетим концерт. Нам больше не придется дышать неконсервированным воздухом, пользоваться вилкой, бродить под дождем, есть свежую пищу. Мы будем мертвы для мира («S.I.C. TRANSIT…
gloria mundi», шепнула память. Когда я скаламбурил на Земле, это было довольно забавно). И все же я спокойно и уверенно смотрел фактам в лицо.
Не прошло еще и часа с тех пор, как мы навсегда распрощались со всем этим.
И еще с немалым количеством других более важных вещей, которые в данном случае, похоже, был шанс сохранить. Дышать. Есть. Спать. Думать.
Заниматься любовью. Ощущать неудобство. Чесаться. Испражняться.
Ворчать. О, этот список бесконечен – и нам вернули все это, еще по крайней мере на шесть лет! Черт, сказал я себе, мы в лучшем положении, чем большинство городских обитателей. Мало кто из них ходит на прогулки, на концерты, ездит к морю, дышит свежим воздухом и ест свежую еду. Со всеми этими воздушными шлюзами и фильтрами в носу горожане так мало наслаждаются, казалось бы, доступными радостями жизни, что они с таким же успехом могли бы болтаться на орбите. А сколько из них уверены в том, что проживут нормально еще шесть лет? Я еще не мог себе представить путешествия к Сатурну, а того, что ждет нас в конце его, – и подавно, но точно знал, что в космосе нет ни фанатиков, ни фигляров, ни душителей, ни полоумных шоферов. Здесь не выставляют из квартиры за неуплату аренды, здесь не бывает нехватки бензина, расовых беспорядков, войн между мафиями, аварий атомных электростанций… «Что об этом думает Норри?» Мне понадобилось несколько минут, чтобы додумать до этого места. Когда я повернул голову, чтобы увидеть лицо Норри, зазвучал сигнал, пред– упреждающий об ускорении. Норри тоже повернула голову. Наши носы оказались в сантиметре друг от друга. Я видел, что она также размышляла над этим всем, но не мог понять, что именно она думает.
– Мне кажется, я не слишком против того, чтобы лететь, – сказал я.
– Я очень хочу лететь! – пылко сказала она.
Я моргнул.
– Филипп Нолан был Человеком Без Страны, – сказал я,-и он об этом не беспокоился. Мы с тобой будем Парой Без Планеты.
– Это неважно, Чарли.
Прозвучало второе предупреждение.
– Мне казалось, что для тебя это было важно не так давно, в машине, когда я ругал Землю.
– Ты не понимаешь. Эти скоты убили мою сестру. Я хочу выучить их язык так, чтобы проклясть их.
В этом был смысл.
Но размышление об этом радости не доставляло. Два g застигли нас обоих с головами, повернутыми набок. Наши щеки расплющились о койку, шеи перекрутило. Спустя целую вечность поворот дал нам достаточно времени, чтобы вернуть головы на место, а затем еще на одну вечность настало тор– можение.
Были еще «малые» маневренные ускорения, а затем прозвучал сигнал «ускорение окончено». Мы отстегнули ремни и позаимствовали одежду из шкафа Билла. К этому времени вернулся и сам Билл. Он глянул на синяки и царапины, которые были у нас на противоположных щеках, и фыркнул:
– Пташки-голубки. Ладно, все на берег. Время поговорить.
Он вынул одежду наших размеров, щетку и расческу.
– С кем? – спросил я, торопливо одеваясь.
– С Генеральным секретарем Объединенных Наций, – просто сказал он.
– Господи Иисусе.
– Вроде того, – согласился Билл.
– Как с Томом? – спросила Норри. – Он в порядке?
– Я говорил с Пэнзеллой, – ответил Билл. – С Мак-Джилликади все нормально. Он некоторое время будет похож на клубничный йогурт, но ни– каких серьезных повреждений…
– Слава Богу.
– Пэнзелла привезет его сюда вместе с остальными через… – он сверился со своим хронометром, – …через пять часов.
– Нас всех? – вскричал я. – Какой же величины этот корабль? Я скользнул в ботинки.
– Все, что я знаю, это мои приказы, – сказал Билл и повернулся, чтобы идти. – Я должен проследить, чтобы вы, все шестеро, были доставлены на Скайфэк как можно скорее. Еще я должен – надеюсь, вы помните, – держать рот на замке.
– Почему Скайфэк? – снова поинтересовался я.
– А что, если остальные не захотят быть добровольцами? – спросила Норри.
Билл обернулся, искренне изумленный.
– Что?
– Ну, у них нет таких личных мотивов, как у нас с Норри.
– У них есть гражданский долг.
– Но они штатские.
Он все еще не мог понять.
– Разве они не люди?!
Норри сдалась.
– Ведите нас к Генеральному секретарю. В тот момент никто из нас не понял, что Билл задал действительно хороший вопрос.
Токугава был в Токио. Тем лучше; в его кабинете для него все равно места не было. Семеро штатских, шесть военных офицеров. Трое из последних принадлежали к Космической Команде, другие трое были национальными военными. Все тринадцать имели высокий ранг. Это было бы очевидно, даже если бы они были голыми. Все до одного держались спокойно, сдержанно, ни один не сказал лишнего слова. В этой комнате ощущалось достаточно власти, чтобы протрезвить и последнего алкаша.
И это была взволнованная власть, нервная власть, столкнувшаяся не с формальным случаем, а с подлинным кризисом, слишком хорошо сознающая, что делает историю. Те, кто не выглядел свирепыми, выглядели чрезвычайно серьезными. Шут, который оказался бы перед владыками, настроенными таким образом, принял бы яд.
А потом я заметил, что все военные и один штатский героически старались наблюдать одновременно за всеми в комнате и при этом не выглядеть подозрительно. Я упер руки в боки и расхохотался.
Человек в кресле Кэррингтона – простите, Токугавы, – явно удивился.
Не оскорбился, не рассердился даже – именно удивился.
Нет смысла описывать внешность или перечислять достижения Зигберта Вертхеймера. К моменту написания этих строк он все еще Генеральный сек– ретарь Объединенных Наций, и его фотографии в средствах массовой информации, как и список его действий, говорят сами за себя. Добавлю только, что он оказался (неизбежно) ниже ростом, чем я ждал, и плотнее. И еще одно, совершенно субъективное и аполитичное впечатление: в те первые секунды оценки я решил, что его знаменитое мрачноватое достоинство, столь излюбленное политическими тележурналистами, есть черта скорее присущая изначально, чем приобретенная. Она была причиной его внушительной карьеры, а не результатом. Он вовсе не казался человеком, лишенным чувства юмора, но был искренне удивлен тем, что кто-то нашел смешную сторону во всей этой суматохе. Он выглядел невероятно усталым.
– Над чем высмеетесь? – вежливо спросил он. Он говорил с едва заметным акцентом.
Я покачал головой, продолжая безудержно хихикать.
– Не уверен, что смогу вам это объяснить, господин Генеральный секретарь. – Что-то в выражении его губ заставило меня попытаться. – С моей точки зрения, я только что вошел в фильм Хичкока.
Он задумался над моими словами, на мгновение представил, каково это – быть обычным человеком, брошенным в компанию возбужденных львов, и только усмехнулся.
– Тогда по крайней мере мы можем попытаться сделать диалог живым, – сказал он.
Большая часть его усталости была результатом плохой переносимости низкой гравитации – неудобства от того, что жидкость приливает к верхней части тела, чувства переполнения в голове и головокружения. Но это сказывалось только на его теле.
– Давайте продолжим. На меня произвели большое впечатление ваши фильмы, мистер…
Он глянул вниз, но нужной ему бумаги там не оказалось. Она была в руках у американского военного, а русский заглядывал ему через плечо. Прежде чем я успел ему подсказать, он закрыл глаза, подтолкнул свою память и, продолжил:
– …Армстед. У меня есть три копии «Звездного танца», и первые две истерты до дыр. Я недавно посмотрел ваши собственные выступления и поговорил с несколькими вашими бывшими учениками. Есть работа, которую необходимо сделать, и я полагаю, что вы с вашей труппой – именно те люди которые на это способны.
Я не хотел навлекать на Билла неприятности, поэтому я изобразил на лице непонимание и ждал.
– Чужаки, с которыми столкнулись вы с Шерой Драммон, были замечены снова. Они, похоже, обращаются по стационарной орбите вокруг Сатурна уже около трех недель. Мы не заметили ничего, что свидетельствовало бы об их намерении переместиться ближе к нам или, наоборот, уйти в космос. Были посланы радиосигналы, но нам ничего не ответили. Будьте добры, скажите мне, когда я перейду к новой для вас информации.
Я знал, что он застал меня врасплох, но не сдался сразу. При низкой гравитации, если вы разливаете молоко, у вас часто есть шанс его поймать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41