– А если кто-нибудь остался? – неуверенно спросил Гарри. – Кто-нибудь, особо верный долгу?
– Мне все равно! Я должен очиститься солнечным светом после пережитого кошмара… К тому же у нас есть оружие. Уж с одним-то немцем мы справимся!
И тогда они поднялись наверх.
Они вышли в рассвет – в яркий, золотисто-розовый, благоухающий мокрой травой, звенящий жаворонками рассвет! – и пошли по саду, не боясь ни немецких пуль, ни вампиров…
Теперь, после смерти графа, им казалось, что все опасности и ужасы позади, что ничего по-настоящему страшного с ними случиться не может, потому что все по-настоящему страшное с ними уже произошло: что может быть страшнее – смерть?
Но если это ПРОСТО СМЕРТЬ, то им незачем ее бояться.
И, словно в подтверждение их единого, невысказанного вслух чувства, замок был тих и казался безжизненным, лишь шуршала листва под легким ветерком, да жаворонок все звенел, звенел в высоте!
Охваченный странным порывом, Гарри обнял Гели и неловко поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
А Димка, рассмеявшись, стукнул по плечу Мойше: живем, брат!
И только Джеймс угрюмо молчал, словно еще переживая произошедшее в подземелье.
Они пошли через сад, направляясь к замку, и вдруг – все пятеро обернулись назад: им всем одновременно показалось, что их окликнули, каждого – по имени.
И трое из них узнали позвавший их голос!
Трое – Джеймс, Гели и Мойше…
Лизе-Лотта стояла возле пролома в стене, глядя на них счастливыми, совершенно детскими глазами. Потом она подняла взгляд выше – в рассветное небо. Улыбнулась и протянула перед собой руку. Сама она была в тени, но рука попала прямо в солнечный луч, наискось стекающий в сад.
Мгновение ничего не происходило.
А потом рука ее задымилась, на тыльной стороне возникло, стремительно разрастаясь, черное пятно, потом вспыхнуло пламя. Рассмеявшись, Лизе-Лотта шагнула вперед, протянув перед собой руки. Вторая рука тоже вспыхнула, пламя побежало вверх, к плечам, и Лизе-Лотта развела руки в сторону, на секунду замерев, как пылающее распятье. На лице ее с воздетыми вверх, к небесам глазами, отражался такой всеобъемлющий, священный экстаз, который художники Возрождения так любили изображать на лицах умирающих христианских мучеников. А потом она вспыхнула вся, как факел. Пламя заслонило ей лицо…
Все произошло очень быстро, никто даже слова не успел сказать.
Вот она шагнула из тени, вот горит, стоя неподвижно, как буддийский монах…
А вот уже рассыпается пеплом настолько легким, что даже слабенький ветерок развеял его без следа!
И только тогда Мойше, разлепив онемевшие губы, прошептал:
– Мамочка!
А Джеймс, глядя на серебристый след ее пепла на древних камнях, сказал:
– Горьки воды твои, Господи… Познаю ли я когда-нибудь сладость?
Гарри положил одну руку – на плечо Мойше, другую – на плечо Джеймса.
А Гели порывисто обняла Димку, прижала его к себе, словно именно в этот момент он нуждался в утешении и защите.
– Мы должны уничтожить их всех, – твердо сказал Джеймс, высвобождаясь из-под руки Гарри. – Уничтожить сам замок. Я понимаю, Гарри, это – ваша фамильная собственность… Но здесь гнездо этих тварей! Мы можем неделями бродить по подземелью – но так и не найдем, где они прячут свои гробы. Я убил главного над ними, а бедняжка Лизе-Лотта сама убила себя… В ней было слишком много человеческого, чтобы оставаться вампиром. Слишком много любви и веры. Но все равно они побеждают! Ведь их стало больше! Теперь их четверо: три женщины и мужчина. А может стать еще больше… А скольких они убьют, чтобы продолжить свое гнусное существование?
– О чем вы говорите, Джеймс! – поморщился Гарри. – Да я сам заложу взрывчатку под эту фамильную собственность… Если только это поможет действительно уничтожить их.
– Мы обрушим замок им на головы. Мы взорвем подземелья. Мы замуруем их. Сожжем. Не знаю… Надо посмотреть, что здесь есть. Но мы должны что-то сделать!
Им повезло: в замке обнаружился целый арсенал. Несколько ящиков динамита, мины, снаряды, бикфордов шнур, мотки электрического шнура, плюс – несколько канистр с бензином в гараже.
– Устроим салют и пожар, – кровожадно заявил Джеймс. – Зажарим их!
– Как бы нам самим в процессе не взлететь… Джеймс, вы уверены, что умеете пользоваться всем этим? – спросил Гарри.
– Нет. Но готов рискнуть!
– А я не хочу рисковать. Тем более – жизнями Анджелики и мальчиков. Так что все делать буду я. Бикфордов шнур положите на место. Он нам не понадобится. Его может засыпать и погасить взрывом… Используем обычное взрывное устройство с электрическим шнуром. Нужно будет проложить шнур по всей длине коридора, а в стратегически-важны с нашей точки зрения местах положить ящики со снарядами, мины и связки динамита. Возможно, что-нибудь и получится…
Следующие десять часов работали, что называется, на износ. Несмотря на протесты Гарри, ему вызвались помогать все: и Джеймс, и мальчики, и даже Гели. Работая, Гарри все время напряженно вслушивался в тишину коридора: что, если кто-нибудь из «штафирок» что-нибудь сделает не так, уронит мину или… Или станет жертвой вампира? В случае, если они умудрятся что-нибудь взорвать, он хотя бы услышит грохот. А если – вампир? Они же и днем могут бродить, в такой-то темноте… Не ясно, правда, может ли кто-нибудь из них выходить на дневной свет – или этой уникальной способностью обладал один лишь ныне покойный граф? К счастью, по окончанию работ выяснилось, что волновался Гарри зря. Джеймс и Димка все-таки умели обращаться со снарядами, а Гели и Мойше оказались ловкими и послушными исполнителями.
Собственно взрывное устройство Гарри установил в начале того самого подземного хода, через который они с Джеймсом проникли в замок. Возможно, были и другие тайные ходы, ведущие к озеру или в лес… Но сейчас исследовать их было рискованно или даже невозможно. К тому же Гарри надеялся, что взрыв обрушит своды подземелья, и никто уже не сможет воспользоваться подземными ходами, даже если по случайности туда забредет. Конечно, замок был построен монументально, что называется, на века… Что, если нескольких ящиков с минами, снарядами и динамитом окажется мало для того, чтобы нанести ему значительный ущерб и замуровать вампиров внутри? Что, если они все равно смогут как-то выбраться из своих гробов?! Гарри помнил, как ловко просочилась Рита в весьма незначительный пролом в двери!
Все эти вопросы так терзали его, что он даже не взглянул в последний раз на родовое гнездо, когда, приказав «штафиркам» отойти на безопасное расстояние, повернул ручку взрывного устройства.
К тому же Гели учудила: перед тем, как отойти вместе с Джеймсом и мальчиками, она вдруг порывисто обняла Гарри и припечаталась к его губам таким сочным, знойным поцелуем, какого Гарри не приходилось получать за всю его жизнь!
Гарри был удивлен поступком Гели, пытался срочно – прежде, чем придется снова заговорить с ней! – осознать причины, подоплеку и цель этого ее странного деяния…
В общем, он крутанул железную рукоять так, что чуть не вывихнул себе пальцы.
Страшный гул донесся из-под земли, все разрастаясь, и Гарри побежал прочь от черного провала подземного хода, потому что ему вдруг показалось, что сейчас оттуда вырвется огонь, хлынет лава, как из жерла вулкана… Но, пробежав несколько шагов, он заставил себя остановиться и обернуться. Ведь он – солдат! Ему стыдно так трусить и подчиняться дурному воображению. Ничего из подземного хода не вырвется и не хлынет… Ну, разве что испуганный вампир или пара крыс! Да и то – вряд ли. Вампиры вряд ли подвержены чувству страха. А крыс, за все время пребывания в подземелье, Гарри так ни разу и не встретил.
Земля мелко завибрировала под ногами, замок и развалины задрожали… Потом развалины резко осели, словно провалились в какую-то яму – не очень, впрочем, глубокую. А замок – его целая, жилая часть – устоял. Только посыпались со стен мелкие камешки, да стекла кое-где треснули.
Когда гул утих, Гарри повернулся к своим спутникам и пошел к ним неспешно, старательно изображая на лице спокойную улыбку весьма бывалого, много пережившего и абсолютно бесстрашного американского солдата. Джеймс насмешливо зааплодировал… Но Гарри оставил без внимания его реакцию, потому что Гели встретила его таким восторженным и счастливым взглядом, что и его душа в ответ наполнилась восторгом и счастьем!
Она была такой смешной, такой прелестной и чудесной, эта юная немочка Гели – Анхелика – Анджелика…
И Гарри вдруг подумал, что Анджелика Карди – совсем неплохо звучит!
А еще он подумал, что рядом с такой отважной девушкой ему легче будет встретить все испытания, которые готовит ему будущее.

Эпилог

1. Явление Эстер Фишер
Майкл Хольмвуд, приемный сын сэра Джеймса Хольмвуда, лорда Годальминга, сидел на подоконнике в своей комнате – в той комнате, которую отвели для него в роскошном лондонском доме Хольмвудов.
Комната была обставлена спартански – как и полагалось комнате английского мальчика из хорошей семьи. Единственным послаблением, которое леди Констанс позволила для ослабленного пережитыми страданиями приемыша, был ковер на полу – чтобы не холодно было ногам – и дополнительный плед. Ее собственные сыновья обходились без этого, но Майкл казался ей слишком хрупким… И, кроме того, это был чужой ребенок. А значит – к нему она могла проявлять нежность, не боясь осуждения со стороны общества. Поэтому воду для умывания Майкла всегда подогревали, а за столом ему накладывали столько же, сколько и взрослым. Будь он английским мальчиком из хорошей семьи, ему пришлось бы умываться ледяной водой, принимать холодную ванну и вставать из-за стола полуголодным. Но он не был английским мальчиком… Он был евреем. Евреем, чудом спасшимся от нацистов.
Леди Констанс рассказывала об этом своим знакомым с дрожью в голосе. Иногда даже не могла сдержать слез. Да, все родные Майкла погибли… Бедняжка столько пережил… О том, что Майкл чудом спасся не только от нацистов, но и от вампиров, леди Констанс, разумеется, никогда никому не говорила. Потому что сама в это не верила. Она считала себя трезвомыслящей особой. А мужа – немножечко сумасшедшим. Что вполне окупалось древним происхождением его семьи и благородством его собственной натуры. Кстати, сумасшедшим Джеймса его супруга считала вовсе не потому, что он верил в вампиров. В вампиров и призраков она и сама верила. В доме, где она провела детство, был призрак. Призрак одного целомудренного дворецкого, который упал с лестницы, спасая свою честь от посягательств распутной госпожи, и сломал при этом шею. Призрак был безобидный и все к нему привыкли… И воспринимали его, как нечто само собой разумеющееся. В каждом по-настоящему старинном английском доме был свой призрак! Стыдно было бы не иметь своего призрака! А раз есть призраки, значит, и вампиры могут быть. Но только сумасшедший может говорить вслух о том, что он верит в вампиров!
Майкл Хольмвуд, приемный сын лорда Годальминга, прожил в Англии уже три года. Недавно ему исполнилось пятнадцать лет. Приемные родители, и братья, вместе с которыми он проводил их каникулы, и все прочие новоявленные родственники, время от времени навещавшие лорда и леди Годальминг, – все были от него в восторге: Майкл был очень благоразумным и благовоспитанным мальчиком. Сокрушались они только о том, что Майкл не желал принять христианство… Но старались не слишком настаивать. Пока. Чтобы не травмировать лишний раз ребенка.
Майкл знал, что придет момент, когда они начнут настаивать. И он еще не решил: уступить ему или стоять на своем до конца. Он не считал религию чем-то по-настоящему важным. Но не будет ли крещение – изменой его погибшему отцу, тете, бабушке с дедушкой? Или – наоборот, крещение только поможет ему в той великой миссии, которую он для себя предопределил?
Но главное – он не считал себя англичанином. И имя «Майкл» было ему еще противнее, чем имя «Михель». Это было не его имя. Его звали Моисей. Мойше.
Он согласился бы еще стать католиком. Если бы это как-то помогло ему в его миссии. Но лорд и леди Годальминг были англиканцами. Тогда как англиканская церковь внушала ему отвращение фальшью идеологии и обрядов.
Мойше сидел на подоконнике и наблюдал за прохожими на улице, стараясь узнать что-то о каждом из них по деталям внешнего облика. Это у него с детства была такая игра: в Шерлока Холмса. Он умудрился так натренироваться, что в Германии с первого взгляда узнавал гестаповцев в штатском. Здесь гестаповцев не было… Но Майкл часто угадывал немецких военных, скрывающихся за личинами добропорядочных лондонцев. Таких было немало. Майкл никогда никому не говорил ни о них, ни об этой своей игре. Во-первых, он знал, что никто не бросится в полицию и не попытается их задержать. Англичане слишком далеки были от войны – и слишком заботятся о своем и чужом достоинстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60