Еще философ Теофраст писал о ядах, которые убивают —человека только спустя определенное время — через месяц, год или даже три года. «Легче всех, — писал он, — умирают те, кто умирает быстро. Для этого яда не существует противоядия». Упоминание о медленных ядах, вызывающих кашель, озноб или кровохарканье, можно найти и у Плутарха. Он же сообщает о другом яде, который постепенно приводил к значительному снижению умственных способностей.
Как и во всякой науке, в науке ядов были свои бакалавры медленной и магистры быстрой смерти. Одним из таких светил была знаменитая римская отравительница Лукуста. Услугами ее пользовалась Агриппина, жена императора Клавдия. По одной версии, тот умер от яда, поданного ею в блюде с грибами, по другой — был отравлен, как ни парадоксально, своим собственным отведывателем кушаний, евнухом Галотом.
Позднее в угоду Нерону та же Лукуста отравила его брата Британика, которого Нерон считал своим соперником в борьбе за власть. Вопреки обычному правилу, став императором, Нерон не забыл оказанной ему Услуги. Он не только создал Лукусте все условия для ее деятельности, но и дал ей учеников, дабы со смертью самой отравительницы ее высокое искусство не оказалось утраченным. Правда, такой опасности практически не было: к ядам в Риме обращались достаточно часто. О них хорошо помнили те, кто стояли у власти, всякий раз рискуя быть отравленными. Еще лучше помнили о них те, кому предстояло наследовать эту власть и не только помнили, но и пускали в ход. Так, в свое время ходил слух, что Домициан, домогавшийся власти, воспользовался редким ядом, изготовленным из морских моллюсков, чтобы расправиться со своим предшественником и братом императором Титом. К другому тонкому яду будто бы обратился Калигула, отравивший Тиберия, чтобы самому стать императором.
Но смерть подстерегала правителя не только под крышкой соусника или в кубке с вином. Любая вещь, любой предмет, которого он касался, могли быть пропитаны смертельным ядом. Один из турецких султанов имел привычку, играя в шахматы, задумчиво тереть босой ногой о валик дивана. Когда понадобилось убить его, достаточно оказалось пропитать валик особым ядом, и султан не задержался в этом мире.
В другом случае был подкуплен брадобрей, который согласился побрить султана отравленной бритвой. К несчастью для всех причастных к заговору, один из его участников поделился этим планом со своей женой. Та рассказала об этом своему любовнику, он — лучшему другу, лучший друг — своему приятелю, который был офицером стражи. Последний донес визирю, визирь — самому султану. Когда в положенный час брадобрей явился, султан приказал побрить его самого той бритвой, которую он приготовил для своего повелителя. После того как это было сделано, султан имел удовольствие наблюдать, как брадобрей почернел, распух и через несколько часов умер в мучениях. Если после этого случая султан проявлял повышенную осторожность во всем, что касалось его бритья, его можно было понять.
История политических отравлений — это книга, которая, очевидно, никогда не будет написана. Большинство страниц в ней не могут быть заполнены — об этом позаботились те, чьи имена и деяния должны были быть начертаны там. Сколько правителей, умерших, как считают, своей смертью, в действительности были умерщвлены или отравлены? Достоянием историков стали лишь попытки, окончившиеся неудачно, или успешные, но имевшие болтливых свидетелей. Память же о большей части злодеяний ушла в небытие вместе с теми, кто совершил их. Но, как незримый след, как тень, от каждого преступления тянется полоса страха. Отравленные невидимо восседают за столом рядом с живущими.
Панически боялся яда Людовик XIV. Когда из кухни к королевскому столу подавали говядину, впереди блюда шествовали два телохранителя, а два других замыкали процессию. Никому, кто бы ни оказался на пути, не разрешалось даже приблизиться к блюду.
Страх быть отравленным хорошо был знаком и многим русским царям. Борис Годунов, постоянно опасавшийся за свою жизнь, принимал особые меры предосторожности. Шестеро врачей, выписанных из-за границы, денно и нощно оберегали жизнь царя.
Но это не спасло Годунова. Как-то, едва поднявшись из-за обеденного стола, он вдруг почувствовал себя плохо, изо рта, носа и ушей у него хлынула кровь, и через два часа царь умер. Многие говорили — от яда.
Страх быть отравленным неотступно стоял за спиной и другого русского царя — императора Павла. Не одно десятилетие пребывал он в неустойчивом статусе наследника престола. Престарелая императрица-мать не скрывала своего презрения к Павлу. Почему бы ей не избавиться от нетерпеливого наследника и нелюбимого сына? Не было дня, не было часа, когда Павел позволил бы себе забыть об этой опасности. Как-то поданный суп показался ему сладковат. Уж не от яда ли? И Павел не стал есть. Несколько успокоился он только тогда, когда выписал из-за границы стряпуху-англичанку, которой доверял.
Мысль об отравлении преследовала и сына Павла, Александра I. Эти-м и опасениями вскоре заразился Аракчеев. Мрачный фаворит, наводивший ужас на всю империю, сам жил в состоянии неодолимого, постоянного страха. Куда бы ни отправлялся он, повсюду за ним вели на поводке собаку Жучку. Собака эта со столь неаристократичным именем выполняла при нем функции личного отведывателя кушаний. «Всей России притеснитель» не прикасался к блюду, пока не видел, что Жучка, попробовав его, оставалась жива. Пребывая в этой должности, Жучке, естественно, приходилось придерживаться меню, далекого от обычных собачьих вкусов, — пить, например, кофе, который хозяин, прежде чем сделать глоток, всякий раз наливал ей из своей чашки.
Специальные рабы-отведыватели в Риме или та же аракчеевская Жучка — это были как бы живые фильтры, барьеры из плоти и крови, отгораживавшие правителя от смерти.
Но все эти меры, все предосторожности не идут в сравнение с мерами, которые принимались в свое время для охраны Гитлера. По словам Раттенхубера, ответственного за его безопасность, страх Гитлера перед покушениями и ядами был столь велик, что «даже белье, полученное из стирки, он решался надеть лишь после того, как оно проходило обработку при помощи рентгеновского аппарата. Так же просвечивались письма, адресованные фюреру».
Комиссия не имеет возможности рекомендовать какие-либо меры для защиты президента в будущем, которые гарантировали бы его безопасность.
Заключение комиссии Уоррена по расследованию убийства президента Дж. Кеннеди
Нежелательные встречи.
— Я сенатор. Мистер Линкольн посылал за мной. Я должен видеть его по важному делу.
Этих слов, сказанных убийцей Линкольна, оказалось достаточно, чтобы он был пропущен в театр, где находился президент. Через минуту в зале раздался выстрел.
Слова эти, выбитые на меди, как постоянное напоминание, можно видеть теперь в кабинете начальника охраны Белого дома.
Дни, когда президенты Соединенных Штатов могли без опаски, лицом к лицу общаться с народом, с армией, все больше уходят в прошлое. Даже парад президент принимает теперь, отгородившись от марширующих солдат высоким барьером из пуленепробиваемого стекла.
Самое тревожное время для людей, занятых охраной президента, — это часы, когда подопечный выезжает за пределы своей резиденции. Вместе с полицейскими и агентами службы безопасности, заблаговременно расположившись по пути следования президента, они стараются исключить всякую возможность его встречи с нежелательными или подозрительными личностями. Число таких личностей, по данным американской секретной службы, довольно значительно. В архивах этой организации хранятся тысячи личных дел, заведенных на «потенциальных убийц» президента.
Однако функции охраны не исчерпываются этим. В ее задачи входит также проверка прочности балконов, выходящих на улицы, по которым будет следовать президент, надежности люстр, под которыми ему придется проходить или сидеть. Специальные люди опечатывают все водопроводные люки по пути следования президентской машины. Но и этого недостаточно, чтобы гарантировать безопасность президента. Главная надежда возлагается на скорость.
С момента изобретения автомобиля первое место по скорости после гонщиков прочно держат водители президентских машин. С бешеной скоростью ездили и Тафт, и Вудро Вильсон, и Гардинг. Последний был прозван «дьяволом скорости». Он требовал от своих шоферов, чтобы они держали педаль на уровне пола, то есть выжимали из машины всю скорость, на какую она была способна. Когда журналисты попытались как-то следовать за машиной Трумэна, им пришлось выйти из гонки побежденными, хотя они мчались со скоростью 150 километров в час.
Одно время президент Эйзенхауэр собирался было перевести свою машину и машины эскорта на скорости, принятые для простых смертных. Это вызвало целый переполох среди тех, кто отвечал за его безопасность. По словам начальника охраны президента, в этом случае было бы практически невозможно обеспечить его безопасность во время передвижения.
Неизбежной платой за бешеные гонки стали аварии и дорожные инциденты. Почти каждому из президентов пришлось испытать это на себе. И все же, выбирая между опасностью быть убитыми и риском разбиться, президенты упорно предпочитают последнее.
Но ни пуленепробиваемым стеклам, ни стальным дверям не доверял диктатор и «пожизненный президент» Гаити Франсуа Дювалье. Всякий раз, садясь в свой бронированный лимузин, он для верности клал на колени ручной пулемет.
В машинах с бронированными дверцами и крышей, сидя за пуленепробиваемыми стеклами, премьеры и президенты, как смерчи власти,) проносятся по дорогам. Но, замкнутые в скорлупу своей безопасности, они мало походят на властителей. Больше — на узников.
Можно вспомнить в этой связи поездку президента Эйзенхауэра в Сеул в годы войны в Корее. Обстоятельства, сопутствовавшие поездке, более соответствовали детективу или водевилю с переодеваниями, чем поступкам государственного деятеля или хотя бы просто свободного человека. Следует вспомнить, что речь идет не о наследственном деспоте и не о тиране, а о человеке, пришедшем к власти в результате волеизъявления граждан демократической страны. Из соображений безопасности все приготовления к поездке проводились в глубокой тайне. Одной из нелегких задач, с которой столкнулась при этом охрана президента, была отправка его личных вещей. Сделать это следовало таким образом, чтобы не привлекать ничьего внимания. Чемоданы Эйзенхауэра для маскировки были помещены в контейнеры и отправлены как обычный груз на почту, а там незаметно перегружены в машину, принадлежавшую секретной службе.
Другая часть личного багажа президента была вынесена из его резиденции под видом вещей служанки. Роли были расписаны заранее, и все разыграно как по нотам. Выйдя из ворот, служанка, одетая по-дорожному, остановилась с вещами на обочине тротуара, ожидая «такси». Когда она стояла так, к ней подошли (будто бы случайно) две подруги, и они принялись шумно обсуждать отпуск, в который та якобы отправлялась. Любой оказавшийся рядом должен был сделать вывод, что багаж, покидавший Белый дом, не имеет никакого отношения к главному его обитателю. Потом под видом такси подъехала машина службы безопасности, забрала служанку и, главное, «ее» вещи. Как легко догадаться, маршруты служанки и чемоданов вскоре разошлись.
Сложнее обстояло дело с самим президентом. Правда, закрытая машина вывезла его через запасные ворота Белого дома задолго до рассвета, и ни один из его сотрудников не знал, что Эйзенхауэр покинул свою резиденцию. Но наступил день со всем его неизбежным ритуалом и деловыми встречами, и отсутствие президента рано или поздно должно было обнаружиться. Однако служба безопасности и здесь оказалась на высоте. В игру, начатую накануне служанкой, включились высшие чиновники и члены кабинета. Когда ничего не подозревавший государственный секретарь Джон Фостер Даллес прибыл, как обычно, для доклада президенту и был препровожден в его кабинет, вместо Эйзенхауэра его встретил там офицер службы безопасности. Объяснив государственному секретарю ситуацию и введя его в роль, офицер покинул кабинет, и около часа Даллес пробыл там один. После этого он вышел в приемную и довольно охотно и подробно поделился с ожидавшими его репортерами тем, о чем он только что «беседовал с президентом». Так же поступили и другие члены кабинета, к тому времени уже посвященные в игру.
Эпизод этот характерен в том смысле, что передает ту атмосферу постоянной тревоги, которая в равной мере присуща как носителям наследственной власти, так и избранникам буржуазной демократии. Не случайно в повседневном укладе тех и других оказалось так много общего.
Конечно, более надежный способ — вообще очистить от людей весь путь следования правителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Как и во всякой науке, в науке ядов были свои бакалавры медленной и магистры быстрой смерти. Одним из таких светил была знаменитая римская отравительница Лукуста. Услугами ее пользовалась Агриппина, жена императора Клавдия. По одной версии, тот умер от яда, поданного ею в блюде с грибами, по другой — был отравлен, как ни парадоксально, своим собственным отведывателем кушаний, евнухом Галотом.
Позднее в угоду Нерону та же Лукуста отравила его брата Британика, которого Нерон считал своим соперником в борьбе за власть. Вопреки обычному правилу, став императором, Нерон не забыл оказанной ему Услуги. Он не только создал Лукусте все условия для ее деятельности, но и дал ей учеников, дабы со смертью самой отравительницы ее высокое искусство не оказалось утраченным. Правда, такой опасности практически не было: к ядам в Риме обращались достаточно часто. О них хорошо помнили те, кто стояли у власти, всякий раз рискуя быть отравленными. Еще лучше помнили о них те, кому предстояло наследовать эту власть и не только помнили, но и пускали в ход. Так, в свое время ходил слух, что Домициан, домогавшийся власти, воспользовался редким ядом, изготовленным из морских моллюсков, чтобы расправиться со своим предшественником и братом императором Титом. К другому тонкому яду будто бы обратился Калигула, отравивший Тиберия, чтобы самому стать императором.
Но смерть подстерегала правителя не только под крышкой соусника или в кубке с вином. Любая вещь, любой предмет, которого он касался, могли быть пропитаны смертельным ядом. Один из турецких султанов имел привычку, играя в шахматы, задумчиво тереть босой ногой о валик дивана. Когда понадобилось убить его, достаточно оказалось пропитать валик особым ядом, и султан не задержался в этом мире.
В другом случае был подкуплен брадобрей, который согласился побрить султана отравленной бритвой. К несчастью для всех причастных к заговору, один из его участников поделился этим планом со своей женой. Та рассказала об этом своему любовнику, он — лучшему другу, лучший друг — своему приятелю, который был офицером стражи. Последний донес визирю, визирь — самому султану. Когда в положенный час брадобрей явился, султан приказал побрить его самого той бритвой, которую он приготовил для своего повелителя. После того как это было сделано, султан имел удовольствие наблюдать, как брадобрей почернел, распух и через несколько часов умер в мучениях. Если после этого случая султан проявлял повышенную осторожность во всем, что касалось его бритья, его можно было понять.
История политических отравлений — это книга, которая, очевидно, никогда не будет написана. Большинство страниц в ней не могут быть заполнены — об этом позаботились те, чьи имена и деяния должны были быть начертаны там. Сколько правителей, умерших, как считают, своей смертью, в действительности были умерщвлены или отравлены? Достоянием историков стали лишь попытки, окончившиеся неудачно, или успешные, но имевшие болтливых свидетелей. Память же о большей части злодеяний ушла в небытие вместе с теми, кто совершил их. Но, как незримый след, как тень, от каждого преступления тянется полоса страха. Отравленные невидимо восседают за столом рядом с живущими.
Панически боялся яда Людовик XIV. Когда из кухни к королевскому столу подавали говядину, впереди блюда шествовали два телохранителя, а два других замыкали процессию. Никому, кто бы ни оказался на пути, не разрешалось даже приблизиться к блюду.
Страх быть отравленным хорошо был знаком и многим русским царям. Борис Годунов, постоянно опасавшийся за свою жизнь, принимал особые меры предосторожности. Шестеро врачей, выписанных из-за границы, денно и нощно оберегали жизнь царя.
Но это не спасло Годунова. Как-то, едва поднявшись из-за обеденного стола, он вдруг почувствовал себя плохо, изо рта, носа и ушей у него хлынула кровь, и через два часа царь умер. Многие говорили — от яда.
Страх быть отравленным неотступно стоял за спиной и другого русского царя — императора Павла. Не одно десятилетие пребывал он в неустойчивом статусе наследника престола. Престарелая императрица-мать не скрывала своего презрения к Павлу. Почему бы ей не избавиться от нетерпеливого наследника и нелюбимого сына? Не было дня, не было часа, когда Павел позволил бы себе забыть об этой опасности. Как-то поданный суп показался ему сладковат. Уж не от яда ли? И Павел не стал есть. Несколько успокоился он только тогда, когда выписал из-за границы стряпуху-англичанку, которой доверял.
Мысль об отравлении преследовала и сына Павла, Александра I. Эти-м и опасениями вскоре заразился Аракчеев. Мрачный фаворит, наводивший ужас на всю империю, сам жил в состоянии неодолимого, постоянного страха. Куда бы ни отправлялся он, повсюду за ним вели на поводке собаку Жучку. Собака эта со столь неаристократичным именем выполняла при нем функции личного отведывателя кушаний. «Всей России притеснитель» не прикасался к блюду, пока не видел, что Жучка, попробовав его, оставалась жива. Пребывая в этой должности, Жучке, естественно, приходилось придерживаться меню, далекого от обычных собачьих вкусов, — пить, например, кофе, который хозяин, прежде чем сделать глоток, всякий раз наливал ей из своей чашки.
Специальные рабы-отведыватели в Риме или та же аракчеевская Жучка — это были как бы живые фильтры, барьеры из плоти и крови, отгораживавшие правителя от смерти.
Но все эти меры, все предосторожности не идут в сравнение с мерами, которые принимались в свое время для охраны Гитлера. По словам Раттенхубера, ответственного за его безопасность, страх Гитлера перед покушениями и ядами был столь велик, что «даже белье, полученное из стирки, он решался надеть лишь после того, как оно проходило обработку при помощи рентгеновского аппарата. Так же просвечивались письма, адресованные фюреру».
Комиссия не имеет возможности рекомендовать какие-либо меры для защиты президента в будущем, которые гарантировали бы его безопасность.
Заключение комиссии Уоррена по расследованию убийства президента Дж. Кеннеди
Нежелательные встречи.
— Я сенатор. Мистер Линкольн посылал за мной. Я должен видеть его по важному делу.
Этих слов, сказанных убийцей Линкольна, оказалось достаточно, чтобы он был пропущен в театр, где находился президент. Через минуту в зале раздался выстрел.
Слова эти, выбитые на меди, как постоянное напоминание, можно видеть теперь в кабинете начальника охраны Белого дома.
Дни, когда президенты Соединенных Штатов могли без опаски, лицом к лицу общаться с народом, с армией, все больше уходят в прошлое. Даже парад президент принимает теперь, отгородившись от марширующих солдат высоким барьером из пуленепробиваемого стекла.
Самое тревожное время для людей, занятых охраной президента, — это часы, когда подопечный выезжает за пределы своей резиденции. Вместе с полицейскими и агентами службы безопасности, заблаговременно расположившись по пути следования президента, они стараются исключить всякую возможность его встречи с нежелательными или подозрительными личностями. Число таких личностей, по данным американской секретной службы, довольно значительно. В архивах этой организации хранятся тысячи личных дел, заведенных на «потенциальных убийц» президента.
Однако функции охраны не исчерпываются этим. В ее задачи входит также проверка прочности балконов, выходящих на улицы, по которым будет следовать президент, надежности люстр, под которыми ему придется проходить или сидеть. Специальные люди опечатывают все водопроводные люки по пути следования президентской машины. Но и этого недостаточно, чтобы гарантировать безопасность президента. Главная надежда возлагается на скорость.
С момента изобретения автомобиля первое место по скорости после гонщиков прочно держат водители президентских машин. С бешеной скоростью ездили и Тафт, и Вудро Вильсон, и Гардинг. Последний был прозван «дьяволом скорости». Он требовал от своих шоферов, чтобы они держали педаль на уровне пола, то есть выжимали из машины всю скорость, на какую она была способна. Когда журналисты попытались как-то следовать за машиной Трумэна, им пришлось выйти из гонки побежденными, хотя они мчались со скоростью 150 километров в час.
Одно время президент Эйзенхауэр собирался было перевести свою машину и машины эскорта на скорости, принятые для простых смертных. Это вызвало целый переполох среди тех, кто отвечал за его безопасность. По словам начальника охраны президента, в этом случае было бы практически невозможно обеспечить его безопасность во время передвижения.
Неизбежной платой за бешеные гонки стали аварии и дорожные инциденты. Почти каждому из президентов пришлось испытать это на себе. И все же, выбирая между опасностью быть убитыми и риском разбиться, президенты упорно предпочитают последнее.
Но ни пуленепробиваемым стеклам, ни стальным дверям не доверял диктатор и «пожизненный президент» Гаити Франсуа Дювалье. Всякий раз, садясь в свой бронированный лимузин, он для верности клал на колени ручной пулемет.
В машинах с бронированными дверцами и крышей, сидя за пуленепробиваемыми стеклами, премьеры и президенты, как смерчи власти,) проносятся по дорогам. Но, замкнутые в скорлупу своей безопасности, они мало походят на властителей. Больше — на узников.
Можно вспомнить в этой связи поездку президента Эйзенхауэра в Сеул в годы войны в Корее. Обстоятельства, сопутствовавшие поездке, более соответствовали детективу или водевилю с переодеваниями, чем поступкам государственного деятеля или хотя бы просто свободного человека. Следует вспомнить, что речь идет не о наследственном деспоте и не о тиране, а о человеке, пришедшем к власти в результате волеизъявления граждан демократической страны. Из соображений безопасности все приготовления к поездке проводились в глубокой тайне. Одной из нелегких задач, с которой столкнулась при этом охрана президента, была отправка его личных вещей. Сделать это следовало таким образом, чтобы не привлекать ничьего внимания. Чемоданы Эйзенхауэра для маскировки были помещены в контейнеры и отправлены как обычный груз на почту, а там незаметно перегружены в машину, принадлежавшую секретной службе.
Другая часть личного багажа президента была вынесена из его резиденции под видом вещей служанки. Роли были расписаны заранее, и все разыграно как по нотам. Выйдя из ворот, служанка, одетая по-дорожному, остановилась с вещами на обочине тротуара, ожидая «такси». Когда она стояла так, к ней подошли (будто бы случайно) две подруги, и они принялись шумно обсуждать отпуск, в который та якобы отправлялась. Любой оказавшийся рядом должен был сделать вывод, что багаж, покидавший Белый дом, не имеет никакого отношения к главному его обитателю. Потом под видом такси подъехала машина службы безопасности, забрала служанку и, главное, «ее» вещи. Как легко догадаться, маршруты служанки и чемоданов вскоре разошлись.
Сложнее обстояло дело с самим президентом. Правда, закрытая машина вывезла его через запасные ворота Белого дома задолго до рассвета, и ни один из его сотрудников не знал, что Эйзенхауэр покинул свою резиденцию. Но наступил день со всем его неизбежным ритуалом и деловыми встречами, и отсутствие президента рано или поздно должно было обнаружиться. Однако служба безопасности и здесь оказалась на высоте. В игру, начатую накануне служанкой, включились высшие чиновники и члены кабинета. Когда ничего не подозревавший государственный секретарь Джон Фостер Даллес прибыл, как обычно, для доклада президенту и был препровожден в его кабинет, вместо Эйзенхауэра его встретил там офицер службы безопасности. Объяснив государственному секретарю ситуацию и введя его в роль, офицер покинул кабинет, и около часа Даллес пробыл там один. После этого он вышел в приемную и довольно охотно и подробно поделился с ожидавшими его репортерами тем, о чем он только что «беседовал с президентом». Так же поступили и другие члены кабинета, к тому времени уже посвященные в игру.
Эпизод этот характерен в том смысле, что передает ту атмосферу постоянной тревоги, которая в равной мере присуща как носителям наследственной власти, так и избранникам буржуазной демократии. Не случайно в повседневном укладе тех и других оказалось так много общего.
Конечно, более надежный способ — вообще очистить от людей весь путь следования правителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58