Это как культ. Как религия, если хотите.
– То же самое можно сказать про Глубину вообще. – Пожав плечами, отвечаю я. – Большую часть людей, оказавшихся здесь, также что-то объединяет, на психологическом уровне, например. Возьмите хотя бы пресловутую любовь к компьютерам…
– Вы любите компьютеры? – Удивленно спрашивает он.
– Странная, по-моему, позиция – любить компьютер. Любить надо людей. Они, по крайней мере, способны это оценить.
– Мало кто может похвастаться безграничной любовью ко всему человечеству. – Произносит в ответ Лорд. – Человек по природе своей эгоистичен.
– Скорее, все люди в большей степени индивидуалисты. Это нормальное свойство человеческого характера. Без него нам было бы не выжить в этом мире.
– В этом? Или – в том?
– Глубина – лишь отражение реальности реальной. – Пытаюсь пояснить свою мысль я. – По большому счету, мы перенесли сюда все то, что окружало нас в привычном нам мире, наверное, поэтому мы с такой легкостью адаптируемся к здешним условиям, принимаем правила игры, придуманные нами же самими. Человек не смог бы создать здесь нечто, выходящее за рамки его реального жизненного опыта. Люди везде одинаковы.
– Не скажите, – поправляет меня Эдгар, – на мой взгляд, Глубина успешно играет роль некоего интеллектуального фильтра, беспристрастно отсеивающего в человеческом потоке весь мусор. Люди, культурный или умственный уровень которых ниже определенной условной планки, просто не попадут сюда, не смогут этого сделать. Им это не интересно. Не нужно. У них другие устремления. Иные цели в жизни.
– Мне кажется, вы не совсем правы. – Осторожно возражаю я. – Безусловно, адаптироваться к виртуальности могут далеко не все. Но интеллектуальный уровень – далеко не единственный критерий.
– Вы можете назвать другие?
– Существует определенная категория людей, умных, интересных, любознательных, которых виртуальность по не вполне понятным причинам не принимает, «выплевывает» обратно, выталкивает вовне, как вода выталкивает на поверхность легкую пробку из-под шампанского. Те, кто не может прижиться в киберпространстве, признать его, как еще одну альтернативную реальность. Других эта воронка быстро затягивает в электронный мир, в самую его глубину, выбраться из которой бывает порой весьма и весьма сложно. В свое время и я чуть не захлебнулся…
– Тоже стали своего рода пленником Сети? – Понимающе улыбается Эдгар.
– И это было. И это тоже было. Но я сумел вовремя вынырнуть… – Отвечаю я несколько двусмысленной фразой и тут же резко одергиваю самого себя. По-моему, я слишком много говорю. Но Лорд, кажется, пропустил мою незначительную оплошность мимо ушей, либо просто не воспринял ее буквально.
– Сказалось давление реального мира? – Он немного отхлебывает из своего бокала. – Многим помогает удержаться на плаву именно это. Дом, семья, друзья, работа…
– Не совсем так. Я думаю, что через какой-то срок, а у каждого он свой, попросту наступает «насыщение» Глубиной, состояние, в котором тебе кажется, будто ты полностью исчерпал все возможные прелести виртуальной реальности и ничего нового она подарить тебе уже не сможет. Ты побывал там, где хотел побывать и увидел то, что мог увидеть. Это приходит само собой.
– Сладчайший мед нам от избытка сладости противен…
Ого! А ведь это, кажется, Шекспир.
– Да. Не могу судить обо всех, но лично я ощущал нечто подобное.
– Что же, можно сказать, что вам, в отличие от многих, повезло, – улыбается Эдгар, – к тому же вы, сами того не ведая, изобрели оригинальный метод лечения виртуальной зависимости – передозировкой.
– Владислав, время. – Доносится из болтающихся на шее наушников моего плеера спокойный голос Виктора. Время? Да, я же сам просил программу предупредить меня, когда подойдет срок. Я поднимаюсь из-за стола и протягиваю своему собеседнику руку.
– Было очень приятно пообщаться с вами, Эдгар, но мне нужно идти.
– Взаимно. – Понимающе кивает он. Здесь, в Глубине, не спрашивают, куда ты спешишь и не просят задержаться еще ненадолго, чтобы закончить прерванную беседу. Это не принято. Каждая минута, проведенная здесь, для большинства обывателей стоит денег. И где-то там, в невидимой отсюда дали, электронные таймеры беззвучно отсчитывают мгновения, проведенные ими в киберпространстве. Не будем разрушать стереотипы.
Я направляюсь к выходу из бара. Какое-то неприятное, тоскливое чувство щемит сердце, не дает мне покоя. Что-то случится. Что-то должно случиться, не знаю пока что, но что-то неприятное и неотвратимое. Сейчас я выйду отсюда, и…
Я открываю дверь, делаю шаг за порог, очутившись на улице.
И ничего не происходит.
Кажется, предчувствия на сей раз обманули меня.
07
Груда немытой посуды в моей раковине, увеличившаяся было еще на одну тарелку, постепенно тает. Иногда надо заставлять себя выполнять элементарную работу по дому, иначе призрачная опасность зарасти грязью по самые уши превратится в горькую реальность. Два года назад, когда я разошелся со своей женой, меня окунуло в омут домашних хлопот с головой – я ходил по магазинам, готовил, пылесосил, стирал и гладил. Поначалу даже мыл пол в комнате два раза в неделю. Наверное, чтобы отвлечься, забыться, не думать. Потом этот импульс как-то иссяк сам собой, сошел на нет, растворился в каждодневной рутине. Безусловно, я никогда не позволял себе расслабляться настолько, чтобы моя квартира постепенно начинала приобретать черты свинарника, поскольку это было прежде всего противно мне самому. Однако идеалом чистоты ее тоже назвать было нельзя. Скорее, нечто среднее. Дом образцового порядка и высокой культуры быта… Нет, не тот случай.
Покончив с посудой, я направился в комнату. Десять минут бесплодных поисков, и из-под шкафа была извлечена пыльная спортивная сумка с наплечным ремнем, откуда в свою очередь мне пришлось вытряхнуть старую газету, отвертку и пару трехдюймовых дискет. Джинсы и свитер обнаружились в шкафу. Бумажник. Ключи. Сигареты. Зажигалка. Кажется, все.
На улице моросил дождь – мелкая взвесь из невидимых ледяных капель, серой пеленой застилавших небо. Низкие тучи цеплялись за крыши домов, стараясь улечься поудобнее меж прямоугольными выступами старых печных труб и мокрым металлом редких телевизионных антенн. Короткая и столь щедрая промозглыми пасмурными днями питерская осень кончилась. Зима медленно наползала на город.
Спустя пятнадцать минут в раздувшейся до размеров небольшого дорожного тюка сумке многообещающе позвякивало. Остановить машину не составило большого труда: стоило мне поднять руку, как через мгновение рядом притормозил замызганный дряхлый «Москвич».
– Мне на Каменноостровский, – сказал я в чуть приоткрывшуюся дверцу. Водитель недоверчиво посмотрел на мой порядком вылинявший свитер и потерявшие свой изначальный цвет джинсы.
– Полтинник.
Пожалуй, пора обновить гардероб.
– Годится. – Отозвался я, усаживаясь на переднее сиденье.
– Деньги вперед.
Однозначно, пора.
Я извлек из бумажника мятую сотенную купюру и протянул водителю. Тот недовольно засопел и принялся отсчитывать сдачу. Затем столь же недовольно выкрутил вмонтированный в «торпедо» радиоприемник на полную громкость и тронулся с места. Я уставился в оплывающее мелкими дождевыми каплями стекло.
В гулких коридорах просторного офиса на Каменноостровском было пустынно. Я вежливо постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел в небольшой, ярко освещенный кабинет.
Олегатор сидел за компьютером в какой-то неестественно-нервной позе, подобравшись, словно кошка, высматривающая в кустах беззаботную стайку воробьев. Голова в виртуальном шлеме резко поворачивалась из стороны в сторону, кажется, Олегатор непрерывно озирался. Левая рука лежала на клавиатуре, правая лихорадочно теребила мышь. Из стоящих рядом с машиной акустических колонок доносился раскатистый рев монстров, отдаленный грохот выстрелов и металлическое звяканье падающих на каменный пол стреляных гильз.
Я мельком взглянул на экран и, расстегнув сумку, принялся выставлять на заваленный какими-то распечатками письменный стол пивные бутылки. Не стоило беспокоить Олегатора сейчас: согласно показаниям его таймера, компьютер сам выведет его из Глубины через восемь минут. Видимо, я просто явился немного раньше условленного времени. Недосуг было посмотреть на часы.
Откупорив «Хольстен», я уселся в узкое вращающееся кресло и выхватил из стопки бумаг какой-то пестрый журнал. Ага, «Виртуальный мир» за позапрошлый месяц. Чтиво так себе, но за неимением лучшего, пожалуй, сойдет.
Олегатор вынырнул как всегда неожиданно, снял шлем, несколько мгновений смотрел на меня непонимающе хлопающими глазами. После расставания с Глубиной человеку нужно некоторое время, чтобы придти в себя, чтобы сознание успело определиться в зыбкой грани между тем миром и этим.
– Доброе утро, страна, – приветствовал я его, откладывая журнал в сторону, – пиво остынет.
– Привет. – Коротко бросил он. Поднялся, потирая рукой небритый подбородок, взял со стола бутылку, сковырнул пробку зубами. Было очевидно, что Олегатор чем-то недоволен. Что-то у него пошло наперекосяк. Только вот что? Не связано ли это с недавними событиями на улице Первых Дизайнеров?
Да нет, вряд ли. Тогда Олегатор не казался бы столь спокойным. Он был не взволнован, нет, просто раздосадован и расстроен.
– Что-то случилось, Олег? – Как бы между прочим поинтересовался я, допивая остатки своего пива и открывая о край столешницы новую бутылку. Не слишком-то интеллигентно. И плевать.
– Фигня. – Мрачно отозвался тот. – Устал просто, как собака. Боссы работы навалили – хоть вешайся. У меня еще четыре проги в отладке, а тут старую бету одного нашего халтурщика приволокли, тормозит, говорят, на шестнадцати метрах и критическую ошибку выдает раз в два часа. Что делать, спрашивают. А я отвечаю: да снесите свой мастдай к саксам собачьим и ставьте линукс. Ну, перелаялись, блин, как сявки… Сам-то как? Что-то выглядишь ты не очень…
– На себя посмотри, Бельмондо, – отшучиваюсь я в ответ. Олежка саркастически хмыкает и одним глотком осушает чуть ли не половину бутылки.
– Слушай, тебе случайно не знаком человек по имени Стрелок? – Неожиданно спрашивает он.
Изо всех сил напрягаю извилины, но разнеженная пивом память упорно отказывается выдавать какую-либо полезную информацию. Эта кличка мне просто ни о чем не говорит.
– Нет. А что?
– Сволочь. – Коротко отзывается о неизвестном Стрелке Олегатор и залпом допивает оставшийся на дне бутылки «Хольстен». – Эта скотина идет сейчас сквозь «Лабиринт», как нож сквозь масло. Ничем его, гада, не достать.
– «Лабиринт Смерти»? – Удивленно спрашиваю я.
Так вот откуда взялись рев монстров и грохот выстрелов, доносившиеся из динамиков Олежкиной машины, когда я вошел в комнату. Я и сам когда-то был заядлым поклонником «Лабиринта» – широко известного в Диптауне развлекательного игрового центра, в котором игроки самозабвенно расстреливали друг друга из гранатометов и ракетниц, бегая по созданным искусными дизайнерами условным уровням захваченного инопланетными колонизаторами полуразрушенного города. Ностальгический ремейк на тему популярных компьютерных ходилок-стрелялок довиртуальной эпохи. Только вот давно уже я не был в «Лабиринте Смерти». Около года, пожалуй.
– Ну. – Кивает Олег. – Решил вот оттянуться после работы, а тут… Эх…
Он с досадой машет рукой и вновь принимается за пиво.
– Слушай, Олежка, – осторожно, как бы исподволь, начинаю я, – ты никогда не сталкивался с тем, чтобы в Диптауне неожиданно пропадала улица? Не дом, не несколько домов, а целая улица со всеми прилегающими кварталами?
– Сталкивался, – откликается он и я весь обращаюсь в слух. – Перебрали мы как-то с приятелями пива в «Гольфстриме», ну, нажрались, в общем, до зеленых чертей, и вот иду я, значит, до дому…
– Олежка, я серьезно спрашиваю.
С минуту он пристально и внимательно смотрит на меня. Затем ставит бутылку на стол и медленно опускается в соседнее кресло.
– Во что ты вляпался, Славка?
– Не знаю. – Честно отвечаю я. – Ей богу, не знаю, Олег.
– Помощь нужна?
– И этого не знаю. Не хочу я никого впутывать в собственные проблемы. Пока сам не разобрался.
– Слав… – Олег сосредоточенно трет переносицу, берет в руки бутылку, но тут же, словно передумав, ставит ее обратно. – Я понимаю, конечно, что это не мое собачье дело и далеко не во все следует соваться, но я действительно хочу тебе помочь. Понимаешь, то, что ты постоянно темнишь, постоянно что-то скрываешь, меня нисколько не задевает, в конце концов, у каждого человека могут быть собственные тайны. Но чтобы помочь, надо хотя бы понять…
Не могу. Не могу больше врать и изворачиваться. В конце концов, мой моральный долг перед Олежкой уже сейчас настолько велик, что никаким пивом его не залить. А теперь я уже так или иначе втравил его неизвестно во что – ведь половина программ, оставшихся в том чертовом дипломате, писал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– То же самое можно сказать про Глубину вообще. – Пожав плечами, отвечаю я. – Большую часть людей, оказавшихся здесь, также что-то объединяет, на психологическом уровне, например. Возьмите хотя бы пресловутую любовь к компьютерам…
– Вы любите компьютеры? – Удивленно спрашивает он.
– Странная, по-моему, позиция – любить компьютер. Любить надо людей. Они, по крайней мере, способны это оценить.
– Мало кто может похвастаться безграничной любовью ко всему человечеству. – Произносит в ответ Лорд. – Человек по природе своей эгоистичен.
– Скорее, все люди в большей степени индивидуалисты. Это нормальное свойство человеческого характера. Без него нам было бы не выжить в этом мире.
– В этом? Или – в том?
– Глубина – лишь отражение реальности реальной. – Пытаюсь пояснить свою мысль я. – По большому счету, мы перенесли сюда все то, что окружало нас в привычном нам мире, наверное, поэтому мы с такой легкостью адаптируемся к здешним условиям, принимаем правила игры, придуманные нами же самими. Человек не смог бы создать здесь нечто, выходящее за рамки его реального жизненного опыта. Люди везде одинаковы.
– Не скажите, – поправляет меня Эдгар, – на мой взгляд, Глубина успешно играет роль некоего интеллектуального фильтра, беспристрастно отсеивающего в человеческом потоке весь мусор. Люди, культурный или умственный уровень которых ниже определенной условной планки, просто не попадут сюда, не смогут этого сделать. Им это не интересно. Не нужно. У них другие устремления. Иные цели в жизни.
– Мне кажется, вы не совсем правы. – Осторожно возражаю я. – Безусловно, адаптироваться к виртуальности могут далеко не все. Но интеллектуальный уровень – далеко не единственный критерий.
– Вы можете назвать другие?
– Существует определенная категория людей, умных, интересных, любознательных, которых виртуальность по не вполне понятным причинам не принимает, «выплевывает» обратно, выталкивает вовне, как вода выталкивает на поверхность легкую пробку из-под шампанского. Те, кто не может прижиться в киберпространстве, признать его, как еще одну альтернативную реальность. Других эта воронка быстро затягивает в электронный мир, в самую его глубину, выбраться из которой бывает порой весьма и весьма сложно. В свое время и я чуть не захлебнулся…
– Тоже стали своего рода пленником Сети? – Понимающе улыбается Эдгар.
– И это было. И это тоже было. Но я сумел вовремя вынырнуть… – Отвечаю я несколько двусмысленной фразой и тут же резко одергиваю самого себя. По-моему, я слишком много говорю. Но Лорд, кажется, пропустил мою незначительную оплошность мимо ушей, либо просто не воспринял ее буквально.
– Сказалось давление реального мира? – Он немного отхлебывает из своего бокала. – Многим помогает удержаться на плаву именно это. Дом, семья, друзья, работа…
– Не совсем так. Я думаю, что через какой-то срок, а у каждого он свой, попросту наступает «насыщение» Глубиной, состояние, в котором тебе кажется, будто ты полностью исчерпал все возможные прелести виртуальной реальности и ничего нового она подарить тебе уже не сможет. Ты побывал там, где хотел побывать и увидел то, что мог увидеть. Это приходит само собой.
– Сладчайший мед нам от избытка сладости противен…
Ого! А ведь это, кажется, Шекспир.
– Да. Не могу судить обо всех, но лично я ощущал нечто подобное.
– Что же, можно сказать, что вам, в отличие от многих, повезло, – улыбается Эдгар, – к тому же вы, сами того не ведая, изобрели оригинальный метод лечения виртуальной зависимости – передозировкой.
– Владислав, время. – Доносится из болтающихся на шее наушников моего плеера спокойный голос Виктора. Время? Да, я же сам просил программу предупредить меня, когда подойдет срок. Я поднимаюсь из-за стола и протягиваю своему собеседнику руку.
– Было очень приятно пообщаться с вами, Эдгар, но мне нужно идти.
– Взаимно. – Понимающе кивает он. Здесь, в Глубине, не спрашивают, куда ты спешишь и не просят задержаться еще ненадолго, чтобы закончить прерванную беседу. Это не принято. Каждая минута, проведенная здесь, для большинства обывателей стоит денег. И где-то там, в невидимой отсюда дали, электронные таймеры беззвучно отсчитывают мгновения, проведенные ими в киберпространстве. Не будем разрушать стереотипы.
Я направляюсь к выходу из бара. Какое-то неприятное, тоскливое чувство щемит сердце, не дает мне покоя. Что-то случится. Что-то должно случиться, не знаю пока что, но что-то неприятное и неотвратимое. Сейчас я выйду отсюда, и…
Я открываю дверь, делаю шаг за порог, очутившись на улице.
И ничего не происходит.
Кажется, предчувствия на сей раз обманули меня.
07
Груда немытой посуды в моей раковине, увеличившаяся было еще на одну тарелку, постепенно тает. Иногда надо заставлять себя выполнять элементарную работу по дому, иначе призрачная опасность зарасти грязью по самые уши превратится в горькую реальность. Два года назад, когда я разошелся со своей женой, меня окунуло в омут домашних хлопот с головой – я ходил по магазинам, готовил, пылесосил, стирал и гладил. Поначалу даже мыл пол в комнате два раза в неделю. Наверное, чтобы отвлечься, забыться, не думать. Потом этот импульс как-то иссяк сам собой, сошел на нет, растворился в каждодневной рутине. Безусловно, я никогда не позволял себе расслабляться настолько, чтобы моя квартира постепенно начинала приобретать черты свинарника, поскольку это было прежде всего противно мне самому. Однако идеалом чистоты ее тоже назвать было нельзя. Скорее, нечто среднее. Дом образцового порядка и высокой культуры быта… Нет, не тот случай.
Покончив с посудой, я направился в комнату. Десять минут бесплодных поисков, и из-под шкафа была извлечена пыльная спортивная сумка с наплечным ремнем, откуда в свою очередь мне пришлось вытряхнуть старую газету, отвертку и пару трехдюймовых дискет. Джинсы и свитер обнаружились в шкафу. Бумажник. Ключи. Сигареты. Зажигалка. Кажется, все.
На улице моросил дождь – мелкая взвесь из невидимых ледяных капель, серой пеленой застилавших небо. Низкие тучи цеплялись за крыши домов, стараясь улечься поудобнее меж прямоугольными выступами старых печных труб и мокрым металлом редких телевизионных антенн. Короткая и столь щедрая промозглыми пасмурными днями питерская осень кончилась. Зима медленно наползала на город.
Спустя пятнадцать минут в раздувшейся до размеров небольшого дорожного тюка сумке многообещающе позвякивало. Остановить машину не составило большого труда: стоило мне поднять руку, как через мгновение рядом притормозил замызганный дряхлый «Москвич».
– Мне на Каменноостровский, – сказал я в чуть приоткрывшуюся дверцу. Водитель недоверчиво посмотрел на мой порядком вылинявший свитер и потерявшие свой изначальный цвет джинсы.
– Полтинник.
Пожалуй, пора обновить гардероб.
– Годится. – Отозвался я, усаживаясь на переднее сиденье.
– Деньги вперед.
Однозначно, пора.
Я извлек из бумажника мятую сотенную купюру и протянул водителю. Тот недовольно засопел и принялся отсчитывать сдачу. Затем столь же недовольно выкрутил вмонтированный в «торпедо» радиоприемник на полную громкость и тронулся с места. Я уставился в оплывающее мелкими дождевыми каплями стекло.
В гулких коридорах просторного офиса на Каменноостровском было пустынно. Я вежливо постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел в небольшой, ярко освещенный кабинет.
Олегатор сидел за компьютером в какой-то неестественно-нервной позе, подобравшись, словно кошка, высматривающая в кустах беззаботную стайку воробьев. Голова в виртуальном шлеме резко поворачивалась из стороны в сторону, кажется, Олегатор непрерывно озирался. Левая рука лежала на клавиатуре, правая лихорадочно теребила мышь. Из стоящих рядом с машиной акустических колонок доносился раскатистый рев монстров, отдаленный грохот выстрелов и металлическое звяканье падающих на каменный пол стреляных гильз.
Я мельком взглянул на экран и, расстегнув сумку, принялся выставлять на заваленный какими-то распечатками письменный стол пивные бутылки. Не стоило беспокоить Олегатора сейчас: согласно показаниям его таймера, компьютер сам выведет его из Глубины через восемь минут. Видимо, я просто явился немного раньше условленного времени. Недосуг было посмотреть на часы.
Откупорив «Хольстен», я уселся в узкое вращающееся кресло и выхватил из стопки бумаг какой-то пестрый журнал. Ага, «Виртуальный мир» за позапрошлый месяц. Чтиво так себе, но за неимением лучшего, пожалуй, сойдет.
Олегатор вынырнул как всегда неожиданно, снял шлем, несколько мгновений смотрел на меня непонимающе хлопающими глазами. После расставания с Глубиной человеку нужно некоторое время, чтобы придти в себя, чтобы сознание успело определиться в зыбкой грани между тем миром и этим.
– Доброе утро, страна, – приветствовал я его, откладывая журнал в сторону, – пиво остынет.
– Привет. – Коротко бросил он. Поднялся, потирая рукой небритый подбородок, взял со стола бутылку, сковырнул пробку зубами. Было очевидно, что Олегатор чем-то недоволен. Что-то у него пошло наперекосяк. Только вот что? Не связано ли это с недавними событиями на улице Первых Дизайнеров?
Да нет, вряд ли. Тогда Олегатор не казался бы столь спокойным. Он был не взволнован, нет, просто раздосадован и расстроен.
– Что-то случилось, Олег? – Как бы между прочим поинтересовался я, допивая остатки своего пива и открывая о край столешницы новую бутылку. Не слишком-то интеллигентно. И плевать.
– Фигня. – Мрачно отозвался тот. – Устал просто, как собака. Боссы работы навалили – хоть вешайся. У меня еще четыре проги в отладке, а тут старую бету одного нашего халтурщика приволокли, тормозит, говорят, на шестнадцати метрах и критическую ошибку выдает раз в два часа. Что делать, спрашивают. А я отвечаю: да снесите свой мастдай к саксам собачьим и ставьте линукс. Ну, перелаялись, блин, как сявки… Сам-то как? Что-то выглядишь ты не очень…
– На себя посмотри, Бельмондо, – отшучиваюсь я в ответ. Олежка саркастически хмыкает и одним глотком осушает чуть ли не половину бутылки.
– Слушай, тебе случайно не знаком человек по имени Стрелок? – Неожиданно спрашивает он.
Изо всех сил напрягаю извилины, но разнеженная пивом память упорно отказывается выдавать какую-либо полезную информацию. Эта кличка мне просто ни о чем не говорит.
– Нет. А что?
– Сволочь. – Коротко отзывается о неизвестном Стрелке Олегатор и залпом допивает оставшийся на дне бутылки «Хольстен». – Эта скотина идет сейчас сквозь «Лабиринт», как нож сквозь масло. Ничем его, гада, не достать.
– «Лабиринт Смерти»? – Удивленно спрашиваю я.
Так вот откуда взялись рев монстров и грохот выстрелов, доносившиеся из динамиков Олежкиной машины, когда я вошел в комнату. Я и сам когда-то был заядлым поклонником «Лабиринта» – широко известного в Диптауне развлекательного игрового центра, в котором игроки самозабвенно расстреливали друг друга из гранатометов и ракетниц, бегая по созданным искусными дизайнерами условным уровням захваченного инопланетными колонизаторами полуразрушенного города. Ностальгический ремейк на тему популярных компьютерных ходилок-стрелялок довиртуальной эпохи. Только вот давно уже я не был в «Лабиринте Смерти». Около года, пожалуй.
– Ну. – Кивает Олег. – Решил вот оттянуться после работы, а тут… Эх…
Он с досадой машет рукой и вновь принимается за пиво.
– Слушай, Олежка, – осторожно, как бы исподволь, начинаю я, – ты никогда не сталкивался с тем, чтобы в Диптауне неожиданно пропадала улица? Не дом, не несколько домов, а целая улица со всеми прилегающими кварталами?
– Сталкивался, – откликается он и я весь обращаюсь в слух. – Перебрали мы как-то с приятелями пива в «Гольфстриме», ну, нажрались, в общем, до зеленых чертей, и вот иду я, значит, до дому…
– Олежка, я серьезно спрашиваю.
С минуту он пристально и внимательно смотрит на меня. Затем ставит бутылку на стол и медленно опускается в соседнее кресло.
– Во что ты вляпался, Славка?
– Не знаю. – Честно отвечаю я. – Ей богу, не знаю, Олег.
– Помощь нужна?
– И этого не знаю. Не хочу я никого впутывать в собственные проблемы. Пока сам не разобрался.
– Слав… – Олег сосредоточенно трет переносицу, берет в руки бутылку, но тут же, словно передумав, ставит ее обратно. – Я понимаю, конечно, что это не мое собачье дело и далеко не во все следует соваться, но я действительно хочу тебе помочь. Понимаешь, то, что ты постоянно темнишь, постоянно что-то скрываешь, меня нисколько не задевает, в конце концов, у каждого человека могут быть собственные тайны. Но чтобы помочь, надо хотя бы понять…
Не могу. Не могу больше врать и изворачиваться. В конце концов, мой моральный долг перед Олежкой уже сейчас настолько велик, что никаким пивом его не залить. А теперь я уже так или иначе втравил его неизвестно во что – ведь половина программ, оставшихся в том чертовом дипломате, писал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27