В мыслях Лайонела я прочла, что, если сейчас я убегу, сменю свое имя и затеряюсь среди шестисот миллиардов людей, населяющих Галактику, они не станут меня искать и постараются забыть о моем существовании. Еще три месяца назад, отправляясь в погоню за мной, братья Янги уничтожили все данные обо мне в архиве Интерпола и исключили мое имя из списка лиц, представляющих потенциальный интерес. Тем самым они совершили служебное преступление, и, если это когда-нибудь всплывет (хотя они тщательно замели за собой следы), им не поздоровится. Правда, в случае моего согласия сотрудничать с ними такие их действия становились вполне законными: Интерпол не следил за своими людьми, а после вербовки тайного агента все материалы о нем изымались из архива. В некотором роде это и был шантаж — мол, мы оказали тебе услугу, а теперь ждем ответной любезности, — но против такой формы шантажа я никаких возражений не имела. Формула «ты мне — я тебе» как принцип человеческих взаимоотношений меня удовлетворяла.
К тому же мне действительно нравилось их предложение. С тех пор как я узнала, чем занимается отец, самое заветное мое желание — работать в полиции и избавлять общество от подобных субъектов. Восемь лет я охотилась в одиночку, используя свои необыкновенные способности, и достигла неплохих результатов. Вместе с тем я прекрасно понимала, что работаю слишком неэффективно и реализую лишь малую часть своего огромного потенциала. Мне по силам было разоблачать и куда более серьезных преступников вроде моего отца, — тех, которые никогда собственноручно не убивают и даже крайне редко отдают приказы кого-то убить, но по чьей вине ежедневно льется кровь и страдают невинные люди. Братья Янги предоставляли мне такой шанс — и я просто не могла позволить себе роскошь пренебречь им…
Наконец успокоившись, но все еще всхлипывая, я поднялась с пола, прошла в каюту, которая служила мне спальней, и присела на пуфик перед туалетным столиком. С зеркала на меня смотрело несчастное, заплаканное, испачканное потеками туши личико в обрамлении растрепанных каштановых волос. От этого зрелища я чуть снова не разревелась, но усилием воли подавила слезы, взяла салфетку и принялась вытирать лицо. Потом обозвала себя дурой, швырнула салфетку на стол, сходила в ванную и смыла весь макияж.
Вернувшись в спальню, я сняла одежду, облачилась в цветастую пижаму и легла в постель между моей любимой куклой Машей и плюшевым медвежонком Мишей.
— Ну вот мы снова вместе, дорогие мои, — сказала я, крепко обняв обоих. — Я так соскучилась! Пожалуйста, не обижайтесь, что я никогда не беру вас с собой на планету. Таким славным ребяткам не место в гостиницах. Там вас запросто могут обидеть, пока я буду шляться по казино. — Я сделала паузу, чтобы снять с Маши платьице и надеть вместо него ночнушку. Потом взъерошила ее белокурые волосы и поцеловала в лоб. — Кстати, у меня для вас отличные новости: мы начинаем новую жизнь. Теперь мы будем работать по-крупному… Нет, Мишенька, я имею в виду не выигрыши в карты, денег нам и так хватает. Мы не жадные. Зато на свете есть плохие дяди и тети, которые ворочают многими миллиардами, но им этого мало, и они… Впрочем, ладно, поговорим об этом с утра. А сейчас давайте спать. — Я щелкнула пальцами, и свет в комнате погас. — Спокойной ночи, малыши.
Уткнувшись лицом в мягкий плюш медвежонка, а куклу прижав к груди, я погрузилась в сладкую дрему. Уже засыпая, я подумала о том, что если девушка в двадцать шесть лет всерьез разговаривает с игрушками, а тем более кладет их с собой в постель, то ей надо обратиться к врачу. И чем скорее, тем лучше.
3
Игорь Поляков, адвокат
На панели вспыхнул зеленый огонек и одновременно раздался мелодичный звон зуммера. В кабинете была включена звукоизоляция, и этот сигнал означал, что ко мне в дверь кто-то стучится.
Мой собеседник, который уже минут десять ходил вокруг да около, никак не решаясь приступить к делу, умолк на полуслове и вопросительно взглянул на меня. Я слегка передернул плечами, нажал кнопку и отрывисто произнес:
— Да?
— Папа, — послышалось из динамика. — Тебя можно на минутку?
— Я занят, Юля. Позже.
— Нет, сейчас! — в голосе дочки явственно проступили капризные нотки. — Ты постоянно занят. Только и слышу: позже, позже. Для тебя главное дела, а я всегда на втором месте.
Я понял, что это неспроста. Обычно Юля с пониманием относится к тому, что время от времени я принимаю посетителей у нас дома, а не у себя в конторе. Правда, прежде это всегда были мои постоянные клиенты, в некотором смысле друзья семьи, чьи дела я вел в течение многих лет.
А вот Томаса Конноли я видел впервые. Он буквально силой вломился ко мне: позвонил час назад и сказал, что нам нужно срочно встретиться. Даже не выслушав моих возражений, он прервал связь, а ровно через пятьдесят минут уже трезвонил в мою дверь. Конечно, я мог вызвать консьержа, и тот либо сам, либо с помощью муниципальной охраны выставил бы непрошеного визитера на улицу. При других обстоятельствах я бы так и поступил, но с Конноли был особый случай. К его приходу я успел навести о нем кое-какие справки и выяснил, что он не из тех, от кого можно просто так отмахнуться, не пожалев впоследствии о потере перспективного клиента. Если человек, давно потерявший счет своим миллиардам, как наскипидаренный мчится к совершенно незнакомому адвокату, здесь пахнет солидным барышом. Тогда я позвонил Ричарду и попросил его разузнать о Конноли подробнее…
Ах, вот оно что! Мне следовало сразу догадаться, в чем причина дочкиной настойчивости. Похоже, умница Ричард решил не ставить меня в неловкое положение перед клиентом и сначала связался с Юлей. Он, как всегда, на высоте.
Ответив Юле: «Сейчас выйду», я выключил интерком и поднялся с кресла.
— Мне очень жаль, что нас прерывают, господин Конноли, — произнес я, впрочем, без особого сожаления, — но ведь вы сами настояли на немедленной встрече. А по выходным мое время принадлежит дочери.
— Да, разумеется, — ответил Конноли, тоже вставая. Двигался он необычайно легко и проворно для своей комплекции боксера-тяжеловеса преклонных лет, с этакой хищной грацией старого льва. — Я все понимаю, господин Поляков, и буду ждать, сколько понадобится.
Когда я вышел из кабинета в холл, Юля молча схватила меня за руку и потянула на свою («девчачью», как мы ее называли) половину квартиры. Я без возражений последовал за ней.
Как я и ожидал, видеофон в дочкином кабинете был включен, и над консолью маячило голографическое изображение головы и плеч Ричарда. Его скуластое лицо явственно выражало тревогу, и в таком взволнованном состоянии он был больше чем когда-либо похож на мою мать, свою старшую сестру.
Я немедленно направился к видеофону, а Юля тем временем закрыла дверь комнаты и с ногами забралась в мягкое кресло у стены.
Едва я оказался в поле действия лазерных сканеров, Ричард, заметив меня, без всякого вступления спросил:
— Он много тебе рассказал?
— Еще ничего. Мы только обменялись любезностями. Он уже собирался перейти к делу, когда вмешалась Юля.
Ричард с облегчением вздохнул:
— Слава Богу, успел.
— А в чем дело, — спросил я, заинтригованный его поведением.
— С Томасом Конноли лучше не связываться. Сейчас же гони его в шею.
Я подвинул к себе стул и сел.
— Объясни-ка подробнее, Рич. — Я никогда не называл его дядей, поскольку он был старше меня лишь на восемь лет, и я всегда относился к нему как к другу и брату, — Что ты выяснил?
— Вполне достаточно, чтобы потерять аппетит. Этот клиент не для тебя, Игорь. Я знаю, что порой ты берешься за рискованные дела, но Конноли… — Ричард покачал головой. — От него лучше держаться подальше, если не хочешь угодить в крупные неприятности. Томас Финли Конноли не просто богатый беглец с Аррана, он доверенный советник королевского дома в изгнании и один из лидеров движения за реставрацию монархии. Высший Революционный Трибунал Арранской Народной Республики заочно приговорил его к смертной, казни, и за прошедшие пятнадцать лет он пережил добрую дюжину покушений. Однажды был ранен, правда, не смертельно, зато его жене и детям повезло меньше — они все погибли. Я покачал головой:
— Ну и ну!..
— Вот именно. Здесь смердит грязной политикой, круто замешанной на международном терроризме. Нашему правительству не очень нравится, что Конноли поселился на Дамогране, но ничего поделать оно не может — как демократическая страна мы не имеем морального права отказывать в убежище человеку, которого преследуют по политическим мотивам. Зато наши спецслужбы довольны — наконец-то у них появилась настоящая работа. За последние три года они уже изловили десяток арранских головорезов, которые охотились за Конноли.
Я почесал затылок и с сомнением произнес:
— А с чего ты взял, что его визит ко мне имеет хоть какое-то отношение к политике? Я думаю, что как раз наоборот — не имеет никакого. Конноли не производит впечатление человека, который обращается к кардиологу, когда у него болит голова. Он, несомненно, навел обо мне справки и знает, какими делами я занимаюсь. Похоже, у него проблемы личного порядка. Ведь и у политиков есть своя частная жизнь.
— Есть, конечно. Но она неотделима от их общественной деятельности. Независимо от того, с каким делом пришел к тебе Конноли, ты рискуешь привлечь к себе внимание революционных властей Аррана. А эти ребята напрочь лишены чувства юмора и не шибко разборчивы в средствах. Они без сожаления расправились с семьей Конноли, — с какой же стати, скажи мне, они станут церемониться с его адвокатом? Им убить человека что раз плюнуть. Так что будь хорошим мальчиком, Игорек, и прислушайся к совету своего старого дядюшки: не ввязывайся в это дело, каким бы выгодным оно ни казалось. Извинись перед Конноли и вежливо попроси его уйти. Ни в коем случае не поддавайся на его посулы… Гм-м. Только не подумай, что я по старой привычке снова взялся командовать тобой. Просто я беспокоюсь за тебя. И за Юльку. И за твою мать, наконец. Как я посмотрю ей в глаза, если с тобой что-нибудь случится!
Я вздохнул, мысленно попрощавшись с тугим кошельком несостоявшегося клиента.
— Все в порядке, можешь не переживать. Ты меня убедил. Я сейчас же выставлю Конноли за дверь.
— Вот и молодец, — одобрил меня Ричард.
Мы коротко попрощались, я выключил видеофон и задумчиво уставился поверх консоли на стену. Юля выбралась из кресла и подошла ко мне.
— Хочешь, я пойду и скажу ему, что ты не возьмешься за его дело?
Я отрицательно мотнул головой:
— Нет, доченька, я сам.
Поднявшись со стула, я ласково потрепал ее белокурые волосы и вышел из комнаты.
Конноли я застал стоящим у окна. Повернувшись ко мне, он спросил:
— Надеюсь, у вас ничего не случилось?
— Случилось, — чересчур резко ответил я. Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом и произнес:
— Да, понимаю. Вы кое-что узнали обо мне и решили не ввязываться в неприятности.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — У меня пятнадцатилетняя дочь, и я не хочу, чтобы она стала сиротой.
— Могу вас заверить, господин адвокат, что вам не о чем беспокоиться. Я принял все меры предосторожности, и никто не узнает о моем визите. А в дальнейшем мы встречаться не будем, потому что…
— Потому что, — перебил его я, — у нас не будет никаких общих дел. Я очень благодарен вам за осторожность, а сейчас, убедительно прошу вас уйти. Нам больше не о чем разговаривать.
Конноли покачал головой:
— Мой уход ничего не изменит. Вы все равно займетесь моим делом. Собственно, вы уже занимаетесь им.
Я вопросительно уставился на него:
— Что вы имеете в виду?
— Тут вот какая ситуация, советник. У меня есть дочь Элен, ей скоро исполнится семнадцать. Девять лет назад, во время одного из покушений, погибли моя жена и оба сына, а Элен лишь каким-то чудом уцелела. Мне удалось скрыть факт ее спасения, и официально она считается умершей. Все эти годы она находилась под опекой верных мне людей, пожилой супружеской четы, которых окружающие считали ее дедом и бабушкой…
Я решительно подступил к нему и схватил его за отворот пиджака с явным намерением вытолкать из кабинета. Наверное, со стороны это выглядело немного комично: Конноли был на полголовы выше меня и раза в полтора шире в плечах, и, хотя я значительно моложе его, я вряд ли смог бы сдвинуть его хоть на сантиметр.
— Господин Конноли! Я не собираюсь дальше…
— Ее настоящее имя, — будто ни в чем не бывало продолжал он, — Элен Розалинда Конноли. Но вы должны знать ее как Алену Габрову.
Я разжал пальцы, отпустив пиджак посетителя. Моя рука соскользнула вниз и безвольно свесилась вдоль туловища.
— Алена… Габрова… — растерянно пробормотал я. Конноли отошел от окна и остановился возле стола.
— Вы, конечно, можете известить суд, что отказываетесь защищать ее интересы, — неторопливо проговорил он, — Но вы так не сделаете. Не в ваших привычках бросать клиента на произвол судьбы только потому, что у того обнаружились неподходящие родственники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56