Ей хотелось быть красивой. Очень красивой. Красивой и грозной. Для всех тех людей, которых она собирается убить…
На следующую ночь она охотилась вместе с Раду. Они напали на солдата и Лизе-Лотта все сделала правильно: пила кровь аккуратно и сама убрала тело. Но когда Раду ушел на охоту, Лизе-Лотта направилась в комнату Курта. Ее влекло туда, как магнитом. Она легко усыпила Магду, сидящую на страже с шприцем в руках. И склонилась над юношей. Сегодня он был бледен и выглядел больным… Но он радовался ее приходу. Лизе-Лотта легла рядом с ним, обняла его за шею и тихо, нежно присосалась ко вчерашним ранкам. Она пила медленно, медленно, смакуя каждый глоток. Это было – как самая прекрасная ночь любви! Только лучше.
Когда она почувствовала, что Курт больше не реагирует на боль, а сердце его трепещет предсмертной синкоппой, Лизе-Лотта сделала то же, что сделал для нее Раду: прокусила свое запястье, отворила для Курта свои вены! Когда первые капли упали на губы Курта, лежавшего без движения и без чувств, словно умирающий или уже мертвый, – он вдруг пробудился и жадно схватил ее руку. Он сосал ее кровь, как младенец. А Лизе-Лотта смотрела на него со счастливой улыбкой. Ей было больно… Но даже в этой боли она находила какую-то сладость.
Потом она посидела с ним еще немножко. Подождала, пока его сердце перестало биться. И ушла.
На следующую ночь Курт пришел к ней. Пришел сам. Он был очень слаб и ничего не помнил, ничего не понимал, не мог говорить. Все, что он смог – это слезть с прозекторского стола и придти туда, откуда он слышал зов своей Хозяйки. Лизе-Лотта накормила его своей кровью и уложила в свой гроб. Они вполне умещались там вдвоем.
Раду снова ругал ее.
Оказалось, она нарушила главный закон: новых вампиров может создавать только Хозяин.
А Хозяином в их семье был Раду.
«В их семье» – потому что группа вампиров, инициированных одним Хозяином и хранящих свои гробы в одном месте, называется «семьей». Что, по сути, верно: ведь они объединены именно КРОВНЫМ родством!
Закон семьи и воля Хозяина – вот главное для каждого вампира. А еще существуют законы, по которым существуют все вампиры на земле: их называют «законы Маскарада», и они направлены на сохранение в тайне существования вампиров.
Лизе-Лотта нарушила все законы сразу… Теперь Раду мог бы убить и Лизе-Лотту, и ее создание за то, что она натворила. Их жизни были целиком в его власти. Но он решил простить. Ведь он избрал Лизе-Лотту своей подругой в вечности! Он не желал ее терять.
А Курт – возможно, он тоже пригодится. Только ему придется пройти очень болезненную процедуру – вторичное инициирование. Потому что не может быть двух Хозяев. Хозяин может быть только один.
И Раду напоил Курта своей кровью…
Ничего ужаснее Лизе-Лотта не видела за всю свою несчастливую человеческую жизнь! Курт корчился в невообразимых муках, все его мускулы сводило судорогой, он катался по каменному полу подземелья и кричал, кричал… Беззвучный крик вампира, который услышать могут только вампиры, оглушил Лизе-Лотту. Он разрывал ее сердце.
Раду предупредил, что Курт может умереть в процессе вторичной инициации. Умереть окончательно.
Может потерять рассудок и память, и даже первая охота не поможет ему вспомнить, кем он был до… Кем он был при жизни. Если это случится – Курт превратится в подобие зомби. Немое, бессмысленное, безразличное ко всему создание. Тогда Раду должен будет его убить – хотя бы из милосердия, которое так же ведомо вампирам, как и людям… Только понимается иначе.
Ну, а третья возможность – то, что Курт еще раз переродится и воскреснет вампиром, подчиняющимся Хозяину. Единственному Хозяину.
Лизе-Лотта плакала кровавыми слезами, глядя на муки Курта. Она забыла обо всех страданиях, которые перенесла по его воле – и по воле таких, как он. Не было больше ни гетто, ни гибели Аарона, ни того кошмарного расстрела, ни капелек крови на его мундире, ни унизительной ночи в венской гостинице… Ничего не было.
Было только ее творение, с которым она была связана незримой пуповиной.
И сейчас эта пуповина рвалась.
А ее творение погибало в ужасных муках.
Курт оказался сильным: он пережил это. В какой-то момент он перестал дергаться и кричать и Лизе-Лотта подумала: все, смерть! Но оказалось – это сон. Обычный сон вампира перед пробуждением для новой жизни.
Раду не позволил Лизе-Лотте уложить Курта в ее гроб. Он положил тело юноши в стенную нишу, проклиная современных людей, у которых не добудешь такой простой вещи, как новый гроб! Когда Курт пробудился, Раду привел для него солдата. Одного из тех, кого Курт хорошо знал при жизни… Но сейчас Курту было все равно. Его сжигал голод.
Лизе-Лотта ревниво наблюдала, как Раду учит Курта всему тому, чему недавно учил ее. Но она уже смирилась. Она поняла: таков закон. Только Раду может делать новых вампиров. Потому что он – Хозяин.
Зато Раду позволил Лизе-Лотте водить Курта на охоту. Для нее уже в этом была радость.
В первую же ночь Курт навестил Магду. И Магда приняла его с распростертыми объятиями. Курт пил ее кровь – а она стонала: «Возьми меня, возьми меня всю, не хочу без тебя, не хочу…»
Лизе-Лотта стояла рядом с постелью и смотрела.
Потом Курт отодвинулся от полубесчувственной женщины, уступая место Лизе-Лотте.
Курт не потерял ни память, ни разум. Лизе-Лотте даже казалось, что он по-прежнему ее любит. Но перенесенные в момент второй инициации муки оставили на его лице неизгладимую печать… Казалось, он стал старше, хотя обычно, становясь вампирами, люди выглядят моложе, чем были при жизни! Однако красота его ничуть не пострадала. Даже напротив – в нем появился какой-то свет, какая-то утонченность, которых не было при жизни.
Первое время Курт ходил обнаженным: таким он сбежал с прозекторского стола, таким пришел в подземелье. Потом он нашел свою форму и надел ее – он привык ходить именно в форме, старинная одежда не привлекала его. Но, к сожалению, он уже не мог быть таким аккуратным, как при жизни, потому что избрал себе оригинальное место для дневного сна: он вынул плиту из пола рядом с тем местом, где стоял гроб Лизе-Лотты, и зарывался с головой в сырую землю. Теперь от него всегда пахло землей, и на волосах, и на одежде его была земля. Поэтому из всех живых мертвецов замка Карди он выглядел самым мертвым… Только что восставшим из могилы.
Раду обещал совершить набег на местное кладбище и похитить пару гробов из свежих могил.
Все равно настоящим мертвецам гробы ни к чему!
Когда Курт инициировал Магду, напоив ее своей кровью, Лизе-Лотта очень боялась, что Раду теперь уже не простит его и наверняка убьет… Возможно, так и случилось бы, но Курт поступил необычно для вампира: когда Магда пришла к нему на следующую ночь после смерти – обнаженная, бледная, с длинной и глубокой раной на животе, оставленной ланцетом доктора Гисслера, попытавшегося провести очередное вскрытие – когда она пришла, Курт сразу же отвел ее к Раду.
– Я приготовил ее для тебя, Хозяин. Она красива и сильна. Сделай ее одной из нас! Сделай ее своей! Она выдержит. А если нет… Я сам ее убью.
Раду не знал закона, по которому подданный не мог бы добровольно отдать свое творение Хозяину для вторичной инициации.
А Магда действительно была красива! И сильна.
И Раду отворил для нее свои вены.
Позже Лизе-Лотта узнала, что Магда убила доктора Гисслера – ее, Лизе-Лотты, дедушку! – когда он, борясь со странной сонливостью, все-таки попытался вскрыть очередной труп и вонзил ланцет в живот своей ассистентке. Магда убила его – но крови не пила: она просто не знала, как это делается. Изнывая от голода, она пришла туда, куда звало ее чутье. Туда, где ждал ее Хозяин. Странно, но Лизе-Лотта не испытала ничего: ни торжества, ни досады. Ей было даже безразлично, что Магда стала одной из них. Тем более, что Раду поместил ее отдельно: там, где уже спали две его старшие женщины. Сначала Магде пришлось спать в стенной нише. Потом Раду нашел для Магды гроб. Простенький гроб, сколоченный из дощечек и обтянутый промокшей, потемневшей от пребывания в земле тканью. Принес-таки с деревенского кладбища.
А Курт продолжал зарываться в землю возле гроба Лизе-Лотты.
И Лизе-Лотта подозревала, что, несмотря на вторую инициацию, Курт все-таки считает Хозяйкой – ее, а не Раду.
Глава XVIII. Прелестное создание
Древнее вино оказалось, как ни странно, очень вкусным. Хотя и крепким. Но другого выхода у Джеймса и Гарри не было: жажда становилась невыносимой. Особенно для Джеймса. Его просто выжигало изнутри, и этот сухой жар необходимо было залить жидкостью… Все равно, какой. Лучше, конечно, подошла бы вода. Но воды не было.
Вино и сухари. Ужасная диета! Они оба все время были пьяны.
Гарри боялся, что в таком состоянии он не сможет противостоять вампирам – или гансам – если кто-нибудь из них надумает сюда заявиться. Правда, гансы до сих пор не проявляли интереса к этим подземельям. Когда он стрелял в вампиршу, звук выстрела наверняка был слышен наверху… А может, и нет. В любом случае, им следовало скорее ожидать появления вампиров. А вампирам он показался не слишком-то вкусным. Разве что придется защищать от них Джеймса. Ведь они всегда возвращаются к намеченной жертве. Попробовав раз крови человека, вампир не перестает ходить к нему до самой его смерти.
Джеймсу опьянение, напротив, пошло на пользу. Он был очень слаб – ноги совершенно его не держали, так что Гарри приходилось даже на руках таскать его в темный коридор, где они справляли свои естественные надобности. Но, несмотря на столь тягостное и даже унизительное положение, лорд Годальминг не терял присутствия духа. Даже напротив: куда-то исчезли его задумчивость и рефлексия, и Гарри порой казалось, что перед ним совершенно другой человек – мужественный, стойкий, полный искрометного юмора, причем по большей части обращенного против себя же самого… То ли укусы вампиров, то ли опьянение, то ли все вместе взятое, весьма благотворно сказалось на характере Джеймса. Рядом с таким человеком Гарри куда легче было переносить выпавшие на его долю испытания.
Они без конца спорили: когда ожидать нападения вампиров – когда по часам будет ночь или же в любое время, благо в подземелье царит кромешная тьма? Джеймс считал, что вампиры должны придерживаться определенного ритма: в какое-то время – спать в гробах, в какое-то – бодрствовать. Исходя из всего, что он знал о вампирах, самыми безопасными были часы рассвета и заката, потому что по-настоящему сильный вампир не боится солнечного света и вполне способен передвигаться днем.
Обломки бочек кончились и Гарри пустил на дрова трухлявую дверь: все равно она не могла преградить путь вампирам… А гансы запросто высадили бы ее. О том, где брать топливо, когда они сожгут дверь, Гарри с Джеймсом не говорили. Проблемы нужно решать по мере их поступления.
Двое суток с момента нападения их не тревожили.
А на третью ночь вернулась черноволосая вампирша. Одна. Без подруги.
Несмотря на то, что Гарри с Джеймсом старались не терять бдительности, она умудрилась проникнуть в помещение незаметно, буквально материализовалась перед ними из воздуха. Гарри вскочил, Джеймс вскрикнул и схватился за распятье. А вампирша приветливо улыбнулась и тихо, застенчиво сказала:
– Отдай мне мой гребень!
Гарри опешил. Принялся судорожно вычислять: какой подвох таится в этих ее словах? Но мозги были затуманены алкоголем…
– Я не причиню вам зла. Правда, ты можешь мне верить! Я сыта. К тому же твоя кровь – мертвая, поэтому я не могу ее пить. А твой друг… Мы не любим пить кровь, отравленную алкоголем… Да и зачем? Нам сейчас каждую ночь приводят таких лакомых жертв! В прежние времена ради того, чтобы напиться столь чистой крови, приходилось рисковать… Просто отдай мне мой гребень. И я уйду. Если, конечно, ты не захочешь побеседовать со мной. Я не буду пытаться тебя заворожить. Граф объяснил нам с Марией, что это – бесполезная трата сил.
Голосок вампирши звучал так искренне, так нежно! Но Гарри помнил, каким чудовищем обернулась она в их предыдущую встречу… Ты страшная маска еще стояла перед его внутренним взором. И он ей не верил. Совсем не верил.
Но окончательно победить в себе джентльмена он не мог. Южное воспитание – что с ним поделаешь? Отыскав краем глаза лежащий на полу гребень – золотая с жемчугом оправа ярко светилась в полутьме – Гарри шагнул к нему и, не спуская взгляда с вампирши, пнул гребень в ее сторону.
– Бери!
– Осторожно! – жалобно вскрикнула она и упала на колени, хватая гребень.
И добавила с укоризной:
– Ох, он же мог сломаться! Он такой хрупкий… И такой древний…
Скрутив волосы на затылке, она воткнула в них гребень и добавила с каким-то детским, невинным хвастовством:
– Говорят, он принадлежал какой-то римской императрице!
– Вот это вряд ли, – прозвучал насмешливый голос Джеймса.
– Так говорил мой жених, – обиженно надула губки вампирша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
На следующую ночь она охотилась вместе с Раду. Они напали на солдата и Лизе-Лотта все сделала правильно: пила кровь аккуратно и сама убрала тело. Но когда Раду ушел на охоту, Лизе-Лотта направилась в комнату Курта. Ее влекло туда, как магнитом. Она легко усыпила Магду, сидящую на страже с шприцем в руках. И склонилась над юношей. Сегодня он был бледен и выглядел больным… Но он радовался ее приходу. Лизе-Лотта легла рядом с ним, обняла его за шею и тихо, нежно присосалась ко вчерашним ранкам. Она пила медленно, медленно, смакуя каждый глоток. Это было – как самая прекрасная ночь любви! Только лучше.
Когда она почувствовала, что Курт больше не реагирует на боль, а сердце его трепещет предсмертной синкоппой, Лизе-Лотта сделала то же, что сделал для нее Раду: прокусила свое запястье, отворила для Курта свои вены! Когда первые капли упали на губы Курта, лежавшего без движения и без чувств, словно умирающий или уже мертвый, – он вдруг пробудился и жадно схватил ее руку. Он сосал ее кровь, как младенец. А Лизе-Лотта смотрела на него со счастливой улыбкой. Ей было больно… Но даже в этой боли она находила какую-то сладость.
Потом она посидела с ним еще немножко. Подождала, пока его сердце перестало биться. И ушла.
На следующую ночь Курт пришел к ней. Пришел сам. Он был очень слаб и ничего не помнил, ничего не понимал, не мог говорить. Все, что он смог – это слезть с прозекторского стола и придти туда, откуда он слышал зов своей Хозяйки. Лизе-Лотта накормила его своей кровью и уложила в свой гроб. Они вполне умещались там вдвоем.
Раду снова ругал ее.
Оказалось, она нарушила главный закон: новых вампиров может создавать только Хозяин.
А Хозяином в их семье был Раду.
«В их семье» – потому что группа вампиров, инициированных одним Хозяином и хранящих свои гробы в одном месте, называется «семьей». Что, по сути, верно: ведь они объединены именно КРОВНЫМ родством!
Закон семьи и воля Хозяина – вот главное для каждого вампира. А еще существуют законы, по которым существуют все вампиры на земле: их называют «законы Маскарада», и они направлены на сохранение в тайне существования вампиров.
Лизе-Лотта нарушила все законы сразу… Теперь Раду мог бы убить и Лизе-Лотту, и ее создание за то, что она натворила. Их жизни были целиком в его власти. Но он решил простить. Ведь он избрал Лизе-Лотту своей подругой в вечности! Он не желал ее терять.
А Курт – возможно, он тоже пригодится. Только ему придется пройти очень болезненную процедуру – вторичное инициирование. Потому что не может быть двух Хозяев. Хозяин может быть только один.
И Раду напоил Курта своей кровью…
Ничего ужаснее Лизе-Лотта не видела за всю свою несчастливую человеческую жизнь! Курт корчился в невообразимых муках, все его мускулы сводило судорогой, он катался по каменному полу подземелья и кричал, кричал… Беззвучный крик вампира, который услышать могут только вампиры, оглушил Лизе-Лотту. Он разрывал ее сердце.
Раду предупредил, что Курт может умереть в процессе вторичной инициации. Умереть окончательно.
Может потерять рассудок и память, и даже первая охота не поможет ему вспомнить, кем он был до… Кем он был при жизни. Если это случится – Курт превратится в подобие зомби. Немое, бессмысленное, безразличное ко всему создание. Тогда Раду должен будет его убить – хотя бы из милосердия, которое так же ведомо вампирам, как и людям… Только понимается иначе.
Ну, а третья возможность – то, что Курт еще раз переродится и воскреснет вампиром, подчиняющимся Хозяину. Единственному Хозяину.
Лизе-Лотта плакала кровавыми слезами, глядя на муки Курта. Она забыла обо всех страданиях, которые перенесла по его воле – и по воле таких, как он. Не было больше ни гетто, ни гибели Аарона, ни того кошмарного расстрела, ни капелек крови на его мундире, ни унизительной ночи в венской гостинице… Ничего не было.
Было только ее творение, с которым она была связана незримой пуповиной.
И сейчас эта пуповина рвалась.
А ее творение погибало в ужасных муках.
Курт оказался сильным: он пережил это. В какой-то момент он перестал дергаться и кричать и Лизе-Лотта подумала: все, смерть! Но оказалось – это сон. Обычный сон вампира перед пробуждением для новой жизни.
Раду не позволил Лизе-Лотте уложить Курта в ее гроб. Он положил тело юноши в стенную нишу, проклиная современных людей, у которых не добудешь такой простой вещи, как новый гроб! Когда Курт пробудился, Раду привел для него солдата. Одного из тех, кого Курт хорошо знал при жизни… Но сейчас Курту было все равно. Его сжигал голод.
Лизе-Лотта ревниво наблюдала, как Раду учит Курта всему тому, чему недавно учил ее. Но она уже смирилась. Она поняла: таков закон. Только Раду может делать новых вампиров. Потому что он – Хозяин.
Зато Раду позволил Лизе-Лотте водить Курта на охоту. Для нее уже в этом была радость.
В первую же ночь Курт навестил Магду. И Магда приняла его с распростертыми объятиями. Курт пил ее кровь – а она стонала: «Возьми меня, возьми меня всю, не хочу без тебя, не хочу…»
Лизе-Лотта стояла рядом с постелью и смотрела.
Потом Курт отодвинулся от полубесчувственной женщины, уступая место Лизе-Лотте.
Курт не потерял ни память, ни разум. Лизе-Лотте даже казалось, что он по-прежнему ее любит. Но перенесенные в момент второй инициации муки оставили на его лице неизгладимую печать… Казалось, он стал старше, хотя обычно, становясь вампирами, люди выглядят моложе, чем были при жизни! Однако красота его ничуть не пострадала. Даже напротив – в нем появился какой-то свет, какая-то утонченность, которых не было при жизни.
Первое время Курт ходил обнаженным: таким он сбежал с прозекторского стола, таким пришел в подземелье. Потом он нашел свою форму и надел ее – он привык ходить именно в форме, старинная одежда не привлекала его. Но, к сожалению, он уже не мог быть таким аккуратным, как при жизни, потому что избрал себе оригинальное место для дневного сна: он вынул плиту из пола рядом с тем местом, где стоял гроб Лизе-Лотты, и зарывался с головой в сырую землю. Теперь от него всегда пахло землей, и на волосах, и на одежде его была земля. Поэтому из всех живых мертвецов замка Карди он выглядел самым мертвым… Только что восставшим из могилы.
Раду обещал совершить набег на местное кладбище и похитить пару гробов из свежих могил.
Все равно настоящим мертвецам гробы ни к чему!
Когда Курт инициировал Магду, напоив ее своей кровью, Лизе-Лотта очень боялась, что Раду теперь уже не простит его и наверняка убьет… Возможно, так и случилось бы, но Курт поступил необычно для вампира: когда Магда пришла к нему на следующую ночь после смерти – обнаженная, бледная, с длинной и глубокой раной на животе, оставленной ланцетом доктора Гисслера, попытавшегося провести очередное вскрытие – когда она пришла, Курт сразу же отвел ее к Раду.
– Я приготовил ее для тебя, Хозяин. Она красива и сильна. Сделай ее одной из нас! Сделай ее своей! Она выдержит. А если нет… Я сам ее убью.
Раду не знал закона, по которому подданный не мог бы добровольно отдать свое творение Хозяину для вторичной инициации.
А Магда действительно была красива! И сильна.
И Раду отворил для нее свои вены.
Позже Лизе-Лотта узнала, что Магда убила доктора Гисслера – ее, Лизе-Лотты, дедушку! – когда он, борясь со странной сонливостью, все-таки попытался вскрыть очередной труп и вонзил ланцет в живот своей ассистентке. Магда убила его – но крови не пила: она просто не знала, как это делается. Изнывая от голода, она пришла туда, куда звало ее чутье. Туда, где ждал ее Хозяин. Странно, но Лизе-Лотта не испытала ничего: ни торжества, ни досады. Ей было даже безразлично, что Магда стала одной из них. Тем более, что Раду поместил ее отдельно: там, где уже спали две его старшие женщины. Сначала Магде пришлось спать в стенной нише. Потом Раду нашел для Магды гроб. Простенький гроб, сколоченный из дощечек и обтянутый промокшей, потемневшей от пребывания в земле тканью. Принес-таки с деревенского кладбища.
А Курт продолжал зарываться в землю возле гроба Лизе-Лотты.
И Лизе-Лотта подозревала, что, несмотря на вторую инициацию, Курт все-таки считает Хозяйкой – ее, а не Раду.
Глава XVIII. Прелестное создание
Древнее вино оказалось, как ни странно, очень вкусным. Хотя и крепким. Но другого выхода у Джеймса и Гарри не было: жажда становилась невыносимой. Особенно для Джеймса. Его просто выжигало изнутри, и этот сухой жар необходимо было залить жидкостью… Все равно, какой. Лучше, конечно, подошла бы вода. Но воды не было.
Вино и сухари. Ужасная диета! Они оба все время были пьяны.
Гарри боялся, что в таком состоянии он не сможет противостоять вампирам – или гансам – если кто-нибудь из них надумает сюда заявиться. Правда, гансы до сих пор не проявляли интереса к этим подземельям. Когда он стрелял в вампиршу, звук выстрела наверняка был слышен наверху… А может, и нет. В любом случае, им следовало скорее ожидать появления вампиров. А вампирам он показался не слишком-то вкусным. Разве что придется защищать от них Джеймса. Ведь они всегда возвращаются к намеченной жертве. Попробовав раз крови человека, вампир не перестает ходить к нему до самой его смерти.
Джеймсу опьянение, напротив, пошло на пользу. Он был очень слаб – ноги совершенно его не держали, так что Гарри приходилось даже на руках таскать его в темный коридор, где они справляли свои естественные надобности. Но, несмотря на столь тягостное и даже унизительное положение, лорд Годальминг не терял присутствия духа. Даже напротив: куда-то исчезли его задумчивость и рефлексия, и Гарри порой казалось, что перед ним совершенно другой человек – мужественный, стойкий, полный искрометного юмора, причем по большей части обращенного против себя же самого… То ли укусы вампиров, то ли опьянение, то ли все вместе взятое, весьма благотворно сказалось на характере Джеймса. Рядом с таким человеком Гарри куда легче было переносить выпавшие на его долю испытания.
Они без конца спорили: когда ожидать нападения вампиров – когда по часам будет ночь или же в любое время, благо в подземелье царит кромешная тьма? Джеймс считал, что вампиры должны придерживаться определенного ритма: в какое-то время – спать в гробах, в какое-то – бодрствовать. Исходя из всего, что он знал о вампирах, самыми безопасными были часы рассвета и заката, потому что по-настоящему сильный вампир не боится солнечного света и вполне способен передвигаться днем.
Обломки бочек кончились и Гарри пустил на дрова трухлявую дверь: все равно она не могла преградить путь вампирам… А гансы запросто высадили бы ее. О том, где брать топливо, когда они сожгут дверь, Гарри с Джеймсом не говорили. Проблемы нужно решать по мере их поступления.
Двое суток с момента нападения их не тревожили.
А на третью ночь вернулась черноволосая вампирша. Одна. Без подруги.
Несмотря на то, что Гарри с Джеймсом старались не терять бдительности, она умудрилась проникнуть в помещение незаметно, буквально материализовалась перед ними из воздуха. Гарри вскочил, Джеймс вскрикнул и схватился за распятье. А вампирша приветливо улыбнулась и тихо, застенчиво сказала:
– Отдай мне мой гребень!
Гарри опешил. Принялся судорожно вычислять: какой подвох таится в этих ее словах? Но мозги были затуманены алкоголем…
– Я не причиню вам зла. Правда, ты можешь мне верить! Я сыта. К тому же твоя кровь – мертвая, поэтому я не могу ее пить. А твой друг… Мы не любим пить кровь, отравленную алкоголем… Да и зачем? Нам сейчас каждую ночь приводят таких лакомых жертв! В прежние времена ради того, чтобы напиться столь чистой крови, приходилось рисковать… Просто отдай мне мой гребень. И я уйду. Если, конечно, ты не захочешь побеседовать со мной. Я не буду пытаться тебя заворожить. Граф объяснил нам с Марией, что это – бесполезная трата сил.
Голосок вампирши звучал так искренне, так нежно! Но Гарри помнил, каким чудовищем обернулась она в их предыдущую встречу… Ты страшная маска еще стояла перед его внутренним взором. И он ей не верил. Совсем не верил.
Но окончательно победить в себе джентльмена он не мог. Южное воспитание – что с ним поделаешь? Отыскав краем глаза лежащий на полу гребень – золотая с жемчугом оправа ярко светилась в полутьме – Гарри шагнул к нему и, не спуская взгляда с вампирши, пнул гребень в ее сторону.
– Бери!
– Осторожно! – жалобно вскрикнула она и упала на колени, хватая гребень.
И добавила с укоризной:
– Ох, он же мог сломаться! Он такой хрупкий… И такой древний…
Скрутив волосы на затылке, она воткнула в них гребень и добавила с каким-то детским, невинным хвастовством:
– Говорят, он принадлежал какой-то римской императрице!
– Вот это вряд ли, – прозвучал насмешливый голос Джеймса.
– Так говорил мой жених, – обиженно надула губки вампирша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60