— Это нам известно. Мы не требуем от вас невозможного, ребята.
Судя по вновь успевшей застыть улыбке Карпа, он был не согласен с ворчанием ворчуна С. Но Карп сказал:
— Наш специалист по электронике подготовил Р и научил его приему и передаче сигналов, равно как и простейшей самозащите. Он говорит, что удовлетворен умением Р обращаться с выданными ему приспособлениями. Тренер по плаванию тоже доволен Р: тот в воде не тонет. Единственный провал Р — фехтование. У него так мало способностей к этому виду спорта, что мы даже не стали тренировать его, но зато успехи в гимнастике, по словам тренера, обнадеживают, — Карп поставил стопку бумаг на ребро и постучал ею по столу, чтобы выровнять. — Вот, пожалуй, и все. А теперь, господа, вам, наверное, хотелось бы поговорить с Р без посторонних.
— Благодарю вас, — проворчал С.
Карп встал, отвесил нам вполне профессиональный поклон и ушел. С тотчас подошел к его столу и уселся, давая понять, кто тут теперь главный. Он в мрачной задумчивости оглядел меня и сказал:
— Рэксфорд, я читал ваше дело.
— Хотелось бы и мне когда-нибудь заглянуть в него, — ответил я.
— Откровенно говоря, — проворчал он, не обращая внимания на мое замечание, — я удивлен тем, что человек с вашим послужным списком и наклонностями согласен сотрудничать в какой-либо области с ведомствами, ответственными за национальную безопасность или оборону страны. Но я не из тех, кто смотрит в зубы дареному коню. Вы здесь. За последние пять дней вы доказали готовность к сотрудничеству, и я обещаю вам любую помощь и поддержку, какую только способно оказать мое ведомство.
Я сказал:
— Извините, но я чувствую, что должен произнести ответное слово.
С тотчас насторожился, взглянул на П и опять повернулся ко мне.
— Что еще за слово? — спросил он.
— Я не пойду на попятный, — заверил я его, — но я хочу раз и навсегда прояснить для вас вопрос о сущности мировоззрения пацифиста или, по крайней мере, о сущности моего пацифистского мировоззрения, чтобы вы, наконец, перестали удивляться. С моей точки зрения, пацифист — это человек, который считает доводы разума самым действенным орудием разрешения любых споров, от межличностных до международных. Взвешенный подход, переговоры, добрая воля и взаимные уступки — все эти слова, возможно, неприятны на слух и звучат по-коммунистически, с точки зрения крутых парней, жаждущих новой войны, ибо в мирное время их жизнь пуста, а сами они так скучны, что их никто не выносит. Но мы употребляем такие слова и верим в эти идеи. Мы не считаем, что браться за оружие и убивать людей сколько-нибудь разумно, и это убеждение — продолжение нашей изначальной и основополагающей веры в силу здравого смысла. Нельзя воздействовать разумными доводами на покойника, вот почему мы предпочитаем иметь дело с живыми врагами и посвящаем все усилия улаживанию возникающих между нами разногласий. В продолжение развития наших идей мы также считаем, что не должны позволять кому-нибудь убивать нас, ибо разумное общение невозможно и в том случае, если покойники — мы сами. Те, кто извращает наши идеи, превращают этот принцип в лозунг: «Лучше красный, чем мертвый», с которым я согласился бы лишь в том случае, если бы у нас не было никакого другого выбора. Но между бездеятельным сопротивлением Махатмы Ганди и самоубийством буддийского монаха лежит целая философская пропасть. Я уж и не знаю, при каких обстоятельствах смог бы совершить самосожжение. Ни при каких, даже при тех, что сложились сейчас. Меня поставили перед выбором: либо помочь в расследовании противозаконной деятельности, либо меня бросят на произвол судьбы, чтобы нарушители закона застрелили меня. Поэтому я выбираю лозунг: «Лучше федик, чем жмурик». И на какое-то время я становлюсь вашим сотрудником при условии, что никого не убью и не позволю кому-либо убить себя.
С с сердитым видом выслушал меня, потом сказал:
— Иными словами, вы согласны какое-то время руководствоваться здравым смыслом?
— Нет. Я всегда руководствуюсь здравым смыслом, но вы, ребята, никак этого не поймете. Мои друзья и я сам считаем, что разговаривать с людьми куда разумнее, чем стрелять в них, а значит, мы полагаем, что воевать неблагоразумно. А вы думаете, что воевать разумно. Вот, в сжатом виде, суть наших расхождений во взглядах.
— Отдаю вам должное, — сказал С — Вы умеете излагать свои взгляды. Слушаешь вас, и будто читаешь один из ваших памфлетов.
— Вы читали мои памфлеты?
— Все до единого.
— И они не оказали на вас никакого влияния?
С хихикнул. Звук был такой, словно в лесу треснуло дерево.
— Я еще не готов вступить в вашу организацию, — ответил он. — Если вы это имеете в виду.
— Я очень огорчен, — признался я.
— Уже довольно поздно, — вкрадчиво вставил П.
— Верно, — согласился С и сразу посуровел. Он с деловым видом положил ладони на письменный стол и сказал: — Ну что ж, Рэксфорд, дело обстоит следующим образом. Мы уже давно знали, что Тайрон Тен Эйк опять вышел на тропу войны и, вероятно, направляется по ней в нашу страну. Сейчас нам надо выяснить, что он замышляет, кто его сообщники, на какую державу он работает. То немногое, что вы услышали от Тен Эйка на прошлой неделе про Китай, Конгресс, Верховный суд и ООН, вряд ли поможет нам. Мы хотим знать о его намерениях и о том, каков механизм совместного действия всех перечисленных им составляющих. — Он обвел взглядом своих спутников. — Господа?
Т сказал:
— И сроки, шеф.
Так-так, в прошлый раз «шефом» называли П. Что ж, если С — шеф П, что представляется весьма вероятным, значит, я изрядно вырос в глазах всех этих навозных жуков.
— Да, верно, — согласился С — Мы хотим знать не только суть его замыслов, но и сроки их воплощения. А также, по возможности, местонахождение тайных складов оружия, сведения о том, каким способом Тен Эйк пробрался в страну, и тому подобное. Понимаете, Рэксфорд?
— Вы хотите знать, чем он занимается, — сказал я.
— В самых общих чертах, да. Но поймите: нам нужно как можно больше подробностей.
Я кивнул. Надо полагать, все это была только присказка и, если вас интересует мое мнение, ей бы следовало быть куда короче, коль скоро С сообщил мне только то, что я и без него знал.
Но теперь, по знаку С, в разговор вступил Т. Он сказал:
— Чтобы действовать с как можно большей пользой, вы должны, соответственно, побольше узнать о людях, с которыми вам придется иметь дело. О Тайроне Тен Эйке вам, я полагаю, кое-что уже известно.
— Он брат моей подружки, — ответил я. — По ее словам, в детстве был изрядным садистом. Кроме того, он восемью годами старше Анджелы, десять лет назад дезертировал из армии в Корее и перебежал в коммунистический Китай.
Т кивнул.
— Это известно всем, — сказал он. — Во всяком случае, такие сведения можно почерпнуть из газетных подшивок. Кроме того, уровень его умственного развития признан гениальным, он служил в отделе методов ведения психологической войны, а за последние десять лет несколько раз менял гражданство.
— Этого я не знал, — ответил я. — Ну, про гражданство.
Т заглянул в записную книжку.
— В 1957 году он покинул Китай и несколько месяцев прожил в Тибете, где вступил в небольшое бандитское формирование, действовавшее на границе Тибета и остального Китая, а впоследствии возглавил его. В конце концов он продал свою шайку красным китайцам, и они заплатили ему наличными. Затем Тен Эйк проник в Индию, принял участие в строительстве плотины, сооружавшейся при содействии России, и в 1959 году перебрался к русским. В том же году они выслали его, как китайского шпиона, хотя и сам Тен Эйк, и китайцы, разумеется, отрицали это. Тогда он подался в Египет, открыл там школу для террористов, которых готовил к проникновению в Израиль, а вскоре взорвал училище вместе со всеми курсантами-выпускниками. Вероятно, был подкуплен израильтянами. Но снова все отрицал. Ненадолго попал в Иорданию, потом опять в Индию, тоже на несколько дней, а оттуда — в Камбоджу, на еще более короткое время. После этого он шесть месяцев возил в Индонезию оружие с одной базы в Новой Зеландии, а затем вернулся в Китай, прожил там два года, на какое-то время как в воду канул, а в 1963 году вынырнул в Алжире, где сколотил и возглавил шайку белых террористов антиарабской направленности, куда более воинственную, чем ОАС, и в чем-то схожую с нашим ку-клукс-кланом. В организации завелся предатель, на сей раз, по-видимому, не Тен Эйк, и после целого ряда измен она была уничтожена, а сам Тен Эйк едва спас свою шкуру и унес ноги. Какое-то время бытовало широко распространенное убеждение, что он мертв. Но вот он объявился в Нью-Йорке.
— И вы хотите, чтобы я шпионил за таким типом? — спросил я, вспомнив зловещий облик Тен Эйка, источавший мощь и уверенность в себе. Да, именно таким он был там, в клубе «Парни с приветом».
Т невозмутимо ответил:
— Это — первый из двух. Что касается второго, Мортимера Юстэли, то он, как мы полагаем, числится в наших картотеках под именем Димитриос Рембла. Контрабандист и торговец оружием, не имеющий особых политических пристрастий. Делец, готовый продаться любому желающему, и не убийца, хотя пойдет и на мокрое дело, если загнать его в угол.
— Не уверен, следует ли мне знать все это, — сказал я.
— Чтобы с успехом защищаться, крайне важно знать своего противника, — ответил мне П.
— Ну, если вы так говорите.
— Человек по имени Лобо, — продолжал Т, — скорее всего, некий Сольдо Кампионе. Он семнадцать лет служил личным телохранителем при одном латиноамериканском диктаторе, пока того благополучно не угробили в 1961 году. Родственники диктатора обвинили в случившемся Кампионе, или, по-вашему, Лобо, похитили его, тайком куда-то увезли и пытали пять месяцев кряду. Когда Лобо вызволили, он уже необратимо повредился умом, получив механические и психические травмы мозга. Последние несколько лет он служил в основном наемным громилой в странах Карибского бассейна и Центральной Америки. Он безоговорочно выполняет приказы, имеет ум трехлетнего ребенка, и с ним ни при каких обстоятельствах не следует вступать в силовое единоборство.
— Постараюсь это запомнить, — пообещал я.
— Вам уже рассказали об остальных участниках той сходки, — продолжал Т, — за исключением мистера и миссис Фред Уэлп. Может быть, повторить, чтобы освежить вашу память?
— Нет, спасибо, не надо, — сказал я.
— Очень хорошо, — он зашелестел страницами блокнота: ш-шик, ш-шик. — Итак, мистер и миссис Фред Уэлп. До тех пор, пока вы не упомянули их имен, мы практически ничего не знали об этих людях. Вполне возможно, что именно Уэлпы отправили по почте несколько коробок отравленных шоколадных конфет в резиденцию губернатора в Олбани. Во всяком случае, кроме них, у нас нет никаких подозреваемых. В ходе проведенного расследования выяснилось, что мистер Уэлп двадцать семь лет проработал на одном заводе на Лонг-Айленде, но недавно завод почти полностью автоматизировали. По трудовому договору три года назад Уэлпа отправили в бессрочный отпуск с выплатой восьмидесяти процентов от его тарифной ставки. Столько он будет получать до тех пор, пока ему не стукнет шестьдесят, после чего компания начнет выплачивать ему пенсию — шестьдесят процентов от суммы заработка. Сейчас Уэлпу пятьдесят один год, он в добром здравии, не калека и полностью дееспособен. Судя по всему, этот человек не знает, куда себя деть, а значит, надо полагать, способен едва ли не на любую глупость.
Т захлопнул свою записную книжку и добавил, обращаясь к С:
— Это все.
С кивнул.
— Хорошо, спасибо. — Он повернулся ко мне. — Ну что ж, Рэксфорд, очень скоро вы останетесь в одиночестве. Либо кто-то из нас, либо другие агенты постоянно будут поддерживать с вами связь. Если положение станет критическим или вас раскроют, дайте нам знать, и мы тотчас придем к вам на выручку.
— Приятно слышать, — ответил я.
— Надеюсь, что ваша философия, религия, или как это там называется, не помешают вам пустить в ход те орудия самозащиты, которыми мы вас снабдили, — сказал он.
— Ничуть. Дымовая завеса, направленный радиолуч и красные сигнальные ракеты не противоречат здравому смыслу, а я — человек здравомыслящий, хоть вы и не желаете в это верить.
— Рэксфорд, избавьте меня от вашей саморекламы, — попросил С — В общем, мы всеми силами будем стараться обеспечить вашу безопасность и надеемся, что вы станете нам помогать. Мы не любим терять оперативников, это расточительно, это пагубно влияет на боевой дух, служит признаком нечистой работы и способствует развитию у противника самомнения. Посему будьте осторожны.
— Прекрасная мысль, — сказал я. — Попытаюсь. Большое вам спасибо за совет.
С взглянул на Д и устало проговорил:
— Теперь за него отвечаете вы.
— Есть, шеф, — ответил Д вставая. — Идемте, Рэксфорд.
В прихожей он спросил меня:
— За каким чертом вы задирали нос перед шефом?
— Он велел мне быть осторожнее, — ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29