Их пробовали присоединять к обмоткам возбуждения генераторов, но ток протекал по катушкам зря, не возбуждая искусственного магнитного поля.
Остановилась могучая земная индустрия, энергетика которой базировалась на электромагнетизме. Погрузились во мрак вечерние улицы городов. Замерли троллейбусы, токарные станки, лифты в многоэтажных зданиях, стиральные машины, магнитофоны и мостовые краны. Двигатели внутреннего сгорания лишились зажигания. Умолкло радио. Телефонные станции онемели.
Люди оказались разобщены, как столетие назад.
Усложнилась навигация: картушки магнитных компасов бестолково крутились под стеклом, не указывая штурманам истинного курса.
Не только люди страдали от неожиданного бедствия. Рыбы потеряли свои таинственные дорожки в электрических токах океанских течений и нерестились, где попало.
Перелетные птицы не могли найти привычных дорог…
Полярные сияния двинулись к экватору и остановились над ним, опоясав планету мерцающим, переливающимся кольцом.
Поползли грозные слухи об увеличении потока первичного космического излучения в нижних слоях атмосферы, защитные свойства которой начали заметно изменяться. Жители горных районов покидали свои жилища, спускались в долины. Из уст в уста передавали страшную весть о гибели на Памире персонала высокогорной обсерватории.
Перед катастрофой Генеральная ассамблея Объединенных Наций была занята разрешением запутанного вопроса о некоем княжестве, где девять принцев крови одновременно претендовали на престол. Высокородным отпрыскам велели образовать коалицию. Не до них теперь было. При Генеральной ассамблее создали Комитет Черного столба, составленный из крупнейших ученых мира. А пока этот комитет напряженно изыскивал способ ликвидации Черного столба, миру предстояло приспособиться к жизни в новых условиях.
Но мир этот не был един.
В социалистических странах плановая система позволила организованно осуществить переселение жителей горных районов, временную консервацию электропромышленности и перевод предприятий с электрической энергетики на паровую. Работники электропромышленности спешно осваивали новые, временные виды производства, где теперь, без электричества, требовалось больше людей.
А капиталистический мир лихорадило. Вспыхнула ожесточенная борьба монополий за правительственные заказы. Угольные и нефтяные акции взлетели до небес, акции электрических и алюминиевых компаний обесценились. Те, кто верил в ликвидацию замыкания, скупали их. На биржах царила паника. Рыцари наживы быстрее всех приспособились к условиям катастрофы. Колоссальные спекуляции охватили капиталистический мир. Цены росли, налога увеличивались…
Газеты подогревали панику аршинными заголовками о «последних днях человечества», но и за этими заголовками нередко скрывались корыстные интересы монополий. Трансатлантическая транспортная компания заключила сделку с газетным концерном, и по Америке прокатился слух, будто антипод Черного столба, остров Вознесения, будет поражен космическими лучами гораздо позже остальных районов земного шара. Состоятельные люди устремились на этот крохотный, жаркий, почти лишенный воды конус, торчащий из глубин Атлантического океана. В Джорджтаун – единственный населенный пункт на острове, в котором жило сотни две человек, обслуживающих порт, – ежедневно прибывали богатые эмигранты. Они привозили с собой продовольствие, строительные материалы, воду. Платили бешеные деньги за проезд, за каждый квадратный метр каменистой почвы у подножья горы. Очень скоро здесь не осталось ни одного свободного участка, пригодного для жилья. Цены взвинчивались до астрономических масштабов. На острове вспыхивали кровавые столкновения.
Британское правительство, которому принадлежал остров Вознесения, направило правительству Соединенных Штатов решительный протест. Вашингтон его отклонил, указав в ответной ноте, что остров Вознесения захвачен частными лицами, за действия которых американское правительство не несет ответственности.
К острову Вознесения и к близлежащему острову Святой Елены, на который тоже устремился потея эмигрантов, были посланы английские военные корабли.
Темные силы невежества, плохо скрытые благопристойным покровом религии и капитала, всплыли наружу.
– Конец света! Ждите всадников Апокалипсиса! – кричали на площадях перед соборами небритые люди, отвыкшие от неэлектрических средств бритья.
– Вот до чего довели нас ученые! Бей ученых! – надрывались лавочники, готовые к погромам.
В Принстон, штат Нью-Джерси, на лошадях, покрытых пылью южных дорог, приехала целая рота вооруженных молодых людей. Рассыпавшись цепью по аккуратным газонам, они пошли в атаку на главное университетское здание. Студентов и преподавателей, встречавшихся на пути, зверски избивали, а двоих, оказавших яростное сопротивление, пристрелили на месте. Погромщики врывались в лаборатории и старательно били посуду, опрокидывали столы, разрушали приборы.
– Где тут работал бандит Эйнштейн? – орали они. – Покончим с евреями! Вешать профессоров! Пора оздоровить нацию!
Улюлюкая, они кинулись громить профессорские коттеджи. Кучка студентов и преподавателей забаррикадировалась в одном из коттеджей и отбросила погромщиков револьверным огнем. До поздней ночи гремели выстрелы, и коттедж отбивал атаку за атакой, пока не кончились патроны. Но и тогда храбрецы не сдались, вступили с бандитами в рукопашную и падали один за другим, изрешеченные пулями. Когда прибыла полиция, коттедж пылал жарким факелом, выстреливая в сумрачное ноябрьское небо снопы искр. Бандиты открыли огонь по полиции, к обеим сторонам прибывали подкрепления, и федеральное правительство послало в Принстон войска. Шесть дней в Принстоне шла настоящая воина. Шесть кровавых дней.
25
Мир поневоле приспосабливался к новым условиям. Транспорт вернулся к паровому котлу: паровозы потянули составы, освещенные керосиновыми и ацетиленовыми фонарями; из гаваней отплывали пароходы. Появились переговорные трубы и пневматическая почта. Количество почтовых отделений пришлось увеличить во много раз. Открытки заменили телефон.
По асфальту городов зацокали копыта лошадей, запряженных в грузовые и легковые автомобили. Появились странные гибриды: дизельные двигатели с паровыми пускателями.
А через две недели весь мир облетели имена студентов-дипломантов Московского высшего технического училища имени Баумана – Леонида Мослакова и Юрия Крамера, которые придумали устройство, заменившее электрическое зажигание двигателей внутреннего сгорания. Изобретение было просто до гениальности. Хитроумные студенты смонтировали в корпусе свечи огневое колесцо с зубчиками и длинный пирофорный стержень с механизмом постоянной микроподачи. Толкатель распределительного валика дергал пружину, колесо чиркало о стержень и высекало искру. Словом, это была обыкновенная зажигалка – зажигалка Мослакова-Крамера, и именно благодаря ей ожили великие полчища автомашин, и улицы городов снова приняли привычный вид.
Срочно увеличивалась добыча угля и нефти. Форсированно налаживалось производство керосиновых ламп и свечей.
Что до газет, то они продолжали выходить исправно, без перерыва, только печатались они теперь при свете керосиновых или ацетиленовых ламп на ротациях с приводом от паровых машин. И редко, когда первую полосу газет не украшало фото загадочного, окутанного паром, вставшего из океана Черного столба…
«Академик Морозов сообщил, что, по мнению Международного комитета ученых, короткое замыкание будет ликвидировано не позже конца года. Поэтому необходимо, не снижая внимания к нуждам временной паровой энергетики, начать подготовку к переходу на электроэнергию. Сегодня мы публикуем для общего обсуждения проект плана…»
(«Известия»).
«Угольные акции никогда еще не стояли так высоко».
(«Уолл-стрит джорнел»).
«На острове Святой Елены идет крупное строительство. По слухам, склеп Наполеона снесен и на его месте сооружается вилла для семьи Рокфеллера-самого-младшего. Лондон готовит новую ноту Вашингтону. Третий британский флот направлен для охраны островов Тристан да Кунья».
(«Дейли телеграф»).
«Слово нефтепереработчиков: перевыполнить план по осветительным сортам керосина».
(«Бакинский рабочий»).
«Национализированные угольные копи должны быть возвращены в руки законных владельцев – только это спасет Великобританию».
(«Таймс»).
«Красные вручили желтолицему судьбы мира. Теперь гибель неизбежна, если мы не примем меры».
(«Джорджия он сандей»).
«Фашизм не пройдет! Принстон не повторится!»
(«Уоркер»).
«Наибольшая мировая сенсация с тех пор, как в 1949 году фирма „Сенсон Хоуджери Миллз“ выпустила женские чулки с черной пяткой по патенту художников из Филадельфии Блея и Спарджена. Покупайте чулки новой марки „Черный столб“!
(«Филадельфия ньюз»).
«В эту зиму жителей Парижа будет согревать их неистощимый оптимизм».
(«Фигаро»).
«Домохозяйки требуют: дайте нам электричество!»
(«Фор ю уимен»).
«Повышение цен на свечи не должно снизить религиозного энтузиазма верующих».
(«Оссерваторе Романа»).
«Этой осенью не состоялось ни одной экспедиции в Гималаи на поиски снежного человека. Ассоциация шерпов-носильщиков встревожена. Его величество король Непала лично изучает вопрос».
(«Катманду уикли»).
«В связи с дороговизной топлива в этом сезоне, к сожалению, ожидается переход на длинные закрытые платья. Наш обозреватель надеется, что удастся создать модели со стекловатными утепляющими подкладками, могущими подчеркнуть специфику женской фигуры. В отношении дамского нижнего белья ожидается…»
(«Ля ви паризьен»).
26
– Шаровая молния! – крикнул в мегафон наблюдатель. – Все вниз! Шаровая молния!
Верхняя палуба «Фукуока-мару» опустела, только аварийная команда осталась наверху.
Таков был строжайший приказ Штаба ученых: при появлении шаровой молнии укрываться во внутренних помещениях, задраивать все иллюминаторы, люки и горловины. Приказ пришлось издать после того, как однажды огненный шар вполз в открытый люк судовой мастерской и вызвал пожар, с трудом потушенный японскими матросами.
Повинуясь приказу, Кравцов спустился вниз. Он заглянул в холл перед салоном, надеясь увидеть там Оловянникова, но увидел только группку незнакомых людей за стойкой бара.
Каждый день прилетали на реактивных гидросамолетах незнакомые люди – ученые, ооновские чиновники, инженеры, журналисты. Одни прилетали, другие улетали. Совещались, спорили, продымили «Фукуоку» насквозь табаком, опустошили огромный судовой склад вин.
А Черный столб между тем лез все выше за пределы земной атмосферы и, пройдя добрую треть расстояния до Луны, загибался вокруг Земли, словно собираясь опоясать планету тоненьким ремешком. Он по-прежнему был окутан мраком бесчисленных туч, и пучки молний били в Столб, и, казалось, грозе не будет конца.
Дистанционные приборы там, на плоту, давно не работали. «Фукуока» ходил вокруг плота, то приближаясь к нему, то удаляясь. Где-то застрял транспорт с горючим, а топливо на «Фукуоке» было на исходе.
Тревожно текла жизнь на судне. Но больше всего Кравцова угнетало вынужденное безделье. Он понимал, что ученым нелегко – поди-ка, разберись в таинственном поле, окружающем Черный столб! Но все же слишком уж затянулись их совещания. Кравцова так и подмывало пойти к Морозову и спросить его напрямик: когда же вы решитесь, наконец, побороться с Черным столбом, сколько, черт возьми, можно ждать?.. Но он сдерживал себя. Знал, как безмерно много работает Морозов.
Брамулья же, с которым Кравцов изредка сталкивался в каюте Али-Овсада за чаепитием, не отвечал на вопросы, отшучивался, рассказывал соленые чилийские анекдоты.
Кравцов в тоскливом раздумье стоял в тускло освещенном холле, поглядывал на дверь салона, за которой совещались ученые.
– Хелло, – услышал он и обернулся.
– А, Джим! Добрый вечер. Что это вы не играете на бильярде?
– Надоело! – Джим Паркинсон невесело усмехнулся. – Сорок партий в день
– можно взвыть по-собачьи. Говорят, завтра придет транспорт с горючим, не слышали?
– Да, говорят.
– Не хотите ли выпить, сэр?
Кравцов махнул рукой.
– Ладно.
Они уселись на табуреты перед стойкой, бармен-японец быстро сбил коктейль и поставил перед ними стаканы. Они молча начали потягивать холодный, пряно пахнущий напиток.
– Будет у нас работа или нет? – спросил Джим.
– Надеюсь, что будет.
– Платят здесь неплохо, некоторым ребятам нравится получать денежки за спанье и бильярд. Но мне порядком надоело, сэр. Целый месяц без кино, без девочек. Радио – и то не послушаешь.
– Понимаю, Джим. Мне, признаться, тоже надоело.
– Сколько можно держать нас на этой японской коробке? Если ученые ничего не могут придумать, пусть прямо скажут и отпустят нас по домам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Остановилась могучая земная индустрия, энергетика которой базировалась на электромагнетизме. Погрузились во мрак вечерние улицы городов. Замерли троллейбусы, токарные станки, лифты в многоэтажных зданиях, стиральные машины, магнитофоны и мостовые краны. Двигатели внутреннего сгорания лишились зажигания. Умолкло радио. Телефонные станции онемели.
Люди оказались разобщены, как столетие назад.
Усложнилась навигация: картушки магнитных компасов бестолково крутились под стеклом, не указывая штурманам истинного курса.
Не только люди страдали от неожиданного бедствия. Рыбы потеряли свои таинственные дорожки в электрических токах океанских течений и нерестились, где попало.
Перелетные птицы не могли найти привычных дорог…
Полярные сияния двинулись к экватору и остановились над ним, опоясав планету мерцающим, переливающимся кольцом.
Поползли грозные слухи об увеличении потока первичного космического излучения в нижних слоях атмосферы, защитные свойства которой начали заметно изменяться. Жители горных районов покидали свои жилища, спускались в долины. Из уст в уста передавали страшную весть о гибели на Памире персонала высокогорной обсерватории.
Перед катастрофой Генеральная ассамблея Объединенных Наций была занята разрешением запутанного вопроса о некоем княжестве, где девять принцев крови одновременно претендовали на престол. Высокородным отпрыскам велели образовать коалицию. Не до них теперь было. При Генеральной ассамблее создали Комитет Черного столба, составленный из крупнейших ученых мира. А пока этот комитет напряженно изыскивал способ ликвидации Черного столба, миру предстояло приспособиться к жизни в новых условиях.
Но мир этот не был един.
В социалистических странах плановая система позволила организованно осуществить переселение жителей горных районов, временную консервацию электропромышленности и перевод предприятий с электрической энергетики на паровую. Работники электропромышленности спешно осваивали новые, временные виды производства, где теперь, без электричества, требовалось больше людей.
А капиталистический мир лихорадило. Вспыхнула ожесточенная борьба монополий за правительственные заказы. Угольные и нефтяные акции взлетели до небес, акции электрических и алюминиевых компаний обесценились. Те, кто верил в ликвидацию замыкания, скупали их. На биржах царила паника. Рыцари наживы быстрее всех приспособились к условиям катастрофы. Колоссальные спекуляции охватили капиталистический мир. Цены росли, налога увеличивались…
Газеты подогревали панику аршинными заголовками о «последних днях человечества», но и за этими заголовками нередко скрывались корыстные интересы монополий. Трансатлантическая транспортная компания заключила сделку с газетным концерном, и по Америке прокатился слух, будто антипод Черного столба, остров Вознесения, будет поражен космическими лучами гораздо позже остальных районов земного шара. Состоятельные люди устремились на этот крохотный, жаркий, почти лишенный воды конус, торчащий из глубин Атлантического океана. В Джорджтаун – единственный населенный пункт на острове, в котором жило сотни две человек, обслуживающих порт, – ежедневно прибывали богатые эмигранты. Они привозили с собой продовольствие, строительные материалы, воду. Платили бешеные деньги за проезд, за каждый квадратный метр каменистой почвы у подножья горы. Очень скоро здесь не осталось ни одного свободного участка, пригодного для жилья. Цены взвинчивались до астрономических масштабов. На острове вспыхивали кровавые столкновения.
Британское правительство, которому принадлежал остров Вознесения, направило правительству Соединенных Штатов решительный протест. Вашингтон его отклонил, указав в ответной ноте, что остров Вознесения захвачен частными лицами, за действия которых американское правительство не несет ответственности.
К острову Вознесения и к близлежащему острову Святой Елены, на который тоже устремился потея эмигрантов, были посланы английские военные корабли.
Темные силы невежества, плохо скрытые благопристойным покровом религии и капитала, всплыли наружу.
– Конец света! Ждите всадников Апокалипсиса! – кричали на площадях перед соборами небритые люди, отвыкшие от неэлектрических средств бритья.
– Вот до чего довели нас ученые! Бей ученых! – надрывались лавочники, готовые к погромам.
В Принстон, штат Нью-Джерси, на лошадях, покрытых пылью южных дорог, приехала целая рота вооруженных молодых людей. Рассыпавшись цепью по аккуратным газонам, они пошли в атаку на главное университетское здание. Студентов и преподавателей, встречавшихся на пути, зверски избивали, а двоих, оказавших яростное сопротивление, пристрелили на месте. Погромщики врывались в лаборатории и старательно били посуду, опрокидывали столы, разрушали приборы.
– Где тут работал бандит Эйнштейн? – орали они. – Покончим с евреями! Вешать профессоров! Пора оздоровить нацию!
Улюлюкая, они кинулись громить профессорские коттеджи. Кучка студентов и преподавателей забаррикадировалась в одном из коттеджей и отбросила погромщиков револьверным огнем. До поздней ночи гремели выстрелы, и коттедж отбивал атаку за атакой, пока не кончились патроны. Но и тогда храбрецы не сдались, вступили с бандитами в рукопашную и падали один за другим, изрешеченные пулями. Когда прибыла полиция, коттедж пылал жарким факелом, выстреливая в сумрачное ноябрьское небо снопы искр. Бандиты открыли огонь по полиции, к обеим сторонам прибывали подкрепления, и федеральное правительство послало в Принстон войска. Шесть дней в Принстоне шла настоящая воина. Шесть кровавых дней.
25
Мир поневоле приспосабливался к новым условиям. Транспорт вернулся к паровому котлу: паровозы потянули составы, освещенные керосиновыми и ацетиленовыми фонарями; из гаваней отплывали пароходы. Появились переговорные трубы и пневматическая почта. Количество почтовых отделений пришлось увеличить во много раз. Открытки заменили телефон.
По асфальту городов зацокали копыта лошадей, запряженных в грузовые и легковые автомобили. Появились странные гибриды: дизельные двигатели с паровыми пускателями.
А через две недели весь мир облетели имена студентов-дипломантов Московского высшего технического училища имени Баумана – Леонида Мослакова и Юрия Крамера, которые придумали устройство, заменившее электрическое зажигание двигателей внутреннего сгорания. Изобретение было просто до гениальности. Хитроумные студенты смонтировали в корпусе свечи огневое колесцо с зубчиками и длинный пирофорный стержень с механизмом постоянной микроподачи. Толкатель распределительного валика дергал пружину, колесо чиркало о стержень и высекало искру. Словом, это была обыкновенная зажигалка – зажигалка Мослакова-Крамера, и именно благодаря ей ожили великие полчища автомашин, и улицы городов снова приняли привычный вид.
Срочно увеличивалась добыча угля и нефти. Форсированно налаживалось производство керосиновых ламп и свечей.
Что до газет, то они продолжали выходить исправно, без перерыва, только печатались они теперь при свете керосиновых или ацетиленовых ламп на ротациях с приводом от паровых машин. И редко, когда первую полосу газет не украшало фото загадочного, окутанного паром, вставшего из океана Черного столба…
«Академик Морозов сообщил, что, по мнению Международного комитета ученых, короткое замыкание будет ликвидировано не позже конца года. Поэтому необходимо, не снижая внимания к нуждам временной паровой энергетики, начать подготовку к переходу на электроэнергию. Сегодня мы публикуем для общего обсуждения проект плана…»
(«Известия»).
«Угольные акции никогда еще не стояли так высоко».
(«Уолл-стрит джорнел»).
«На острове Святой Елены идет крупное строительство. По слухам, склеп Наполеона снесен и на его месте сооружается вилла для семьи Рокфеллера-самого-младшего. Лондон готовит новую ноту Вашингтону. Третий британский флот направлен для охраны островов Тристан да Кунья».
(«Дейли телеграф»).
«Слово нефтепереработчиков: перевыполнить план по осветительным сортам керосина».
(«Бакинский рабочий»).
«Национализированные угольные копи должны быть возвращены в руки законных владельцев – только это спасет Великобританию».
(«Таймс»).
«Красные вручили желтолицему судьбы мира. Теперь гибель неизбежна, если мы не примем меры».
(«Джорджия он сандей»).
«Фашизм не пройдет! Принстон не повторится!»
(«Уоркер»).
«Наибольшая мировая сенсация с тех пор, как в 1949 году фирма „Сенсон Хоуджери Миллз“ выпустила женские чулки с черной пяткой по патенту художников из Филадельфии Блея и Спарджена. Покупайте чулки новой марки „Черный столб“!
(«Филадельфия ньюз»).
«В эту зиму жителей Парижа будет согревать их неистощимый оптимизм».
(«Фигаро»).
«Домохозяйки требуют: дайте нам электричество!»
(«Фор ю уимен»).
«Повышение цен на свечи не должно снизить религиозного энтузиазма верующих».
(«Оссерваторе Романа»).
«Этой осенью не состоялось ни одной экспедиции в Гималаи на поиски снежного человека. Ассоциация шерпов-носильщиков встревожена. Его величество король Непала лично изучает вопрос».
(«Катманду уикли»).
«В связи с дороговизной топлива в этом сезоне, к сожалению, ожидается переход на длинные закрытые платья. Наш обозреватель надеется, что удастся создать модели со стекловатными утепляющими подкладками, могущими подчеркнуть специфику женской фигуры. В отношении дамского нижнего белья ожидается…»
(«Ля ви паризьен»).
26
– Шаровая молния! – крикнул в мегафон наблюдатель. – Все вниз! Шаровая молния!
Верхняя палуба «Фукуока-мару» опустела, только аварийная команда осталась наверху.
Таков был строжайший приказ Штаба ученых: при появлении шаровой молнии укрываться во внутренних помещениях, задраивать все иллюминаторы, люки и горловины. Приказ пришлось издать после того, как однажды огненный шар вполз в открытый люк судовой мастерской и вызвал пожар, с трудом потушенный японскими матросами.
Повинуясь приказу, Кравцов спустился вниз. Он заглянул в холл перед салоном, надеясь увидеть там Оловянникова, но увидел только группку незнакомых людей за стойкой бара.
Каждый день прилетали на реактивных гидросамолетах незнакомые люди – ученые, ооновские чиновники, инженеры, журналисты. Одни прилетали, другие улетали. Совещались, спорили, продымили «Фукуоку» насквозь табаком, опустошили огромный судовой склад вин.
А Черный столб между тем лез все выше за пределы земной атмосферы и, пройдя добрую треть расстояния до Луны, загибался вокруг Земли, словно собираясь опоясать планету тоненьким ремешком. Он по-прежнему был окутан мраком бесчисленных туч, и пучки молний били в Столб, и, казалось, грозе не будет конца.
Дистанционные приборы там, на плоту, давно не работали. «Фукуока» ходил вокруг плота, то приближаясь к нему, то удаляясь. Где-то застрял транспорт с горючим, а топливо на «Фукуоке» было на исходе.
Тревожно текла жизнь на судне. Но больше всего Кравцова угнетало вынужденное безделье. Он понимал, что ученым нелегко – поди-ка, разберись в таинственном поле, окружающем Черный столб! Но все же слишком уж затянулись их совещания. Кравцова так и подмывало пойти к Морозову и спросить его напрямик: когда же вы решитесь, наконец, побороться с Черным столбом, сколько, черт возьми, можно ждать?.. Но он сдерживал себя. Знал, как безмерно много работает Морозов.
Брамулья же, с которым Кравцов изредка сталкивался в каюте Али-Овсада за чаепитием, не отвечал на вопросы, отшучивался, рассказывал соленые чилийские анекдоты.
Кравцов в тоскливом раздумье стоял в тускло освещенном холле, поглядывал на дверь салона, за которой совещались ученые.
– Хелло, – услышал он и обернулся.
– А, Джим! Добрый вечер. Что это вы не играете на бильярде?
– Надоело! – Джим Паркинсон невесело усмехнулся. – Сорок партий в день
– можно взвыть по-собачьи. Говорят, завтра придет транспорт с горючим, не слышали?
– Да, говорят.
– Не хотите ли выпить, сэр?
Кравцов махнул рукой.
– Ладно.
Они уселись на табуреты перед стойкой, бармен-японец быстро сбил коктейль и поставил перед ними стаканы. Они молча начали потягивать холодный, пряно пахнущий напиток.
– Будет у нас работа или нет? – спросил Джим.
– Надеюсь, что будет.
– Платят здесь неплохо, некоторым ребятам нравится получать денежки за спанье и бильярд. Но мне порядком надоело, сэр. Целый месяц без кино, без девочек. Радио – и то не послушаешь.
– Понимаю, Джим. Мне, признаться, тоже надоело.
– Сколько можно держать нас на этой японской коробке? Если ученые ничего не могут придумать, пусть прямо скажут и отпустят нас по домам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16