— Сейчас — в пути. Сошел на берег вместе с другими. Контактов с посторонними лицами не зафиксировано. Звонков — тоже.
— Только не говорите мне, что вы умудрились зацепить на прослушку его мобильный.
— Нет, сэр, это ведь было бы не слишком законно, правда?
— Я бы сказал, слишком незаконно.
— Я так и думал.
— И? Откуда уверенность относительно звонков?
— Если я скажу, сэр, что мои люди не сводят с него глаз и клянутся, что все это время парень не притрагивался к телефону, вас это устроит, сэр?
— Вполне. Можете еще добавить, что ваши люди обратятся в слух, как только засранец возьмется за телефонную трубку, и убеждены, что сумеют расслышать каждое слово разговора.
— Вы читаете мои мысли, сэр.
— Вы не обидитесь, если я скажу, что предпочел бы мысли мистера Эллиота? Но здесь, Грэгори, даже ваши слухачи не помогут.
— Как знать, сэр.
— Не интригуйте меня, старина… Оставшись один, Стивен Мур взялся за телефон. Пальцы легко пробежались по кнопкам, а когда на корпусе аппарата поочередно замигали красные лампочки — несколько человек в разных кабинетах Downshire House откликнулись на вызов, — полковник Мур сокрушенно покачал головой и тяжело вздохнул:
— Мне очень жаль, ребята, но, похоже, придется поработать.

3 апреля 2002 года
8 часов 10 минут
Ральф Паркер, пятидесятилетний травматолог, профессор, доктор медицины, известный в профессиональных кругах как непревзойденный мастер сложных ортопедических операций, выглядел озабоченным.
Сначала взгляд его был внимательным, потом — наоборот — стал несколько отрешенным, словно, выяснив что-то важное, доктор Паркер задумался над проблемой и она поглотила его целиком.
Так происходило всегда, когда Ральф сталкивался со сложным вопросом, требующим профессионального решения.
Однако сейчас время и место для решения профессиональных вопросов были довольно неподходящими.
Доктор Паркер с женой завтракали на лужайке перед небольшим викторианским коттеджем, построенным соответственно в эпоху всеевропейской бабушки — королевы Виктории. Загородный дом был куплен давно, лет пятнадцать назад. С той поры Паркеры жили в нем постоянно.
Дом был уютным. Кофе — горячим и ароматным. Газон — свежим и сочным. В прозрачном небе ярко сияло ласковое, нежаркое солнце.
И тем не менее доктор Паркер хмурился.
Причиной его беспокойства являлась жена.
Лицо ее сейчас было бледным, густые тени обметали воспаленные глаза. Болезненную бледность кожи подчеркивал нездоровый румянец. Яркие пятна пламенели на скулах миссис Паркер, навевая нелепое предположение о паре звонких пощечин, полученных только что. Глаза, в траурном обрамлении теней, мерцали сумасшедшим, лихорадочным блеском.
С женщиной явно творилось что-то неладное, и в этом Ральф Паркер усматривал именно профессиональную проблему.
И тревога заползала в его душу.
Впервые доктор Паркер увидел будущую жену… на операционном столе.
Сделав одну из первых блестящих своих операций, он буквально вытащил ее с того света, а потом терпеливо выхаживал на протяжении целого года.
Расстаться после того, как здоровье пошло на поправку, обоим показалось нелепостью.
Теперь за плечами было двадцать пять лет счастливого супружества.
Впрочем, счастливым оно было все же относительно.
Спасена была жизнь женщины, но — увы! — не ее здоровье.
Двадцать пять лет миссис Паркер опасно балансировала если не на грани жизни и смерти, то уж точно — между полной неподвижностью и постоянным страхом оказаться прикованной к постели. Периодически болезнь брала верх — многие месяцы женщина провела в инвалидном кресле.
Потом наступало облегчение, она вставала, двигалась, но и тогда не ощущала себя полноценной — боязнь, что в любую минуту тело откажет снова, жила в ней постоянно. Страдания, разумеется, не проходили бесследно — душевное состояние миссис Паркер оставляло желать лучшего. Ситуация менялась с каждым годом, причем не в лучшую сторону.
Правда, менялась она довольно медленно — это было единственным утешением. Довольно слабым, впрочем.
Что оставалось Ральфу?
Надеяться на то, что душевная болезнь не перегонит физическую — женщина умрет раньше, чем лишится рассудка.
И он надеялся.
«Быть может, — размышляя, доктор Паркер шел еще дальше, — Господь будет милосерден и мы умрем вместе, прежде чем это случится. Автомобильная катастрофа, например?..»
Со стороны это выглядело странно — красивый, полный сил моложавый мужчина безумно любил свою искалеченную жену.
На протяжении всех двадцати пяти лет.
— Ты хорошо себя чувствуешь, детка?
— Почему ты спросил?
— Я задаю этот вопрос постоянно, каждый день, а иногда — по нескольку раз на день, разве ты не замечала? Потому что люблю тебя и беспокоюсь о тебе. Это естественно, по-моему.
— Ты говорил не так, как всегда.
— Тебе показалось.
— Нет, не показалось. Я знаю все твои интонации. Сейчас ты встревожен. Почему? Мне станет хуже?
— Тебе станет хуже, детка, если ты и дальше будешь себя накручивать. Мнительность — самый болезнетворный микроб из всех, которые мне известны.
— Это не мнительность, Ральф, это страх. Я ужасно боюсь, что это случится именно теперь и мы не сможем поехать. Ужасно боюсь.
— Уверяю, совершенно напрасно. Хотя, откровенно говоря, меня не слишком вдохновляет это путешествие.
— Но, Ральф! Умоляю тебя! Мы столько говорили об этом — ты согласился! Зачем же снова? Зачем ты мучаешь меня? Это жестоко.
Успокойся, дорогая, пожалуйста, успокойся. Я да слово и не намерен брать его обратно. Мы едем. Едем. Слышишь? Мы едем! Но отношение мое к этой затее не изменилось. С этим ничего не поделаешь.
— Дай слово! Поклянись, что ты не передумаешь и не станешь делать ничего такого…
— Какого?
— Такого… Чтобы помешать мне поехать.
— Клянусь. Но скажи, ради всего святого, зачем мы тащим за собой машину? Кого ты собираешься потрясти за океаном? Где кататься?
— Господи, Ральф! Ты все начинаешь сначала. Тысячу раз я объясняла тебе — это мечта. Давняя, детская, сокровенная мечта. Я хотела роскошный автомобиль. Я видела себя за рулем. Я мечтала прокатиться по улицам, чтобы все оборачивались мне вслед.
— Я знаю, детка. И я подарил тебе автомобиль. И ты катаешься на нем, когда пожелаешь. И все оборачиваются тебе вслед.
— Это совсем не то, Ральф, как ты не понимаешь! Совсем не то! Это другой город и другие люди. Они знают меня — миссис Паркер, знают, что я твоя жена и ты подарил мне эту машину. Это другое! Я хочу на те улицы, которые видела в детстве. По ним я мечтала ездить. И я прокачусь по ним, чего бы это ни стоило! Послушай, Ральф, ты не смеешь мне мешать. Это последняя — может быть — радость, которую мне дано испытать. Тебе ли не знать, Ральф, сколько мне еще осталось? Тебе ли не знать?
Это был запрещенный прием.
Впрочем, последнее время женщина пользовалась им довольно часто.
Ей было слишком хорошо известно, что на доктора Паркера это действует безотказно. Так случилось и теперь.
Ральф сдался.
И мысленно дал себе слово больше никогда не возвращаться к этой теме.
По крайней мере до той поры, пока странный каприз жены не будет исполнен.
До конца.

3 апреля 2002 года
9 часов 15 минут
— Я чувствую себя последним скотом, Полли, но не могу отправить вас спать. Для вашей светлой головы есть работа. Срочная, увы!
— Вы будете скотом, Стив, если сами завалитесь спать.
— Упаси Боже!
— Вот и я о том же. Пойдемте пить кофе и начнем работать.
— Работать можно и за кофе — дело пойдет быстрее, и я наконец смогу отпустить вас с чистым сердцем.
Яркие солнечные пятна рассыпались по зеленому убранству Belgrave Square.
Косые лучи пронизывали пышные кроны деревьев, и оттого нарядная листва золотилась.
На газонах еще лежала свежая роса, прохладные слезы отступившей ночи. Но и ей перепало по солнечному зайчику — капли искрились, переливаясь всеми цветами радуги, словно рассеянная красавица рассыпала в траве горсть драгоценных камней или сорвалась с ее лебединой шеи, разлетевшись по ветру, нитка бесценных бус.
Оказавшись на улице, они на секунду зажмурились.
Плотные шторы в кабинете Стива были задернуты, потому казалось, что бессонная ночь продолжается и повсюду в мире царит полумрак.
Ослепительное утро стало для них полной неожиданностью.
— Черт побери, Полли, жизнь проходит мимо. И какая жизнь!
— Подождите, Стив, вот отправимся в плавание…
— И что? Мы так же не заметим атлантических просторов, как проморгали нынешнее утро. Можете не сомневаться.
— Нет уж! Вы — как хотите, а я могу работать головой, анализировать и все такое прочее, лежа на палубе в шезлонге. И будьте уверены, никому не удастся выманить меня оттуда. И потом — утро мы все-таки не проморгали. Иначе с чего бы возник разговор?
— Уступаю железной логике. Жизнь прекрасна.
В маленьком уютном баре на углу они спросили кофе. Свежие горячие сандвичи были необычайно вкусны. И завтрак вышел на славу.
На время они даже забыли о работе, которой предстояло заняться.
Но скоро приподнятое утреннее настроение уступило место привычному, деловому. Проблема была сложной.
И требовала незамедлительного решения.
— Итак, будем исходить из того, что мадам Лавертен намерена преподнести нам массовое отравление. Каким способом она собирается это сделать?
— Согласен. Поэтому давайте о способах.
— Первое — и самое вероятное — пищевое отравление. Почему вероятное, понятно, да? Во-первых, это проще всего. Надо только проникнуть на кухню.
— На камбуз.
Пусть так, сути не меняет. Надо проникнуть на камбуз, что, в принципе, возможно, и всыпать или влить в котел какую-то отраву. Во-вторых, этот способ ею, так сказать, уже опробован. Не слишком, правда, удачно, но, думаю, соответствующие выводы из него сделаны. И кстати первое пророчество Габи касалось именно отравления Представляете? Не думаю, что она об этом забыла. Дама наверняка суеверна — совпадение должно ее вдохновить И наконец, третье. Самый, пожалуй, убедительный аргумент в пользу этой версии — ее внезапный интерес к кулинарии.
— Принимается. Версия номер один самая убедительная. Другие?
— Химикаты или болезнетворные микробы. Нечто рас сыпанное, разлитое или распыленное в воздухе. В принципе, возможно и даже несколько упрощает задачу — не нужно никуда проникать. Просто разбить ампулу или открыть флакон в людном месте. Но! Как при этом уберечься самой! Не станет же она надевать противогаз в ресторане? Или на палубе? Ясно, что нет. Не думаю также, что мадам намерена уйти из жизни вместе с другими. Ее ожидает былая слава. Из-за нее, собственно, затевается весь сыр-бор. Нет. умирать она не захочет.
— Противоядие?
— Может быть — в принципе. Но, откровенно говоря, слишком сложно. И потом, все это надо еще раздобыть — и химикаты, и бактерии, и противоядие. В аптеке, как вы понимаете, они не продаются.
— Мышьяк — тоже.
— И тем не менее она его раздобыла. Однажды.
— Согласен. Вторая версия не выдерживает критики Еще?
Они вышли из бара и направились к Downshire House.
Солнце было по-прежнему ласковым, и яркая зелень красиво оттеняла белые особняки, но больше они не обращали на это внимания.
Шторы в кабинете Стива так и остались задернутыми.
— Что ж, остановимся на первой версии.
— Это не значит, что другие следует отодвинуть и забыть. Я набросаю перечень вопросов, которые надо будет отследить. А первую отработаем сейчас. Начнем по крайней мере.
— С Богом!
— Устроить отравление она может двумя способами. Или заняться этим лично. Или нанять кого-то. Я, откровенно говоря, склоняюсь в пользу первого.
— Почему?
— Это больше в ее стиле. Не станет мадам Лавертен искать наемного убийцу, она доверяет только себе. И потом, найти такого человека непросто. Нужно вращаться в особом мире, иметь соответствующие связи и так далее. Нет. Сто к одному, что Габриэль выбрала первый вариант. Она попробует все сделать сама. И кстати, внезапный отъезд тоже говорит в пользу этого.
— Допустим. Хотя совсем исключать возможность наемного исполнителя я бы не стал. По поводу специфических связей — у нее могли быть соответствующие клиенты. Гангстеры, насколько я знаю, суеверны так же, как моряки и пилоты.
— И альпинисты, гонщики, каскадеры. Своего рода психологическая защита. Жизнь постоянно подвергается риску — людям спокойнее думать, что судьбу можно если не обмануть, то по крайней мере предугадать — отсюда приметы, суеверия, амулеты и прочее.
Пожалуй. Так вот, среди ее клиентов вполне могли оказаться крупные мафиози. Это раз. Второе. В числе пассажиров или экипажа может быть человек, преданный или — более того — обязанный мадам… ну, не знаю — жизнью что ли. Для которого ее просьба — закон. Допускаете?
— Допускаю. И не собираюсь ничего исключать. Мы сейчас бегло рассматриваем все версии. Выбираем самые вероятные. И отрабатываем их в первую очередь. Потом доберемся до других.
— Хорошо. Итак, она намеревается отравить нас собственноручно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34