– Почему она не хочет вернуться ко мне? – откровенничал он с Кирсти-Ли, курсовой шлюхой, которая обнимала его за талию своими затянутыми в розовую лайкру бедрами, а нежным язычком исследовала ухо лишь потому, что где-нибудь когда-нибудь его, может быть, придется использовать для Деловых Целей.
Они вломились одновременно в обе двери и пожарный выход. Что там такое? Что случилось? Что? Что? Стулья, столы, бутылки – все покатилось. Группа вырывает штепселя из розеток и устремляется за кулисы. Лука! Но при чем здесь Лука… Это хряк-полицейский распинает его на стене с постерами легендарных групп из блистательных 1970-х, раздвигает ему ноги, шарит в карманах. «Что за?..» Рука выныривает кое с чем, зажатым между пальцами, кое с чем, выглядящим как пластиковый пакетик Ziploc, с кое-чем, выглядящим в точности как мра-морно-красные таблетки в форме крылатых головок херувимов.
– Ну и что это такое, парень?
– Это вы сами туда их засунули, – оторопело и недоверчиво бормочет Этан. – Это вы, суки!
– Придержите язык, сэр, – говорит хряк-полицейский и прыскает в лицо Этану галлюциногенным аэрозолем. Столы… стулья… бутылки… однокурсники… ребята из оркестра… все плывет… И Кирсти-Ли как распахнутые крылья ангелов…
* * *
Туалет. Это задача номер один. В полу имеется металлическая щель.
Граффити. Это задача номер два. Тут все исписано на языке, где сплошные удвоенные гласные. Что-то германское?
Еда. Это задача номер три. Еда оказалась изысканной. Была даже бутылка пива, которого никогда не осилил бы студенческий бюджет.
– О господи! Я в Бельгии, – прохрипел он, и его вырвало в металлическую щель в полу. Когда исчезли последние следы галлюциногена, они явились и отвели его в камеру с резиновым полом к женщине в красных очках и с множеством колец на пальцах, которые она постоянно вертела и крутила. По тому, как она подняла голову в его сторону, когда он садился в удобное кресло, Этан понял, что она слепая.
– Гент – приехали, дружок, – проговорила она в свободной разговорной манере на том английском, в котором слышится намек, что это не родной язык говорящего.
– Гент, – повторил Этан Ринг. – И что в Генте?
– Секретариат по безопасности Европейского сообщества.
– Не слишком ли это круто для облавы на наркоманов?
Слепая женщина улыбнулась и вынула из ящика стола компьютерный диск мега-плотности. От него слабо, но отчетливо пахло растворителем.
– Дерьмо! – В голове, словно элементарные частицы, заметались мысли. – Вы вломились в мою квартиру! В мой дом…
– Он попал под нашу юрисдикцию, когда полиция восстановила данные с жесткого диска, с которым работал ваш друг перед… э… несчастным случаем? Полицейский эксперт уже вышел из палаты интенсивной терапии, но сможет ли он когда-нибудь полностью восстановить свои двигательные функции – вопрос сомнительный.
Ночной кошмар. Некто продал ему что-то в мужском туалете, и сейчас он проснется на полу в своем или чужом доме с разламывающейся головой…
– Должна сказать, что вы меня слегка разочаровали, мистер Ринг. Я ожидала большего от изобретателя этих…
– Фракторов. Мадам, кто вы такая?
Слепая женщина улыбнулась скупой улыбкой человека, который не знает, как много отразится на его лице.
– Мы представляем Отдел исследований и разработок Секретариата по безопасности Европейского сообщества. Наше поле деятельности – психотехника.
– Фракторы.
– Именно, мистер Ринг. Из записных книжек господина Кранича мы знаем, что на этом диске существует более сотни фракторов, как вы их называете. Это – психогенное оружие такой мощности и такого уровня, что наши текущие проекты выглядят не изощреннее масок для Хеллоуина или мелкой брани на улицах.
– Вы обыскали комнату Маркуса? Вы рылись в его вещах?
– Мистер Ринг, работая с нами, вам придется стать чуть менее щепетильным.
– Что-то я не помню, что нанимался на работу.
– У вас невелик выбор: или – или. В первом случае вы возвращаетесь в университет. Оканчиваете курс. Получаете диплом. Сохраняете компьютер. Сохраняете программу с фракторами. У вас остались пароли. Сохраните их. Мы предоставим вам работу в Европейском PR-бюро, платим вам, оберегаем и защищаем вас. За это вы должны будете применять фракторы, когда нам потребуется. Не часто. Может быть, никогда. Второй вариант таков. Попробуйте спрятаться от белых американцев, левых пацифистов, панисламистов, ну и прочих в том же духе. Честно говоря, я не думаю, чтобы они стали тратить время на подобную дискуссию. Скажите мне, как долго, на ваш взгляд, вы способны смотреть, как вашу девушку – как ее там? – Лука Касиприадин? – это что, армянское имя или грузинское? – как долго вы способны смотреть, как ее насилуют псы? Два часа? Четыре часа? Может быть, восемь? А когда они получат, что хотят, вы, я думаю, обнаружите, что они тотчас забудут обо всех джентльменских соглашениях, которые с вами заключили. Пуля в левый глаз – это текущая практика – modus d'emploi – Корпораций охраны PRCPS.
– Вы не запугаете меня, – произнес он слова, вечно используемые теми, кто очень, очень напуган.
Слепая женщина положила на стол рядом с сефирот-диском сотовый телефон.
– Позвоните ей. Луке Касиприадин. Сейчас время завтрака. Она ведь не любит рано вставать. Я не представляю, почему она каждое утро давится своей кашей, хотя в кафетерии Школы пекут чудесные круассаны. Наверное, скрашивает ее калифорнийскими цукатами. Код из Гента в Париж – 00 33 1.
– Чтоб ты пропала, стерва, проклятая перетраханная стерва!
– Можете проверить, мистер Ринг, так сказать, добро пожаловать. Вы примете наше предложение сейчас или желаете подумать?
– А что толку?
– Позвольте считать это согласием?
– Позволяю.
– Я рада, мистер Ринг. Видите ли, на ручке моего кресла есть кнопочка, мне совсем не хотелось бы ею воспользоваться. Я немного… отклонилась от истины. На самом деле мы не могли позволить вам выбрать второй вариант и отправиться в лапы янки или исламистов. Обращенная к вам сторона стола скрывает гильотину, действующую на сжатом газе – очень острую. – Она встала с места и обошла стол. Ее пальцы прошлись по его бедрам, паучьими лапками пробежали выше пупка. – Она разрубила бы вас точно надвое. – Пальцы постучали по черной джинсовой рубашке, все еще пахнущей пивом, сигаретным дымом и чужими духами. – Примерно здесь. Тук-тук.
Если бы паломничество совершал Этан Ринг, он мог бы заметить, что жизнь – тоже паломничество по замкнутому кругу из небытия в небытие. Из нулевого храма вселенской пустоты вверх по крутому подъему обстоятельств и закона Мерфи к горным вершинам самореализации, потом вниз по длинному легкому спуску, когда слабые души могут расслабиться и больше не тащить вверх неподъемную махину жизни по ухабам истории из темных морских пещер первичной праматерии, полных океанскими звуками смерти, к шестиполосным шоссейным дорогам с мчащимися по ним доисторическими бегемотами.
Странно: чем больше я пытаюсь восстановить жизнь Этана Ринга, тем меньше нахожу в нем того, что могу отыскать в себе. Благодаря милости Кобо Дайцы я теперь не вывожу абсолютных истин из частностей, как делал когда-то он сам, пытаясь найти себе оправдание. Мораль, извлеченная мною, говорит, что голова Будды так же надежно может покоиться среди звездочек двадцатичетырехскоростного велосипеда, как и в лице Кокуцо, высеченном в плоти живого дерева, и что храмы истинного, настоящего, пылающего бытия так редки и малочисленны, что мы должны всецело полагаться на мгновения просветления, мелькающие в нашей жизни.
Длинный тяжелый спуск к южному побережью Мурото. Между Западным храмом и городом Коси только четыре храма. Для размышлений о Будде зубчатой передачи было бы больше времени, не пролегай наш путь вдоль главной дороги этой провинции. Висящее прямо над головой облако сыплет мелким, настырным дождем; с грохотом несущиеся грузовики и трейлеры разбрызгивают маслянистую жижу, которая облепила нас липкой пленкой. В бангаи, устроенном на сиропозаправочной станции, из рук хозяина мы получаем сеттаи в виде горячего чая и мандаринов. Краткое благословение. И снова – противотуманные маски, ветровки; шлем на голову и вперед!
Когда мы наконец видим рельефный указатель на приземистом столбике в сторону грязной тропинки, нырнувшей в заросли ольхи и березы, он кажется нам не менее чудесным, чем явление самого святого. Счастливые, мы сворачиваем с дороги и изо всех сил давим на педали среди березняка.
Тропа хенро приводит нас к роскошному, будто потерявшемуся во времени, сельскому пейзажу. Мы проезжаем деревни с крытыми соломой домами вдоль узеньких дамб между залитыми водою чеками, где измазанные грязью роботы трудятся над урожаем высоких' гибких побегов – тростника для татами. Мас все объясняет. Глупо, конечно, но я чувствую себя героем нелепого вестерна. И хотя мой пластиковый дождевик набрасывает на меня некий флер безымянности, это ощущение приходит не из-за какой-либо перемены во мне самом, но благодаря окружающим меня декорациям. Такое всепроникающее, но и такое неуловимое, что я успеваю проехать несколько километров прежде, чем умудряюсь его определить. На каждом доме. На каждом магазине. На каждом автомобиле, роботе, биогазовой фабрике, ветряном двигателе, столбе, указателе – везде эмблема орла и молний: охраняется «Тоса Секьюрити Инкорпорейтед».
– Словно кадр из фильма Куросавы, – замечает Мас, двигаясь рядом со мной. Встревоженные, мы налегаем на педали, а слабенький дождь превращается меж тем в настоящий ливень.
Пытаясь открыть нам глаза на мир за пределами печатных гарнитур и рекламных логотипов, мандарины и властители факультета графических коммуникаций постановили, что мы должны каждую неделю посещать лекции большей частью по темам, на которых в данный момент бзик у кого-нибудь из преподавательского состава.
Из всех мне запомнился только Джейк Бирн, куратор курса, который внушал нам свою безумную/ крайне правую/ расистскую/ ксенофобствующую теорию социальной инерции. Вот ее сокращенная версия, годится хоть в Reader's Digest. Национальные признаки берут свое начало буквально в костном мозге, они такое же его свойство, как цвет – для глаз и/или волос. Отсюда следствие: японское общество агонизирует, аркологии горят, европейские и/или исламские гробокопатели процветают, почтенный торговец отбрасывает свой деловой костюм, и на свет появляется меч/ доспехи/ шлем, ожидавшие своего часа на чердаке. Привет, пацаны, это последний ремейк «Призрачного воина» Кагемуши. Если Масахико больше не узнает Японию своего детства в этой Японии его тридцати с небольшим, то, видимо, не следует удивляться, что такая вот процветающая буколическая местность превратилась в ленное владение неофеодалов из частной охранной компании.
Я чувствую, что нахожусь весьма далеко от Утвержденных Туристских Маршрутов.
Надпись сообщает нам, что святилище существует триста двадцать восемь лет, и дает понять, что оно будет стоять здесь и тогда, когда неуместная современная зелень частного поля для гольфа, перекрывающего тропу хенро, снова вернется в свое природное, естественное состояние. А сторож его еще новее и еще более преходящ, чем даже поле для гольфа. Мас останавливается, присаживается на корточки, завороженный непотребным зрелищем. От его плаща разлетаются целые водопады брызг. Мелкие плотоядные животные выгрызли губы, щеки, глаза, от ушей остались крошечные обглоданные хрящи. Там, где была татуировка, кожа сохранилась, видимо, благодаря какому-то консервирующему свойству чернил. Пластиковый шлем оказался недоступен воздействию ни стихии, ни животных; пластиковая идентификационная карточка – тоже, она прячется среди юного изобилия колокольчиков, аконита и дикого чеснока. На краю поля для гольфа голова акира смотрит слепыми глазницами на клетчатые брюки, сумки с клюшками и тележки на биотяге. Интересно, аплодируют ли младшие бухгалтеры и менеджеры по продажам под своими фирменными зонтиками – голфу слишком важная вещь, чтобы пренебречь ею из-за капризов погоды, – когда господин председатель наносит лихой удар прямо в центр поля, и смущает ли их варварское зрелище всего в сотне метров от тринадцатой лунки? Каковы Приемлемые Уровни чередования признаков Древности и Прогресса?
Среди мокрых весенних цветов Мас нашел пластиковую визитку делопроизводителя. На ее лицевой стороне рельефное изображение все того же вездесущего орла-громовержца «Тоса Секьюрити».
– Господи, Мас! Брось ее! – Глупый, глупый пилигрим… Не видит знамения…
Нам всего-то нужно пройти несколько сот метров по полю, потом по дорожке и газону у тринадцатой лунки – отсюда даже виден каменный столбик на краю лесистого участка, а тропа хенро ныряет именно туда, – однако среди тележек для сумок, хаотично движущихся по травяному покрытию, находится бело-голубой багги с эмблемой орла-громовержца ToSec.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19