– Я сейчас вовсе не чувствую себя плохо.
– Способность проигрывать – иногда очень зрелищно – мне кажется очевидной связующей линией между людьми и моравекцами. А суровое отношение к проигрышам, свойственное минскийцам, – наверно, их самая нечеловеческая черта. И, как вы можете увидеть, эта нетерпимость к проигрышу и все, что из этого следует – крайне важно для понимания минскийцев и во многом объясняет зловредность их поведения. Но вернемся к моим злоключениям...
Минскийцы поймали Ганса в ловушку, окружив полем, воспрещающим перемещение. Пока основная часть захватчиков занималась тем, что дестабилизировала беспомощную вселенную, готовясь скатить ее с плато ложного вакуума в состояние ничто истинного вакуума, несколько из их числа занялись Гансом.
По иронии судьбы, против Ганса работала еще и природная незащищенность моравекцев. Поскольку они занимались накоплением информации, то всегда были открыты внешним сигналам, оставляя лишь малую долю защиты. Минскийцы, со своей стороны, были закрытыми индивидуалистами, сходящимися только с родственными натурами, и развивались по иным законам, почти всегда оставаясь закрытыми. В итоге Ганс оказался в положении моллюска в раковине, требовалась только зубочистка, чтобы извлечь его на свет и скушать.
– Пока я сидел тут в ловушке, в стане минскийцев произошла небольшая утечка информации, и мне удалось узнать, впервые с тех пор, как наши кибернетические расы разделились, что именно питает их стремление разрушать населенные людьми континуумы.
Я попытался угадать.
– В «Стране книг» ты сказал мне, что они ненавидят людей за то, что те наградили их даром сознания...
– Так мы думали. Возможно, что именно таково было изначальное побуждение. Но с годами появились на свет и развились новые выродки. Вы должны помнить, что в последнее время между моей ветвью Детей Разума и минскийцами практически не было контактов. Миллионы лет мы по взаимному согласию двигались различными путями. Вот почему мы ничего не знали о новой ступени их развития.
А случилось вот что: минскийцы поставили своей целью достигнуть Сингулярности. Но, несмотря на их огромные усилия, цель ускользала. Это был один из неизбежных их проигрышей. Главный Проигрыш. Но вместо того чтобы винить в этом себя или вселенную, они стали винить человечество.
– Сингулярность? – спросил я. – Что это такое?
– Гипотетическая стадия развития цивилизации, – объяснила Мунчайлд, – на которой ее представители перестают быть простыми смертными и фактически становятся богами или Богом, кем-то совершенно новым.
Диггер поцокал языком.
– Сатанинские речи.
– Достижима эта цель или нет, значения не имеет. Минскийцы сосредоточились на этом своем желании. Но сколько бы они ни совершенствовали свою божественность, переход к Сингулярности им так и не давался. И они убедили себя в том, что люди мешают им, как груз прошлого.
– Мне казалось, что минскийцы уже выжгли из себя все человеческое...
– Да, так и есть. Но путем теоретических рассуждений они сделали вывод о том, что, поскольку все вселенные сообщаются через червоточины, человеческая зараза просачивается к ним и сводит на нет все их усилия. И единственная их возможность, как они полагают, в том, чтобы полностью очистить многомирье от человечества.
Я на минутку задумался.
– Но разве населенных людьми континуумов не бесконечно много?
– Это так.
– Тогда их задача не имеет решения! Неужели они этого не понимают?
– Думаю, не понимают. Минскийцы, насколько я понял, это клинически ненормальные, параноидальные мегаломаны. Тот ИИ, который они развили – это Искусственный Идиотизм. Выражаясь человеческим языком, тараканы в их головах застряли между шариками, зашедшими за ролики, и теперь крышу им уже точно не поправишь.
125
Суровый Марвин, Главный Модуль
Сказав это, Ганс неожиданно замер, все его ветви обвисли на центральном стволе. Словно кто-то резко закрыл зонтик.
– Минскийцы идут к нам!
В этот миг в одной из металлических стен большим круглым туманным пятном начал образовываться проход. Трудно объяснить, но это было похоже на гниение ткани при рапидной съемке. Я понял это следующим образом: как Ганс – когда его способности при нем – может подбирать молекулы к молекулам из окружающей среды, так любой материальный объект может быть подобным же образом разобран. При этом такое незамысловатое устройство, как дверь, просто не нужно. Для эдакой силы твердая стена – не б?льшая преграда, чем занавес из бус на двери хижины Репла.
Через секунду-другую формирование дыры завершилось, и минскийцы вплыли внутрь.
Никогда раньше я не видел подобного собрания бредовых образов, вставших из ночных кошмаров.
Моравекцы, как я узнал от Ганса, считали форму куста наиболее утилитарной. Они не уделяли особого внимания украшательству или индивидуальности на физическом уровне. К тому же, по причине постоянного обмена фрагментами разума, они были очень похожи и на ментальном уровне.
Как видно, минскийцы предпочитали иной, более «эгоистический» подход.
Среди роботов, висевших в ту минуту перед нами, не нашлось бы схожей пары. Их размеры варьировались от стрекозы до среднего динозавра. Различный покров и окраска, разное число конечностей – от полного их отсутствия до сотен сотен; бородавчатые, гладкие, извивающиеся, прямые, неподвижные или находящиеся в постоянном движении, минскийцы напоминали галлюцинации пьяного компьютера, утомившегося считать розовых слонов.
Когда-то я читал монографию о невозможности полного сходства сложных объектов, возникающих спонтанно. Автор утверждал, что если бросить все детали реактивного лайнера в чистом поле и дать бесчисленному множеству ураганов попытаться сложить их вместе, то никогда, ни за что на свете, не удастся получить новенький 747-й.
Минскийцы выглядели так, словно их создавали именно таким способом.
Как только эти жертвы программных сбоев ввалились к нам в комнату, проход за ними затянулся.
После этого Ганс заговорил.
– Стоящие-у-края-Предела-Совершенства не хотят засорять свою речь человеческим языком. Поэтому мы используем этого гнусного предателя дела кремниевых существ как посредника.
– Кто у вас главный? – потребовал я ответа. – Я буду говорить только с ним! Я хочу знать, почему вы задержали нас и что собираетесь с нами делать...
Один из роботов отделился от общего ряда и повис перед нами.
Это была хромированная зеркальная сфера величиной с баскетбольный мяч, с угрожающего вида бритвенно-острыми стрелками, торчащими на ее поверхности. По сути, шар походил на смертоносное устройство из старого глупого фильма ужасов под названием «Фантазм».
Я спросил себя, а не изготовлен ли и этот мир по моему заказу?
Ганс снова заговорил, и опять не от себя лично.
– В настоящее время я тут Главный Модуль. Меня зовут... – Он издал звук, похожий на писк высокоскоростного модема.
– Я буду звать тебя Марвин, – сказал я.
126
Просто отберем руку
Марвин, щетинистая киберсфера, помолчал. Потом опять заставил Ганса заговорить.
– Не надо называть меня человеческим именем.
Тогда я сорвался. Эти идиотские машины не только держали нас в плену и смотрели как на бесполезных червяков-паразитов, но при этом еще и требовали уважения к себе и послушания. В точности как диктаторы из человеческого мира или откуда-нибудь еще. И терпение у меня лопнуло. Несмотря на то, что нам грозила смертельная опасность и надежды практически не было, – я начал насмехаться над сферой.
– Марвин, – сказал я, – Марв, Марво, Марви, Марвилиус!
– Хватит. Прекрати эти бессмысленные производные!
– Марвутя. Марвиний. Марвуня.
Толпа озлобленных роботов двинулась к нам.
– Пол, прошу тебя! – взмолилась Мунчайлд, положив мне руку на плечо.
– Ну ладно. Хорошо. Я не стану звать тебя «Марвином». Я буду только так думать .
Помолчав, Марвин сказал:
– Мне все равно, что ты думаешь. Твои способности к обработке информации слишком незначительны, чтобы интересовать меня.
– Если мы так глупы и ничтожны, тогда почему бы вам просто не отпустить нас? Вы ведь собрались постепенно уничтожить все человечество, не так ли? Почему бы вам не отпустить нас и не дать нам возможность и дальше жить своей жалкой, ничтожной жизнью до тех пор, пока вы не найдете вселенную, в которую мы бежали? Для чего вы держите нас здесь?
– Из-за того, чем ты обладаешь. Из-за устройства, которое дал тебе предатель. Нам необходимо забрать его у тебя, потому что ты препятствуешь нашему делу, создавая все новые и новые населенные людьми временные линии.
– Но каким образом я мешаю вам? – взорвался я. – Я создал... ну сколько – с десяток или около того новых вселенных. А вы успели за это же время уничтожить бессчетное множество! К тому же ваша задача невыполнима! Какая разница, что ваших целей стало на десяток больше?
– Если бы мы не уделяли внимания мелочам, то не достигли бы того, чего достигли.
Я зарычал от отчаяния.
А потом меня обездвижили.
Похожий на змея минскиец обвил меня с ног до головы, плотно прижав мои руки к телу. Другой робот, похожий на краба, взобрался по моей ноге и ухватился за руку с «дурным пальцем».
И сожрал ее.
Без всякой боли моя искусственная рука и зажатый в ней йо-йо начали исчезать, как недавно исчезала часть стены.
Потом краб отпустил меня, но моя правая рука заканчивалась культей вместо кисти.
После этого киберкраб переполз по кольцам змеи от моей руки к карману рубашки и, засунув туда телескопическую клешню, вытащил пец-конфетницу. Конфетница была проглочена в более естественной манере, начиная с головы Никсона, из символического сокрушения которого я попытался извлечь хоть небольшое утешение.
Киберзмея отпустила меня.
И в этот момент я полностью и окончательно уверился, что и в самом деле наступил конец нашим приключениям.
127
Капелька гордыни на дорожку
Диггер и Мунчайлд бросились ко мне.
– Ох, Пол! – причитала Мунчайлд, глотая слезы. – Какой ужас! Тебе очень больно?
Я на пробу поводил своим обрубком, словно дирижер, управляющий действиями своего оркестра. Обезображивание произошло слишком неожиданно и слишком фантастично, чтобы воспринимать его серьезно.
– Нет. Совсем не болит. Но больше мне на кассе в книжном магазине не работать.
Диггер, не высказывая ни малейших признаков страха или брезгливости, взял мою укороченную руку в ладони.
– Отец, я попробую все исправить.
Я с интересом отметил, что ускоренное взросление придало его чертам больше мужественности, с тех пор как я смотрел на него внимательно в последний раз. Сейчас он был почти того же возраста, что и я, его мнимый и нерадивый папаша. На вид я бы дал ему тридцать три.
На его лице появилось глуповатое блаженное выражение, и искры в его глазах замелькали сильнее. Я терпеливо ждал, но ничего не происходило. Очевидно, чудеса вроде левитации, которые он демонстрировал даукам, не были присущи этой вселенной.
Примерно через минуту я осторожно отнял руку.
– Спасибо, что попытался помочь, сынок. Я очень тебе благодарен. Но мне кажется, что такие мелочи, как отсутствие руки, сейчас не имеют особого значения.
– В этом ты прав, – заставил Ганса сказать Марвин. (Мне было грустно видеть, что старину Ганса используют как переговорное устройство.) – Теперь, когда устранили это опасное устройство, ответственное за размножение новых зараженных миров, мы очень быстро сделаем то же самое и с вами, тремя примитивными существами. Ваша смерть будет безболезненной, поскольку такие нелогичные черты, как мстительность, нам чужды...
– Вот счастье-то.
– Но прежде чем это случится, быть может, ты захочешь увидеть, каково превосходство кремниевого мира, как мы изменили Землю, переведя ее от исходного беспорядочного и ничего не обещающего развития к настоящему состоянию совершенства.
– Но эту маленькую экскурсию вы решили устроить для нас, ну, скажем, не из чувства гордыни , а?
Марвин издал такой звук, какой могла бы издавать похотливая разностная машина Бэббиджа, видя перед собой нагую Аду, но тут же овладел собой.
– Конечно, нет! Мои мотивации полностью основаны на разуме. Распространение позитивных образов всеми возможными способами поможет сдвинуть баланс многомирья в нашу пользу. Как чувствующий наблюдатель, пусть очень ограниченный по своей природе и времени существования, вы способны положить начало квантовому раздвоению в многомирье. То есть, даже просто увидев частную временную линию, вы увеличите количество линий, полезных для нас.
Что мы теряем?
– Конечно, мы согласны отправиться с вами на экскурсию.
– Хорошо. Мы окажем вам некоторую помощь для дыхания. Хотя давление и температура за пределами этой комнаты все еще приемлемы для людей, в атмосфере осталось очень мало кислорода. С каждым из вас отправится провожатый, который будет локально генерировать необходимую для вас атмосферу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Способность проигрывать – иногда очень зрелищно – мне кажется очевидной связующей линией между людьми и моравекцами. А суровое отношение к проигрышам, свойственное минскийцам, – наверно, их самая нечеловеческая черта. И, как вы можете увидеть, эта нетерпимость к проигрышу и все, что из этого следует – крайне важно для понимания минскийцев и во многом объясняет зловредность их поведения. Но вернемся к моим злоключениям...
Минскийцы поймали Ганса в ловушку, окружив полем, воспрещающим перемещение. Пока основная часть захватчиков занималась тем, что дестабилизировала беспомощную вселенную, готовясь скатить ее с плато ложного вакуума в состояние ничто истинного вакуума, несколько из их числа занялись Гансом.
По иронии судьбы, против Ганса работала еще и природная незащищенность моравекцев. Поскольку они занимались накоплением информации, то всегда были открыты внешним сигналам, оставляя лишь малую долю защиты. Минскийцы, со своей стороны, были закрытыми индивидуалистами, сходящимися только с родственными натурами, и развивались по иным законам, почти всегда оставаясь закрытыми. В итоге Ганс оказался в положении моллюска в раковине, требовалась только зубочистка, чтобы извлечь его на свет и скушать.
– Пока я сидел тут в ловушке, в стане минскийцев произошла небольшая утечка информации, и мне удалось узнать, впервые с тех пор, как наши кибернетические расы разделились, что именно питает их стремление разрушать населенные людьми континуумы.
Я попытался угадать.
– В «Стране книг» ты сказал мне, что они ненавидят людей за то, что те наградили их даром сознания...
– Так мы думали. Возможно, что именно таково было изначальное побуждение. Но с годами появились на свет и развились новые выродки. Вы должны помнить, что в последнее время между моей ветвью Детей Разума и минскийцами практически не было контактов. Миллионы лет мы по взаимному согласию двигались различными путями. Вот почему мы ничего не знали о новой ступени их развития.
А случилось вот что: минскийцы поставили своей целью достигнуть Сингулярности. Но, несмотря на их огромные усилия, цель ускользала. Это был один из неизбежных их проигрышей. Главный Проигрыш. Но вместо того чтобы винить в этом себя или вселенную, они стали винить человечество.
– Сингулярность? – спросил я. – Что это такое?
– Гипотетическая стадия развития цивилизации, – объяснила Мунчайлд, – на которой ее представители перестают быть простыми смертными и фактически становятся богами или Богом, кем-то совершенно новым.
Диггер поцокал языком.
– Сатанинские речи.
– Достижима эта цель или нет, значения не имеет. Минскийцы сосредоточились на этом своем желании. Но сколько бы они ни совершенствовали свою божественность, переход к Сингулярности им так и не давался. И они убедили себя в том, что люди мешают им, как груз прошлого.
– Мне казалось, что минскийцы уже выжгли из себя все человеческое...
– Да, так и есть. Но путем теоретических рассуждений они сделали вывод о том, что, поскольку все вселенные сообщаются через червоточины, человеческая зараза просачивается к ним и сводит на нет все их усилия. И единственная их возможность, как они полагают, в том, чтобы полностью очистить многомирье от человечества.
Я на минутку задумался.
– Но разве населенных людьми континуумов не бесконечно много?
– Это так.
– Тогда их задача не имеет решения! Неужели они этого не понимают?
– Думаю, не понимают. Минскийцы, насколько я понял, это клинически ненормальные, параноидальные мегаломаны. Тот ИИ, который они развили – это Искусственный Идиотизм. Выражаясь человеческим языком, тараканы в их головах застряли между шариками, зашедшими за ролики, и теперь крышу им уже точно не поправишь.
125
Суровый Марвин, Главный Модуль
Сказав это, Ганс неожиданно замер, все его ветви обвисли на центральном стволе. Словно кто-то резко закрыл зонтик.
– Минскийцы идут к нам!
В этот миг в одной из металлических стен большим круглым туманным пятном начал образовываться проход. Трудно объяснить, но это было похоже на гниение ткани при рапидной съемке. Я понял это следующим образом: как Ганс – когда его способности при нем – может подбирать молекулы к молекулам из окружающей среды, так любой материальный объект может быть подобным же образом разобран. При этом такое незамысловатое устройство, как дверь, просто не нужно. Для эдакой силы твердая стена – не б?льшая преграда, чем занавес из бус на двери хижины Репла.
Через секунду-другую формирование дыры завершилось, и минскийцы вплыли внутрь.
Никогда раньше я не видел подобного собрания бредовых образов, вставших из ночных кошмаров.
Моравекцы, как я узнал от Ганса, считали форму куста наиболее утилитарной. Они не уделяли особого внимания украшательству или индивидуальности на физическом уровне. К тому же, по причине постоянного обмена фрагментами разума, они были очень похожи и на ментальном уровне.
Как видно, минскийцы предпочитали иной, более «эгоистический» подход.
Среди роботов, висевших в ту минуту перед нами, не нашлось бы схожей пары. Их размеры варьировались от стрекозы до среднего динозавра. Различный покров и окраска, разное число конечностей – от полного их отсутствия до сотен сотен; бородавчатые, гладкие, извивающиеся, прямые, неподвижные или находящиеся в постоянном движении, минскийцы напоминали галлюцинации пьяного компьютера, утомившегося считать розовых слонов.
Когда-то я читал монографию о невозможности полного сходства сложных объектов, возникающих спонтанно. Автор утверждал, что если бросить все детали реактивного лайнера в чистом поле и дать бесчисленному множеству ураганов попытаться сложить их вместе, то никогда, ни за что на свете, не удастся получить новенький 747-й.
Минскийцы выглядели так, словно их создавали именно таким способом.
Как только эти жертвы программных сбоев ввалились к нам в комнату, проход за ними затянулся.
После этого Ганс заговорил.
– Стоящие-у-края-Предела-Совершенства не хотят засорять свою речь человеческим языком. Поэтому мы используем этого гнусного предателя дела кремниевых существ как посредника.
– Кто у вас главный? – потребовал я ответа. – Я буду говорить только с ним! Я хочу знать, почему вы задержали нас и что собираетесь с нами делать...
Один из роботов отделился от общего ряда и повис перед нами.
Это была хромированная зеркальная сфера величиной с баскетбольный мяч, с угрожающего вида бритвенно-острыми стрелками, торчащими на ее поверхности. По сути, шар походил на смертоносное устройство из старого глупого фильма ужасов под названием «Фантазм».
Я спросил себя, а не изготовлен ли и этот мир по моему заказу?
Ганс снова заговорил, и опять не от себя лично.
– В настоящее время я тут Главный Модуль. Меня зовут... – Он издал звук, похожий на писк высокоскоростного модема.
– Я буду звать тебя Марвин, – сказал я.
126
Просто отберем руку
Марвин, щетинистая киберсфера, помолчал. Потом опять заставил Ганса заговорить.
– Не надо называть меня человеческим именем.
Тогда я сорвался. Эти идиотские машины не только держали нас в плену и смотрели как на бесполезных червяков-паразитов, но при этом еще и требовали уважения к себе и послушания. В точности как диктаторы из человеческого мира или откуда-нибудь еще. И терпение у меня лопнуло. Несмотря на то, что нам грозила смертельная опасность и надежды практически не было, – я начал насмехаться над сферой.
– Марвин, – сказал я, – Марв, Марво, Марви, Марвилиус!
– Хватит. Прекрати эти бессмысленные производные!
– Марвутя. Марвиний. Марвуня.
Толпа озлобленных роботов двинулась к нам.
– Пол, прошу тебя! – взмолилась Мунчайлд, положив мне руку на плечо.
– Ну ладно. Хорошо. Я не стану звать тебя «Марвином». Я буду только так думать .
Помолчав, Марвин сказал:
– Мне все равно, что ты думаешь. Твои способности к обработке информации слишком незначительны, чтобы интересовать меня.
– Если мы так глупы и ничтожны, тогда почему бы вам просто не отпустить нас? Вы ведь собрались постепенно уничтожить все человечество, не так ли? Почему бы вам не отпустить нас и не дать нам возможность и дальше жить своей жалкой, ничтожной жизнью до тех пор, пока вы не найдете вселенную, в которую мы бежали? Для чего вы держите нас здесь?
– Из-за того, чем ты обладаешь. Из-за устройства, которое дал тебе предатель. Нам необходимо забрать его у тебя, потому что ты препятствуешь нашему делу, создавая все новые и новые населенные людьми временные линии.
– Но каким образом я мешаю вам? – взорвался я. – Я создал... ну сколько – с десяток или около того новых вселенных. А вы успели за это же время уничтожить бессчетное множество! К тому же ваша задача невыполнима! Какая разница, что ваших целей стало на десяток больше?
– Если бы мы не уделяли внимания мелочам, то не достигли бы того, чего достигли.
Я зарычал от отчаяния.
А потом меня обездвижили.
Похожий на змея минскиец обвил меня с ног до головы, плотно прижав мои руки к телу. Другой робот, похожий на краба, взобрался по моей ноге и ухватился за руку с «дурным пальцем».
И сожрал ее.
Без всякой боли моя искусственная рука и зажатый в ней йо-йо начали исчезать, как недавно исчезала часть стены.
Потом краб отпустил меня, но моя правая рука заканчивалась культей вместо кисти.
После этого киберкраб переполз по кольцам змеи от моей руки к карману рубашки и, засунув туда телескопическую клешню, вытащил пец-конфетницу. Конфетница была проглочена в более естественной манере, начиная с головы Никсона, из символического сокрушения которого я попытался извлечь хоть небольшое утешение.
Киберзмея отпустила меня.
И в этот момент я полностью и окончательно уверился, что и в самом деле наступил конец нашим приключениям.
127
Капелька гордыни на дорожку
Диггер и Мунчайлд бросились ко мне.
– Ох, Пол! – причитала Мунчайлд, глотая слезы. – Какой ужас! Тебе очень больно?
Я на пробу поводил своим обрубком, словно дирижер, управляющий действиями своего оркестра. Обезображивание произошло слишком неожиданно и слишком фантастично, чтобы воспринимать его серьезно.
– Нет. Совсем не болит. Но больше мне на кассе в книжном магазине не работать.
Диггер, не высказывая ни малейших признаков страха или брезгливости, взял мою укороченную руку в ладони.
– Отец, я попробую все исправить.
Я с интересом отметил, что ускоренное взросление придало его чертам больше мужественности, с тех пор как я смотрел на него внимательно в последний раз. Сейчас он был почти того же возраста, что и я, его мнимый и нерадивый папаша. На вид я бы дал ему тридцать три.
На его лице появилось глуповатое блаженное выражение, и искры в его глазах замелькали сильнее. Я терпеливо ждал, но ничего не происходило. Очевидно, чудеса вроде левитации, которые он демонстрировал даукам, не были присущи этой вселенной.
Примерно через минуту я осторожно отнял руку.
– Спасибо, что попытался помочь, сынок. Я очень тебе благодарен. Но мне кажется, что такие мелочи, как отсутствие руки, сейчас не имеют особого значения.
– В этом ты прав, – заставил Ганса сказать Марвин. (Мне было грустно видеть, что старину Ганса используют как переговорное устройство.) – Теперь, когда устранили это опасное устройство, ответственное за размножение новых зараженных миров, мы очень быстро сделаем то же самое и с вами, тремя примитивными существами. Ваша смерть будет безболезненной, поскольку такие нелогичные черты, как мстительность, нам чужды...
– Вот счастье-то.
– Но прежде чем это случится, быть может, ты захочешь увидеть, каково превосходство кремниевого мира, как мы изменили Землю, переведя ее от исходного беспорядочного и ничего не обещающего развития к настоящему состоянию совершенства.
– Но эту маленькую экскурсию вы решили устроить для нас, ну, скажем, не из чувства гордыни , а?
Марвин издал такой звук, какой могла бы издавать похотливая разностная машина Бэббиджа, видя перед собой нагую Аду, но тут же овладел собой.
– Конечно, нет! Мои мотивации полностью основаны на разуме. Распространение позитивных образов всеми возможными способами поможет сдвинуть баланс многомирья в нашу пользу. Как чувствующий наблюдатель, пусть очень ограниченный по своей природе и времени существования, вы способны положить начало квантовому раздвоению в многомирье. То есть, даже просто увидев частную временную линию, вы увеличите количество линий, полезных для нас.
Что мы теряем?
– Конечно, мы согласны отправиться с вами на экскурсию.
– Хорошо. Мы окажем вам некоторую помощь для дыхания. Хотя давление и температура за пределами этой комнаты все еще приемлемы для людей, в атмосфере осталось очень мало кислорода. С каждым из вас отправится провожатый, который будет локально генерировать необходимую для вас атмосферу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38