Надо все время выбирать: потратить время на исследования или выбросить его, занимаясь домашним хозяйством.
Носки оказались достаточно свежими, чтобы проносить их еще день. Она восприняла это как хорошую примету.
Палатка-столовая была полна разговоров и запаха кофе. Сэлли взяла поднос и встала в очередь за сосисками и овсянкой.
Высмотрев пустой столик в дальнем углу палатки, она направилась туда, смутно надеясь, что Монк Каванаг проспал и она для разнообразия сможет побыть в одиночестве. Тщетно. Едва она принялась за еду, Монк плюхнулся рядом на скамью и включил магнитофон.
Историк был немолод, лыс и громогласен, с морщинистым лицом, напоминавшим папиросную бумагу. К лицу прилепились маленькие светлые усики. Каванаг приветствовал ее омерзительной ухмылкой, которую сам, по-видимому, считал очаровательной.
— Неважно выглядите. Не выспались, а?
— Почти всю ночь в полях, прямо как скаут. Только с той разницей, что у скаутов не бывает соседей по лагерю, приглашающих в свою палатку дружков и трахающихся до самого рассвета.
— Да ну? Кто ж это у вас там веселится?
Сэлли закрыла глаза и сделала большой глоток кофе.
— Не важно. На чем мы остановились?
— Вас попросили из университета.
— Господи! Мы обязательно должны вспоминать эту грязную историю?
— Что поделать, это часть нашей темы.
Четыре года назад Сэлли вляпалась в скандал из-за присвоения интеллектуальной собственности. Она спала со своим научным руководителем, человеком, который был более известен своими практическими изысканиями, чем преподавательской деятельностью, и некоторые его идеи нашли свое отражение в одной из ее работ.
— А он просматривал ваши черновики? — задал вопрос Монк.
— Конечно, просматривал. Точнее, мы просматривали их вместе, и в какой-то момент он разразился длинной речью и высказал все свои идеи по интересующей меня теме. Он сам связал их с тем, что писала по этому поводу я, и предложил мне их использовать.
— Поговаривают, что во время обсуждения вас застукали вместе в постели.
— Так и было. Но нужно знать Тимми, чтобы понять все правильно. Он сказал, что секс помогает ему сконцентрироваться. Я знаю, это звучит достаточно глупо, но я была молода и влюблена как кошка. Для меня он был чем-то средним между Чарльзом Дарвином и Иисусом из Назарета.
Монк подбадривающе закивал.
— Я и подумать не могла, что делаю что-то неправильное. Мысль, что идеи могут кому-то принадлежать, вообще не приходила мне в голову — я считала, что правда не принадлежит никому. И я честно пыталась показать ему окончательный вариант, но он только отмахнулся. Сказал, что верит мне. Ублюдок.
— Вас попросили покинуть университет, а в следующем семестре вы неожиданно вынырнули в Йеле . Как это получилось?
— Я добилась встречи с руководителем и рыдала до тех пор, пока он не согласился сделать мне одолжение.
Сэлли засунула в рот сосиску и сжевала ее без остатка.
— Самый унизительный момент в моей жизни.
— Судя по всему, это был доктор Мартелли?
— Я поклялась себе, что больше никогда не буду делать двух вещей: плакать на людях и спать с палеонтологами. И я держу свое слово.
— Ну, вы еще молоды… Если я не ошибаюсь, вы много общались с Мартелли по Интернету. Он, можно сказать, стал одним из ваших учителей.
— И не только он. Я не хочу показаться нескромной, но, еще будучи подростком, я контактировала с доброй половиной палеонтологов с мировым именем. Боже, благослови Интернет.
— Прекрасно. А теперь проглядите, пожалуйста, это. — Монк положил листок бумаги рядом с ее тарелкой. — И скажите мне, если что-то не так.
Сэлли переложила ложку в левую руку и, продолжая есть, прочла:
«Любой из ее знакомых скажет вам, что Гертруда — просто подарок судьбы. Любой, кроме ее родителей. Когда ей исполнилось пять, девочка вырезала из атласа силуэты динозавров. Тогда же она сообщила матери, что за одного из них, по-видимому, выйдет замуж. В семь она закатила родителям истерику, так как они не согласились отпустить ее на раскопки в Китай во время летних каникул. Они вздохнули свободней только в старших классах школы, когда Гертруда обнаружила интересующие ее сведения в Интернете и погрузилась туда с головой, задавая сотни наивных вопросов и фонтанируя идеями. Одну из своих гипотез — о том, что динозавры вторично потеряли способность летать, — она отослала в научный журнал, когда ей исполнилось пятнадцать. К ее негодованию, статью не опубликовали. И к этому же времени Гертруда превратилась в баловня всего палеонтологического сообщества. В восемнадцать ее приняли в Чикагский университет, а в двадцать один она пострадала от серьезного научного скандала. В двадцать три, когда Гертруда Сэлли опубликовала сведения о своей находке — ископаемых останках пернатого текодонта, — к ней пришла слава, оказавшаяся, правда, кратковременной. Теорию, с восторгом подхваченную падкими на сенсации журналистами, ученые приняли весьма скептически. В двадцать четыре Гертруда повстречала Ричарда Лейстера, к которому прониклась мгновенной неприязнью. В двадцать пять ее пернатый текодонт был полностью дискредитирован, работа, в которой она раскритиковала книгу Лейстера, оказалась принята без особого энтузиазма, и Гертруда Сэлли, теперь уже не являющаяся самым юным экспертом по динозаврам, ощутила себя на грани провала».
Сэлли собрала остатки овсянки кусочком хлеба и вернула Монку листок.
— Я никогда не любила свое имя. Называйте меня Сэлли, идет?
— Ладно. — Монк сделал на листке пометку. — Что-нибудь еще?
— В вашей книге будет хоть что-нибудь о науке?
— О науке? По-моему, это все о науке.
— Я заметила только болтовню и сплетни. Они допила кофе и отодвинула поднос.
— Пойдемте. У меня есть кое-какие дела в зверинце, а потом я покажу вам, что такое настоящая работа. Может быть, вы хоть чему-нибудь научитесь.
Зверинец находился в ангаре со стенами из гофрированного железа, без окон, зато с гудящим кондиционером.
— Мы зовем это место Птичьей Валгаллой , — сказала Сэлли.
Она отворила дверь, и в нос им ударил теплый запах птичьего помета.
— Выглядит как павильон по продаже кур на заштатной ярмарке, правда?
Услышав стук двери, археоптериксы закричали и заскребли когтистыми крыльями по прутьям клеток. Это были ярко окрашенные птицы с длинными хвостами, острыми мелкими зубками и склочным характером. Их оперение переливалось оранжевым, коричневым и красным.
Рассеянного вида молодой человек бросил на пол мешок с надписью «Корм для археоптериксов» и, заметив вошедших, удивленно заморгал.
— Привет, Сэлли.
— Монк, это Раймонд. Раймонд — Монк. Он пишет книгу о нашей станции.
— Правда? Обидно, что его не было здесь вчера. Мы выпустили в холле целую кучу маленьких пузырьков, наполненных гелием, а потом забросили туда же пару архи. Таким образом, мы смогли сфотографировать вихревые потоки, которые создают их крылья при полете. Отличные получились снимочки, хоть в «Нэшнл джиогрэфик» посылай. Жаль, нам ничего публиковать не разрешают.
— Позволю себе предположить, что это были продольные вихревые потоки, так?
— Ну-у-у… так.
— Таким образом, вы подтвердили, что архи могут удержаться в воздухе только при быстром полете, что они просто не в состоянии летать медленно. Блестяще! Мне понадобилось десять секунд наблюдений за ними, чтобы сказать вам то же самое. Птицы, за исключением колибри, которые имеют свой собственный, только им присущий стиль, летают всего-навсего двумя способами: либо медленно, либо невероятно быстро. При медленном способе крылья оставляют за собой в воздухе пару завихрений в виде петель, в то время как завихрения, вызванные быстрым способом, обычно продольные.
— Это был эксперимент доктора Джоргенсена, я только помогал ему. Если вы пишете книгу, — обратился Раймонд к Монку, — значит, вы живете позже нас там, в нашем времени? Откройте секрет, когда нам разрешат публикации?
— Я в самом деле не имею права об этом говорить.
— Эта идиотская секретность убивает все удовольствие от работы, — проворчал Раймонд. — Нельзя нормально проводить исследования, если не имеешь возможности публиковаться. Теряется смысл. На прошлой неделе тут побывала группа ученых, так они даже не слышали о наших открытиях. Чего, спрашивается, приезжать? Бред какой-то.
Монк усмехнулся.
— Прекрасно вас понимаю. Если бы это зависело от меня…
— Не то чтобы мне не нравилось вас слушать, мальчики, — сказала Сэлли, — но Лидия Пелл ждет меня в хижине. Поймать тебе еще одного архи, Раймонд?
— Ну-у-у… Да… Спасибо. Нам они всегда нужны. Джоргенсон продолжает отпускать их на волю после экспериментов.
— Считай, что он у тебя в кармане.
Сэлли взяла переносную клетку и направилась к выходу.
— Пойдемте, Монк. Посмотрите на дикую природу.
День был прекрасный, как раз для того, чтобы бродить среди дюн. Небо голубело, и легкий бриз дул со стороны моря Тетис. То там, то тут из-под кустов и деревьев выпархивали архи и с пронзительным криком уносились прочь, держась низко, над самым песком. Археоптериксы редко взлетали выше древесных верхушек, небесные сферы по-прежнему принадлежали птеранодонам.
Время от времени Сэлли и Монк спугивали мелких животных. На берегу два миниатюрных существа — не больше вороны — дрались из-за куска тухлого мяса.
Сэлли показала на них:
— Динозавры. Маленькие. Без перьев. Вам это о чем-нибудь говорит?
— Но существуют и пернатые динозавры. Даже вы не можете этого отрицать.
— Все птицы имеют перья. А динозавры — только иногда. Я считаю, что пернатыми были общие предки динозавров и птиц. Птицы сохранили оперение, динозавры утратили его.
— Вторично облысевшие? — Монк хохотнул. — Это что-то типа вашего вторичного наземного апатозавра?
— Сравнили! Мне было всего-навсего пятнадцать, когда я предположила, что динозавры произошли от летающих рептилий.
— Но ученые уже посетили триас и не нашли и следа этого гипотетического летающего предка.
— Скажите мне, Монк, как много хороших ученых — я подчеркиваю, хороших, — могли бы выдвинуть такую теорию в столь юном возрасте?
— Могу ответить за себя — я, честно говоря, ни о чем подобном даже не думал.
— Так же, как и все остальные. Я обратила внимание, что самые популярные ученики никогда не достигают больших успехов, когда вырастут. Они находятся на пике своей славы в старших классах школы. Зато неудачники, недотепы, затюканные одиночки впоследствии становятся Элвисами Пресли, Ричардами Фейнманами и так далее. Точно так же новые формы жизни не происходят от самых успешных организмов. Успешные организмы остаются на своем месте и все лучше и лучше приспосабливаются к занятой ими экологической нише, пока эту нишу что-нибудь не разрушит. Тогда они умирают. И тут-то на сцену выходят загнанные в угол отщепенцы и наполняют мир стадами трицератопсов.
— Это всего-навсего точка зрения…
— Первое пернатое животное, как бы оно ни выглядело, было маленьким и незаметным. Оно занимало свое скромное место в какой-нибудь дальней нише и долгое время пребывало в тени. Пока Бог в очередной раз не перемешал все на свете. Кстати, в триасовый период динозавры составляли довольно небольшую и далеко не самую успешную группу архозавров среди множества других. Так же как и мой пернатый текодонт. Ребята, которые катались в триас, искали в легкодоступных местах, а вот я, если бы эти чертовы бюрократы разрешили мне поехать, обшарила бы там все. От пола до потолка.
Монк одобрительно кивнул.
— Вы никогда не сдаетесь?
— Прошу прощения?
— Все против вас. Все говорит о том, что вы жестоко ошибаетесь.
— Поживем — увидим, Монк. Поживем — увидим.
Неподалеку, там, где дюны переходили в соленые болота, раздался звук, похожий на птичье пение. Такой звук издавали камптозавры, когда их что-то пугало.
Монк вздрогнул и нервно поглядел в сторону леса, где кусты сменялись соснами.
— Я надеюсь, здесь безопасно?
Камптозавры были весьма робкими животными, способными прийти в ужас от одной мысли, что где-то рядом находится хищник. Но Сэлли не хотелось просвещать Монка в этом вопросе.
— Вы не очень-то привыкли к практической работе, а? — жизнерадостно поинтересовалась она.
Какое-то время спутники шли в молчании. Тропа, пересекающая дюны, различалась плохо. В здешнем мире только человек пролагал подобные тропы, идущие параллельно берегу моря. Сэлли размышляла о многочисленных следах, оставленных любопытными исследователями, направлявшимися в разные стороны от станции Богемия. Это натолкнуло ее на мысль о тропах динозавров, сотнями терявшихся в кустах. Если б только было можно занести их на карту и выяснить, кому принадлежит каждая, какой ни с чем не сравнимый объем информации о поведении животных они бы получили! Слишком огромная и кропотливая работа, чтобы сделать ее одной. Вот если взять в помощь пару практикантов…
— В двадцать три года вы едва не прославились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Носки оказались достаточно свежими, чтобы проносить их еще день. Она восприняла это как хорошую примету.
Палатка-столовая была полна разговоров и запаха кофе. Сэлли взяла поднос и встала в очередь за сосисками и овсянкой.
Высмотрев пустой столик в дальнем углу палатки, она направилась туда, смутно надеясь, что Монк Каванаг проспал и она для разнообразия сможет побыть в одиночестве. Тщетно. Едва она принялась за еду, Монк плюхнулся рядом на скамью и включил магнитофон.
Историк был немолод, лыс и громогласен, с морщинистым лицом, напоминавшим папиросную бумагу. К лицу прилепились маленькие светлые усики. Каванаг приветствовал ее омерзительной ухмылкой, которую сам, по-видимому, считал очаровательной.
— Неважно выглядите. Не выспались, а?
— Почти всю ночь в полях, прямо как скаут. Только с той разницей, что у скаутов не бывает соседей по лагерю, приглашающих в свою палатку дружков и трахающихся до самого рассвета.
— Да ну? Кто ж это у вас там веселится?
Сэлли закрыла глаза и сделала большой глоток кофе.
— Не важно. На чем мы остановились?
— Вас попросили из университета.
— Господи! Мы обязательно должны вспоминать эту грязную историю?
— Что поделать, это часть нашей темы.
Четыре года назад Сэлли вляпалась в скандал из-за присвоения интеллектуальной собственности. Она спала со своим научным руководителем, человеком, который был более известен своими практическими изысканиями, чем преподавательской деятельностью, и некоторые его идеи нашли свое отражение в одной из ее работ.
— А он просматривал ваши черновики? — задал вопрос Монк.
— Конечно, просматривал. Точнее, мы просматривали их вместе, и в какой-то момент он разразился длинной речью и высказал все свои идеи по интересующей меня теме. Он сам связал их с тем, что писала по этому поводу я, и предложил мне их использовать.
— Поговаривают, что во время обсуждения вас застукали вместе в постели.
— Так и было. Но нужно знать Тимми, чтобы понять все правильно. Он сказал, что секс помогает ему сконцентрироваться. Я знаю, это звучит достаточно глупо, но я была молода и влюблена как кошка. Для меня он был чем-то средним между Чарльзом Дарвином и Иисусом из Назарета.
Монк подбадривающе закивал.
— Я и подумать не могла, что делаю что-то неправильное. Мысль, что идеи могут кому-то принадлежать, вообще не приходила мне в голову — я считала, что правда не принадлежит никому. И я честно пыталась показать ему окончательный вариант, но он только отмахнулся. Сказал, что верит мне. Ублюдок.
— Вас попросили покинуть университет, а в следующем семестре вы неожиданно вынырнули в Йеле . Как это получилось?
— Я добилась встречи с руководителем и рыдала до тех пор, пока он не согласился сделать мне одолжение.
Сэлли засунула в рот сосиску и сжевала ее без остатка.
— Самый унизительный момент в моей жизни.
— Судя по всему, это был доктор Мартелли?
— Я поклялась себе, что больше никогда не буду делать двух вещей: плакать на людях и спать с палеонтологами. И я держу свое слово.
— Ну, вы еще молоды… Если я не ошибаюсь, вы много общались с Мартелли по Интернету. Он, можно сказать, стал одним из ваших учителей.
— И не только он. Я не хочу показаться нескромной, но, еще будучи подростком, я контактировала с доброй половиной палеонтологов с мировым именем. Боже, благослови Интернет.
— Прекрасно. А теперь проглядите, пожалуйста, это. — Монк положил листок бумаги рядом с ее тарелкой. — И скажите мне, если что-то не так.
Сэлли переложила ложку в левую руку и, продолжая есть, прочла:
«Любой из ее знакомых скажет вам, что Гертруда — просто подарок судьбы. Любой, кроме ее родителей. Когда ей исполнилось пять, девочка вырезала из атласа силуэты динозавров. Тогда же она сообщила матери, что за одного из них, по-видимому, выйдет замуж. В семь она закатила родителям истерику, так как они не согласились отпустить ее на раскопки в Китай во время летних каникул. Они вздохнули свободней только в старших классах школы, когда Гертруда обнаружила интересующие ее сведения в Интернете и погрузилась туда с головой, задавая сотни наивных вопросов и фонтанируя идеями. Одну из своих гипотез — о том, что динозавры вторично потеряли способность летать, — она отослала в научный журнал, когда ей исполнилось пятнадцать. К ее негодованию, статью не опубликовали. И к этому же времени Гертруда превратилась в баловня всего палеонтологического сообщества. В восемнадцать ее приняли в Чикагский университет, а в двадцать один она пострадала от серьезного научного скандала. В двадцать три, когда Гертруда Сэлли опубликовала сведения о своей находке — ископаемых останках пернатого текодонта, — к ней пришла слава, оказавшаяся, правда, кратковременной. Теорию, с восторгом подхваченную падкими на сенсации журналистами, ученые приняли весьма скептически. В двадцать четыре Гертруда повстречала Ричарда Лейстера, к которому прониклась мгновенной неприязнью. В двадцать пять ее пернатый текодонт был полностью дискредитирован, работа, в которой она раскритиковала книгу Лейстера, оказалась принята без особого энтузиазма, и Гертруда Сэлли, теперь уже не являющаяся самым юным экспертом по динозаврам, ощутила себя на грани провала».
Сэлли собрала остатки овсянки кусочком хлеба и вернула Монку листок.
— Я никогда не любила свое имя. Называйте меня Сэлли, идет?
— Ладно. — Монк сделал на листке пометку. — Что-нибудь еще?
— В вашей книге будет хоть что-нибудь о науке?
— О науке? По-моему, это все о науке.
— Я заметила только болтовню и сплетни. Они допила кофе и отодвинула поднос.
— Пойдемте. У меня есть кое-какие дела в зверинце, а потом я покажу вам, что такое настоящая работа. Может быть, вы хоть чему-нибудь научитесь.
Зверинец находился в ангаре со стенами из гофрированного железа, без окон, зато с гудящим кондиционером.
— Мы зовем это место Птичьей Валгаллой , — сказала Сэлли.
Она отворила дверь, и в нос им ударил теплый запах птичьего помета.
— Выглядит как павильон по продаже кур на заштатной ярмарке, правда?
Услышав стук двери, археоптериксы закричали и заскребли когтистыми крыльями по прутьям клеток. Это были ярко окрашенные птицы с длинными хвостами, острыми мелкими зубками и склочным характером. Их оперение переливалось оранжевым, коричневым и красным.
Рассеянного вида молодой человек бросил на пол мешок с надписью «Корм для археоптериксов» и, заметив вошедших, удивленно заморгал.
— Привет, Сэлли.
— Монк, это Раймонд. Раймонд — Монк. Он пишет книгу о нашей станции.
— Правда? Обидно, что его не было здесь вчера. Мы выпустили в холле целую кучу маленьких пузырьков, наполненных гелием, а потом забросили туда же пару архи. Таким образом, мы смогли сфотографировать вихревые потоки, которые создают их крылья при полете. Отличные получились снимочки, хоть в «Нэшнл джиогрэфик» посылай. Жаль, нам ничего публиковать не разрешают.
— Позволю себе предположить, что это были продольные вихревые потоки, так?
— Ну-у-у… так.
— Таким образом, вы подтвердили, что архи могут удержаться в воздухе только при быстром полете, что они просто не в состоянии летать медленно. Блестяще! Мне понадобилось десять секунд наблюдений за ними, чтобы сказать вам то же самое. Птицы, за исключением колибри, которые имеют свой собственный, только им присущий стиль, летают всего-навсего двумя способами: либо медленно, либо невероятно быстро. При медленном способе крылья оставляют за собой в воздухе пару завихрений в виде петель, в то время как завихрения, вызванные быстрым способом, обычно продольные.
— Это был эксперимент доктора Джоргенсена, я только помогал ему. Если вы пишете книгу, — обратился Раймонд к Монку, — значит, вы живете позже нас там, в нашем времени? Откройте секрет, когда нам разрешат публикации?
— Я в самом деле не имею права об этом говорить.
— Эта идиотская секретность убивает все удовольствие от работы, — проворчал Раймонд. — Нельзя нормально проводить исследования, если не имеешь возможности публиковаться. Теряется смысл. На прошлой неделе тут побывала группа ученых, так они даже не слышали о наших открытиях. Чего, спрашивается, приезжать? Бред какой-то.
Монк усмехнулся.
— Прекрасно вас понимаю. Если бы это зависело от меня…
— Не то чтобы мне не нравилось вас слушать, мальчики, — сказала Сэлли, — но Лидия Пелл ждет меня в хижине. Поймать тебе еще одного архи, Раймонд?
— Ну-у-у… Да… Спасибо. Нам они всегда нужны. Джоргенсон продолжает отпускать их на волю после экспериментов.
— Считай, что он у тебя в кармане.
Сэлли взяла переносную клетку и направилась к выходу.
— Пойдемте, Монк. Посмотрите на дикую природу.
День был прекрасный, как раз для того, чтобы бродить среди дюн. Небо голубело, и легкий бриз дул со стороны моря Тетис. То там, то тут из-под кустов и деревьев выпархивали архи и с пронзительным криком уносились прочь, держась низко, над самым песком. Археоптериксы редко взлетали выше древесных верхушек, небесные сферы по-прежнему принадлежали птеранодонам.
Время от времени Сэлли и Монк спугивали мелких животных. На берегу два миниатюрных существа — не больше вороны — дрались из-за куска тухлого мяса.
Сэлли показала на них:
— Динозавры. Маленькие. Без перьев. Вам это о чем-нибудь говорит?
— Но существуют и пернатые динозавры. Даже вы не можете этого отрицать.
— Все птицы имеют перья. А динозавры — только иногда. Я считаю, что пернатыми были общие предки динозавров и птиц. Птицы сохранили оперение, динозавры утратили его.
— Вторично облысевшие? — Монк хохотнул. — Это что-то типа вашего вторичного наземного апатозавра?
— Сравнили! Мне было всего-навсего пятнадцать, когда я предположила, что динозавры произошли от летающих рептилий.
— Но ученые уже посетили триас и не нашли и следа этого гипотетического летающего предка.
— Скажите мне, Монк, как много хороших ученых — я подчеркиваю, хороших, — могли бы выдвинуть такую теорию в столь юном возрасте?
— Могу ответить за себя — я, честно говоря, ни о чем подобном даже не думал.
— Так же, как и все остальные. Я обратила внимание, что самые популярные ученики никогда не достигают больших успехов, когда вырастут. Они находятся на пике своей славы в старших классах школы. Зато неудачники, недотепы, затюканные одиночки впоследствии становятся Элвисами Пресли, Ричардами Фейнманами и так далее. Точно так же новые формы жизни не происходят от самых успешных организмов. Успешные организмы остаются на своем месте и все лучше и лучше приспосабливаются к занятой ими экологической нише, пока эту нишу что-нибудь не разрушит. Тогда они умирают. И тут-то на сцену выходят загнанные в угол отщепенцы и наполняют мир стадами трицератопсов.
— Это всего-навсего точка зрения…
— Первое пернатое животное, как бы оно ни выглядело, было маленьким и незаметным. Оно занимало свое скромное место в какой-нибудь дальней нише и долгое время пребывало в тени. Пока Бог в очередной раз не перемешал все на свете. Кстати, в триасовый период динозавры составляли довольно небольшую и далеко не самую успешную группу архозавров среди множества других. Так же как и мой пернатый текодонт. Ребята, которые катались в триас, искали в легкодоступных местах, а вот я, если бы эти чертовы бюрократы разрешили мне поехать, обшарила бы там все. От пола до потолка.
Монк одобрительно кивнул.
— Вы никогда не сдаетесь?
— Прошу прощения?
— Все против вас. Все говорит о том, что вы жестоко ошибаетесь.
— Поживем — увидим, Монк. Поживем — увидим.
Неподалеку, там, где дюны переходили в соленые болота, раздался звук, похожий на птичье пение. Такой звук издавали камптозавры, когда их что-то пугало.
Монк вздрогнул и нервно поглядел в сторону леса, где кусты сменялись соснами.
— Я надеюсь, здесь безопасно?
Камптозавры были весьма робкими животными, способными прийти в ужас от одной мысли, что где-то рядом находится хищник. Но Сэлли не хотелось просвещать Монка в этом вопросе.
— Вы не очень-то привыкли к практической работе, а? — жизнерадостно поинтересовалась она.
Какое-то время спутники шли в молчании. Тропа, пересекающая дюны, различалась плохо. В здешнем мире только человек пролагал подобные тропы, идущие параллельно берегу моря. Сэлли размышляла о многочисленных следах, оставленных любопытными исследователями, направлявшимися в разные стороны от станции Богемия. Это натолкнуло ее на мысль о тропах динозавров, сотнями терявшихся в кустах. Если б только было можно занести их на карту и выяснить, кому принадлежит каждая, какой ни с чем не сравнимый объем информации о поведении животных они бы получили! Слишком огромная и кропотливая работа, чтобы сделать ее одной. Вот если взять в помощь пару практикантов…
— В двадцать три года вы едва не прославились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40