.. Но исступленные возгласы толпы вновь
коснулись ее слуха, и девушка почувствовала, что не выдержит больше, что
вот-вот выскочит на улицу, протянет к небу руки и закричит вместе со
всеми... Тут на плечо ее легла уже знакомая твердая ладонь, и страшное
напряжение, сводившее судорогой все тело, сразу же исчезло.
Ровный гул, сопровождающий полет сияющей ладьи, понемногу отдалялся,
пока не стих совсем. Вита с чернобородым снова вышли на улицу. Люди начали
расходиться. И Вите вдруг захотелось только одного: упасть где стоишь - и
спать, спать, спать... Но спутник ее шел дальше, и она из последних сил
заставляла себя переставлять ноги. Узкий извилистый переулок, в который
они свернули, вывел их на заброшенный двор, где царили беспорядок и
запустение. Под ноги попадал разный хлам. Покинутые дома - многие носили
следы пожара - неприветливо глядели на них темными пустыми окнами.
Чернобородый наконец остановился. Остановилась и Вита. Только
упрямство помогало ей держаться на ногах. Она не в состоянии была сделать
еще хотя бы шаг, и ее спутник, похоже, это понял. Он повернулся к ней,
ободряюще похлопал по плечу, а затем вдруг подхватил на руки и понес. Вита
протестующе завертела головой и сделала слабую попытку освободиться. Ей
стало стыдно: ведь он устал не меньше, чем она! Но глаза чернобородого
утратили блеск стали и смотрели с таким теплом и сочувствием... Она
положила отяжелевшую голову на грудь этому все еще непонятному, но уже не
чужому ей человеку, прислонилась щекою к грубой ткани желтого плаща и
провалилась в сон, словно в пропасть.
IV
"Крейона уважают даже лавочники", - говаривала тетушка Йела. Тех,
кому он помог и кого спас, в городе было немало. Благородные горожане
смотрели сквозь пальцы на то, что считали его слабостями и причудами, в
том числе и на присутствие в его доме Эрлис, которая была уже не
девчонкой, а девушкой. В Гресторе знали: он ее учит. В отсутствие Крейона
ей даже пришлось несколько раз оказывать первую помощь пришедшим больным,
и он потом похвалил ее: все было сделано верно.
Все мысли и заботы Эрлис сосредоточились на Крейоне, ее первейшей
обязанностью было помогать ему и учиться у него. Все остальное не имело
значения. Потому она не замечала изменений в жизни Грестора, но сразу
отметила новое в поведении Крейона.
Он стал молчаливым и хмурым. Может, это оттого, что у них в последнее
время меньше пациентов, спрашивала себя Эрлис. Да нет, не похоже, он,
наоборот, всегда радовался, если люди реже болели.
Не появились ли у Крейона враги? - рассуждала дальше Эрлис. У него
было безусловное превосходство над другими лекарями, и это давно признали
жители Грестора, отдавая ему предпочтение, однако завистников у Крейона
как будто не было - он никогда не отказывал своим коллегам в совете, а
когда этот совет приносил успех, позволял им присваивать и славу, и
вознаграждение.
Если бы неудачи в лечении или опытах не давали ему покоя, она бы
знала об этом. Нет, его странная подавленность, убеждалась Эрлис, могла
быть связана только с одним - с новым правителем Грестора Сутаром, который
возобновил древний культ Бисехо - Грозного бога, бога власти и кары. Два
этих имени все чаще возникали на устах у горожан, и всегда их произносили
со страхом и уважением. Откуда-то появились забытые изображения Грозного
бога, теперь они были в каждом доме, а на улицах поставили столбы, с
которых смотрело на прохожих свирепое лицо сурового божества.
Рассказывали о том, как в один хмурый, ненастный вечер над замком
появилась сверкающая ладья, в которой во всем своем грозном величии стоял
Бисехо. Старые люди узнали его чудовищный лик. Так повторялось изо дня в
день, в одно и то же время. Прежний правитель, не больно усердствовавший в
почитании ужасного пришельца, скоропостижно скончался. Говорили, что это
Бисехо покарал его. А на смену ему пришел ранее никому не известный Сутар
- он был угоден Грозному богу.
Любимым цветом нового правителя был желтый цвет, который он считал
цветом радости и достатка. Все население разделили на ступени. Самая
высокая ступень - желтая. Тот, кто достиг ее, получал из рук Сутара желтый
плащ с красной каймой, а также право выкрасить свой дом в желтый цвет.
Встать на эту ступень мог каждый, независимо от того, какое положение
занимал в обществе прежде, если он делом доказал свою преданность новой
власти. Оранжевый и красный цвета также означали благосклонность
правителя, богатство и почести. Далее шли фиолетовая, затем синяя, зеленая
и коричневая ступени. Каждый должен был носить плащ одного определенного
цвета. Но за личные заслуги Сутар от имени Грозного бога мог перевести
человека на более высокую ступень. Низшим ступеням раздавали еду и одежду,
а когда наступали холода, то и топливо, правда, всего этого редко хватало
на то, чтобы сводить концы с концами, но все больше людей приносило клятву
на верность новой власти и признавало Бисехо наивысшим божеством. Перед
ним трепетали, а про Сутара рассказывали невероятные вещи: будто бы он,
впервые увидев человека, мог все про него рассказать, будто бы слышал
каждое слово, вымолвленное о нем или о Бисехо, где бы оно ни прозвучало, и
воины в блестящих шлемах забирали в замок всех тех, кто осмелился так или
иначе выказать свое недовольство. Крейон, правда, считал, что это
следствие доносов тех, кто стремится выслужиться перед Сутаром. Некоторые
вовсе не вернулись из замка, и об их исчезновении ходили слухи один
страшнее другого. Тех же, кого отпускали домой, словно кто-то подменил.
Эрлис хорошо знала кузнеца, жившего по соседству, веселого, острого на
язык силача. Слыхала, как отпускал он колкие шуточки в адрес самого
Грозного бога. Из замка он пришел с потухшими глазами и больше не шутил...
Жена его долго плакала, а дети сперва поглядывали на отца с удивлением, а
потом стали обходить его стороной. Но работал он теперь с особым рвением и
за день успевал сделать больше прежнего... Да если б только один кузнец!
Таких, как он, можно было встретить на каждом шагу - равнодушных ко всему
людей, знавших лишь работу, еду и сон. Уличная певица, живая и яркая, как
огонек, рыжая девушка, теперь, потупив глаза, пела лишь тягучие и
заунывные древние гимны Грозному богу - другие песни были запрещены. В
Гресторе не стало слышно смеха. Матери перестали рассказывать детям
сказки, чтобы ненароком не сказать чего-нибудь неуместного: трудно было
угадать, что сочтут крамольным завтра. Находились и смельчаки, которые
решились бросить все и уйти куда глаза глядят - лишь бы подальше от
Грестора. Как сложилась их судьба, было неизвестно, и уж совсем тихо,
озираясь по сторонам, шептали о том, что многие из них укрылись высоко в
горах, среди неприступных скал, и собирают силы против Сутара. Называлось
даже имя их предводителя - Ратас. Говорили, что он владеет тайным знанием,
чарами, без них Сутара не победить - человеческих сил для этого мало...
Страх окутал город, словно густой туман, он был таким ощутимым, что,
казалось, протяни руку - и дотронешься до него. Каждый месяц носился над
Грестором в своей золотой ладье Грозный бог, и все больше народу приходило
поклониться ему. Однако Крейон не ходил туда ни разу, а Эрлис поступала
так же, как и он.
Но однажды утром в дверь их дома постучал высокий человек в желтом
плаще с красной полосой. Он передал Крейону приглашение в замок. Впрочем,
это был скорее приказ немедленно явиться.
Эрлис открыла посланцу дверь, и от первого же взгляда на его холодное
сухое лицо с длинным носом и тонкими губами сердце ее сжалось в
предчувствии беды. Она успокаивала себя, как могла. Если и вправду Сутар
видит человека насквозь, то Крейону бояться нечего: за всю свою жизнь он
никому не причинил зла! И все же, когда он отправился в замок, девушка
места себе не находила. Как в прежние времена, все у нее валилось из рук,
она даже разбила чашку - в этом доме такое с ней случилось впервые! Чашка
была не такой уж и красивой, но Эрлис отчего-то стало ужасно жаль ее, и
она горько заплакала.
Девушка просто представить себе не могла, как она будет жить без
Крейона. Однако к вечеру он вернулся и несказанно удивил ее тем, что был
спокоен, доволен, даже улыбался! Эрлис просияла: недаром же она так верила
в него!
Хотя Крейон ничего не рассказывал ей, а напротив, сразу же прошел в
голубую комнату и попросил его не беспокоить, Эрлис заснула безмятежным
сном.
Девушка проснулась на заре, быстренько собралась и помчалась на
рынок: был как раз базарный день, надо бы пополнить запас продуктов. Эрлис
удачно купила продуктов и, когда б не тяжелая корзина, понеслась бы домой
вприпрыжку. Снова Крейон такой, как раньше! Снова все пойдет хорошо!
На душе у Эрлис было легко и весело, и не заметила она, что их улица
отчего-то словно вымерла. Когда же увидела возле дома Крейона золотые
шлемы, прятаться или убегать было уже поздно. Да она и не подумала бы
убегать: ведь там, в доме, остался Крейон... Среди воинов девушка узнала
того, высокого, что приходил вчера, и в ужасе замерла. А он смерил Эрлис
тяжелым взглядом и медленно двинулся к ней.
Давно забытое чувство охватило девушку. Она вновь стала "мышонком",
маленьким настороженным зверьком, и мир вновь распался на две части.
Жестокий, неумолимый враг стоял перед нею - не только умом, а всем своим
существом Эрлис понимала это, - но теперь уже не страх, а ярость владела
ею, ведь это был прежде всего враг Крейона, он угрожал всему тому доброму
и ясному, во что она верила теперь. И Эрлис приготовилась дать отпор.
- Где лекарь? - спросил высокий. - Я знаю, ты его служанка. Отвечай,
где он?
- Нету дома, - уверенно соврала Эрлис (как давно ей не приходилось
врать!) - Я проснулась, а его уже не было. Верно, к больному ночью
позвали.
- Тогда ты откроешь нам дверь, - не допускающим возражений тоном
произнес высокий, Эрлис догадалась, что он тут главный. - Нам нужно
осмотреть дом.
Такого девушка не ожидала. Она надеялась, что люди Сутара уйдут,
готова была и к тому, что уведут ее с собою, но оставят в покое дом
Крейона. Плохо же она их знала! Теперь Эрлис делала вид, что ищет в
корзине ключ, которого там не было и быть не могло. Видно, Крейон издали
заметил желтые плащи и успел закрыться изнутри.
- Долго, - недовольно скривил тонкие губы высокий. - А ну-ка,
помогите ей.
Кто-то грубо выхватил у Эрлис корзину и перевернул ее. Все, что она
совсем недавно тщательно выбирала на рынке, попало под тяжелые башмаки.
Раздавленные ягоды алели на камнях мостовой, словно кровь. Эрлис вспыхнула
и бросилась было на воинов, но ее схватили и скрутили за спиною руки.
- По-моему, девчонка врет, Турс, - обратился к высокому старый воин с
красным рубцом над бровью. - У нее ключа нет. Лекарь дома.
- Вот это хуже, - щурясь, как от солнца, ответил Турс. - Теперь не
удастся захватить его врасплох. А он нужен нам только живым. - Он медленно
цедил слова, будто взвешивал каждое из них. Эрлис дважды ловила на себе
его недобрый взгляд. Она невольно подалась назад. Турс заметил ее движение
и усмехнулся - усмехнулся странно и страшно.
- Мы не можем больше ошибаться, - размеренно продолжал он. -
Правителю не нужны трупы. Хватит и того, что этот трус Дарас успел принять
яд. Действовать надо наверняка. Вот кто нам поможет, - и длинная рука
Турса коснулась плеча Эрлис. - Выведите девку на середину улицу и
поверните лицом к дому.
- Еще чего! Чтоб я вам помогала! - закричала Эрлис, упираясь изо всех
сил. - Да никогда! Не дождетесь! Я ничего не стану делать для вас!
- А тебе ничего и не придется делать, - Турс снова усмехнулся. - Мы
все сделаем сами.
С этими словами он подошел к девушке и встал за ее спиной.
- Если ты хочешь увидеть своего лекаря живым, стой спокойно. - Левой
рукой Турс прижал ее к себе, а правой достал кинжал и приставил острие к
щеке Эрлис, но девушка даже не вздрогнула. После его последних слов она
оцепенела.
- Эй, лекарь! - закричал Турс, и голос его загремел в тишине
пустынной улицы. - Ты слышишь? С нами шутки плохи. Если не выйдешь, я
разукрашу личико твоей красотки так, что даже последний нищий не захочет
потом взглянуть на нее. Ну! Я жду тебя.
Эрлис стояла неподвижно. Из дома не доносилось ни звука. Время шло.
- Неужто опоздали? - тихо молвил кто-то сзади.
- Этого не может быть, - раздраженно бросил Турс. - Крейон не Дарас.
Острие кинжала укололо щеку Эрлис, оно было таким тонким, что девушка
почти не ощущала боли - только почувствовала, как по лицу побежала струйка
крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
коснулись ее слуха, и девушка почувствовала, что не выдержит больше, что
вот-вот выскочит на улицу, протянет к небу руки и закричит вместе со
всеми... Тут на плечо ее легла уже знакомая твердая ладонь, и страшное
напряжение, сводившее судорогой все тело, сразу же исчезло.
Ровный гул, сопровождающий полет сияющей ладьи, понемногу отдалялся,
пока не стих совсем. Вита с чернобородым снова вышли на улицу. Люди начали
расходиться. И Вите вдруг захотелось только одного: упасть где стоишь - и
спать, спать, спать... Но спутник ее шел дальше, и она из последних сил
заставляла себя переставлять ноги. Узкий извилистый переулок, в который
они свернули, вывел их на заброшенный двор, где царили беспорядок и
запустение. Под ноги попадал разный хлам. Покинутые дома - многие носили
следы пожара - неприветливо глядели на них темными пустыми окнами.
Чернобородый наконец остановился. Остановилась и Вита. Только
упрямство помогало ей держаться на ногах. Она не в состоянии была сделать
еще хотя бы шаг, и ее спутник, похоже, это понял. Он повернулся к ней,
ободряюще похлопал по плечу, а затем вдруг подхватил на руки и понес. Вита
протестующе завертела головой и сделала слабую попытку освободиться. Ей
стало стыдно: ведь он устал не меньше, чем она! Но глаза чернобородого
утратили блеск стали и смотрели с таким теплом и сочувствием... Она
положила отяжелевшую голову на грудь этому все еще непонятному, но уже не
чужому ей человеку, прислонилась щекою к грубой ткани желтого плаща и
провалилась в сон, словно в пропасть.
IV
"Крейона уважают даже лавочники", - говаривала тетушка Йела. Тех,
кому он помог и кого спас, в городе было немало. Благородные горожане
смотрели сквозь пальцы на то, что считали его слабостями и причудами, в
том числе и на присутствие в его доме Эрлис, которая была уже не
девчонкой, а девушкой. В Гресторе знали: он ее учит. В отсутствие Крейона
ей даже пришлось несколько раз оказывать первую помощь пришедшим больным,
и он потом похвалил ее: все было сделано верно.
Все мысли и заботы Эрлис сосредоточились на Крейоне, ее первейшей
обязанностью было помогать ему и учиться у него. Все остальное не имело
значения. Потому она не замечала изменений в жизни Грестора, но сразу
отметила новое в поведении Крейона.
Он стал молчаливым и хмурым. Может, это оттого, что у них в последнее
время меньше пациентов, спрашивала себя Эрлис. Да нет, не похоже, он,
наоборот, всегда радовался, если люди реже болели.
Не появились ли у Крейона враги? - рассуждала дальше Эрлис. У него
было безусловное превосходство над другими лекарями, и это давно признали
жители Грестора, отдавая ему предпочтение, однако завистников у Крейона
как будто не было - он никогда не отказывал своим коллегам в совете, а
когда этот совет приносил успех, позволял им присваивать и славу, и
вознаграждение.
Если бы неудачи в лечении или опытах не давали ему покоя, она бы
знала об этом. Нет, его странная подавленность, убеждалась Эрлис, могла
быть связана только с одним - с новым правителем Грестора Сутаром, который
возобновил древний культ Бисехо - Грозного бога, бога власти и кары. Два
этих имени все чаще возникали на устах у горожан, и всегда их произносили
со страхом и уважением. Откуда-то появились забытые изображения Грозного
бога, теперь они были в каждом доме, а на улицах поставили столбы, с
которых смотрело на прохожих свирепое лицо сурового божества.
Рассказывали о том, как в один хмурый, ненастный вечер над замком
появилась сверкающая ладья, в которой во всем своем грозном величии стоял
Бисехо. Старые люди узнали его чудовищный лик. Так повторялось изо дня в
день, в одно и то же время. Прежний правитель, не больно усердствовавший в
почитании ужасного пришельца, скоропостижно скончался. Говорили, что это
Бисехо покарал его. А на смену ему пришел ранее никому не известный Сутар
- он был угоден Грозному богу.
Любимым цветом нового правителя был желтый цвет, который он считал
цветом радости и достатка. Все население разделили на ступени. Самая
высокая ступень - желтая. Тот, кто достиг ее, получал из рук Сутара желтый
плащ с красной каймой, а также право выкрасить свой дом в желтый цвет.
Встать на эту ступень мог каждый, независимо от того, какое положение
занимал в обществе прежде, если он делом доказал свою преданность новой
власти. Оранжевый и красный цвета также означали благосклонность
правителя, богатство и почести. Далее шли фиолетовая, затем синяя, зеленая
и коричневая ступени. Каждый должен был носить плащ одного определенного
цвета. Но за личные заслуги Сутар от имени Грозного бога мог перевести
человека на более высокую ступень. Низшим ступеням раздавали еду и одежду,
а когда наступали холода, то и топливо, правда, всего этого редко хватало
на то, чтобы сводить концы с концами, но все больше людей приносило клятву
на верность новой власти и признавало Бисехо наивысшим божеством. Перед
ним трепетали, а про Сутара рассказывали невероятные вещи: будто бы он,
впервые увидев человека, мог все про него рассказать, будто бы слышал
каждое слово, вымолвленное о нем или о Бисехо, где бы оно ни прозвучало, и
воины в блестящих шлемах забирали в замок всех тех, кто осмелился так или
иначе выказать свое недовольство. Крейон, правда, считал, что это
следствие доносов тех, кто стремится выслужиться перед Сутаром. Некоторые
вовсе не вернулись из замка, и об их исчезновении ходили слухи один
страшнее другого. Тех же, кого отпускали домой, словно кто-то подменил.
Эрлис хорошо знала кузнеца, жившего по соседству, веселого, острого на
язык силача. Слыхала, как отпускал он колкие шуточки в адрес самого
Грозного бога. Из замка он пришел с потухшими глазами и больше не шутил...
Жена его долго плакала, а дети сперва поглядывали на отца с удивлением, а
потом стали обходить его стороной. Но работал он теперь с особым рвением и
за день успевал сделать больше прежнего... Да если б только один кузнец!
Таких, как он, можно было встретить на каждом шагу - равнодушных ко всему
людей, знавших лишь работу, еду и сон. Уличная певица, живая и яркая, как
огонек, рыжая девушка, теперь, потупив глаза, пела лишь тягучие и
заунывные древние гимны Грозному богу - другие песни были запрещены. В
Гресторе не стало слышно смеха. Матери перестали рассказывать детям
сказки, чтобы ненароком не сказать чего-нибудь неуместного: трудно было
угадать, что сочтут крамольным завтра. Находились и смельчаки, которые
решились бросить все и уйти куда глаза глядят - лишь бы подальше от
Грестора. Как сложилась их судьба, было неизвестно, и уж совсем тихо,
озираясь по сторонам, шептали о том, что многие из них укрылись высоко в
горах, среди неприступных скал, и собирают силы против Сутара. Называлось
даже имя их предводителя - Ратас. Говорили, что он владеет тайным знанием,
чарами, без них Сутара не победить - человеческих сил для этого мало...
Страх окутал город, словно густой туман, он был таким ощутимым, что,
казалось, протяни руку - и дотронешься до него. Каждый месяц носился над
Грестором в своей золотой ладье Грозный бог, и все больше народу приходило
поклониться ему. Однако Крейон не ходил туда ни разу, а Эрлис поступала
так же, как и он.
Но однажды утром в дверь их дома постучал высокий человек в желтом
плаще с красной полосой. Он передал Крейону приглашение в замок. Впрочем,
это был скорее приказ немедленно явиться.
Эрлис открыла посланцу дверь, и от первого же взгляда на его холодное
сухое лицо с длинным носом и тонкими губами сердце ее сжалось в
предчувствии беды. Она успокаивала себя, как могла. Если и вправду Сутар
видит человека насквозь, то Крейону бояться нечего: за всю свою жизнь он
никому не причинил зла! И все же, когда он отправился в замок, девушка
места себе не находила. Как в прежние времена, все у нее валилось из рук,
она даже разбила чашку - в этом доме такое с ней случилось впервые! Чашка
была не такой уж и красивой, но Эрлис отчего-то стало ужасно жаль ее, и
она горько заплакала.
Девушка просто представить себе не могла, как она будет жить без
Крейона. Однако к вечеру он вернулся и несказанно удивил ее тем, что был
спокоен, доволен, даже улыбался! Эрлис просияла: недаром же она так верила
в него!
Хотя Крейон ничего не рассказывал ей, а напротив, сразу же прошел в
голубую комнату и попросил его не беспокоить, Эрлис заснула безмятежным
сном.
Девушка проснулась на заре, быстренько собралась и помчалась на
рынок: был как раз базарный день, надо бы пополнить запас продуктов. Эрлис
удачно купила продуктов и, когда б не тяжелая корзина, понеслась бы домой
вприпрыжку. Снова Крейон такой, как раньше! Снова все пойдет хорошо!
На душе у Эрлис было легко и весело, и не заметила она, что их улица
отчего-то словно вымерла. Когда же увидела возле дома Крейона золотые
шлемы, прятаться или убегать было уже поздно. Да она и не подумала бы
убегать: ведь там, в доме, остался Крейон... Среди воинов девушка узнала
того, высокого, что приходил вчера, и в ужасе замерла. А он смерил Эрлис
тяжелым взглядом и медленно двинулся к ней.
Давно забытое чувство охватило девушку. Она вновь стала "мышонком",
маленьким настороженным зверьком, и мир вновь распался на две части.
Жестокий, неумолимый враг стоял перед нею - не только умом, а всем своим
существом Эрлис понимала это, - но теперь уже не страх, а ярость владела
ею, ведь это был прежде всего враг Крейона, он угрожал всему тому доброму
и ясному, во что она верила теперь. И Эрлис приготовилась дать отпор.
- Где лекарь? - спросил высокий. - Я знаю, ты его служанка. Отвечай,
где он?
- Нету дома, - уверенно соврала Эрлис (как давно ей не приходилось
врать!) - Я проснулась, а его уже не было. Верно, к больному ночью
позвали.
- Тогда ты откроешь нам дверь, - не допускающим возражений тоном
произнес высокий, Эрлис догадалась, что он тут главный. - Нам нужно
осмотреть дом.
Такого девушка не ожидала. Она надеялась, что люди Сутара уйдут,
готова была и к тому, что уведут ее с собою, но оставят в покое дом
Крейона. Плохо же она их знала! Теперь Эрлис делала вид, что ищет в
корзине ключ, которого там не было и быть не могло. Видно, Крейон издали
заметил желтые плащи и успел закрыться изнутри.
- Долго, - недовольно скривил тонкие губы высокий. - А ну-ка,
помогите ей.
Кто-то грубо выхватил у Эрлис корзину и перевернул ее. Все, что она
совсем недавно тщательно выбирала на рынке, попало под тяжелые башмаки.
Раздавленные ягоды алели на камнях мостовой, словно кровь. Эрлис вспыхнула
и бросилась было на воинов, но ее схватили и скрутили за спиною руки.
- По-моему, девчонка врет, Турс, - обратился к высокому старый воин с
красным рубцом над бровью. - У нее ключа нет. Лекарь дома.
- Вот это хуже, - щурясь, как от солнца, ответил Турс. - Теперь не
удастся захватить его врасплох. А он нужен нам только живым. - Он медленно
цедил слова, будто взвешивал каждое из них. Эрлис дважды ловила на себе
его недобрый взгляд. Она невольно подалась назад. Турс заметил ее движение
и усмехнулся - усмехнулся странно и страшно.
- Мы не можем больше ошибаться, - размеренно продолжал он. -
Правителю не нужны трупы. Хватит и того, что этот трус Дарас успел принять
яд. Действовать надо наверняка. Вот кто нам поможет, - и длинная рука
Турса коснулась плеча Эрлис. - Выведите девку на середину улицу и
поверните лицом к дому.
- Еще чего! Чтоб я вам помогала! - закричала Эрлис, упираясь изо всех
сил. - Да никогда! Не дождетесь! Я ничего не стану делать для вас!
- А тебе ничего и не придется делать, - Турс снова усмехнулся. - Мы
все сделаем сами.
С этими словами он подошел к девушке и встал за ее спиной.
- Если ты хочешь увидеть своего лекаря живым, стой спокойно. - Левой
рукой Турс прижал ее к себе, а правой достал кинжал и приставил острие к
щеке Эрлис, но девушка даже не вздрогнула. После его последних слов она
оцепенела.
- Эй, лекарь! - закричал Турс, и голос его загремел в тишине
пустынной улицы. - Ты слышишь? С нами шутки плохи. Если не выйдешь, я
разукрашу личико твоей красотки так, что даже последний нищий не захочет
потом взглянуть на нее. Ну! Я жду тебя.
Эрлис стояла неподвижно. Из дома не доносилось ни звука. Время шло.
- Неужто опоздали? - тихо молвил кто-то сзади.
- Этого не может быть, - раздраженно бросил Турс. - Крейон не Дарас.
Острие кинжала укололо щеку Эрлис, оно было таким тонким, что девушка
почти не ощущала боли - только почувствовала, как по лицу побежала струйка
крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11