– Ну что? В каблуке левого ботинка? И пачка пиробумаги в правом? Почему не нашли при первом обыске?! – В его любезных глазах вспыхнули красные огоньки. – Кто обыскивал? Фамилия? – Получив ответ, он отрезал: – Пришлите его сюда немедленно, я разберусь с этим делом. – Сняв палец с кнопки, он откинулся в кресле, взглянул на Армстронга, и жесткое выражение сползло с его лица.
– Собираетесь отшлепать мальчика по попке? – спросил Армстронг.
– Лучше подумайте о том, что будет с вами, – любезно ответил собеседник. Лицо его оставалось спокойным, но в глазах появился лед. – Вам был задан вопрос. Вы нашли ответ или просите дополнительное время?
– Я ничего ни у кого не прошу, а меньше всего – у вас. – Армстронг ответил собеседнику столь же твердым взглядом. – Ответ готов.
– Какой же? – Я не знаю, что я нормален.
– Это ваш полный и окончательный ответ?
– Да, – подтвердил Армстронг. – И мне наплевать, нравится он вам или нет. Можете делать с ним и со мной, что хотите.
– Ай-яй-яй? – укорил собеседник. – Давайте будем сдержаннее. Моя личная оценка вашего ответа никак не связана с последствиями, которые он повлечет за собой. Если хотите знать, я считаю ваш ответ просто блестящим.
– Премного благодарен, – вызывающе усмехнулся Армстронг. – Сомневаюсь, чтобы кто-то ответил иначе.
– Разумное допущение, учитывая противоречивые обстоятельства, в которые вы попали, – заметил его собеседник. – Но абсолютно неверное.
– Вот как?
Инквизитор вздохнул и произнес:
– Так уж вышло, что я знаю, что нормален. Этот факт был удостоверен со стопроцентной точностью и может быть доказан вновь в любой момент, когда мне вздумается.
– Чушь! – резко бросил Армстронг. Проигнорировав это замечание, собеседник продолжил все тем же спокойным, хорошо поставленным голосом:
– Кстати, каждый индивид в этом здании отличается от большинства людей именно тем, что абсолютно нормален. Члены «Норман-клуба» – нормальны совершенно и безоговорочно. – Холодными уверенными глазами он посмотрел на Армстронга. – Это качество – необходимое условие членства. Кандидат должен быть нормальным человеком – норманом!
– Что? – Армстронг встал, его пальцы задрожали.
– Его мозг не должен зависеть от, если так можно выразиться, флюидов собственного тела, – невозмутимо продолжал собеседник. – То есть кандидат не должен быть гуманом.
– Вы хотите сказать, что не относитесь к человеческому роду? – медленно произнес Армстронг.
– Сядьте, сядьте? Успокойтесь! Излишняя горячность говорит не в вашу пользу. – Он взмахнул рукой и подождал, пока Армстронг не заставил себя опуститься в кресло. – Если исходить из принятых в этом несчастном мире понятий, я – человек, то есть анатомически и физиологически я ничем не отличаюсь от вас. Но в более глубоком смысле – в истинном смысле – я не гуман, слава Богу! Я – норман!
– Что такое «более глубокий» смысл? Для кого он глубокий? – осведомился Армстронг.
– Это вам еще предстоит узнать. Всему свое время. – Норман нажал кнопку и проговорил в видеофон: – Он готов для Комнаты Десять.
Армстронг снова, встал. Он ощущал себя явно не в своей тарелке – взъерошенный, потный, да еще и в помятом костюме.
– Значит, у меня впереди полно времени, так? И вы даете мне возможность узнать, что стоит за всей этой мелодраматической галиматьей?
– Если угодно.
– Тогда к чему эта идиотская игра в вопросы, да еще с угрозами?
Человек широко улыбнулся:
– Вопрос подобран так, чтобы подвести ваш мозг к состоянию истощения, необходимому для последующего этапа, ибо усталый мозг и восприимчив, и неагрессивен. Что касается угроз… Я могу лишь предположить, что вы были введены в заблуждение пессимизмом и слабоволием индивида в соседней… гм… комнате.
– Клетке, – поправил Армстронг.
– Хорошо – назовем ее клеткой. Но с вашей стороны было немножко наивно позволить ввести себя в заблуждение, вам не кажется? Наше сообщение не содержало угрозы. Мы вообще не желаем вам зла.
– Хорошо. Ловлю вас на слове. Отдайте мне ботинки, и я отправлюсь отсюда восвояси.
– Не сейчас. – Хозяин кабинета посмотрел на открытую дверь и вошедших охранников. – Не сейчас, мистер Армстронг. Прежде всего мы хотим предоставить вам удовольствие убедиться, что вы действительно нормальны. Я уверен, что мы не ошиблись!
– А если все-таки ошиблись?
В глазах собеседника вновь вспыхнул нехороший огонек.
– Я буду безмерно опечален.
– Вот это я вам обещаю! – пригрозил Армстронг. Вызывающе задрав подбородок, он поднялся, вышел вместе с охранниками за дверь и обулся. Проверять ботинки не имело смысла: из краткого разговора по видеофону он понял, что из полостей в каблуках все изъято.
Выпрямившись и махнув рукой в сторону кабинета, он спросил у одного из охранников:
– Кто этот прилизанный ловкач?
– Сенатор Линдл, – ответили ему. Армстронг даже рот открыл. – Линдл?! Ну и дела! Когда он в последний раз читал Конституцию, хотел бы я знать!
– Нужно было спросить у него "самого, – парировал охранник. Он показал в конец зала: – Теперь вас ждут там. Комната Десять.
– А там – что?
Без всякого выражения охранник ответил:
– А там заглядывают под черепушку и решают – либо…
Он не договорил и резко отшатнулся от внезапного удара армстронговского кулака. Хоть Армстронг целился в челюсть, а попал в лоб, этого оказалось достаточно – охранник опрокинулся на пол, да так и остался лежать.
Остальные проявили себя настоящими «норманами». Изменение ситуации они восприняли без лишних эмоций, отреагировали быстро и согласованно. В полном молчании и с пугающим равнодушием они набросились на Армстронга и повалили его на ковер. Напрягшись, он отшвырнул одного из нападавших, но тот выбыл из игры ненадолго, впрочем, как и первый, получивший удар в лоб, который пришел в себя и тоже присоединился к дерущимся.
Вся семерка боролась в каком-то странном неестественном молчании, то вставая на ноги, когда могучие руки Армстронга подымали весь клубок тел, то вновь образуя на ковре кучу.
Но шестеро против одного – все-таки слишком. В конце концов, подхватив Армстронга за руки и за ноги, тюремщики отволокли несчастного в Комнату Десять.
Там его привязали ремнями к горизонтальной металлической решетке, установленной в центре непонятного и зловещего аппарата внушительных размеров. Как индюка на вертел, подумал Армстронг.
8
Один широкий ремень прижимал лодыжки, другой стягивал колени, еще один удерживал бедра, четвертый обхватывал талию и пятый обвивал грудь. На шее Армстронга набухли вены, лицо налилось от напряжения кровью – и ремень на груди лопнул с громким треском. Усилие, которым он порвал двухдюймовую кожу, было впечатляющим и эффектным, но абсолютно бесполезным. Его тут же опутали еще четырьмя ремнями, и всего их стало восемь. Затем громилы перевели дух, потерли свои синяки и шишки, взглянули на пленника – без злобы, но и без восторга – и вышли.
Оставшись один, Армстронг завертел головой в разные стороны, насколько позволяли ремни, пытаясь оценить обстановку. Если это была камера пыток, то она почему-то походила на радиостудию. Среди всякой всячины, разбросанной как и где попало, он увидел несколько мощных конденсаторов, множество резисторов, лампы с водяным охлаждением и угольными анодами размером со средний аквариум, ртутные стабилизаторы, двойные проволочные сферы, вставленные одна в другую, как в старинных вариометрах. Вся проводка была не из меди, а из тонких серебряных трубочек, в местах соединений покрытых бронзой. Некоторые трубочки проходили сквозь большие стеклянные бусины, а рядом тянулись параллельные полоски алюминиевой фольги, очевидно, для подавления помех.
На этом сходство с радиостудией исчерпывалось; насколько он мог судить, странная схема не имела ничего общего с известными стандартами. Ни один радиоинженер в здравом уме не соединил бы элементы подобным образом. Странные штуковины и паутина серебряных трубочек окружали Армстронга со всех сторон, уходя куда-то за голову, где он не мог ничего. Он решил, что это и есть агрегат для прощупывания мозгов. Его догадку подтверждал шлем, висящий над головой. Армстронг мрачно сверкнул глазами.
Похоже, эти чертовы «норманы» изобрели какой-то способ сводить людей с ума, не оставляя шрамов на теле; от нежелательного человека они могли избавиться раз и навсегда, не убивая его. Ни один психиатр ничего не заподозрит, как бы тщательно он ни обследовал жертву преступления – единственного в своем роде, которое не оставляет следов. Да, все сходится. Сделав это, они позволят ему уйти. Он останется жив, но уже не сможет отличить автомобиль от велосипеда. Армстронг снова попытался разорвать ремни. Тщетно. Они скрипели, но не поддавались.
– По-моему, это устройство поинтереснее, ваш бипер, а, мистер Армстронг? – вкрадчиво произнес чей-то голос.
Скосив глаза, Армстронг увидел Линдла. Сейчас сенатор еще больше походил на ястреба, но острые, словно выточенные резцом, черты его лица при этом выражали подобие дружелюбия и свидетельствовали о хорошем чувстве юмора.
– Веселитесь, пока есть возможность, – проворчал Армстронг. – Петухи тоже кукарекают, пока в суп не попадают.
– Дорогой мистер Армстронг, у меня и в мыслях не было веселиться. – Линдл сделал протестующий жест. – Я в высшей степени восхищаюсь вами, а также вашими работами, которые, если позволите заметить, считаю просто гениальными. Даже этот аппарат не идет с ними ни в какое сравнение, если учесть, какие препятствия вам пришлось преодолеть на пути к своим изобретениям.
– Не надейтесь, я вас благодарить не собираюсь. Когда-нибудь и я буду точно так же восхищаться вами – связанным.
Линдл улыбнулся:
– Скажите, когда вы были маленьким, вы сами шли к зубному врачу или вас тащил силком папа?
– Я тащил папу, – кисло произнес Армстронг.
– Вы воинственно настроены, – все еще улыбаясь, заметил Линдл. – Однако это не ваша вина. Я буду рад продолжить разговор позже, когда вы пройдете процедуру. – Подняв руку, он сделал знак. Старый седой человек в очках с толстыми линзами в длинном белом халате приблизился к Армстронгу и мельком взглянул на него, как будто тот был кроликом, пришпиленным к лабораторному столу для вскрытия. Линдл сказал: – Это доктор Горовиц. Оперировать будет он. Приступайте, доктор! – Бросив на жертву последний веселый взгляд, он вышел.
Горовиц включил на пульте большой рубильник. Ртутные трубки замерцали пурпурным светом, угольные аноды постепенно стали красными, затем золотистыми. Странный ровный звук, напоминающий шипение пара, раздался из аппарата, и ноги Армстронга вдруг почувствовали тепло, исходящее откуда-то из-под решетки. Комната наполнилась запахом горячего металла, горелого пластика и озона.
Тщетно стараясь разорвать путы, Армстронг пообещал Горовицу:
– Я до тебя еще доберусь! Выверну наизнанку!
Горовиц обернулся. Глаза его за мощными линзами казались огромными, как у совы. Не ответив ни слова, он взял шлем за ободок и осторожно опустил Армстронгу на голову. Армстронг успел заметить несколько непонятных колец внутри шлема, затем наступила темнота. До слуха его донеслись чьи-то торопливые шаги, резкий щелчок переключателя, а потом он почувствовал, будто его мозг вращается внутри черепной коробки.
Он не испытывал физической боли, а только странное неприятное чувство, вроде того, что люди ощущают во сне, падая с высоты и просыпаясь в ужасе от неизбежного удара о землю. Казалось, существует земной, во плоти и крови, но какой-то вялый Армстронг, наблюдающий, как другого, одухотворенного, небесного Армстронга подвергают жестоким мукам. Оба Армстронга были половинками его самого, и сознания обеих половинок пытались воспрепятствовать этому противоестественному раздвоению.
Миллион вопросов посыпался на его разум с немыслимой быстротой, а непроизвольные ответы появлялись прежде, чем мозг успевал осознать смысл обращений. Как вы реагируете на это? Как вы реагируете на то? Значит ли это утверждение что-нибудь для вас? Верите ли вы первому, второму или третьему – и почему? Отвергаете вы четвертое, пятое или шестое – и почему? Сочувствуете ли вы седьмому? Отталкивает ли вас восьмое? Как изменится ваша точка зрения на девятое, если ваше духовное "я" снова соединится с телесной оболочкой? Миллион вопросов в минуту, тысяча в секунду, сотни в каждый миг. Некогда думать, взвешивать, рассуждать, вспоминать скрытые предрассудки, предубеждения, желания и прочие нюансы, из которых складывается личность человека. Да это и не требовалось. Нужны были автоматические, реакции. Как у амебы: задрожит, сожмется или поползет?
Представьте, что вас окунают в воду. Горячая она или холодная? Светлая или темная? Истина или ложь? Оцените факт. Вообще, факт ли это? Вычислите эту сумму. Согласны ли вы, что это этично? При определенных обстоятельствах?.. А что такое этика вообще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37