Старичок с детским любопытством смотрел на зеленый огонек и прислушивался к нашим словам.
– Не надо меня бояться, – неожиданно заговорил он. – Я не затем, чтобы следить и духовно пытать, я затем, чтобы спасти Желтого.
– Странное дело, мудрейший монах, – ответила на это женщина. – Никто из монахов и совершенных не хочет спасать, а вы почему-то хотите.
– Да, учитель, – подхватил я. – Почему?
– И верно! – воскликнул Джузеппе. – Почему? Старичок обезоруживающе улыбнулся.
– Я ведь старый, мне скоро девяносто лет… И я давно уже достиг восьмой ступени. Но есть маленькое добавление к восьмой ступени, никто не знает, какое. Я думал-думал, потом спросил себя: «А может, спасение Желтого и есть то святое добавление?» Никто на такой вопрос мне ответить не может. Потому я пошел с вами.
– Хорошо, – сказала Чхина с металлическими нотками в голосе. – Я пойду, но если Пхунг женится на мне.
Я потрясенно смотрел на ее зеленое лицо. Все молчали. Наконец Говинд прокашлялся и проговорил мрачным тоном:
– Надо жениться, Пхунг.
– Но почему я? Джузеппе захохотал:
– Ты, Пхунг, уже начал задавать мои любимые вопросы. А что будет, когда женишься?!
– Что будет? – заинтересовалась женщина.
– Будет петь арии из лучших в мире итальянских опер.
– Да ты не бойся, – Чхина грубо толкнула меня в плечо. – Может, я пошутила. – И, помолчав, добавила:
– А может, и нет. Еще не знаю.
За этой перебранкой как-то сгладился неприятный факт появления в нашем отряде Духовного Палача. Поэтому мы двинулись дальше. Упала роса, и я даже через кожу высоких гималайских сапог ощутил ее жгучий холод. А монах и женщина шли босиком! Мне их было жаль.
– Чхина, – сказал я. – Почему бы тебе не обуться? Или у тебя нет подходящей обуви?
Она была тронута моей заботой. Проговорила с нотками благодарности в голосе:
– Ты будешь хорошим мужем, Пхунг.
Мы прошли километров пять, когда в долину Ярамы проскользнул робкий луч солнца, и вскоре донесся хриплый трубный звук – это монахи монастыря приветствовали утро. Джунгли все более оживали и наполнялись птичьими голосами, шорохами, где-то совсем близко от тропы мяукнул камышовый кот, и наш мул излишне нервно навострил уши. Монах похлопал его по твердой холке, успокаивая.
Небо над нами наливалось радостно-тревожной синевой, в которой была разлита и капелька зелени – признак высокогорья. Мы шли то под уклон, то в гору. Краски джунглей вокруг крепчали, постепенно утомляя зрение, притупляя мозг. Я дышал широко раскрытым ртом, не в силах справиться с дыханием.
Добрый старичок тоже устал. Его мокрая от росы тога в очередной раз зацепилась за куст и туго натянулась, обнажив тонкие незагорелые ноги. С озабоченным видом он остановился, аккуратно снял подол с ветки. Внезапно послышался неясный шум, потом – треск раздираемых лиан, будто сквозь джунгли ломился танк.
Мы схватились за оружие. Стена промокших зарослей дрогнула, сбросила разом жемчужные гирлянды, и на нас выскочило окровавленное существо с дико выпученными глазами. Лохмотья кожи висели по бокам. По сути дела, животное было заживо ободрано, поэтому трудно было узнать в нем обыкновенного горала, горную антилопу.
Увидев нас, горал резко затормозил, взрывая копытцами землю. И в тот же миг его догнала рычащая и воющая стая зверей, похожих на лис, и горал исчез в буро-красном лохматом клубке.
Говинд бросился на помощь горалу, улюлюкая и размахивая карабином как дубиной. Но злобные твари уже разорвали горала и, уклоняясь от наших пинков и прикладов, отбегали, глотая кровавые куски мяса. Они исчезли в зарослях, оставив нам скелет антилопы с торчащими ребрами. Их повизгивание постепенно стихло вдали, но мул продолжал испуганно храпеть и трясти ушами, присев на задние ноги. Духовный Палач успокаивал его шлепками по умному лбу.
– Это красные собаки, – сказал Говинд, переводя дыхание. – А точнее, волки. Они редко появлялись здесь, но теперь мы их встречаем все чаще. – Кивок в сторону загрустившего «итальянца». – Он знает.
– Беда для заповедника, если появляются красные волки, – с тяжким вздохом согласился Джузеппе. – Настоящая беда. Они ненасытны, как господин Чхэн.
– Не надо о нем, – поморщилась Чхина.
– Ужасный смысл в этой картине, – продолжал Джузеппе, – ведь они пришли, чтобы занять экологическую нишу королевских горных. Они все пожрут и распугают. И что я заметил: красные волки приходят следом за тэуранами. Тут какая-то закономерность…
Я спросил Духовного Палача:
– Неужели трудно понять, что разные хищники почуяли слабость Даньчжинского Времени?
Старичок взглянул на меня с укоризной и оттолкнул морду мула.
– Человеческий ум понимает не правильно. Надо слушать, что скажут боги.
– Так слушайте быстрее, – недовольно произнесла Чхина. – Не то поздно будет. – И все следом за ней по смотрели на белые ребра горала. Они были очень похожи на человечьи.
После долгого утомительного марша мы остановились на привал возле живописного шумного ручья, который без устали обстреливал брызгами заросли буйных трав. Джузеппе, большой любитель рыбы, пошел искать форель и неожиданно наткнулся на след тигра. Все пришли в возбуждение. После оживленной дискуссии, в которой приняли участие женщина и монах – оба хорошие знатоки природы, пришли к выводу, что это следы двух-трехдневной давности.
Говинд, как-то незаметно взявший на себя командование, быстро распределил роли. Чхину оставили в лагере – варить обед, а я должен был охранять ее и запасы провианта с гранатометом под мышкой. А на самом-то деле мне дали возможность прийти в себя после марша. Хомут высасывал из меня силы, и мне угрожало стать обузой для моих друзей.
Пока в котле весело булькало, мы с Чхиной нарвали несколько охапок шпината и еще какой-то травы, похожей на зверобой. Шпинат – понятно, кладовая аминокислот, и более полезного салата не придумаешь. А зверобой? Даньчжинская женщина задумала воскресить меня этой травкой, готовя, по-видимому, к будущей семейной жизни. Она посадила меня на камень, сказала «не вертись» и начала заливать меня вместе с хомутом жгучим зеленым соком.
– Шея не будет гнить, кровь не испортится, и ты меня будешь любить еще крепче.
Бедная несчастная женщина! Бедный несчастный я! Ведь во мне не было любви к ней.
– Ты детей любишь, Пхунг? – ворковала Чхина, выжимая пучок травы над моей головой, это занятие ей нравилось. – И я люблю. Сильно. Но меня все боятся, и мои мужья боятся. А когда вместо любви страх или еще что-нибудь, то дети получаются уродами. Вот почему у меня до сих пор нет детей.
Ее корявая, но глубокая мысль восхитила меня. Может быть, она походя высказала один из будущих постулатов НМ? И верно: вместо любви – похоть и пьянь или циничный расчет или принуждение – и появляется маленький монстрик, в генах которого ни капли любви, но есть то, что создало его по прискорбному случаю. И шагают такие по жизни, оставляя страшные следы…
– Ты что такой скучный, Пхунг? Я принюхался.
– Кажется, мы остались без обеда. Чхина подбежала к костру, засмеялась.
– Верно, Пхунг! Все пригорело!
Тем временем Говинд, Джузеппе и Духовный Палач шли по следу. Старичок вдруг остановился.
– Я пойду в другую сторону. – Он махнул ручонкой и, подхватив оранжевый подол, полез через кусты.
Говинд и Джузеппе лишь переглянулись. Охотничий азарт погнал их дальше, но след был все-таки старый, а на камнях и вовсе затерялся. Они вернулись на бивак злые и голодные, а тут такой конфуз с обедом. Джузеппе был вне себя.
– Это какое-то свинство!
Чхина пристально посмотрела на него.
– Не надо на меня кричать, итальянец, не то у тебя голова заболит от крика.
Он осекся, но потом снова вспылил:
– Теперь я буду готовить! И никому не доверю!
– Вот и хорошо! – Чхина бросила в него деревянный скребок, которым чистила котел. – Терпеть не могу всякие кухни, кастрюли…
Скребок попал Джузеппе в лоб, набив шишку. Это было в общем-то смешно, однако Джузеппе уже был не в состоянии понимать юмор. Он схватился за охотничий карабин. Говинд и я с большим трудом погасили конфликт.
– Женись ты на ней поскорее, – сказал Джузеппе, остывая. – Почему мы должны страдать из-за твоей нерешительности? Сегодня же, сейчас же немедленно устроим даньчжинскую свадьбу!
– Это не так просто сделать, – вполне серьезно сказал Говинд. – У нас разводов не бывает, а у нее три мужа.
– Я готов их застрелить, – сказал Джузеппе, – честное слово. Их счастье, что они далеко.
Решили отобедать сухим пайком – сухарями, галетами, консервированной колбасой, для старичка распечатали пакет с сухими сливками из ячьего молока. Но он все не появлялся, и мы встревожились.
А старикашка знал, что делать: взобрался на скалу, возвышающуюся над окрестностями ручья, и затаился. Его грязно-оранжевая тога слилась с выжженными солнцем травами, которые росли на скальных пятачках целыми охапками. К дождливому сезону горные джунгли Ярамы перекрашивались в желтое и красное.
Старичок обозревал, не шевелясь, далекое и близкое, а зрение у монахов Тхэ-чхубанга исключительное. Кстати, Хранитель Подвалов восстанавливал именно остроту зрения, когда я увидел его впервые, – с помощью созерцания пламени светильника или утреннего солнца. Об этой древней методике и йоги знают, неизвестно, кто у кого перенял – они у даньчжинов или наоборот.
Духовный Палач разглядывал клубок шевелящихся змей на сухом дереве, суету в кустарнике. Потом заметил на далеком склоне хребта горных антилоп, идущих в высокой траве, – видны были только рога и уши. Потом увидел струйки каменной мелочи, ползущие вниз, – тоже далеко, но принялся терпеливо смотреть луда, на заросшие кустарником скалы. Мелькнула полосатая змея, опять посыпались мелкие камни и куски почвы – журчание ручья не давало возможности услышать звук. Потом над зазубринами скал появилась Летящая Глыба – как ее окрестили даньчжины. Какое-то мгновение она висела на одном месте, затем нырнула за камни. Старичок и вовсе перестал дышать.
Он сидел долго, не спуская глаз с известняковых зазубрин. Он уже слышал наши крики – мы искали его. У него затекли конечности и шея одеревенела… И он дождался своего. Он разглядел ползущего в кустах тигра. Вот он вжался в расщелину и стал невидим. Тотчас над теми кустами появилась Летящая Глыба – зеленая и пятнистая, она абсолютно сливалась с фоном местности, и ее выдавало только движение. Она плавно прошлась над нагромождением скал, и тигр в стремительном прыжке настиг ее в воздухе, сшиб лапой. Вниз к ручью потекла река из каменной мелочи, поднимая завесу пыли. Старичок разглядел, что тигр съезжает на брюхе по этой реке и, прижимая лапами дергающуюся Глыбу, с яростью грызет ее…
Духовный Палач был похож на убегающего от полиции преступника, когда мы увидели его. Он размахивал ручонками и, выпучив глаза, захлебывался словами:
– Там!.. Желтый!.. Летящая Глыба!..
Обед не состоялся. Мы кинулись к тому месту, где тигр отбивался от тэуранских «пылесосов». Ориентир был хороший – высокий столб пыли над зарослями и скалами. Но когда мы достигли этого склона, никого не обнаружили, хотя каменная мелочь все еще сыпалась вниз.
Но следов было много – клочья тигровой шерсти, капли свежей крови, неясные отпечатки лап на сухой почве.
– Скорей! – сдавленно кричал Джузеппе, сжимая в руках карабин. – Надо спасать! Надо что-то делать!
Ясно было, что и тигр, и тэураны где-то неподалеку. Я расчехлил трубы гранатометов.
– Они, наверное, видят нас, – сказал Говинд, чуточку побледнев. – Если видят, то ты, Чхина, должна почувствовать излучение.
Чхина сидела на камне в расслабленной позе, полузакрыв глаза. По ее смуглой коже текли струйки пота, грудь высоко вздымалась.
– Ничего я не чувствую! – сказала она, вытирая лицо ладонями. – Нет их!
– Ты успокойся, – сказал я, – отдышись.
– Их нет! – повторила она раздраженно. – Тебя чувствую, Говинда тоже. И от Духовного Палача теплом бьет… Они убили Желтого и ушли!
– О боже мой! – простонал Джузеппе. – Мои бедные кошечки! Неужели это конец?
Мы разбрелись в разные стороны в поисках следов, и нам опять повезло: Говинд обнаружил четкие отпечатки лап на берегу ручья.
– Живой!.. – Джузеппе не мог больше говорить, сел и заплакал.
Чхина по-матерински потрепала его буйную шевелюру.
– Когда ты так сильно любишь Желтого, ты мне нравишься. Может, вместе с Пхунгом станешь моим мужем, не знаю. Вот перестанешь меня бояться…
Слезы на глазах «итальянца» мгновенно высохли. Я замерил шаг тигра, он был крупнее моего.
– Да, – сказал я. – Это Желтый. И он ранен.
…Тигр привел нас в яму-парильню, в самое сердце джунглей Ярамы. Опять – невыносимая жара. Мы с Духовным Палачом выбились из сил. И самое неприятное – над нами повисли грифы. С каждым днем их число увеличивалось.
– Почему Желтый пришел сюда? – недоумевал Говинд. Он осунулся, редкая черная щетина делала его лицо чужим и зловещим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Не надо меня бояться, – неожиданно заговорил он. – Я не затем, чтобы следить и духовно пытать, я затем, чтобы спасти Желтого.
– Странное дело, мудрейший монах, – ответила на это женщина. – Никто из монахов и совершенных не хочет спасать, а вы почему-то хотите.
– Да, учитель, – подхватил я. – Почему?
– И верно! – воскликнул Джузеппе. – Почему? Старичок обезоруживающе улыбнулся.
– Я ведь старый, мне скоро девяносто лет… И я давно уже достиг восьмой ступени. Но есть маленькое добавление к восьмой ступени, никто не знает, какое. Я думал-думал, потом спросил себя: «А может, спасение Желтого и есть то святое добавление?» Никто на такой вопрос мне ответить не может. Потому я пошел с вами.
– Хорошо, – сказала Чхина с металлическими нотками в голосе. – Я пойду, но если Пхунг женится на мне.
Я потрясенно смотрел на ее зеленое лицо. Все молчали. Наконец Говинд прокашлялся и проговорил мрачным тоном:
– Надо жениться, Пхунг.
– Но почему я? Джузеппе захохотал:
– Ты, Пхунг, уже начал задавать мои любимые вопросы. А что будет, когда женишься?!
– Что будет? – заинтересовалась женщина.
– Будет петь арии из лучших в мире итальянских опер.
– Да ты не бойся, – Чхина грубо толкнула меня в плечо. – Может, я пошутила. – И, помолчав, добавила:
– А может, и нет. Еще не знаю.
За этой перебранкой как-то сгладился неприятный факт появления в нашем отряде Духовного Палача. Поэтому мы двинулись дальше. Упала роса, и я даже через кожу высоких гималайских сапог ощутил ее жгучий холод. А монах и женщина шли босиком! Мне их было жаль.
– Чхина, – сказал я. – Почему бы тебе не обуться? Или у тебя нет подходящей обуви?
Она была тронута моей заботой. Проговорила с нотками благодарности в голосе:
– Ты будешь хорошим мужем, Пхунг.
Мы прошли километров пять, когда в долину Ярамы проскользнул робкий луч солнца, и вскоре донесся хриплый трубный звук – это монахи монастыря приветствовали утро. Джунгли все более оживали и наполнялись птичьими голосами, шорохами, где-то совсем близко от тропы мяукнул камышовый кот, и наш мул излишне нервно навострил уши. Монах похлопал его по твердой холке, успокаивая.
Небо над нами наливалось радостно-тревожной синевой, в которой была разлита и капелька зелени – признак высокогорья. Мы шли то под уклон, то в гору. Краски джунглей вокруг крепчали, постепенно утомляя зрение, притупляя мозг. Я дышал широко раскрытым ртом, не в силах справиться с дыханием.
Добрый старичок тоже устал. Его мокрая от росы тога в очередной раз зацепилась за куст и туго натянулась, обнажив тонкие незагорелые ноги. С озабоченным видом он остановился, аккуратно снял подол с ветки. Внезапно послышался неясный шум, потом – треск раздираемых лиан, будто сквозь джунгли ломился танк.
Мы схватились за оружие. Стена промокших зарослей дрогнула, сбросила разом жемчужные гирлянды, и на нас выскочило окровавленное существо с дико выпученными глазами. Лохмотья кожи висели по бокам. По сути дела, животное было заживо ободрано, поэтому трудно было узнать в нем обыкновенного горала, горную антилопу.
Увидев нас, горал резко затормозил, взрывая копытцами землю. И в тот же миг его догнала рычащая и воющая стая зверей, похожих на лис, и горал исчез в буро-красном лохматом клубке.
Говинд бросился на помощь горалу, улюлюкая и размахивая карабином как дубиной. Но злобные твари уже разорвали горала и, уклоняясь от наших пинков и прикладов, отбегали, глотая кровавые куски мяса. Они исчезли в зарослях, оставив нам скелет антилопы с торчащими ребрами. Их повизгивание постепенно стихло вдали, но мул продолжал испуганно храпеть и трясти ушами, присев на задние ноги. Духовный Палач успокаивал его шлепками по умному лбу.
– Это красные собаки, – сказал Говинд, переводя дыхание. – А точнее, волки. Они редко появлялись здесь, но теперь мы их встречаем все чаще. – Кивок в сторону загрустившего «итальянца». – Он знает.
– Беда для заповедника, если появляются красные волки, – с тяжким вздохом согласился Джузеппе. – Настоящая беда. Они ненасытны, как господин Чхэн.
– Не надо о нем, – поморщилась Чхина.
– Ужасный смысл в этой картине, – продолжал Джузеппе, – ведь они пришли, чтобы занять экологическую нишу королевских горных. Они все пожрут и распугают. И что я заметил: красные волки приходят следом за тэуранами. Тут какая-то закономерность…
Я спросил Духовного Палача:
– Неужели трудно понять, что разные хищники почуяли слабость Даньчжинского Времени?
Старичок взглянул на меня с укоризной и оттолкнул морду мула.
– Человеческий ум понимает не правильно. Надо слушать, что скажут боги.
– Так слушайте быстрее, – недовольно произнесла Чхина. – Не то поздно будет. – И все следом за ней по смотрели на белые ребра горала. Они были очень похожи на человечьи.
После долгого утомительного марша мы остановились на привал возле живописного шумного ручья, который без устали обстреливал брызгами заросли буйных трав. Джузеппе, большой любитель рыбы, пошел искать форель и неожиданно наткнулся на след тигра. Все пришли в возбуждение. После оживленной дискуссии, в которой приняли участие женщина и монах – оба хорошие знатоки природы, пришли к выводу, что это следы двух-трехдневной давности.
Говинд, как-то незаметно взявший на себя командование, быстро распределил роли. Чхину оставили в лагере – варить обед, а я должен был охранять ее и запасы провианта с гранатометом под мышкой. А на самом-то деле мне дали возможность прийти в себя после марша. Хомут высасывал из меня силы, и мне угрожало стать обузой для моих друзей.
Пока в котле весело булькало, мы с Чхиной нарвали несколько охапок шпината и еще какой-то травы, похожей на зверобой. Шпинат – понятно, кладовая аминокислот, и более полезного салата не придумаешь. А зверобой? Даньчжинская женщина задумала воскресить меня этой травкой, готовя, по-видимому, к будущей семейной жизни. Она посадила меня на камень, сказала «не вертись» и начала заливать меня вместе с хомутом жгучим зеленым соком.
– Шея не будет гнить, кровь не испортится, и ты меня будешь любить еще крепче.
Бедная несчастная женщина! Бедный несчастный я! Ведь во мне не было любви к ней.
– Ты детей любишь, Пхунг? – ворковала Чхина, выжимая пучок травы над моей головой, это занятие ей нравилось. – И я люблю. Сильно. Но меня все боятся, и мои мужья боятся. А когда вместо любви страх или еще что-нибудь, то дети получаются уродами. Вот почему у меня до сих пор нет детей.
Ее корявая, но глубокая мысль восхитила меня. Может быть, она походя высказала один из будущих постулатов НМ? И верно: вместо любви – похоть и пьянь или циничный расчет или принуждение – и появляется маленький монстрик, в генах которого ни капли любви, но есть то, что создало его по прискорбному случаю. И шагают такие по жизни, оставляя страшные следы…
– Ты что такой скучный, Пхунг? Я принюхался.
– Кажется, мы остались без обеда. Чхина подбежала к костру, засмеялась.
– Верно, Пхунг! Все пригорело!
Тем временем Говинд, Джузеппе и Духовный Палач шли по следу. Старичок вдруг остановился.
– Я пойду в другую сторону. – Он махнул ручонкой и, подхватив оранжевый подол, полез через кусты.
Говинд и Джузеппе лишь переглянулись. Охотничий азарт погнал их дальше, но след был все-таки старый, а на камнях и вовсе затерялся. Они вернулись на бивак злые и голодные, а тут такой конфуз с обедом. Джузеппе был вне себя.
– Это какое-то свинство!
Чхина пристально посмотрела на него.
– Не надо на меня кричать, итальянец, не то у тебя голова заболит от крика.
Он осекся, но потом снова вспылил:
– Теперь я буду готовить! И никому не доверю!
– Вот и хорошо! – Чхина бросила в него деревянный скребок, которым чистила котел. – Терпеть не могу всякие кухни, кастрюли…
Скребок попал Джузеппе в лоб, набив шишку. Это было в общем-то смешно, однако Джузеппе уже был не в состоянии понимать юмор. Он схватился за охотничий карабин. Говинд и я с большим трудом погасили конфликт.
– Женись ты на ней поскорее, – сказал Джузеппе, остывая. – Почему мы должны страдать из-за твоей нерешительности? Сегодня же, сейчас же немедленно устроим даньчжинскую свадьбу!
– Это не так просто сделать, – вполне серьезно сказал Говинд. – У нас разводов не бывает, а у нее три мужа.
– Я готов их застрелить, – сказал Джузеппе, – честное слово. Их счастье, что они далеко.
Решили отобедать сухим пайком – сухарями, галетами, консервированной колбасой, для старичка распечатали пакет с сухими сливками из ячьего молока. Но он все не появлялся, и мы встревожились.
А старикашка знал, что делать: взобрался на скалу, возвышающуюся над окрестностями ручья, и затаился. Его грязно-оранжевая тога слилась с выжженными солнцем травами, которые росли на скальных пятачках целыми охапками. К дождливому сезону горные джунгли Ярамы перекрашивались в желтое и красное.
Старичок обозревал, не шевелясь, далекое и близкое, а зрение у монахов Тхэ-чхубанга исключительное. Кстати, Хранитель Подвалов восстанавливал именно остроту зрения, когда я увидел его впервые, – с помощью созерцания пламени светильника или утреннего солнца. Об этой древней методике и йоги знают, неизвестно, кто у кого перенял – они у даньчжинов или наоборот.
Духовный Палач разглядывал клубок шевелящихся змей на сухом дереве, суету в кустарнике. Потом заметил на далеком склоне хребта горных антилоп, идущих в высокой траве, – видны были только рога и уши. Потом увидел струйки каменной мелочи, ползущие вниз, – тоже далеко, но принялся терпеливо смотреть луда, на заросшие кустарником скалы. Мелькнула полосатая змея, опять посыпались мелкие камни и куски почвы – журчание ручья не давало возможности услышать звук. Потом над зазубринами скал появилась Летящая Глыба – как ее окрестили даньчжины. Какое-то мгновение она висела на одном месте, затем нырнула за камни. Старичок и вовсе перестал дышать.
Он сидел долго, не спуская глаз с известняковых зазубрин. Он уже слышал наши крики – мы искали его. У него затекли конечности и шея одеревенела… И он дождался своего. Он разглядел ползущего в кустах тигра. Вот он вжался в расщелину и стал невидим. Тотчас над теми кустами появилась Летящая Глыба – зеленая и пятнистая, она абсолютно сливалась с фоном местности, и ее выдавало только движение. Она плавно прошлась над нагромождением скал, и тигр в стремительном прыжке настиг ее в воздухе, сшиб лапой. Вниз к ручью потекла река из каменной мелочи, поднимая завесу пыли. Старичок разглядел, что тигр съезжает на брюхе по этой реке и, прижимая лапами дергающуюся Глыбу, с яростью грызет ее…
Духовный Палач был похож на убегающего от полиции преступника, когда мы увидели его. Он размахивал ручонками и, выпучив глаза, захлебывался словами:
– Там!.. Желтый!.. Летящая Глыба!..
Обед не состоялся. Мы кинулись к тому месту, где тигр отбивался от тэуранских «пылесосов». Ориентир был хороший – высокий столб пыли над зарослями и скалами. Но когда мы достигли этого склона, никого не обнаружили, хотя каменная мелочь все еще сыпалась вниз.
Но следов было много – клочья тигровой шерсти, капли свежей крови, неясные отпечатки лап на сухой почве.
– Скорей! – сдавленно кричал Джузеппе, сжимая в руках карабин. – Надо спасать! Надо что-то делать!
Ясно было, что и тигр, и тэураны где-то неподалеку. Я расчехлил трубы гранатометов.
– Они, наверное, видят нас, – сказал Говинд, чуточку побледнев. – Если видят, то ты, Чхина, должна почувствовать излучение.
Чхина сидела на камне в расслабленной позе, полузакрыв глаза. По ее смуглой коже текли струйки пота, грудь высоко вздымалась.
– Ничего я не чувствую! – сказала она, вытирая лицо ладонями. – Нет их!
– Ты успокойся, – сказал я, – отдышись.
– Их нет! – повторила она раздраженно. – Тебя чувствую, Говинда тоже. И от Духовного Палача теплом бьет… Они убили Желтого и ушли!
– О боже мой! – простонал Джузеппе. – Мои бедные кошечки! Неужели это конец?
Мы разбрелись в разные стороны в поисках следов, и нам опять повезло: Говинд обнаружил четкие отпечатки лап на берегу ручья.
– Живой!.. – Джузеппе не мог больше говорить, сел и заплакал.
Чхина по-матерински потрепала его буйную шевелюру.
– Когда ты так сильно любишь Желтого, ты мне нравишься. Может, вместе с Пхунгом станешь моим мужем, не знаю. Вот перестанешь меня бояться…
Слезы на глазах «итальянца» мгновенно высохли. Я замерил шаг тигра, он был крупнее моего.
– Да, – сказал я. – Это Желтый. И он ранен.
…Тигр привел нас в яму-парильню, в самое сердце джунглей Ярамы. Опять – невыносимая жара. Мы с Духовным Палачом выбились из сил. И самое неприятное – над нами повисли грифы. С каждым днем их число увеличивалось.
– Почему Желтый пришел сюда? – недоумевал Говинд. Он осунулся, редкая черная щетина делала его лицо чужим и зловещим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38