.. Помню разговор о взаимном переходе поля и вещества, качественно разных форм материи, этот переход и создает впечатление… как бы рождения вещества. В общем, тут совместное действие гравитационного, электромагнитного и каких-то других, пока неизвестных полей… Что говорить, только единая теория поля открыла бы нам глаза.
– Уж не хотите ли вы сказать, мистер Кравцов, – раздался насмешливый голос шотландца, – что наш дорогой Столб состоит из протонного или нейтронного вещества?
– Нет, мистер Макферсон. Я просто припоминаю гипотезу, которую исповедует наш дорогой Штамм.
– А вы что исповедуете?
– Гречневую кашу, Уилл, вы же знаете. – Кравцов взял со стола и повертел в руках пластилиновый самолетик. – Я смотрю, в вашем творчестве появилась новая тематика.
– Дайте-ка сюда. – Макферсон отобрал у него фигурку и смял ее в комок.
– Все-таки хорошо, Уилл, что вы стали буровым инженером, а не скульптором, – заметил Кравцов.
– Вы всегда знаете, что хорошо, а что плохо. Всезнающий молодой человек.
– Вот не думал, что вы обидитесь, – удивился Кравцов.
– Чепуха, – сказал шотландец. – Я не обижаюсь, парень. Мне только не нравится, когда вы лезете в драку с американцами.
– Вовсе я не лез, Уилл. Не такой уж я драчливый.
Помолчали немного. Мигало пламя в керосиновой лампе, по каюте ходили тени.
– Я много спать теперь хочу, – сказал вдруг Али-Овсад. – Раньше мало спал. Теперь много хочу. Наверно, потому, что магнитное поле неправильное.
– Теперь все можно валить на магнитное поле, – улыбнулся Кравцов. – Или на гравитационное.
– Гравитация, – продолжал Али-Овсад. – Все говорят – гравитация. Я это слово раньше не знал, теперь – сплю и вижу: гравитация. Что такое?
– Я же объяснял, Али-Овсад…
– Ай, балам, плохо объяснял. Ты мне прямо скажи: тяжесть или сила? Я землю много бурил, я знаю: земля большую силу внутри имеет.
– Кто же спорит? – сказал Кравцов.
– Недаром в русских сказках ее почтительно называют «мать – сыра земля», – заметил Оловянников. – Помните, Саша, былину о Микуле Селяниновиче?
– Былина? Расскажите, пожалуйста, – попросил Уилл.
«До чего любит сказки, – подумал Кравцов. – Хлебом его не корми…»
– Ну что ж, – со вкусом начал Оловянников. – Жил-был пахарь, звали его Микула Селянинович. Пахал он однажды возле дороги, а сумочку свою с харчами положил на землю. Пашет, на солнышко поглядывает – успеть бы. Тут едет мимо на могучем коне Вольга-богатырь. Едет и скучает: дескать, некуда мне свою силу богатырскую приложить, все-де для меня легко и слабо. Услыхал Микула Селянинович, как богатырь похваляется, и говорит ему: попробуй, подыми мою сумочку. Ну, экая важность – сумочка. Нагибается Вольга, не слезая с коня, берет одной рукой за сумочку – не получается. Пришлось спешиться и взяться двумя руками. Все равно не может поднять. Осерчал Вольга-богатырь, да как рванет сумочку – и не поднял ее, а сам по колени в землю ушел. А Микула Селянинович толкует ему: мол, тяга в сумочке от сырой земли.
– Хорошая сказка, – одобрил шотландец.
– С острым социальным смыслом, – заметил Кравцов.
– Микула олицетворяет мирный труд, а Вольга – богатырь.
– Может быть, и так. А может быть, просто ваши умные предки почувствовали непреоборимость земного тяготения. Вон где берут начало фантастические предположения нашего времени… Микула – как вы говорите?
– Микула Селянинович, – сказал Оловянников.
– Да. Его сумочка – и уэллсовский кейворит. А, джентльмены?
– Теперь я скажу, – заявил Али-Овсад, тронув пальцем черное пятнышко усов в углублении над губой. – Совсем давно был такой Рустем-бахадур. Он когда ходил, его ноги глубоко в землю проваливались.
– Такой тяжелый был? – спросил Оловянников.
– Зачем тяжелый? Я разве сказал – тяжелый? Просто чересчур сильный был. Такой сильный, что хочет тихо наступить, а нога полметра в землю идет. Тогда пошел Рустем к один шайтан, говорит: возьми половину моей силы, спрячь, а когда я старый буду, приду – возьму…
Кравцов встал, заходил по каюте, тени на стенах заколыхались, запрыгали.
– Как бы сделать, – проговорил он, остановившись перед койкой Уилла, – как бы сделать, чтобы сила Столба заставила его самого войти в землю?.. Только его собственная сила справится с ним.
– Хочешь перевернуть Черный столб? – засмеялся Али-Овсад. – Ай, молодец!
29
Кравцов томился у входа в салон. Там шло очередное совещание ученых. Гул голосов за дверью то усиливался, то стихал. По матовому стеклу двери равномерно проплывала тень: кто-то из ученых расхаживал по салону взад и вперед.
«Какого дьявола я торчу здесь, – думал Кравцов. – Им не до меня. Лучшие геофизики мира собрались здесь, мозговики, лауреаты всех, какие только есть, премий. А я полезу со своей корявой идеей?.. Использовать силу самого Столба – тоже мне идея…»
В глубине души Кравцов, разумеется, знал, что ему нужен только повод для разговора с Морозовым. Невтерпеж уже это ожидание и неизвестность. Да, он наберется дерзости и спросит напрямик у Морозова: сколько еще ждать?
Стюард с подносом, заставленным бутылками и сифонами, шмыгнул в салон. В приоткрывшуюся дверь Кравцов увидел чью-то обширную лысину и чьи-то руки, держащие лист ватмана; услышал обрывок фразы на ломаном русском:»…не разместите такую установку…»
Установка! Ага, речь у них идет уже о какой-то установке…
Кравцов то валился в кресло, то снова принимался вышагивать по тускло освещенному холлу. Томительно текло время, подползая к двум часам ночи.
Наконец, отворилась дверь, из салона, переговариваясь, начали выходить ученые. Токунага с утомленным лицом слушал Штамма, который что-то ему доказывал. Промокая платком лысину, прошествовал толстяк Брамулья. Маленький седоусый человечек – профессор Бернстайн – прошел, окруженный несколькими незнакомыми учеными; один из них был в индийском тюрбане. А вот из клубов табачного дыма выплыла высокая прямая фигура Морозова с огромной папкой под мышкой.
Зоркими своими глазами Морозов приметил Кравцова, скромно стоявшего в уголке, кивнул ему, бросил на ходу с усмешечкой:
– Значит, атомной бомбой, а?
Кравцов шагнул к нему:
– Виктор Константинович, можно с вами поговорить?
– Некогда, голубчик. Сам давно собираюсь поговорить с вами, но – некогда. Впрочем… – Он обнял Кравцова за плечи и повел по коридору. – Если разговор небольшой, то выкладывайте.
– Понимаете, – волнуясь, сказал Кравцов, – у нас возникла мысль… Нельзя ли использовать силу самого столба… Вернее, изменить направление его поля…
– Понимаю, понимаю, – Морозов засмеялся. – Расскажите-ка лучше, как вы воевали с техасцами.
– Да что говорить. Поскандалили немножко – и помирились… Виктор Константинович, вы простите, что я к вам привязался. Я просто хотел спросить: сколько нам еще ждать?
– Надеюсь, немного, голубчик. Нам надо очень, очень торопиться, потому что… Словом, надо опередить всякие неприятности. Проект, в сущности, готов, остались проверочные расчеты.
Кравцов повеселел.
– Значит, скоро?
– Значит, скоро. – Морозов остановился у двери своей каюты. – Атомной бомбой хотите перерезать столб? – спросил он снова.
– Это Макферсон придумал, – сказал Кравцов. – Но ведь столб все равно будет расти и снова войдет в ионо…
– Зайдите-ка, – прервал Морозов и пропустил его в просторную каюту, вернее в рабочий кабинет со столами, заваленными чертежами. – Садитесь, – сказал он и сам присел на один из столов. – Скажите-ка, товарищ Кравцов, вы хорошо знаете плот, его помещения и переходы?
– Знаю.
– Взгляните на эту схему. Узнаете?
– Средняя палуба плота, – сказал Кравцов.
– Верно. В какой срок вы считали бы возможным пробить здесь кольцевой коридор? – Морозов обвел карандашом окружность плота.
– Кольцевой коридор? – переспросил Кравцов, сдвинув брови и почесывая пальцем под ухом.
– Вот что. Возьмите схему и подумайте как следует. Кольцевой замкнутый коридор шириной шесть метров и высотой не менее четырех с половиной.
– Я подумаю, Виктор Константинович.
– Прекрасно. Завтра вечером, попозже, приходите с ответом.
30
«Моя дорогая Маринка!
Позавчера воздушная оказия доставила два твоих письма, и очень хорошо сделала, а то я уж волноваться начал. Ты спрашиваешь, почему я не приезжаю, если тут делать нечего. Сам не знаю, честное слово, почему я целый месяц сидел тут без всякой работы. Все ждал, ждал, думал: может, сегодня, может, завтра… Ну, вот и дождался наконец. Проект составлен и утвержден международной комиссией. Он называется «Операция Черный столб». Ты, наверное, из газет узнаешь раньше, чем из моего письма, в чем суть операции. Коротко: создан проект установки, которая остановит Черный столб. Тебе, как школьной физичке, конечно, интересно узнать детали проекта. Честно скажу тебе: это настолько сложно, что я не все понимаю. Ученые, вроде бы, раскусили таинственное поле столба, и установка наложит на него определенную комбинацию мощных силовых полей. Предполагается, что их взаимодействие с полем столба остановит его движение вверх.
Конечно, прежде всего придется разрезать столб, чтобы устранить «короткое замыкание», восстановить нормальную структуру магнитного поля и дать ток, тогда установка начнет работать.
Сама установка будет размещена на плоту, для этого мы прорубаем во внутренних помещениях кольцевой коридор. Именно этим я и занят сейчас. Жарковато на плоту, надо сказать, но ничего. К грозе мы давно уже привыкли и к молниям тоже. Ты не беспокойся: ведь столб служит как бы громоотводом.
Сколько времени займет операция? Не знаю, родная. Сама понимаешь, хочется поскорее все закончить и приехать к вам с Вовкой. Любимые вы мои, соскучился я здорово. Ты мне пиши почаще, ладно? И Вовка пусть лапу прикладывает. А я буду писать при любой возможности.
Да, ты спросишь, как собираемся мы перерезать столб. А вот как…»
Кравцов не закончил письма. В дверь каюты постучали. Чулков просунул голову, сказал:
– Александр Витальевич, третья смена уходит.
Кравцов сунул недописанное письмо в ящик стола и побежал на катер.
31
Итак, операция «Черный столб» началась.
Целая флотилия судов расположилась вокруг плота. Здесь был авианосец «Фьюриес» со своей гигантской посадочной площадкой, плавучая механическая база «Иван Кулибин», самоходные баржи и плавучие краны. Крупные паровые катера, попыхивая угольным дымком, непрерывно бегали между плотом и судами. Штаб операции по-прежнему находился на «Фукуока-мару».
На заводах Советского Союза, Соединенных Штатов, Японии и многих других стран срочно изготовлялись узлы и детали кольцевого сердечника невиданных размеров. В трюмах пароходов под голубым флагом ООН, в гондолах грузовых дирижаблей с паровыми турбинами плыли к плоту металлоконструкции, блоки высокочастотных панелей, наборы колоссальных изоляторов, пакеты шинных сборок. Прибывали танкеры, лесовозы, суда, груженные продовольствием, лайнеры с рабочими-монтажниками, инженерами, правительственными комиссиями.
Люди, одетые в защитные комбинезоны, работали днем и ночью, беспрерывно: надо было очень торопиться, потому что – это знали ученые – губительный поток космических лучей проникал все глубже в нижние слои атмосферы.
А Черный столб, окруженный кольцом молний, окутанный белой пеленой пара, бежал и бежал сквозь тучи вверх, загибаясь и завершая в околоземном пространстве виток вокруг планеты.
32
В девять вечера смена инженера Кравцова поднялась по зигзагам металлического трапа на среднюю палубу плота. Здесь были монтажники из знакомых нам бригад Али-Овсада, Паркинсона, румына Георги.
Кравцов принял участок от начальника смены, отработавшей свои пять часов.
– Ну и распотрошили вы отсек, Чезаре, – сказал он, оглядывая срезанные балки и узенькие мостки, под которыми зияла черная пустота.
– Тут уровень был выше, пришлось порезать весь настил, – ответил инженер-итальянец, вытирая полотенцем смуглое лицо. – Взгляните на отметку.
Он протянул Кравцову эскиз.
– Знаю, – сказал Кравцов. – Но тут под нами атомная станция…
– Которая не работает.
– Но которая будет работать. А вы обрушили настил на ее перекрытие. – Кравцов посветил фонариком вниз.
– Что вы от меня хотите, Алессандро?
– Придется поднимать настил. Над реактором не должно быть ничего, кроме перекрытия.
Монтажники из обеих смен прислушивались. Ацетиленовые лампы лили голубоватый свет на их обнаженные плечи и спины, лоснящиеся от пота.
– Мы прошли сегодня на семь метров больше нормы, – сказал итальянец. – Главное – скорее закончить коридор, а если под ним будет немножко мусору…
– Только не здесь, – прервал его Кравцов. – Ладно, Чезаре, уводите смену, – добавил он, переходя на английский. – Придется нам поставить тали и малость порасчистить ваш мусор.
– Это что же? – раздался вдруг хриплый голос. – Итальяшки напакостили, а нам за ними подбирать?
– Кто это сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Уж не хотите ли вы сказать, мистер Кравцов, – раздался насмешливый голос шотландца, – что наш дорогой Столб состоит из протонного или нейтронного вещества?
– Нет, мистер Макферсон. Я просто припоминаю гипотезу, которую исповедует наш дорогой Штамм.
– А вы что исповедуете?
– Гречневую кашу, Уилл, вы же знаете. – Кравцов взял со стола и повертел в руках пластилиновый самолетик. – Я смотрю, в вашем творчестве появилась новая тематика.
– Дайте-ка сюда. – Макферсон отобрал у него фигурку и смял ее в комок.
– Все-таки хорошо, Уилл, что вы стали буровым инженером, а не скульптором, – заметил Кравцов.
– Вы всегда знаете, что хорошо, а что плохо. Всезнающий молодой человек.
– Вот не думал, что вы обидитесь, – удивился Кравцов.
– Чепуха, – сказал шотландец. – Я не обижаюсь, парень. Мне только не нравится, когда вы лезете в драку с американцами.
– Вовсе я не лез, Уилл. Не такой уж я драчливый.
Помолчали немного. Мигало пламя в керосиновой лампе, по каюте ходили тени.
– Я много спать теперь хочу, – сказал вдруг Али-Овсад. – Раньше мало спал. Теперь много хочу. Наверно, потому, что магнитное поле неправильное.
– Теперь все можно валить на магнитное поле, – улыбнулся Кравцов. – Или на гравитационное.
– Гравитация, – продолжал Али-Овсад. – Все говорят – гравитация. Я это слово раньше не знал, теперь – сплю и вижу: гравитация. Что такое?
– Я же объяснял, Али-Овсад…
– Ай, балам, плохо объяснял. Ты мне прямо скажи: тяжесть или сила? Я землю много бурил, я знаю: земля большую силу внутри имеет.
– Кто же спорит? – сказал Кравцов.
– Недаром в русских сказках ее почтительно называют «мать – сыра земля», – заметил Оловянников. – Помните, Саша, былину о Микуле Селяниновиче?
– Былина? Расскажите, пожалуйста, – попросил Уилл.
«До чего любит сказки, – подумал Кравцов. – Хлебом его не корми…»
– Ну что ж, – со вкусом начал Оловянников. – Жил-был пахарь, звали его Микула Селянинович. Пахал он однажды возле дороги, а сумочку свою с харчами положил на землю. Пашет, на солнышко поглядывает – успеть бы. Тут едет мимо на могучем коне Вольга-богатырь. Едет и скучает: дескать, некуда мне свою силу богатырскую приложить, все-де для меня легко и слабо. Услыхал Микула Селянинович, как богатырь похваляется, и говорит ему: попробуй, подыми мою сумочку. Ну, экая важность – сумочка. Нагибается Вольга, не слезая с коня, берет одной рукой за сумочку – не получается. Пришлось спешиться и взяться двумя руками. Все равно не может поднять. Осерчал Вольга-богатырь, да как рванет сумочку – и не поднял ее, а сам по колени в землю ушел. А Микула Селянинович толкует ему: мол, тяга в сумочке от сырой земли.
– Хорошая сказка, – одобрил шотландец.
– С острым социальным смыслом, – заметил Кравцов.
– Микула олицетворяет мирный труд, а Вольга – богатырь.
– Может быть, и так. А может быть, просто ваши умные предки почувствовали непреоборимость земного тяготения. Вон где берут начало фантастические предположения нашего времени… Микула – как вы говорите?
– Микула Селянинович, – сказал Оловянников.
– Да. Его сумочка – и уэллсовский кейворит. А, джентльмены?
– Теперь я скажу, – заявил Али-Овсад, тронув пальцем черное пятнышко усов в углублении над губой. – Совсем давно был такой Рустем-бахадур. Он когда ходил, его ноги глубоко в землю проваливались.
– Такой тяжелый был? – спросил Оловянников.
– Зачем тяжелый? Я разве сказал – тяжелый? Просто чересчур сильный был. Такой сильный, что хочет тихо наступить, а нога полметра в землю идет. Тогда пошел Рустем к один шайтан, говорит: возьми половину моей силы, спрячь, а когда я старый буду, приду – возьму…
Кравцов встал, заходил по каюте, тени на стенах заколыхались, запрыгали.
– Как бы сделать, – проговорил он, остановившись перед койкой Уилла, – как бы сделать, чтобы сила Столба заставила его самого войти в землю?.. Только его собственная сила справится с ним.
– Хочешь перевернуть Черный столб? – засмеялся Али-Овсад. – Ай, молодец!
29
Кравцов томился у входа в салон. Там шло очередное совещание ученых. Гул голосов за дверью то усиливался, то стихал. По матовому стеклу двери равномерно проплывала тень: кто-то из ученых расхаживал по салону взад и вперед.
«Какого дьявола я торчу здесь, – думал Кравцов. – Им не до меня. Лучшие геофизики мира собрались здесь, мозговики, лауреаты всех, какие только есть, премий. А я полезу со своей корявой идеей?.. Использовать силу самого Столба – тоже мне идея…»
В глубине души Кравцов, разумеется, знал, что ему нужен только повод для разговора с Морозовым. Невтерпеж уже это ожидание и неизвестность. Да, он наберется дерзости и спросит напрямик у Морозова: сколько еще ждать?
Стюард с подносом, заставленным бутылками и сифонами, шмыгнул в салон. В приоткрывшуюся дверь Кравцов увидел чью-то обширную лысину и чьи-то руки, держащие лист ватмана; услышал обрывок фразы на ломаном русском:»…не разместите такую установку…»
Установка! Ага, речь у них идет уже о какой-то установке…
Кравцов то валился в кресло, то снова принимался вышагивать по тускло освещенному холлу. Томительно текло время, подползая к двум часам ночи.
Наконец, отворилась дверь, из салона, переговариваясь, начали выходить ученые. Токунага с утомленным лицом слушал Штамма, который что-то ему доказывал. Промокая платком лысину, прошествовал толстяк Брамулья. Маленький седоусый человечек – профессор Бернстайн – прошел, окруженный несколькими незнакомыми учеными; один из них был в индийском тюрбане. А вот из клубов табачного дыма выплыла высокая прямая фигура Морозова с огромной папкой под мышкой.
Зоркими своими глазами Морозов приметил Кравцова, скромно стоявшего в уголке, кивнул ему, бросил на ходу с усмешечкой:
– Значит, атомной бомбой, а?
Кравцов шагнул к нему:
– Виктор Константинович, можно с вами поговорить?
– Некогда, голубчик. Сам давно собираюсь поговорить с вами, но – некогда. Впрочем… – Он обнял Кравцова за плечи и повел по коридору. – Если разговор небольшой, то выкладывайте.
– Понимаете, – волнуясь, сказал Кравцов, – у нас возникла мысль… Нельзя ли использовать силу самого столба… Вернее, изменить направление его поля…
– Понимаю, понимаю, – Морозов засмеялся. – Расскажите-ка лучше, как вы воевали с техасцами.
– Да что говорить. Поскандалили немножко – и помирились… Виктор Константинович, вы простите, что я к вам привязался. Я просто хотел спросить: сколько нам еще ждать?
– Надеюсь, немного, голубчик. Нам надо очень, очень торопиться, потому что… Словом, надо опередить всякие неприятности. Проект, в сущности, готов, остались проверочные расчеты.
Кравцов повеселел.
– Значит, скоро?
– Значит, скоро. – Морозов остановился у двери своей каюты. – Атомной бомбой хотите перерезать столб? – спросил он снова.
– Это Макферсон придумал, – сказал Кравцов. – Но ведь столб все равно будет расти и снова войдет в ионо…
– Зайдите-ка, – прервал Морозов и пропустил его в просторную каюту, вернее в рабочий кабинет со столами, заваленными чертежами. – Садитесь, – сказал он и сам присел на один из столов. – Скажите-ка, товарищ Кравцов, вы хорошо знаете плот, его помещения и переходы?
– Знаю.
– Взгляните на эту схему. Узнаете?
– Средняя палуба плота, – сказал Кравцов.
– Верно. В какой срок вы считали бы возможным пробить здесь кольцевой коридор? – Морозов обвел карандашом окружность плота.
– Кольцевой коридор? – переспросил Кравцов, сдвинув брови и почесывая пальцем под ухом.
– Вот что. Возьмите схему и подумайте как следует. Кольцевой замкнутый коридор шириной шесть метров и высотой не менее четырех с половиной.
– Я подумаю, Виктор Константинович.
– Прекрасно. Завтра вечером, попозже, приходите с ответом.
30
«Моя дорогая Маринка!
Позавчера воздушная оказия доставила два твоих письма, и очень хорошо сделала, а то я уж волноваться начал. Ты спрашиваешь, почему я не приезжаю, если тут делать нечего. Сам не знаю, честное слово, почему я целый месяц сидел тут без всякой работы. Все ждал, ждал, думал: может, сегодня, может, завтра… Ну, вот и дождался наконец. Проект составлен и утвержден международной комиссией. Он называется «Операция Черный столб». Ты, наверное, из газет узнаешь раньше, чем из моего письма, в чем суть операции. Коротко: создан проект установки, которая остановит Черный столб. Тебе, как школьной физичке, конечно, интересно узнать детали проекта. Честно скажу тебе: это настолько сложно, что я не все понимаю. Ученые, вроде бы, раскусили таинственное поле столба, и установка наложит на него определенную комбинацию мощных силовых полей. Предполагается, что их взаимодействие с полем столба остановит его движение вверх.
Конечно, прежде всего придется разрезать столб, чтобы устранить «короткое замыкание», восстановить нормальную структуру магнитного поля и дать ток, тогда установка начнет работать.
Сама установка будет размещена на плоту, для этого мы прорубаем во внутренних помещениях кольцевой коридор. Именно этим я и занят сейчас. Жарковато на плоту, надо сказать, но ничего. К грозе мы давно уже привыкли и к молниям тоже. Ты не беспокойся: ведь столб служит как бы громоотводом.
Сколько времени займет операция? Не знаю, родная. Сама понимаешь, хочется поскорее все закончить и приехать к вам с Вовкой. Любимые вы мои, соскучился я здорово. Ты мне пиши почаще, ладно? И Вовка пусть лапу прикладывает. А я буду писать при любой возможности.
Да, ты спросишь, как собираемся мы перерезать столб. А вот как…»
Кравцов не закончил письма. В дверь каюты постучали. Чулков просунул голову, сказал:
– Александр Витальевич, третья смена уходит.
Кравцов сунул недописанное письмо в ящик стола и побежал на катер.
31
Итак, операция «Черный столб» началась.
Целая флотилия судов расположилась вокруг плота. Здесь был авианосец «Фьюриес» со своей гигантской посадочной площадкой, плавучая механическая база «Иван Кулибин», самоходные баржи и плавучие краны. Крупные паровые катера, попыхивая угольным дымком, непрерывно бегали между плотом и судами. Штаб операции по-прежнему находился на «Фукуока-мару».
На заводах Советского Союза, Соединенных Штатов, Японии и многих других стран срочно изготовлялись узлы и детали кольцевого сердечника невиданных размеров. В трюмах пароходов под голубым флагом ООН, в гондолах грузовых дирижаблей с паровыми турбинами плыли к плоту металлоконструкции, блоки высокочастотных панелей, наборы колоссальных изоляторов, пакеты шинных сборок. Прибывали танкеры, лесовозы, суда, груженные продовольствием, лайнеры с рабочими-монтажниками, инженерами, правительственными комиссиями.
Люди, одетые в защитные комбинезоны, работали днем и ночью, беспрерывно: надо было очень торопиться, потому что – это знали ученые – губительный поток космических лучей проникал все глубже в нижние слои атмосферы.
А Черный столб, окруженный кольцом молний, окутанный белой пеленой пара, бежал и бежал сквозь тучи вверх, загибаясь и завершая в околоземном пространстве виток вокруг планеты.
32
В девять вечера смена инженера Кравцова поднялась по зигзагам металлического трапа на среднюю палубу плота. Здесь были монтажники из знакомых нам бригад Али-Овсада, Паркинсона, румына Георги.
Кравцов принял участок от начальника смены, отработавшей свои пять часов.
– Ну и распотрошили вы отсек, Чезаре, – сказал он, оглядывая срезанные балки и узенькие мостки, под которыми зияла черная пустота.
– Тут уровень был выше, пришлось порезать весь настил, – ответил инженер-итальянец, вытирая полотенцем смуглое лицо. – Взгляните на отметку.
Он протянул Кравцову эскиз.
– Знаю, – сказал Кравцов. – Но тут под нами атомная станция…
– Которая не работает.
– Но которая будет работать. А вы обрушили настил на ее перекрытие. – Кравцов посветил фонариком вниз.
– Что вы от меня хотите, Алессандро?
– Придется поднимать настил. Над реактором не должно быть ничего, кроме перекрытия.
Монтажники из обеих смен прислушивались. Ацетиленовые лампы лили голубоватый свет на их обнаженные плечи и спины, лоснящиеся от пота.
– Мы прошли сегодня на семь метров больше нормы, – сказал итальянец. – Главное – скорее закончить коридор, а если под ним будет немножко мусору…
– Только не здесь, – прервал его Кравцов. – Ладно, Чезаре, уводите смену, – добавил он, переходя на английский. – Придется нам поставить тали и малость порасчистить ваш мусор.
– Это что же? – раздался вдруг хриплый голос. – Итальяшки напакостили, а нам за ними подбирать?
– Кто это сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16