Я учился, а вечерами подрабатывал у него на подхвате и, соответственно, малость нахватался. А как-то раз долбанные бритые расисты громили наш китайский квартал и дали деду по башке.
– Насмерть? – проявил интерес к биографии таинственного уроженца Востока Малой.
– Нет, оглушили и забрали кассу. Но другие, из банды, что шла в хвосте колонны, кинули в окно самодельную зажигалку, и дед задохнулся в дыму, так как был без сознания. А я был на учебе в другом конце города, вернулся и застал пожарных, да труповозку.
– Сочувствую, однако, – сказал Сплин.
– Пустое, – махнул рукой Хоу. – Я неплохо разобрался с их районным главарем и даже малость подзаработал на этом.
– Как это?
– Подстерег, когда тот возвращался из кабака домой, удавил куском провода, закинул в багажник его же тачки. Он, правда, обделался изо всех дыр, пока дрыгался. Тело продал на органы нелегальным трансплантаторам, а его крутую тачку на разбор к дельцам от автомобильной мафии.
– Да в тебе зазря пропадает коммерческая жилка! Не думал в брокеры после армии податься? – поинтересовался Боцман.
– Меня кто-то сдал этим бритоголовым, а может и видеокамера какая записала. Короче, они меня тоже подкараулили и чуть не убили, кое-как съебался, – усмехнулся одной половиной лица Хоу, показывая на скулу, где горизонтальной полоской виднелся шрам.
– И в итоге ты оказался здесь, – закончил за него Боцман, поднимаясь и надевая маскировочную сетку обратно. – Что ж, добро пожаловать в Клуб.
Отдохнули еще какое-то время. Кто-то наворачивал сухпай, Сплина же голод не беспокоил совершенно, он хлебнул водицы впрок, стараясь не слишком накачиваться, чтоб совсем не сомлеть. Жажда, конечно, не прошла, но притупилась. Пополнили фляжки. Недолгий, в общем-то, привал стал уже тяготить, так как пик накопленной усталости прошел, а влажная духота и полчища насекомых не делали дальнейшее бездействие приятным времяпровождением, уж лучше идти. Поступила команда трогаться, предстояло интересно и чрезвычайно увлекательно доковылять до вечера. Долго ли, коротко ли, а вечер таки наступил. Обычный рассеянный полумрак джунглей стремительно сменился на почти непроглядную невооруженным взглядом плотную темноту.
– Хорошо намотали сегодня для такой поверхности – без малого тридцать километров, если по прямой, – глянув на люминесцентное покрытие влагостойкой карты сказал Раймо, парень из пополнения.
– Ты что, еще и понимаешь, где мы? – удивился Сплин.
– Конечно. Ну, правда, приблизительно. Я спрашивал Шелли, она мне показала, откуда мы утром вышли, – удивился навигационному невежеству товарища по оружию тот, сворачивая карту так, чтобы текущий квадрат был снаружи.
– Я горжусь, что вхожу в отделение, где служат такие монстры, – он заметил легкое недоумение собеседника и добавил. – Ну, в хорошем смысле слова.
– Да я старателем был… Некоторое время… Не совсем официально. Там и освоил ориентирование, – пряча карту в карман жилета, объяснил он.
Сплин не стал уточнять, что и где он искал, будучи старателем, почему «некоторое время» и что стало по прошествии этого времени. Раймо, в свою очередь, не стал вдаваться в подробности. Он был не дурак, но с чувством юмора у него было неважно, как-то все буквально воспринимал. Можно было над ним стебаться, а он даже не обижался, так как не понимал иронии, так что было даже не интересно. Его сначала прозвали «Горячий финский парень», но это было слишком длинно и в конечном счете погоняло стало лаконичнее – «Финский». Что он тоже принял как должное, так как действительно имел скандинавские корни. Этим он всех просто добил, и подкалывать его почти перестали.
На этот раз на ночлег расположились осмотрительнее: перед остановкой сделали петлю, так, чтобы караульный, засевший поодаль расположения, мог наблюдать след группы. Одновременный караул был усилен до четырех человек: один внутри периметра МОНок с радиодетонатором и пультом от датчиков движения, а трое скрытно располагались треугольником снаружи, за пределами радиуса поражения осколками, составляющего на открытой местности где-то пятьдесят метров. Выносные крайние посты должны были через каждые четверть часа по очереди докладываться центральному. Отряд распределился внутри периметра мелкими группами по двое-трое. Каждая группка толстой ниткой из ремнабора, используемой также при постановке растяжек, была связана с соседней, чтобы, если кто что заметит или услышит, молча без шорохов и суеты разбудить соседей, дернув крайнего за запястье или лодыжку. Последовал ряд дельных предложений известного толка кому за что следует привязать, чтобы лучше сработало.
Оружие было заряжено патронами для бесшумной стрельбы, имеющими уменьшенную навеску метательного вещества, что обеспечивало дозвуковую скорость пули. При этом несколько менялась ее баллистика и терялась эффективная дальность, но в густой «зеленке» она по-любому практически не превышала ста метров. В случаях, если не угрожала немедленная непосредственная опасность, открывать огонь первыми могли только офицеры, часовым было велено в случае чего доложиться центральному, он разбудит ближайшего офицера, а тот решит что делать. Прием пищи, всю возню с перевязками, снаряжением, сокрытием мусора и прочих следов жизнедеятельности, следовало завершить до отбоя, а на рассвете сразу после подъема двинуть в путь «отсюда и до обеда».
Сплину припаяли стоять предрассветную вахту в вершину треугольника: следить за остывающим следом. Ему удалось приемлемо выспаться, так как момент, когда его разбудил на смену центральный караульщик, удачно совпал с цикличностью сна, и он уже успел глубоко заснуть и «вынырнуть» к поверхностной фазе. Сплин попросил, и центровой щедро полил его репеллентом, малочувствительным для атрофированного человеческого обоняния, но делающим его непривлекательным для зверья с развитым нюхом, по составу – тот же «Откат», только в виде аэрозоли. Сменив предшественника и устроившись на его укромной позиции за лежащим на земле стволом крупного дерева, он замотался в плащ-палатку, застегнул доверху горловину воротника, надел и затянул капюшон, выставив наружу только нос и глаза, чтобы выдох ртом уходил под одежду и согревал. Потом оглядел свой сектор наблюдения через очки в инфракрасном диапазоне, затем в режиме ночного видения. Ничего существенного – ИК-режим выявил несколько некрупных объектов: птицы на ветвях, грызуны и змеи на земле. Если что, можно будет попробовать шугануть индивидуальным ультразвуковым пугачом, который он для удобства зафиксировал на стволе оружия, воспользовавшись универсальным креплением для фонаря или штыка.
Звуки джунглей стали со временем понятнее. Ужасные на слух вопли, которые доставали его в первую ночь марша, принадлежали, как оказалось, большой, но глупой и безобидной птице. Он не знал, понятное дело, всего окружающего зверья, но примерно различал звуки по степени реальной опасности. Хищники тоже никуда не делись, но фокус был в том, чтобы не оставаться надолго на их территории, не раздражать их, тогда они не проявляли к прохожим персональной агрессивности, предпочитая знакомую и предсказуемую добычу. В основном, конечно.
Сплин стал думать о вещах, которые ему не подчинялись, но были небезинтересны, просто чтобы себя занять. Его, например, удивляло, зачем офицеры с ними таскаются: что они, что Шелли могли бы по-тихому свинтить и, используя богатый жизненный опыт, добраться без обременительной толпы «чайников» куда угодно – хоть в Моравию, хоть в Портлэнд. Что им мешало так поступить? Деньги? Вряд ли в их случае оплата офицеров зависит от количества выживших рядовых. Профессиональная этика? Может быть. Одно дело провалить задание по не зависящим от исполнителя причинам, сделав все, что реально в силах, а другое – сбежать и всех кинуть. Наемники – каста отверженных, а когда у человека ничего нет, то все, что у него остается – это репутация. Не все, конечно, придерживаются таких принципов.
Однако Сплин решил не гневить беса и выбросил подобную крамолу из головы. И вообще, напрягать мозг по поводу внешних обстоятельств вредно для нервов – много беспокойства, а толку нет. Он подумал о положительных сторонах службы. При грамотном отношении беспокоиться и думать правильному солдату вообще не о чем. За рядового командир думает. А за него другой командир постарше званием. Правда и тут тоже могут быть накладки, если кто-то в цепочке окажется дураком или сволочью. Да, жизнь – сложная штука, распроязви ее мать… Доложился центровому, что все пучком и на время впал в полусонное оцепенение, стеклянно глядя перед собой. Вокруг, словно сонное бормотание некоего сказочного существа или перешептывание лесных духов, негромко переливался гомон джунглей, сплетенный из трелей птиц, стрекотанья насекомых и прочих невнятных шорохов и звуков.
Через какое-то время Сплин снова принялся вслушиваться и неспешно оглядывать свой сектор, не забывая задирать башку для осмотра высоких ветвей, так как хорошо запомнил ночную атаку прыгуна. Предутренняя мгла не была такой густой, как вчера после дождя, но дымка все равно делала очертания неясными и таинственными. Долго пялиться в одно место было нельзя, а то непременно начнет казаться, что среди листвы есть что-то зловещее. Лучше полагаться на слух и периферийное зрение, медленно и непристально переводя взгляд, и глядя не на, а сквозь деревья. При этом не следует искать что-то конкретное, иначе услужливое воображение тут же состряпает, что нужно из мешанины неясных контуров. «Да кто, на хрен, будет шароебиться в этой дремучей чащобе по такой тьме египетской?» – провернув голову до отказа вправо и переключая зубами селектор очков на обычный режим в целях экономии элементов питания и сохранения остроты собственного ночного зрения, подумал он. Возвращая голову в нормальное состояние, позволяющее смотреть прямо перед собой, он вдруг обратил внимание на какой-то контур на тропе среди стелящихся туманных клочьев, которого вроде бы не было раньше. Он снова включил ИК, ночник – ничего. Может объектив очков грязный? Да нет, однако, иначе бы этот неясный силуэт ездил вместе с поворотом головы, а он неподвижен.
Тут призрак пошевелился, выставив у верхней трети горизонтальную продолговатую выпуклость, словно обвешанную волокнистой бахромой ветку. Ствол оружия. В маскировочном кожухе. Сплин холодеющим хребтом осознал то, что пока отказывался понимать и принимать разум: пиздец подкрался незаметно – за ними идут. Человек был с ног до головы закутан в профессиональный маскировочный комплект «объемного камуфляжа», который делал его невидимым в ИК-режиме и сливался с цветом фона по яркости в режиме ПНВ. Ходячий куст стоял и бесконечно медленно с нечеловеческой выдержкой оглядывался. Затем он бесшумно двинулся вперед вдоль недавнего следа их отряда. Плавно, как бы по частям, так что движение всего размытого элементами маскировочного балахона силуэта было суммой малоинтенсивных шевелений, которые вполне могли бы быть приняты за естественное покачивание растений.
Сплин лихорадочно пытался заставить свои полусонные мозги соображать. Следопыт его не заметил, а должен был, ведь наверняка у него есть ИК-очки, для которых на ближних дистанциях слабый туман и подлесок не являются преградой, хотя частично и мешают. Похоже, пористая «пенка» теплоизолирующего подклада плащ-палатки поглотила выступающий из-за укрытия тепловой контур его тела, а открытая часть лица оказалась недостаточно заметна в инфракрасном диапазоне из-за маскировочного грима, ослабляющего тепловое излучение, или же была принята за мелкую безобидную зверушку. Он с предельной осторожностью медленно укрылся за ствол дерева так, чтобы при этом не потерять возможность продолжать наблюдение – не заметили до сих пор, значит, скорее всего, и не заметят, главное самому не потерять гостя из виду, не создавать шума и не мельтешить.
За следопытом показалось еще двое вооруженных типов с интервалом примерно в пять-шесть метров. Больше пока никого не было. Это мог быть отдельный поисковый отряд, целью которого было найти их и вызвать подмогу. Это также мог быть передовой дозор более крупного отряда. Возможно, что это какие-нибудь контрабандисты, хотя особого груза они с собой не несли и чересчур уж толково шифровались, так что вряд ли. Надо было радировать своим, но Сплин боялся заговорить, так как в предутренней тишине его могли услышать гости. Сплин сидел не шелохнувшись, мысленно внушая троице, что здесь никого нет и быть не может. Он чувствовал кислый проквашенный запах своего давно не мытого тела, который, казалось, можно учуять и за километр. Он дышал ртом, чтобы не сопеть, и выдыхал под горловину плащ-палатки, чтобы не было пара, но ничего не мог поделать с оглушительным стуком часто бьющегося сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50