это переселение – иббур. Последнего рода переселение часто принимают на себя кроме скитающихся грешников и души древних праведников, витающих постоянно в обществе евреев… Некоторые считают, что душа переходит из тела в тело три или четыре раза: „Вот все это делает Бог трижды, четырежды с человеком“ (Иов. 33,29)… В конце все еврейские души будут очищены и все без исключения причастны вечной жизни… Покой в могиле для умерших евреев составляет удел только немногих счастливых душ; ангел мститель немедленно после погребения еврея разрывает могилу и выгоняет душу на новую скитальческую жизнь; опять пройдет жизнь, ляжет человек в могилу, и опять выгоняется из нее в новое странствование»[443].
Идея реинкарнации не вырастает из глубин религии древнего Израиля. Скорее она заимствуется из общей для поздней античности моды на пряности восточного производства. Еще Вавилонский Талмуд (составленный около 600 г. н.э) приводит 300 аргументов в пользу воскресения мертвых[444]. «До viii века христианской эры – эпохи возникновения еврейских сект – эта доктрина оставалась чуждой еврейству, но под влиянием мусульманской мистики иракских и иранских сект она была воспринята караимами и другими еврейскими сектантами. По новейшим данным основатель караимской секты Анан заимствовал учение о переселении душ у мусульманской секты равендитов, появившейся в Багдаде в 758 г. по Р. Хр… Впервые в еврейской литературе о переселении душ упоминает Саадия Гаон, протестовавший против этого верования, которое в его время разделяли приверженцы „секты иудганитов“… Вера в переселение душ нашла в первое время мало приверженцев среди евреев, и никто из средневековых еврейских религиозных философов, за исключением рабби Авраама ибн-Дауда не нашел нужным бороться с нею вплоть до рабби Хасдаи Крескаса. Только с тех пор, как каббала стала пролагать себе путь в иудаизм, вера в переселение душ начала приобретать себе последователей. „Люди не знают, что люди вращаются, подобно камню, брошенному пращей“ (Зогар 2,99б). Однако, несмотря на то, что каббала возвела веру в переселение душ в догму, эта доктрина часто вызывала возражение со стороны представителей еврейской философии в XIV и XV вв… Однако с течением времени голос противников ослабел, и вера в переселение душ овладела даже последователями Аристотеля…. (С точки зрения каббалистов) если у человека добрых поступков больше, чем злых, душа его переселяется в человеческое тело, в противном случае в тело животного»[445]. “Идея реинкарнации оставалась чуждой иудаизму приблизительно до VIII века”[446]. «В начале III века идея предсуществования душ впервые проникает в раввинистический иудаизм… По мнению Е. Е. Урбаха, концепция преэкзистенции души может быть засвидетельстована впервые лишь в речениях палестинских амораим во второй половине III в. н.э.»[447].
2. Второе отличие современного иудаизма от религии Пророков – в отношении к магии. За гадания и вызывания духов закон Моисея предписывал самые жестокие санкции. Но в каббалистической традиции труды по созданию терафимов и големов вполне приветствуются.
Астрология также не одобрялась в библейских текстах и апокрифах эпохи рубежа Заветов. «Вера в астрологию противоречила некоторым основополагающим представлениям иудаизма (во всяком случае иудаизма фарисеев – раввинистического). Уже во времена Второго Храма автор 3-й Книги Сивилл с уважением писал о народе, который не втянулся в астрологические пророчества. И автор 1-й Книги Еноха считает, что „исполины“ не к добру научили мир колдовству и гаданию по звездам»[156]. Но талмудические мудрецы сочли возможными астрологические штудии.
3. Появление языческих мифов внутри иудаизма в новозаветное время. Вот два примера позднеиудейской звездной мифологии: «Когда создал Бог два светила великие, Луна сказала: Господи, невозможно двум царям один венец носить. – Иди, – сказал Всевышний, и сама умали себя. – За то ли, Господи, что правдивое слово я молвила, Ты умалить себя повелеваешь мне? – взмолилась луна. Отвечал Всемилосердный: Звезды да будут спутниками тебе». Второй пример связан с толкованием действительно загадочного стиха книги Бытия, повествующего об исполинах, родившихся от общения Сынов Божиих с дочерьми человеческими. Когда один из ангелов пленился женщиной, – говорится в Мидраше, – та оказалась мудрее его. «Я соглашусь на твою любовь, –ответила Истеарь, – если ты откроешь мне „Шем-Гамфорош“ (полную транскрипцию имени Божия), произнося которое ты возносишься на небо, когда этого пожелаешь. Ангел исполнил ее требование. Тогда Истеарь произнесла Святое Имя и вознеслась на небо, сохранив беспорочность свою. В воздаяние за ее добродетель Всевышний обратил Истеарь в звезду и поместил ее в плеяде».
В Библии поражает полное отсутствие астральных мифов. Но когда Израиль получил возможность (через расторжение Завета), строить свою религиозную жизнь по влечениям своего сердца – он немедленно создал нормальную языческую («народную») религию со всем арсеналом астрологии и магизма. Но тем самым было дано неоспоримое свидетельство исторической достоверности и чудесности Пятикнижия. Оказалось, что в отличие от иных законодательств закон Израилев не был сделан в соответствии с духом народа, он явно извне навязывается ему, смиряет его жесткой уздой, а не вырастает из него как плод из древа. Израиль ли сотворил Библию или Библия создала Израиль? После возникновения Каббалы ответ на этот вопрос уже очевиден: Библия создала Израиль, а Израиль создал всего лишь Каббалу. Говорю это с горечью и не испытывая ни малейшего антисемитского зуда. И русский народ, забыв советы Церкви, вырвался в лабиринты язычества, и там от всей души предался все тому же темному мифотворчеству, радостно впитывая «Агни-йогу» и «Диагностику кармы»…
И все же – пока иудейские полемисты обвиняли почитателей Троицы в языческом многобожии, языческая мифология вполне успешно проникла в их собственные вероучительные тексты.
4. Наконец, важная перемена произошла и в переживании Божества. На смену понимания Ягве как Высшего и при этом личностного Бога-ревнителя пришло преставление о Ягве как силе, подчиненной более высокой инстанции: безличностному Абсолюту по имени Эйн-Соф. Если Ягве пророков говорит о своем народе как о «зенице ока», если Его взгляд пророки всюду ощущали на себе, то в каббалистическом пантеизме Божество становится незрячим: «Существует ли сотворенное? Если смотреть „со стороны Бога“, то ничто не существует, кроме Него (верхнее мнение на языке хасидизма)»[158]. Но и обратно: при смене острого персонализма пророков на пантеизм и Бог перестал замечаться, если смотреть со стороны словесной эквилибристики: в каббалистике «Эн-соф имеет свою подлинную оригинальность как абсолютизация социального, безлично-социального бытия. трансцендентность здесь не пустое становление Индии, не числовое оформление неоплатоников, не абсолютная личность Ареопагитик и Николая Кузанского, не мистическое Я Экгарта и не трансцедентальное Я Канта и Фихте и не индивидуальное безличие Фихте, Шеллинга и Гегеля. Это есть апофеоз социального безличия, абсолютность человечества, взятого в виде вне-личного состояния. Да и самое наименование Эн-Соф, „Не-нечто“, говорить о некоем активном нигилизме в отношении личности, в то время как прочие апофатики говорят или просто о Ничто, или, как, например, Николай Кузанский, о „Неином“. „Неиное“ Кузанского хочет именно спасти и утвердить индивидуальность, „Не-нечто“ же Каббалы как раз хочет ее уничтожить»[159].
Это мнение Лосева мне казалось слишком преувеличенным – покая я не встретил слова Штайнзальца: «Самоотречение перед лицом Бога, отказ от своей отдельности – не теоретическая концепция, а практический принцип в хасидизме, особенно в направлении хабад. В шутку рассказывают историю об одном хасиде. После вдохновенного урока по хасидизму он задумчиво бродил недалеко от замка польского аристократа. Часовой окликнул его : “Кто идет?”. Все еще под впечатлением выученного, хасид ответил: “Я иду”. Когда же часовой захотел узнать, кто это “я”, хасид сказал: “Пустота и ничто идет”. “Кто-Кто?!” – переспросил озадаченный солдат. По этому поводу хасид подумал: “Похоже, этот парень признает, что что-то или кто-то остается; мое самоотрицание не было еще полным”. И он ответил: “Никто не идет. О ничто и пустоте нельзя сказать, что оно идет”»[160].
Пророки перед лицом Бога древнего Израиля ощущали себя иначе: «Вот я, пошли меня» (Ис. 6,8).
Другая получилась религия…[161] А, значит, и с точки зрения христианства современный иудаизм – не наш отец, учитель или старший брат, а религиозный мутант (конечно, и мы с иудейской точки зрения тоже – мутанты)[162].
Христианство разомкнуло отношения Израиля и Бога, включив в них остальные народы. И потому одной из первых тем христианского богословия стала… защита Израиля. «Церковь Божия, избегая крайностей и тех и других (иудеев и гностиков) идет средним путем – и не соглашается подчиниться игу закона, и не допускает хулить его и по прекращении его за то, что он был полезен в свое время» (свт. Иоанн Златоуст)[163]. Достаточно вспомнить издевки Цельса и Юлиана, дикие эскапады гностиков в адрес ветхозаветной истории и религии – и вновь станет ясно, что именно Церковь отвела угрозу от Израиля.
Для Церкви было богословски необходимо защищать Ветхий Завет. Если бы она его отвергла – она поставила бы под сомнение самый драгоценный из своих догматов: «Бог есть любовь». Если бы у Евангелия не было предыстории – то евангельская история выглядела бы случайной импровизацией. Бог, некогда создавший мир, забыл о нем. Его земные дети росли без пригляда. Но, когда все же они хоть малость похорошели – Небесный Отец вдруг вспомнил о нас и заглянул в гости. В таком случае неправ евангелист Иоанн, сказавший о Христе: «пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1,11). Нет, не к своим, а к чужим пришел Он – если Он не посещал их прежде. И, тогда, кстати, нет ничего странного и трагического в том, что чужие не приняли чужака. Но вся трагедия Евангелия в том, что свои не приняли Своего…
Если отвергнуть Ветхозаветную прелюдию к Евангелию – у нас не будет уверенности в самом главном: Любовь – она всегда в Боге, или это было случайное чувство? Может, однажды на Него «накатило». И как Он не заботился о Своих земных детях до евангельских времен, также Он может забыть о них и после. Вопрос об Израиле в конце концов вопрос о нас самих. Можем ли мы быть уверены в том, что Бог и ныне с нами и будет впредь? Или же Тот, кто после первых же грехов людей отвернулся от них и на тысячелетия их забросил, также реагирует и на наши беззакония? Есть ли в Боге, в Его любви и в Его терпении постоянство? Человеческое сердце требует надежды. Надежда требует вывода: Да, Бог – Тот же. «Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13,8). «И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас; Я создал, и буду носить, поддерживать и охранять вас» (Ис. 46, 4).
Защищая Евангелие, Церковь должна была защищать и мир Пророков. Не только из этических, но и из богословских соображений Церковь взяла под свою интеллектуальную защиту историю Израиля и его книги: не жесток Бог Израиля. Боль, причиняемая им – это боль, которую причиняет врач тому, кого он хочет излечить. Тот, кто, увидев первую кровь, с возмущением остановит хирургическую операцию на середине, не зная о ее цели, тот погубит больного. Цель тех надрезов, которые Бог совершал в ветхозаветной истории – явление Евангелия. Дурен ли этот плод? Нет? Но тогда незачем осуждать и те прививки, через которые Садовник взращивал этот Плод.
Но сейчас еврейская публицистика твердит, что христианство в сути своей антисемитично… Наверно, из-за этого сущностного и изначального своего антисемитизма смысл страстного поста древняя Церковь видела в усиленной молитве за Израиль: «В пятницу за иудеев поститесь, потому что они пригвоздили Меня. Вы же поститесь, особенно которые из дома язычников, чтобы отпущено было им все, что они сделали на Меня. Посему знайте, братья, что пост наш, которым мы постимся на пасху, вы будете поститься за упорство наших братий. Нужно поститься за них… Особенно строго вам надлежит поститься в пятницу и умолять за тех, которые согрешили» (Сирийская дидаскалия, 3 век).
Но борцы с «христианским антисемитизмом» требуют, чтобы христианские народы, в порядке покаяния за преступления языческого германского нацизма, усвоили взгляд на Израиль как на народ, по прежнему в абсолютной уникальности хранящий свою Богоизбранность. Странный, однако, способ бороться с национализмом – через насаждение другого национализма. Христиан обвиняют в том, что они посмели те слова, которыми Израиль превозносится над другими народами («род избранный, род священный»), отнести к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Идея реинкарнации не вырастает из глубин религии древнего Израиля. Скорее она заимствуется из общей для поздней античности моды на пряности восточного производства. Еще Вавилонский Талмуд (составленный около 600 г. н.э) приводит 300 аргументов в пользу воскресения мертвых[444]. «До viii века христианской эры – эпохи возникновения еврейских сект – эта доктрина оставалась чуждой еврейству, но под влиянием мусульманской мистики иракских и иранских сект она была воспринята караимами и другими еврейскими сектантами. По новейшим данным основатель караимской секты Анан заимствовал учение о переселении душ у мусульманской секты равендитов, появившейся в Багдаде в 758 г. по Р. Хр… Впервые в еврейской литературе о переселении душ упоминает Саадия Гаон, протестовавший против этого верования, которое в его время разделяли приверженцы „секты иудганитов“… Вера в переселение душ нашла в первое время мало приверженцев среди евреев, и никто из средневековых еврейских религиозных философов, за исключением рабби Авраама ибн-Дауда не нашел нужным бороться с нею вплоть до рабби Хасдаи Крескаса. Только с тех пор, как каббала стала пролагать себе путь в иудаизм, вера в переселение душ начала приобретать себе последователей. „Люди не знают, что люди вращаются, подобно камню, брошенному пращей“ (Зогар 2,99б). Однако, несмотря на то, что каббала возвела веру в переселение душ в догму, эта доктрина часто вызывала возражение со стороны представителей еврейской философии в XIV и XV вв… Однако с течением времени голос противников ослабел, и вера в переселение душ овладела даже последователями Аристотеля…. (С точки зрения каббалистов) если у человека добрых поступков больше, чем злых, душа его переселяется в человеческое тело, в противном случае в тело животного»[445]. “Идея реинкарнации оставалась чуждой иудаизму приблизительно до VIII века”[446]. «В начале III века идея предсуществования душ впервые проникает в раввинистический иудаизм… По мнению Е. Е. Урбаха, концепция преэкзистенции души может быть засвидетельстована впервые лишь в речениях палестинских амораим во второй половине III в. н.э.»[447].
2. Второе отличие современного иудаизма от религии Пророков – в отношении к магии. За гадания и вызывания духов закон Моисея предписывал самые жестокие санкции. Но в каббалистической традиции труды по созданию терафимов и големов вполне приветствуются.
Астрология также не одобрялась в библейских текстах и апокрифах эпохи рубежа Заветов. «Вера в астрологию противоречила некоторым основополагающим представлениям иудаизма (во всяком случае иудаизма фарисеев – раввинистического). Уже во времена Второго Храма автор 3-й Книги Сивилл с уважением писал о народе, который не втянулся в астрологические пророчества. И автор 1-й Книги Еноха считает, что „исполины“ не к добру научили мир колдовству и гаданию по звездам»[156]. Но талмудические мудрецы сочли возможными астрологические штудии.
3. Появление языческих мифов внутри иудаизма в новозаветное время. Вот два примера позднеиудейской звездной мифологии: «Когда создал Бог два светила великие, Луна сказала: Господи, невозможно двум царям один венец носить. – Иди, – сказал Всевышний, и сама умали себя. – За то ли, Господи, что правдивое слово я молвила, Ты умалить себя повелеваешь мне? – взмолилась луна. Отвечал Всемилосердный: Звезды да будут спутниками тебе». Второй пример связан с толкованием действительно загадочного стиха книги Бытия, повествующего об исполинах, родившихся от общения Сынов Божиих с дочерьми человеческими. Когда один из ангелов пленился женщиной, – говорится в Мидраше, – та оказалась мудрее его. «Я соглашусь на твою любовь, –ответила Истеарь, – если ты откроешь мне „Шем-Гамфорош“ (полную транскрипцию имени Божия), произнося которое ты возносишься на небо, когда этого пожелаешь. Ангел исполнил ее требование. Тогда Истеарь произнесла Святое Имя и вознеслась на небо, сохранив беспорочность свою. В воздаяние за ее добродетель Всевышний обратил Истеарь в звезду и поместил ее в плеяде».
В Библии поражает полное отсутствие астральных мифов. Но когда Израиль получил возможность (через расторжение Завета), строить свою религиозную жизнь по влечениям своего сердца – он немедленно создал нормальную языческую («народную») религию со всем арсеналом астрологии и магизма. Но тем самым было дано неоспоримое свидетельство исторической достоверности и чудесности Пятикнижия. Оказалось, что в отличие от иных законодательств закон Израилев не был сделан в соответствии с духом народа, он явно извне навязывается ему, смиряет его жесткой уздой, а не вырастает из него как плод из древа. Израиль ли сотворил Библию или Библия создала Израиль? После возникновения Каббалы ответ на этот вопрос уже очевиден: Библия создала Израиль, а Израиль создал всего лишь Каббалу. Говорю это с горечью и не испытывая ни малейшего антисемитского зуда. И русский народ, забыв советы Церкви, вырвался в лабиринты язычества, и там от всей души предался все тому же темному мифотворчеству, радостно впитывая «Агни-йогу» и «Диагностику кармы»…
И все же – пока иудейские полемисты обвиняли почитателей Троицы в языческом многобожии, языческая мифология вполне успешно проникла в их собственные вероучительные тексты.
4. Наконец, важная перемена произошла и в переживании Божества. На смену понимания Ягве как Высшего и при этом личностного Бога-ревнителя пришло преставление о Ягве как силе, подчиненной более высокой инстанции: безличностному Абсолюту по имени Эйн-Соф. Если Ягве пророков говорит о своем народе как о «зенице ока», если Его взгляд пророки всюду ощущали на себе, то в каббалистическом пантеизме Божество становится незрячим: «Существует ли сотворенное? Если смотреть „со стороны Бога“, то ничто не существует, кроме Него (верхнее мнение на языке хасидизма)»[158]. Но и обратно: при смене острого персонализма пророков на пантеизм и Бог перестал замечаться, если смотреть со стороны словесной эквилибристики: в каббалистике «Эн-соф имеет свою подлинную оригинальность как абсолютизация социального, безлично-социального бытия. трансцендентность здесь не пустое становление Индии, не числовое оформление неоплатоников, не абсолютная личность Ареопагитик и Николая Кузанского, не мистическое Я Экгарта и не трансцедентальное Я Канта и Фихте и не индивидуальное безличие Фихте, Шеллинга и Гегеля. Это есть апофеоз социального безличия, абсолютность человечества, взятого в виде вне-личного состояния. Да и самое наименование Эн-Соф, „Не-нечто“, говорить о некоем активном нигилизме в отношении личности, в то время как прочие апофатики говорят или просто о Ничто, или, как, например, Николай Кузанский, о „Неином“. „Неиное“ Кузанского хочет именно спасти и утвердить индивидуальность, „Не-нечто“ же Каббалы как раз хочет ее уничтожить»[159].
Это мнение Лосева мне казалось слишком преувеличенным – покая я не встретил слова Штайнзальца: «Самоотречение перед лицом Бога, отказ от своей отдельности – не теоретическая концепция, а практический принцип в хасидизме, особенно в направлении хабад. В шутку рассказывают историю об одном хасиде. После вдохновенного урока по хасидизму он задумчиво бродил недалеко от замка польского аристократа. Часовой окликнул его : “Кто идет?”. Все еще под впечатлением выученного, хасид ответил: “Я иду”. Когда же часовой захотел узнать, кто это “я”, хасид сказал: “Пустота и ничто идет”. “Кто-Кто?!” – переспросил озадаченный солдат. По этому поводу хасид подумал: “Похоже, этот парень признает, что что-то или кто-то остается; мое самоотрицание не было еще полным”. И он ответил: “Никто не идет. О ничто и пустоте нельзя сказать, что оно идет”»[160].
Пророки перед лицом Бога древнего Израиля ощущали себя иначе: «Вот я, пошли меня» (Ис. 6,8).
Другая получилась религия…[161] А, значит, и с точки зрения христианства современный иудаизм – не наш отец, учитель или старший брат, а религиозный мутант (конечно, и мы с иудейской точки зрения тоже – мутанты)[162].
Христианство разомкнуло отношения Израиля и Бога, включив в них остальные народы. И потому одной из первых тем христианского богословия стала… защита Израиля. «Церковь Божия, избегая крайностей и тех и других (иудеев и гностиков) идет средним путем – и не соглашается подчиниться игу закона, и не допускает хулить его и по прекращении его за то, что он был полезен в свое время» (свт. Иоанн Златоуст)[163]. Достаточно вспомнить издевки Цельса и Юлиана, дикие эскапады гностиков в адрес ветхозаветной истории и религии – и вновь станет ясно, что именно Церковь отвела угрозу от Израиля.
Для Церкви было богословски необходимо защищать Ветхий Завет. Если бы она его отвергла – она поставила бы под сомнение самый драгоценный из своих догматов: «Бог есть любовь». Если бы у Евангелия не было предыстории – то евангельская история выглядела бы случайной импровизацией. Бог, некогда создавший мир, забыл о нем. Его земные дети росли без пригляда. Но, когда все же они хоть малость похорошели – Небесный Отец вдруг вспомнил о нас и заглянул в гости. В таком случае неправ евангелист Иоанн, сказавший о Христе: «пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1,11). Нет, не к своим, а к чужим пришел Он – если Он не посещал их прежде. И, тогда, кстати, нет ничего странного и трагического в том, что чужие не приняли чужака. Но вся трагедия Евангелия в том, что свои не приняли Своего…
Если отвергнуть Ветхозаветную прелюдию к Евангелию – у нас не будет уверенности в самом главном: Любовь – она всегда в Боге, или это было случайное чувство? Может, однажды на Него «накатило». И как Он не заботился о Своих земных детях до евангельских времен, также Он может забыть о них и после. Вопрос об Израиле в конце концов вопрос о нас самих. Можем ли мы быть уверены в том, что Бог и ныне с нами и будет впредь? Или же Тот, кто после первых же грехов людей отвернулся от них и на тысячелетия их забросил, также реагирует и на наши беззакония? Есть ли в Боге, в Его любви и в Его терпении постоянство? Человеческое сердце требует надежды. Надежда требует вывода: Да, Бог – Тот же. «Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13,8). «И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас; Я создал, и буду носить, поддерживать и охранять вас» (Ис. 46, 4).
Защищая Евангелие, Церковь должна была защищать и мир Пророков. Не только из этических, но и из богословских соображений Церковь взяла под свою интеллектуальную защиту историю Израиля и его книги: не жесток Бог Израиля. Боль, причиняемая им – это боль, которую причиняет врач тому, кого он хочет излечить. Тот, кто, увидев первую кровь, с возмущением остановит хирургическую операцию на середине, не зная о ее цели, тот погубит больного. Цель тех надрезов, которые Бог совершал в ветхозаветной истории – явление Евангелия. Дурен ли этот плод? Нет? Но тогда незачем осуждать и те прививки, через которые Садовник взращивал этот Плод.
Но сейчас еврейская публицистика твердит, что христианство в сути своей антисемитично… Наверно, из-за этого сущностного и изначального своего антисемитизма смысл страстного поста древняя Церковь видела в усиленной молитве за Израиль: «В пятницу за иудеев поститесь, потому что они пригвоздили Меня. Вы же поститесь, особенно которые из дома язычников, чтобы отпущено было им все, что они сделали на Меня. Посему знайте, братья, что пост наш, которым мы постимся на пасху, вы будете поститься за упорство наших братий. Нужно поститься за них… Особенно строго вам надлежит поститься в пятницу и умолять за тех, которые согрешили» (Сирийская дидаскалия, 3 век).
Но борцы с «христианским антисемитизмом» требуют, чтобы христианские народы, в порядке покаяния за преступления языческого германского нацизма, усвоили взгляд на Израиль как на народ, по прежнему в абсолютной уникальности хранящий свою Богоизбранность. Странный, однако, способ бороться с национализмом – через насаждение другого национализма. Христиан обвиняют в том, что они посмели те слова, которыми Израиль превозносится над другими народами («род избранный, род священный»), отнести к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35