Поэтому я сидела в кресле и читала при свете ночника. Рюичиро мирно посапывал под одеялом.
Я сняла трубку после первого звонка.
– Алло. Саку? – Это был брат.
– Ёшио, ты чего не спишь? Как у тебя дела? Все в порядке?
– Кажется, да. Просто я немного соскучился тут без тебя, – он говорил шепотом.
– Ты чего шепчешь? Все уже спят?
– Ага. Это здорово, что ты мне рассказала, как тебе звонить. Я вообще-то звоню, знаешь почему? Я тебя видел во сне. Это был очень странный сон. Сначала там было много солдат, и они все столпились вокруг тебя. А потом вдруг раздалась громкая музыка, и они все исчезли. И ты уже сидела в комнате вместе с Рюичиро, какой-то тетенькой и странным белым дяденькой. Я все правильно говорю?
– Да, Ёшио. Мы тоже тебя видели. В твоей голубой пижаме.
– Видишь, как я умею? И за билет платить не надо, – он тихо засмеялся. – Правда, я не успел, как следует комнату разглядеть.
Зато на ментальном уровне он, похоже, разглядел все до мелочей.
– Прилетай сюда, ко мне. Заодно и на комнату посмотришь, – наконец сказала я то, что собиралась.
– Не. Я не могу. Честно.
– Я поговорю с мамой. Она тебя отпустит, если ненадолго.
Брат помолчал. Он был спокоен, но я почувствовала, что с ним что-то не так. И вовсе не потому, что он потерял много энергии, путешествуя во сне. Просто в Кочи он понял что-то важное для себя, но сейчас все снова было под вопросом. Его уверенность в своих силах иссякала.
– Ну, ты подумай, ладно? Я же чувствую, что ты хочешь приехать. Ну, скажи мне честно, чего ты боишься?
– Я боюсь, что мама…
– Насчет мамы не беспокойся. Я все беру на себя.
– Ну, хорошо. Я подумаю.
– Прилетай! Только по-настоящему, на самолете. Тебе здесь понравится, обещаю! Тут океан. Хоть чистым воздухом подышишь.
– Ага, тут-то у нас не надышишься… – сказал он.
Я вздрогнула. Это прозвучало почти как «перед смертью не надышишься». Поэтому я зачастила:
– Ну, вот и здорово! А с мамой я поговорю. Я уверена, что она согласится. Ты просто пару дней посиди дома, скажи, что неважно себя чувствуешь. Тогда она меня скорее послушает.
– Я все понял, – сказал брат с нескрываемой радостью в голосе.
Я повесила трубку и еще раз подумала, что по-хорошему надо было взять его с собой с самого начала. Но я так рвалась устроить свою личную жизнь, что не особо настаивала, когда он отказался… Откровенно говоря, я просто хотела побыть с Рюичиро вдвоем, без брата.
Между прочим, я знала о Ёшио кое-что, чего никто из присутствующих в комнате знать не мог.
Когда он был совсем маленьким и хотел, чтобы ему помогли или хотя бы обратили на него внимание, он всегда демонстративно шел на балкон. Обязательно с независимым видом и обязательно, чтобы все этот его выход заметили…
14. Something's got to give
В последние дни я часто размышляю о природе повторяемости событий.
Мы ехали с Рюичиро на машине в аэропорт встречать брата. Врывающийся в открытое окно поток теплого воздуха играл моими волосами, сочная зелень, без которой этот остров немыслим, шумела вдоль дороги, небо было таким голубым, что становилось страшно. Пока зрение и слух непосредственно воспринимали внешний мир, мысли мои текли своим чередом.
Рюичиро припарковался на площади перед зданием аэропорта, точно там же, где, встречая нас, припарковалась Сасэко. Я вышла из машины, юбка наполнилась ветром. Я подняла глаза к сияющему небу, и во мне родилась уверенность. Казалось, в голове у меня зазвучала негромкая мелодия: так при открывании музыкальной табакерки начинает играть механическая музыка.
Я верю, что все повторяется. Наверное, повторения – это то, что религиозные люди называют кармой. Но мне кажется, что по своей сути это вещь очень простая и естественная, и поэтому она не нуждается в специальном названии.
Возьмем, к примеру, меня и моего брата. Мы поехали с ним в Кочи и провели там вместе неделю. Это была прекрасная неделя, она, как зерно в плодородную почву, легла в мое сердце и пустила ростки – и я оказалась на Сайпане. Ростки окрепли и дали новое зерно – и теперь мой брат летит сюда, на Сайпан, разделить мою радость.
Вся жизнь более или менее устроена таким образом. Зерно падает в землю, прорастает, дает плоды. Причина вызывает следствие. Какой бы маленькой и незаметной она ни была. В конце концов, обязательно что-то происходит.
И я все поняла. Я поняла, что эти повторения изменили меня изнутри. Зерно проросло. Во мне появилось что-то новое, что настолько отдалило меня нынешнюю от меня прежней, какой я была до падения с лестницы, что мне уже никогда не вернуться в ту реальность, как бы ни жаждала я этого «воссоединения», этой встречи с самой собой. Теплого рукопожатия и примирения. Возвращения… Все это неправда! И чем дольше я живу на этом острове с его зеленью, от красоты которой перехватывает дыхание, и терпким солоноватым запахом, тем глубже становится моя уверенность в том, что возвращения к прошлому не будет. Мы движемся по спирали и что-то неизбежно теряем.
Механизм повторения. Циклы, которые приводят к появлению новых клеток, и эти клетки, несущие в себе надежду на будущее, стремящиеся к неизвестному – они как раковая опухоль. Их с каждым днем становится все больше, и я не могу противостоять этому.
Возвращения нет.
Я не грущу и не радуюсь. Я просто воспринимаю это как данность. Я растворяюсь в своей жизни и в окружающем пейзаже. Я танцую. Больше ничего. Просто танцую, потому что так должно быть. И все.
– Саку, самолет, наверное, уже сел, – сказал Рюичиро.
Я оставила его у машины, а сама пошла в зал прилета. И вот, наконец, показался мой маленький брат с ужасающе огромным чемоданом. Он радостно улыбался, вертел головой по сторонам. Весь такой белый и бледный на фоне местных жителей.
Еле сдерживаясь, чтобы не закричать от вдруг нахлынувшей на меня радости, я помахала ему рукой.
Позвать Ёшио на Сайпан было несложно, а вот сделать так, чтобы он действительно приехал, – оказалось нелегко.
Когда я по телефону рассказала маме о своем плане, она задумалась, но уже через минуту сказала: «Хорошо, пусть летит». Оттого, как быстро она согласилась, мне стало немного не по себе. Однако, кроме этого, надо было решить вопрос со школой – получить разрешение на поездку у классного руководителя. Потом было непонятно, как Ёшио, один, без взрослых, полетит в самолете. Но самым большим препятствием оказалась, как ни странно, Джюнко. Она ужасно волновалась, и мне стоило немалых сил успокоить ее. Я без конца названивала домой и, честно говоря, порядком устала от наших с ней споров. Устала повторять, что Ёшио все время будет под присмотром, что едет он ненадолго, и что домой мы полетим уже вместе. Джюнко оставалась непреклонной.
Но, в конце концов, когда мой притихший как овечка и до этого не высказывавший никаких пожеланий брат вдруг разразился слезами и заявил, что больше всего на свете он хочет поехать на Сайпан, вопрос с поездкой решился сам собой.
– Саку, ты черная, как негр! – Это было первое, что сказал мне брат.
– Ну и жара! – Это были его следующие слова. Мы уже вышли из аэропорта, и он, оглядевшись по сторонам, полной грудью вдохнул островной воздух.
Рюичиро ждал нас у машины. Увидев Ёшио, он заулыбался и помахал рукой.
– Рюичиро! Сто лет тебя не видел! – закричал брат и радостно побежал к нему.
Через пару минут огромный чемодан уже лежал в багажнике, а мы выруливали со стоянки. Радость переполняла мое сердце.
– Слушай, тут такой воздух плотный. Как будто здесь целая толпа людей… – сказал брат, нахмурившись, когда мы выехали из аэропорта и как раз проезжали то место, где на меня накатил первый приступ удушья. – Это что, здешние духи, что ли?
– Ага. Ты к ним быстро привыкнешь, – сказала я.
– Только не принимайся за них прямо сейчас, – улыбнулся Рюичиро. – Сперва отдохни немного. Тут есть профессионалы, которым можно доверять. В конце концов, у тебя же каникулы. Побудь несколько дней обычным ребенком.
– С удовольствием! – радостно сказал брат.
При мысли о том, что скоро придется отсюда уехать, на меня каждый раз накатывала невыносимая тоска. В такие моменты все, на чем останавливался мой взгляд, вызывало во мне тягостное чувство: наша спальня в отеле, гидрокостюм, похожий на кальмара, который Рюичиро повесил сушиться на балконе, белые стулья на океанском берегу. Сам океан, стройные пальмы, загорелые люди, соседский пес… Мое любимое дешевенькое кафе, красные тележки в местном супермаркете. Звуки тоже усугубляли мою тоску: звук старого радио, доносившийся из сэндвич-бара, и даже поскрипывание и покряхтывание раздолбанного кондиционера доводили меня чуть ли не до слез.
Мы с Рюичиро прожили на Сайпане всего ничего, но мне казалось, будто со дня нашего приезда сюда прошли годы.
Каждое утро я вставала и шла купаться. Потом съедала сэндвич, стирала и отправлялась в город. А вечером, когда багровое солнце садится в океан, заполняя все вокруг золотистыми тенями, я клала свою усталую голову на подушку и наслаждалась прохладой ветерка, залетающего к нам в окно…
Отдохнув, я обычно пила на балконе пиво, любуясь красотой вечернего, оранжевого океана, затем шла в душ. Вечером мы с Рюичиро где-нибудь ужинали, потом возвращались домой, смотрели телевизор и ложились спать.
Повседневная жизнь была полна маленьких приятных событий. Она не казалась скучной. Напротив, представлялась чудесным сном.
Все было просто до идиотизма и прекрасно до отвращения.
Незадолго до нашего возвращения в Японию мы с Рюичиро поехали покататься по острову на машине.
Сасэко и Кодзуми (они оба были в восторге от моего братца) взяли Ёшио с собой в город на прогулку по сувенирным лавкам и магазинам. Хотя думаю, что они это сделали не столько ради удовольствия мальчика, сколько ради меня.
– Куда поедем?
– Давай сначала в Ботанический сад, а потом где-нибудь пообедаем, – предложила я. Ботанический сад занимал огромную территорию на северной оконечности острова. Один раз я уже была там с Сасэко. В саду можно было выпить фантастически вкусного свежевыжатого сока.
– Отлично. Значит, едем в сад! – сказал Рюичиро и нажал на газ.
Над дорогой струилось тонкое белое сияние. Машин практически не было, только густая зелень пролетала с обеих сторон за окнами. Но как ни густа была эта зелень, сквозь нее то и дело просвечивал блистающий океан. Солнце отражалось от его поверхности и рассыпалось мириадами ослепительных брызг.
Окно, как всегда, было открыто. Ветер обдувал лицо, трепал волосы, забивался в ноздри, и тогда становилось трудно дышать… Запах океана, запах пыльной дороги, белые домики. Люди в пестрых одеждах, мирно идущие по обочине нам навстречу, – они на секунду мелькают в окне и тут же исчезают из вида…
Я открыла было рот, чтобы сказать Рюичиро, что не стоит так нестись, можно ведь и разбиться ненароком, но передумала. Все равно ветер унесет мои слова, развеет их в мелкую звуковую пыль…
Рюичиро вел машину очень сосредоточенно, не отрывая взгляда от дороги. Проносящийся за окнами пейзаж казался далеким, в нем чувствовалась какая-то невыразимая свежесть.
И в голове моей родилась мысль.
Прямо посреди этого обволакивающего со всех сторон мира, посреди летящего пейзажа.
Я ощутила эту мысль всем своим существом. И это ощущение было болезненно – пронзительным, осязаемым до ужаса.
Когда-нибудь нас не будет на этой земле. Ни меня, ни Рюичиро.
Мы станем костьми, прахом. Смешаемся с землей, растворимся в воздухе.
Воздух. Нечто газообразное, обволакивающее земной шар, связывающее страны и континенты: Японию, Китай, Италию – Азию и Европу… Придет день, и мы будем путешествовать по всему миру, подхваченные порывами ветра. Наши тела, такие тяжелые и зримые, исчезнут. Исчезнут наши руки, ноги, плечи, волосы…
Это происходит со всеми.
Точно так же, как это было с Маю. Точно так же, как это было с отцом.
Неизбежный конец всего живого.
Невероятное, восхитительное чувство! Жить здесь и сейчас и вдруг ощутить этой, данной нам всего лишь на время, плотью все-все-все, что только существует вокруг…
Это ощущение было таким сильным, что слезы навернулись у меня на глаза.
Но скорость движения не позволяет нам быть сентиментальными. Душевные раны подсыхают, зарубцовываются. Рубцы затягиваются и исчезают, не в силах противостоять мимолетности наших жизней.
И слезы мои тоже высохнут, словно их никогда и не было.
Мы не спеша поднимались по тропинке, пышно заросшей с обеих сторон гибискусом, пока не оказались на вершине холма, откуда открывался вполне приличный вид. Решено было сделать привал прямо здесь, удобно расположившись на мягкой зеленой травке. Мы достали сэндвичи и сок. Все, включая нас самих, было аппетитным, как на картинке в глянцевом журнале.
Лужайку окружали заросли причудливо переплетенных деревьев и кустарников. В отличие от сэндвичей, выглядели они жутковато. «Вот уж не поздоровится тому, кто решится исследовать внутренний мир этого странного леса», – подумала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Я сняла трубку после первого звонка.
– Алло. Саку? – Это был брат.
– Ёшио, ты чего не спишь? Как у тебя дела? Все в порядке?
– Кажется, да. Просто я немного соскучился тут без тебя, – он говорил шепотом.
– Ты чего шепчешь? Все уже спят?
– Ага. Это здорово, что ты мне рассказала, как тебе звонить. Я вообще-то звоню, знаешь почему? Я тебя видел во сне. Это был очень странный сон. Сначала там было много солдат, и они все столпились вокруг тебя. А потом вдруг раздалась громкая музыка, и они все исчезли. И ты уже сидела в комнате вместе с Рюичиро, какой-то тетенькой и странным белым дяденькой. Я все правильно говорю?
– Да, Ёшио. Мы тоже тебя видели. В твоей голубой пижаме.
– Видишь, как я умею? И за билет платить не надо, – он тихо засмеялся. – Правда, я не успел, как следует комнату разглядеть.
Зато на ментальном уровне он, похоже, разглядел все до мелочей.
– Прилетай сюда, ко мне. Заодно и на комнату посмотришь, – наконец сказала я то, что собиралась.
– Не. Я не могу. Честно.
– Я поговорю с мамой. Она тебя отпустит, если ненадолго.
Брат помолчал. Он был спокоен, но я почувствовала, что с ним что-то не так. И вовсе не потому, что он потерял много энергии, путешествуя во сне. Просто в Кочи он понял что-то важное для себя, но сейчас все снова было под вопросом. Его уверенность в своих силах иссякала.
– Ну, ты подумай, ладно? Я же чувствую, что ты хочешь приехать. Ну, скажи мне честно, чего ты боишься?
– Я боюсь, что мама…
– Насчет мамы не беспокойся. Я все беру на себя.
– Ну, хорошо. Я подумаю.
– Прилетай! Только по-настоящему, на самолете. Тебе здесь понравится, обещаю! Тут океан. Хоть чистым воздухом подышишь.
– Ага, тут-то у нас не надышишься… – сказал он.
Я вздрогнула. Это прозвучало почти как «перед смертью не надышишься». Поэтому я зачастила:
– Ну, вот и здорово! А с мамой я поговорю. Я уверена, что она согласится. Ты просто пару дней посиди дома, скажи, что неважно себя чувствуешь. Тогда она меня скорее послушает.
– Я все понял, – сказал брат с нескрываемой радостью в голосе.
Я повесила трубку и еще раз подумала, что по-хорошему надо было взять его с собой с самого начала. Но я так рвалась устроить свою личную жизнь, что не особо настаивала, когда он отказался… Откровенно говоря, я просто хотела побыть с Рюичиро вдвоем, без брата.
Между прочим, я знала о Ёшио кое-что, чего никто из присутствующих в комнате знать не мог.
Когда он был совсем маленьким и хотел, чтобы ему помогли или хотя бы обратили на него внимание, он всегда демонстративно шел на балкон. Обязательно с независимым видом и обязательно, чтобы все этот его выход заметили…
14. Something's got to give
В последние дни я часто размышляю о природе повторяемости событий.
Мы ехали с Рюичиро на машине в аэропорт встречать брата. Врывающийся в открытое окно поток теплого воздуха играл моими волосами, сочная зелень, без которой этот остров немыслим, шумела вдоль дороги, небо было таким голубым, что становилось страшно. Пока зрение и слух непосредственно воспринимали внешний мир, мысли мои текли своим чередом.
Рюичиро припарковался на площади перед зданием аэропорта, точно там же, где, встречая нас, припарковалась Сасэко. Я вышла из машины, юбка наполнилась ветром. Я подняла глаза к сияющему небу, и во мне родилась уверенность. Казалось, в голове у меня зазвучала негромкая мелодия: так при открывании музыкальной табакерки начинает играть механическая музыка.
Я верю, что все повторяется. Наверное, повторения – это то, что религиозные люди называют кармой. Но мне кажется, что по своей сути это вещь очень простая и естественная, и поэтому она не нуждается в специальном названии.
Возьмем, к примеру, меня и моего брата. Мы поехали с ним в Кочи и провели там вместе неделю. Это была прекрасная неделя, она, как зерно в плодородную почву, легла в мое сердце и пустила ростки – и я оказалась на Сайпане. Ростки окрепли и дали новое зерно – и теперь мой брат летит сюда, на Сайпан, разделить мою радость.
Вся жизнь более или менее устроена таким образом. Зерно падает в землю, прорастает, дает плоды. Причина вызывает следствие. Какой бы маленькой и незаметной она ни была. В конце концов, обязательно что-то происходит.
И я все поняла. Я поняла, что эти повторения изменили меня изнутри. Зерно проросло. Во мне появилось что-то новое, что настолько отдалило меня нынешнюю от меня прежней, какой я была до падения с лестницы, что мне уже никогда не вернуться в ту реальность, как бы ни жаждала я этого «воссоединения», этой встречи с самой собой. Теплого рукопожатия и примирения. Возвращения… Все это неправда! И чем дольше я живу на этом острове с его зеленью, от красоты которой перехватывает дыхание, и терпким солоноватым запахом, тем глубже становится моя уверенность в том, что возвращения к прошлому не будет. Мы движемся по спирали и что-то неизбежно теряем.
Механизм повторения. Циклы, которые приводят к появлению новых клеток, и эти клетки, несущие в себе надежду на будущее, стремящиеся к неизвестному – они как раковая опухоль. Их с каждым днем становится все больше, и я не могу противостоять этому.
Возвращения нет.
Я не грущу и не радуюсь. Я просто воспринимаю это как данность. Я растворяюсь в своей жизни и в окружающем пейзаже. Я танцую. Больше ничего. Просто танцую, потому что так должно быть. И все.
– Саку, самолет, наверное, уже сел, – сказал Рюичиро.
Я оставила его у машины, а сама пошла в зал прилета. И вот, наконец, показался мой маленький брат с ужасающе огромным чемоданом. Он радостно улыбался, вертел головой по сторонам. Весь такой белый и бледный на фоне местных жителей.
Еле сдерживаясь, чтобы не закричать от вдруг нахлынувшей на меня радости, я помахала ему рукой.
Позвать Ёшио на Сайпан было несложно, а вот сделать так, чтобы он действительно приехал, – оказалось нелегко.
Когда я по телефону рассказала маме о своем плане, она задумалась, но уже через минуту сказала: «Хорошо, пусть летит». Оттого, как быстро она согласилась, мне стало немного не по себе. Однако, кроме этого, надо было решить вопрос со школой – получить разрешение на поездку у классного руководителя. Потом было непонятно, как Ёшио, один, без взрослых, полетит в самолете. Но самым большим препятствием оказалась, как ни странно, Джюнко. Она ужасно волновалась, и мне стоило немалых сил успокоить ее. Я без конца названивала домой и, честно говоря, порядком устала от наших с ней споров. Устала повторять, что Ёшио все время будет под присмотром, что едет он ненадолго, и что домой мы полетим уже вместе. Джюнко оставалась непреклонной.
Но, в конце концов, когда мой притихший как овечка и до этого не высказывавший никаких пожеланий брат вдруг разразился слезами и заявил, что больше всего на свете он хочет поехать на Сайпан, вопрос с поездкой решился сам собой.
– Саку, ты черная, как негр! – Это было первое, что сказал мне брат.
– Ну и жара! – Это были его следующие слова. Мы уже вышли из аэропорта, и он, оглядевшись по сторонам, полной грудью вдохнул островной воздух.
Рюичиро ждал нас у машины. Увидев Ёшио, он заулыбался и помахал рукой.
– Рюичиро! Сто лет тебя не видел! – закричал брат и радостно побежал к нему.
Через пару минут огромный чемодан уже лежал в багажнике, а мы выруливали со стоянки. Радость переполняла мое сердце.
– Слушай, тут такой воздух плотный. Как будто здесь целая толпа людей… – сказал брат, нахмурившись, когда мы выехали из аэропорта и как раз проезжали то место, где на меня накатил первый приступ удушья. – Это что, здешние духи, что ли?
– Ага. Ты к ним быстро привыкнешь, – сказала я.
– Только не принимайся за них прямо сейчас, – улыбнулся Рюичиро. – Сперва отдохни немного. Тут есть профессионалы, которым можно доверять. В конце концов, у тебя же каникулы. Побудь несколько дней обычным ребенком.
– С удовольствием! – радостно сказал брат.
При мысли о том, что скоро придется отсюда уехать, на меня каждый раз накатывала невыносимая тоска. В такие моменты все, на чем останавливался мой взгляд, вызывало во мне тягостное чувство: наша спальня в отеле, гидрокостюм, похожий на кальмара, который Рюичиро повесил сушиться на балконе, белые стулья на океанском берегу. Сам океан, стройные пальмы, загорелые люди, соседский пес… Мое любимое дешевенькое кафе, красные тележки в местном супермаркете. Звуки тоже усугубляли мою тоску: звук старого радио, доносившийся из сэндвич-бара, и даже поскрипывание и покряхтывание раздолбанного кондиционера доводили меня чуть ли не до слез.
Мы с Рюичиро прожили на Сайпане всего ничего, но мне казалось, будто со дня нашего приезда сюда прошли годы.
Каждое утро я вставала и шла купаться. Потом съедала сэндвич, стирала и отправлялась в город. А вечером, когда багровое солнце садится в океан, заполняя все вокруг золотистыми тенями, я клала свою усталую голову на подушку и наслаждалась прохладой ветерка, залетающего к нам в окно…
Отдохнув, я обычно пила на балконе пиво, любуясь красотой вечернего, оранжевого океана, затем шла в душ. Вечером мы с Рюичиро где-нибудь ужинали, потом возвращались домой, смотрели телевизор и ложились спать.
Повседневная жизнь была полна маленьких приятных событий. Она не казалась скучной. Напротив, представлялась чудесным сном.
Все было просто до идиотизма и прекрасно до отвращения.
Незадолго до нашего возвращения в Японию мы с Рюичиро поехали покататься по острову на машине.
Сасэко и Кодзуми (они оба были в восторге от моего братца) взяли Ёшио с собой в город на прогулку по сувенирным лавкам и магазинам. Хотя думаю, что они это сделали не столько ради удовольствия мальчика, сколько ради меня.
– Куда поедем?
– Давай сначала в Ботанический сад, а потом где-нибудь пообедаем, – предложила я. Ботанический сад занимал огромную территорию на северной оконечности острова. Один раз я уже была там с Сасэко. В саду можно было выпить фантастически вкусного свежевыжатого сока.
– Отлично. Значит, едем в сад! – сказал Рюичиро и нажал на газ.
Над дорогой струилось тонкое белое сияние. Машин практически не было, только густая зелень пролетала с обеих сторон за окнами. Но как ни густа была эта зелень, сквозь нее то и дело просвечивал блистающий океан. Солнце отражалось от его поверхности и рассыпалось мириадами ослепительных брызг.
Окно, как всегда, было открыто. Ветер обдувал лицо, трепал волосы, забивался в ноздри, и тогда становилось трудно дышать… Запах океана, запах пыльной дороги, белые домики. Люди в пестрых одеждах, мирно идущие по обочине нам навстречу, – они на секунду мелькают в окне и тут же исчезают из вида…
Я открыла было рот, чтобы сказать Рюичиро, что не стоит так нестись, можно ведь и разбиться ненароком, но передумала. Все равно ветер унесет мои слова, развеет их в мелкую звуковую пыль…
Рюичиро вел машину очень сосредоточенно, не отрывая взгляда от дороги. Проносящийся за окнами пейзаж казался далеким, в нем чувствовалась какая-то невыразимая свежесть.
И в голове моей родилась мысль.
Прямо посреди этого обволакивающего со всех сторон мира, посреди летящего пейзажа.
Я ощутила эту мысль всем своим существом. И это ощущение было болезненно – пронзительным, осязаемым до ужаса.
Когда-нибудь нас не будет на этой земле. Ни меня, ни Рюичиро.
Мы станем костьми, прахом. Смешаемся с землей, растворимся в воздухе.
Воздух. Нечто газообразное, обволакивающее земной шар, связывающее страны и континенты: Японию, Китай, Италию – Азию и Европу… Придет день, и мы будем путешествовать по всему миру, подхваченные порывами ветра. Наши тела, такие тяжелые и зримые, исчезнут. Исчезнут наши руки, ноги, плечи, волосы…
Это происходит со всеми.
Точно так же, как это было с Маю. Точно так же, как это было с отцом.
Неизбежный конец всего живого.
Невероятное, восхитительное чувство! Жить здесь и сейчас и вдруг ощутить этой, данной нам всего лишь на время, плотью все-все-все, что только существует вокруг…
Это ощущение было таким сильным, что слезы навернулись у меня на глаза.
Но скорость движения не позволяет нам быть сентиментальными. Душевные раны подсыхают, зарубцовываются. Рубцы затягиваются и исчезают, не в силах противостоять мимолетности наших жизней.
И слезы мои тоже высохнут, словно их никогда и не было.
Мы не спеша поднимались по тропинке, пышно заросшей с обеих сторон гибискусом, пока не оказались на вершине холма, откуда открывался вполне приличный вид. Решено было сделать привал прямо здесь, удобно расположившись на мягкой зеленой травке. Мы достали сэндвичи и сок. Все, включая нас самих, было аппетитным, как на картинке в глянцевом журнале.
Лужайку окружали заросли причудливо переплетенных деревьев и кустарников. В отличие от сэндвичей, выглядели они жутковато. «Вот уж не поздоровится тому, кто решится исследовать внутренний мир этого странного леса», – подумала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54