Полагаю, он не видел большой разницы между кельтами и тевтонами.
Армстронг уже был в доме. Хоть один из «специалистов» Тен Эйка оказался и впрямь мускулистым. Когда Юстэли подогнал свой «меркьюри» позапрошлого года выпуска к задней двери дома, Армстронг спустился вниз с двумя черными чемоданами, каждый из которых я едва мог сдвинуть с места. Нацист запихнул их в багажник, Юстэли наскоро посовещался с Тен Эйком в углу гостиной, потом с благодарностью отказался от предложенного миссис Бодкин сладкого пирожка с кофе, и в этот миг Тен Эйк поманил меня за собой на второй этаж.
Мы добрались до помещения на верхней площадке лестницы и вошли в комнату, где дети Востока собирали свои автоматы. Сборщики уже ушли, но плоды их трудов лежали на столе стволами в мою сторону.
Тен Эйк сунул мне в руку пистолет и тихо сказал:
— Пока будете ехать на север, не обращайте внимания на Армстронга. Он слабоумный и предан делу. Но за Юстэли нужен глаз да глаз. Мортимеру доверять — что вилкой суп хлебать.
Оказывается, пистолет тяжелее, чем я думал (стоит ли говорить, что я впервые в жизни держал в руках оружие?). Он оттянул мне руку так, что хрустнуло запястье. Я кивнул и сказал:
— Ладно, я послежу за ним.
При этом я терялся в догадках, не зная, что предпринять, если Юстэли и впрямь выкинет какой-нибудь номер.
— Вам придется быть начеку только по пути на север, — наставлял меня Тен Эйк. — Пока будете везти наличные. Продать пластиковую взрывчатку не так-то просто, поэтому вряд ли Мортимер станет дергаться на обратном пути.
— Ладно, — сказал я. — У Армстронга есть оружие?
— Да, — ответил он и сразу пришиб мою зарождающуюся надежду, добавив: — Но на его помощь не рассчитывайте, такие дела ему в диковину.
— Значит, вся тяжесть ляжет на меня.
— Тут вы моя правая рука, Рэксфорд, — он сверкнул глазами и ощерился в улыбке. — Мы с вами одной породы. — Тен Эйк похлопал меня по плечу. — И понимаем друг друга.
Вооруженный этим ложным убеждением, я спустился вместе с Тен Эйком вниз, где миссис Бодкин подала мне чернокрасную клетчатую охотничью куртку, наследство покойного мистера Бодкина, и заставила натянуть ее.
— Ночами еще холодно, — сказала она, — а у вас нет пальто. У Юстэли тоже не было пальто. Он выглядел подтянутым и щеголеватым в своем жемчужно-сером костюме, переливавшемся всеми цветами радуги. Миссис Бодкин не стала навязывать ему старую конскую попону. По какой-то неведомой причине она прониклась расположением ко мне и неприязнью к Юстэли. Может быть, потому что я отведал ее блинчиков, а Юстэли отказался от сладкого пирожка.
Каковы бы ни были причины, я не смог отбояриться от этой чертовой куртки. В конце концов я натянул ее, поблагодарил хозяйку за заботу и неуклюже вывалился из дома, будто медведь Смоки, запакованный в картонную доску для шашек. Миссис Бодкин крикнула мне вслед:
— Только не вздумайте ее снять!
— Хорошо, — пообещал я и заметил, как из-за ее плеча выглядывает Тен Эйк, следя за нами и усмехаясь себе под нос. Он явно интересовался вопросом о том, как люди становятся и перестают быть хозяевами положения. В этой пустячной истории с охотничьей курткой я пошел на поводу, натянув на себя одежду, носить которую мне вовсе не хотелось, и Тен Эйк блаженствовал, наблюдая, как меня берут в оборот. Он испытывал прямотаки болезненную радость. Кроме того, подозреваю, что он побаивался и уважал меня, считая ровней себе, и ему было приятно видеть, как я сажусь в лужу — неважно, по-крупному или по мелочи, — тогда как он остался бы на высоте, попав в такое же положение.
Дав клятву верности охотничьей куртке и беспрерывно повторяя, что буду ее носить, я забрался на заднее сиденье «меркьюри», которое по странному стечению обстоятельств оказалось таким же клетчатым, как и куртка, только красные клетки были немного нежнее по тону, ближе к оранжевому. Юстэли устроился на пассажирском месте впереди, Армстронг сел за руль, ему предстояло первому крутить баранку.
Подъездная дорожка миссис Бодкин примыкала к проселку, который тянулся через лес и соединялся на дальней опушке с гудроновым шоссе окружного значения. То, в свою очередь, с автострадой, ну а дальше — магистраль под странным названием Садово-Парковый бульвар. Этот бульвар привел нас к транс-нью-йоркскому шоссе, которое шло через весь штат на север.
Пока Армстронг объезжал дом и выруливал на проселок, Юстэли молчал, но когда мы оказались на гудроне, он предостерег фашиста:
— Не нарушайте правил движения. Не дай Бог, полиция остановит. Машина-то краденая.
Я зажмурился.
20
С учетом всех обстоятельств мы довольно быстро доехали до места встречи на шоссе № 9, чуть севернее Чейзи и на восемь миль южнее канадской границы. Справа от нас, за озером Шамплейн, уже вставало солнце. Я сменил Армстронга за рулем и вез своих спутников по шоссе, а последние миль сто шоферил Юстэли. В отличие от меня, он замерз, поэтому, передавая ему руль, я присовокупил к браздам правления и охотничью куртку.
— Вернете, когда будем подъезжать к дому, — сказал я. — Миссис Бодкин не должна заподозрить, что я ее снимал.
— Старая ворона, — весьма невежливо отозвался о ней Юстэли и с трудом натянул охотничью куртку поверх своего жемчужно-серого костюма. На нем даже это одеяние выглядело почти изысканно. Что ж, одни умеют носить вещи, другие — нет.
Пока мы преодолевали эти сто миль, Армстронг не умолкая грозился заснуть, но меня это совсем не устраивало. Я хотел, чтобы Юстэли знал: если он задумает выкинуть какой-нибудь номер, ему придется иметь дело с двумя бдительными противниками. Поэтому, когда сердито клюющий носом Армстронг растянулся на заднем сиденье, я устроился рядом с Юстэли и принялся занимать моих попутчиков беседой (в основном, конечно, Армстронга), болтая обо всем, что приходило в голову. Лишь по чистой случайности я ни разу не ударился в пацифистскую агитацию.
Но если Юстэли и вынашивал замысел смыться с чемоданами, полными денег, то внешне он этого никак не выказал. Управление машиной поглощало все его внимание, и он только вежливо хихикал всякий раз, когда в моей дурацкой болтовне вдруг проскальзывала шутка. Да и вообще вел себя выше всяких похвал.
Место встречи представляло собой заброшенный овощной ларек на восточной обочине шоссе № 9. Он пришел в упадок, когда поток туристов из Штатов в Монреаль потек по другому руслу, недавно построенному шоссе № 87, многорядной дороге, проложенной в обход всякой цивилизации.
Мы первыми подъехали к ларьку, загнали за него машину и вылезли, чтобы размять ноги.
— Смотрите, не забудьте стереть отпечатки пальцев, — велел нам Юстэли, старательно протирая руль носовым платком. — Машина останется здесь.
Мы стерли наши отпечатки.
Грузовик приехал спустя четверть часа, его сопровождал крошечный пыльный черный «санбим». (Грузовичок казался старым, усталым и перегруженным. Одна из тех страдающих астмой колымаг, на которых в годы Великой депрессии ездили Джон Гарфилд и Ричард Конт. Только на тех были калифорнийские номера, а на этой — номера канадской провинции Онтарио. Второе отличие заключалось в грузе: те маленькие машины обычно возили помидоры, а в этой лежала взрывчатка, которой хватило бы, чтобы вновь стереть с географических карт все шоссе № 87.)
Из грузовика выбрался бородатый верзила в макинтоше, а из «санбима» — похожий на хорька человечек в черном дождевике. Они подошли к нам, и хорек сросил:
— Где?
— В багажнике, — ответил Армстронг. — Я принесу.
Он притащил оба чемодана, бородач взял их с такой же легкостью, с какой прежде Армстронг, и отволок в «санбим».
— Ну вот, — сказал хорек. — Грузовик заберут нынче вечером. Вы получили свое повидло, а мы — плату за оба задания.
— За оба задания? — переспросил Юстэли.
— Совершенно верно, — ответил хорек. — Его милость позвонил после вашего отъезда и сказал, что малость доплатит нам за одну работенку. — Он улыбнулся, как хорек, вытащил из кармана дождевика пистолет и всадил в Юстэли три пули. Мы с Армстронгом застыли. Я думал, что стану следующим, и готов поклясться, что Армстронг придерживался не менее заупокойной точки зрения. В горле стало очень сухо, пальцы начали сами собой растопыриваться, будто между ними вырастали перепонки, а нижняя губа ни с того ни с сего отяжелела и отвисла.
Но пальбы больше не было. Юстэли рухнул на щебень за овощным ларьком, хорек спрятал свой пистолет, а бородач подошел к нему и сказал:
— Чего ты выпендривался? Хватило бы и одной пули.
— Пришла охота пошуметь, — ответил хорек и снова ухмыльнулся.
Бородач подхватил Юстэли, отволок в «меркьюри» и запихнул за руль. Хорек, веселый, как утренняя пташка, пустился в объяснения:
— Его ищет полиция, понятно? И машина в угоне числится, поэтому никто не будет копаться. Тем паче, что местные легавые не очень сообразительны.
Они забрались в свой «санбим» и укатили.
Только теперь я обратил внимание на Армстронга. Он был очень бледен, едва ли не с голубым отливом, особенно вокруг глаз. Кожа на лице, казалось, натянулась, глаза вылезли из орбит. Он стоял неподвижно, будто удерживая на голове яйцо.
Вероятно, я смог взять себя в руки только после того, как увидел, насколько худо стало Армстронгу. А когда он сказал: «Кажется, меня сейчас… » — и, спотыкаясь, побрел блевать, я понял, что со мной все будет в порядке.
У меня появилась возможность бежать. На грузовике или на своих двоих, мне было все равно. Добраться до ближайшего городка, до ближайшего телефона. Поначалу мне придется туго, поскольку меня разыскивают за убийство Анджелы, но со временем все выяснится, и я смогу поделиться своими открытиями с П и всеми остальными.
Но что я, собственно, открыл? Наверняка я знал лишь одно: Тен Эйк задумал взорвать здание ООН. Но когда? Зачем? Кто его нанял? Как он намерен это осуществить? К тому же, нельзя было забывать о бомбе в здании Сената США. Он отказался от этой затеи, потому что увлекся новой, и надо было выяснить, что это такое. По сути дела, мне нечего было сообщить. Более того, поскольку П уже знал, что на учредительном собрании Тен Эйк разглагольствовал о взрывчатке и ООН, даже весть о его намерении взорвать это здание не будет воспринята П как нечто свежее и совсем уж немыслимое.
Если б только мне удалось ускользнуть, по-быстрому позвонить по телефону и вернуться! Но пока Армстронг рядом, это невозможно, и я не видел никакого способа избавиться от него, не возбуждая подозрений. Оставалось только махнуть рукой на мое задание прямо сейчас или же потянуть резину еще немного.
Если я смоюсь сейчас, Тен Эйк узнает массу нового. Например, что Анджела вовсе не мертва. Что я — двурушник. Что властям известно о его приезде в США. Как ни крути, но если я смоюсь сейчас, это пойдет на пользу только Тайрону Тен Эйку.
Ну и мне, конечно. Может, удрав сейчас, я проживу подольше.
А проживу ли? Тен Эйк на свободе, и федики ни за что не доберутся до дома миссис Бодкин раньше, чем он смоется оттуда. Значит, он будет на воле, он будет все знать и попытается отомстить и мне, и Анджеле. А федики так и не получат своих сведений. А я так ничего и не сделаю.
Я стоял на месте, и пистолет оттягивал мне карман штанов, отчего они соскальзывали. Пока мой друг-нацист облевывал овощной ларек, я медленно и неохотно принял мучительное решение: ничтожная муха должна возвратиться в паучьи тенета.
Армстронг вернулся. Он был еще бледнее, чем прежде, но зато намного живее.
— Все в порядке, — выдавил штурмовик, и это было сравнительно близко к истине.
— Вы сядете за руль, или предпочитаете вздремнуть? — спросил я.
— Я не усну, — пробормотал он. — Но и рулить не могу. Посмотрите, что с моими руками. — Армстронг протянул мне руки и показал, как они дрожат.
— Ладно, — сказал я. — Поведу сам, а вы просто сидите и отдыхайте.
— Я не привык к таким вещам, — извиняющимся тоном проговорил Армстронг. — Простите, но я, в отличие от вас, еще не успел привыкнуть ко всему этому. Но я исправлюсь.
— Разумеется, — заверил я его с высоты своего опыта.
Если не давать волю воображению, можно заниматься чем угодно. Меня разыскивали за убийство, мои портреты были во всех полицейских участках. Я возвращался в дом, набитый сумасшедшими преступниками. Я только что видел, как застрелили человека, стоявшего рядом со мной. Я вел машину, нагруженную мощной взрывчаткой. Но не думал об этом. Я думал о прекрасном пейзаже, о великолепной дороге, о том, что мотор грузовичка на удивление хорош, а подвеска плоха, и это вовсе не удивительно, о том, как здорово будет, когда ФБР перестанет шпионить за мной, но как неприятно снова самому выносить корзинки для бумаг…
… и о том, что эти три пули предназначались мне.
Я ехал на юг по прекрасной, новой и почти пустой дороге. Рядом сидел Джек Армстронг, он привалился к дверце и все-таки уснул. Время от времени он стукался лбом о стекло, а я раздумывал о том, как похожий на хорька стрелок всадил три пули в человека, облаченного в черно-красную клетчатую охотничью куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Армстронг уже был в доме. Хоть один из «специалистов» Тен Эйка оказался и впрямь мускулистым. Когда Юстэли подогнал свой «меркьюри» позапрошлого года выпуска к задней двери дома, Армстронг спустился вниз с двумя черными чемоданами, каждый из которых я едва мог сдвинуть с места. Нацист запихнул их в багажник, Юстэли наскоро посовещался с Тен Эйком в углу гостиной, потом с благодарностью отказался от предложенного миссис Бодкин сладкого пирожка с кофе, и в этот миг Тен Эйк поманил меня за собой на второй этаж.
Мы добрались до помещения на верхней площадке лестницы и вошли в комнату, где дети Востока собирали свои автоматы. Сборщики уже ушли, но плоды их трудов лежали на столе стволами в мою сторону.
Тен Эйк сунул мне в руку пистолет и тихо сказал:
— Пока будете ехать на север, не обращайте внимания на Армстронга. Он слабоумный и предан делу. Но за Юстэли нужен глаз да глаз. Мортимеру доверять — что вилкой суп хлебать.
Оказывается, пистолет тяжелее, чем я думал (стоит ли говорить, что я впервые в жизни держал в руках оружие?). Он оттянул мне руку так, что хрустнуло запястье. Я кивнул и сказал:
— Ладно, я послежу за ним.
При этом я терялся в догадках, не зная, что предпринять, если Юстэли и впрямь выкинет какой-нибудь номер.
— Вам придется быть начеку только по пути на север, — наставлял меня Тен Эйк. — Пока будете везти наличные. Продать пластиковую взрывчатку не так-то просто, поэтому вряд ли Мортимер станет дергаться на обратном пути.
— Ладно, — сказал я. — У Армстронга есть оружие?
— Да, — ответил он и сразу пришиб мою зарождающуюся надежду, добавив: — Но на его помощь не рассчитывайте, такие дела ему в диковину.
— Значит, вся тяжесть ляжет на меня.
— Тут вы моя правая рука, Рэксфорд, — он сверкнул глазами и ощерился в улыбке. — Мы с вами одной породы. — Тен Эйк похлопал меня по плечу. — И понимаем друг друга.
Вооруженный этим ложным убеждением, я спустился вместе с Тен Эйком вниз, где миссис Бодкин подала мне чернокрасную клетчатую охотничью куртку, наследство покойного мистера Бодкина, и заставила натянуть ее.
— Ночами еще холодно, — сказала она, — а у вас нет пальто. У Юстэли тоже не было пальто. Он выглядел подтянутым и щеголеватым в своем жемчужно-сером костюме, переливавшемся всеми цветами радуги. Миссис Бодкин не стала навязывать ему старую конскую попону. По какой-то неведомой причине она прониклась расположением ко мне и неприязнью к Юстэли. Может быть, потому что я отведал ее блинчиков, а Юстэли отказался от сладкого пирожка.
Каковы бы ни были причины, я не смог отбояриться от этой чертовой куртки. В конце концов я натянул ее, поблагодарил хозяйку за заботу и неуклюже вывалился из дома, будто медведь Смоки, запакованный в картонную доску для шашек. Миссис Бодкин крикнула мне вслед:
— Только не вздумайте ее снять!
— Хорошо, — пообещал я и заметил, как из-за ее плеча выглядывает Тен Эйк, следя за нами и усмехаясь себе под нос. Он явно интересовался вопросом о том, как люди становятся и перестают быть хозяевами положения. В этой пустячной истории с охотничьей курткой я пошел на поводу, натянув на себя одежду, носить которую мне вовсе не хотелось, и Тен Эйк блаженствовал, наблюдая, как меня берут в оборот. Он испытывал прямотаки болезненную радость. Кроме того, подозреваю, что он побаивался и уважал меня, считая ровней себе, и ему было приятно видеть, как я сажусь в лужу — неважно, по-крупному или по мелочи, — тогда как он остался бы на высоте, попав в такое же положение.
Дав клятву верности охотничьей куртке и беспрерывно повторяя, что буду ее носить, я забрался на заднее сиденье «меркьюри», которое по странному стечению обстоятельств оказалось таким же клетчатым, как и куртка, только красные клетки были немного нежнее по тону, ближе к оранжевому. Юстэли устроился на пассажирском месте впереди, Армстронг сел за руль, ему предстояло первому крутить баранку.
Подъездная дорожка миссис Бодкин примыкала к проселку, который тянулся через лес и соединялся на дальней опушке с гудроновым шоссе окружного значения. То, в свою очередь, с автострадой, ну а дальше — магистраль под странным названием Садово-Парковый бульвар. Этот бульвар привел нас к транс-нью-йоркскому шоссе, которое шло через весь штат на север.
Пока Армстронг объезжал дом и выруливал на проселок, Юстэли молчал, но когда мы оказались на гудроне, он предостерег фашиста:
— Не нарушайте правил движения. Не дай Бог, полиция остановит. Машина-то краденая.
Я зажмурился.
20
С учетом всех обстоятельств мы довольно быстро доехали до места встречи на шоссе № 9, чуть севернее Чейзи и на восемь миль южнее канадской границы. Справа от нас, за озером Шамплейн, уже вставало солнце. Я сменил Армстронга за рулем и вез своих спутников по шоссе, а последние миль сто шоферил Юстэли. В отличие от меня, он замерз, поэтому, передавая ему руль, я присовокупил к браздам правления и охотничью куртку.
— Вернете, когда будем подъезжать к дому, — сказал я. — Миссис Бодкин не должна заподозрить, что я ее снимал.
— Старая ворона, — весьма невежливо отозвался о ней Юстэли и с трудом натянул охотничью куртку поверх своего жемчужно-серого костюма. На нем даже это одеяние выглядело почти изысканно. Что ж, одни умеют носить вещи, другие — нет.
Пока мы преодолевали эти сто миль, Армстронг не умолкая грозился заснуть, но меня это совсем не устраивало. Я хотел, чтобы Юстэли знал: если он задумает выкинуть какой-нибудь номер, ему придется иметь дело с двумя бдительными противниками. Поэтому, когда сердито клюющий носом Армстронг растянулся на заднем сиденье, я устроился рядом с Юстэли и принялся занимать моих попутчиков беседой (в основном, конечно, Армстронга), болтая обо всем, что приходило в голову. Лишь по чистой случайности я ни разу не ударился в пацифистскую агитацию.
Но если Юстэли и вынашивал замысел смыться с чемоданами, полными денег, то внешне он этого никак не выказал. Управление машиной поглощало все его внимание, и он только вежливо хихикал всякий раз, когда в моей дурацкой болтовне вдруг проскальзывала шутка. Да и вообще вел себя выше всяких похвал.
Место встречи представляло собой заброшенный овощной ларек на восточной обочине шоссе № 9. Он пришел в упадок, когда поток туристов из Штатов в Монреаль потек по другому руслу, недавно построенному шоссе № 87, многорядной дороге, проложенной в обход всякой цивилизации.
Мы первыми подъехали к ларьку, загнали за него машину и вылезли, чтобы размять ноги.
— Смотрите, не забудьте стереть отпечатки пальцев, — велел нам Юстэли, старательно протирая руль носовым платком. — Машина останется здесь.
Мы стерли наши отпечатки.
Грузовик приехал спустя четверть часа, его сопровождал крошечный пыльный черный «санбим». (Грузовичок казался старым, усталым и перегруженным. Одна из тех страдающих астмой колымаг, на которых в годы Великой депрессии ездили Джон Гарфилд и Ричард Конт. Только на тех были калифорнийские номера, а на этой — номера канадской провинции Онтарио. Второе отличие заключалось в грузе: те маленькие машины обычно возили помидоры, а в этой лежала взрывчатка, которой хватило бы, чтобы вновь стереть с географических карт все шоссе № 87.)
Из грузовика выбрался бородатый верзила в макинтоше, а из «санбима» — похожий на хорька человечек в черном дождевике. Они подошли к нам, и хорек сросил:
— Где?
— В багажнике, — ответил Армстронг. — Я принесу.
Он притащил оба чемодана, бородач взял их с такой же легкостью, с какой прежде Армстронг, и отволок в «санбим».
— Ну вот, — сказал хорек. — Грузовик заберут нынче вечером. Вы получили свое повидло, а мы — плату за оба задания.
— За оба задания? — переспросил Юстэли.
— Совершенно верно, — ответил хорек. — Его милость позвонил после вашего отъезда и сказал, что малость доплатит нам за одну работенку. — Он улыбнулся, как хорек, вытащил из кармана дождевика пистолет и всадил в Юстэли три пули. Мы с Армстронгом застыли. Я думал, что стану следующим, и готов поклясться, что Армстронг придерживался не менее заупокойной точки зрения. В горле стало очень сухо, пальцы начали сами собой растопыриваться, будто между ними вырастали перепонки, а нижняя губа ни с того ни с сего отяжелела и отвисла.
Но пальбы больше не было. Юстэли рухнул на щебень за овощным ларьком, хорек спрятал свой пистолет, а бородач подошел к нему и сказал:
— Чего ты выпендривался? Хватило бы и одной пули.
— Пришла охота пошуметь, — ответил хорек и снова ухмыльнулся.
Бородач подхватил Юстэли, отволок в «меркьюри» и запихнул за руль. Хорек, веселый, как утренняя пташка, пустился в объяснения:
— Его ищет полиция, понятно? И машина в угоне числится, поэтому никто не будет копаться. Тем паче, что местные легавые не очень сообразительны.
Они забрались в свой «санбим» и укатили.
Только теперь я обратил внимание на Армстронга. Он был очень бледен, едва ли не с голубым отливом, особенно вокруг глаз. Кожа на лице, казалось, натянулась, глаза вылезли из орбит. Он стоял неподвижно, будто удерживая на голове яйцо.
Вероятно, я смог взять себя в руки только после того, как увидел, насколько худо стало Армстронгу. А когда он сказал: «Кажется, меня сейчас… » — и, спотыкаясь, побрел блевать, я понял, что со мной все будет в порядке.
У меня появилась возможность бежать. На грузовике или на своих двоих, мне было все равно. Добраться до ближайшего городка, до ближайшего телефона. Поначалу мне придется туго, поскольку меня разыскивают за убийство Анджелы, но со временем все выяснится, и я смогу поделиться своими открытиями с П и всеми остальными.
Но что я, собственно, открыл? Наверняка я знал лишь одно: Тен Эйк задумал взорвать здание ООН. Но когда? Зачем? Кто его нанял? Как он намерен это осуществить? К тому же, нельзя было забывать о бомбе в здании Сената США. Он отказался от этой затеи, потому что увлекся новой, и надо было выяснить, что это такое. По сути дела, мне нечего было сообщить. Более того, поскольку П уже знал, что на учредительном собрании Тен Эйк разглагольствовал о взрывчатке и ООН, даже весть о его намерении взорвать это здание не будет воспринята П как нечто свежее и совсем уж немыслимое.
Если б только мне удалось ускользнуть, по-быстрому позвонить по телефону и вернуться! Но пока Армстронг рядом, это невозможно, и я не видел никакого способа избавиться от него, не возбуждая подозрений. Оставалось только махнуть рукой на мое задание прямо сейчас или же потянуть резину еще немного.
Если я смоюсь сейчас, Тен Эйк узнает массу нового. Например, что Анджела вовсе не мертва. Что я — двурушник. Что властям известно о его приезде в США. Как ни крути, но если я смоюсь сейчас, это пойдет на пользу только Тайрону Тен Эйку.
Ну и мне, конечно. Может, удрав сейчас, я проживу подольше.
А проживу ли? Тен Эйк на свободе, и федики ни за что не доберутся до дома миссис Бодкин раньше, чем он смоется оттуда. Значит, он будет на воле, он будет все знать и попытается отомстить и мне, и Анджеле. А федики так и не получат своих сведений. А я так ничего и не сделаю.
Я стоял на месте, и пистолет оттягивал мне карман штанов, отчего они соскальзывали. Пока мой друг-нацист облевывал овощной ларек, я медленно и неохотно принял мучительное решение: ничтожная муха должна возвратиться в паучьи тенета.
Армстронг вернулся. Он был еще бледнее, чем прежде, но зато намного живее.
— Все в порядке, — выдавил штурмовик, и это было сравнительно близко к истине.
— Вы сядете за руль, или предпочитаете вздремнуть? — спросил я.
— Я не усну, — пробормотал он. — Но и рулить не могу. Посмотрите, что с моими руками. — Армстронг протянул мне руки и показал, как они дрожат.
— Ладно, — сказал я. — Поведу сам, а вы просто сидите и отдыхайте.
— Я не привык к таким вещам, — извиняющимся тоном проговорил Армстронг. — Простите, но я, в отличие от вас, еще не успел привыкнуть ко всему этому. Но я исправлюсь.
— Разумеется, — заверил я его с высоты своего опыта.
Если не давать волю воображению, можно заниматься чем угодно. Меня разыскивали за убийство, мои портреты были во всех полицейских участках. Я возвращался в дом, набитый сумасшедшими преступниками. Я только что видел, как застрелили человека, стоявшего рядом со мной. Я вел машину, нагруженную мощной взрывчаткой. Но не думал об этом. Я думал о прекрасном пейзаже, о великолепной дороге, о том, что мотор грузовичка на удивление хорош, а подвеска плоха, и это вовсе не удивительно, о том, как здорово будет, когда ФБР перестанет шпионить за мной, но как неприятно снова самому выносить корзинки для бумаг…
… и о том, что эти три пули предназначались мне.
Я ехал на юг по прекрасной, новой и почти пустой дороге. Рядом сидел Джек Армстронг, он привалился к дверце и все-таки уснул. Время от времени он стукался лбом о стекло, а я раздумывал о том, как похожий на хорька стрелок всадил три пули в человека, облаченного в черно-красную клетчатую охотничью куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29