- Труба притягивает, Александр Витальич...
- То есть как?
- Притягивает, - повторил Чулков. - Не очень сильно, правда... Будто
она магнит, а я железный...
Кравцов поспешил в кают-компанию, где Брамулья заканчивал совещание.
- Эвакуировать плот пока не будем, - говорил чилиец. Он вдруг
засмеялся и добавил: - С такими отчаянными парнями нам ничего не страшно.
Штамм пригладил жесткой щеткой льняные волосы и направился к лебедке
телекамеры, бормоча под нос что-то о русской и чилийской беспечности.
Под навесом Кравцов отозвал Уилла в сторонку и сообщил ему о том, что
услышал от Чулкова.
- Вот как? - сказал Уилл.
10
Уже четвертый час шел спуск телекамеры. Кабель-трос сматывался с
огромного барабана глубоководной лебедки и, огибая блок на конце
решетчатой стрелы, уходил в черную воду. Полуголый монтажник из бригады
Али-Овсада дымил у борта сигаретой, изредка посматривая на указатель
глубины спуска.
Подошел Али-Овсад.
- Папиросу курят, когда гулять идут, - сказал он строго. - Рука на
тормозе держи.
- Ничего не случится, мастер, - добродушно отозвался монтажник и
щелчком отправил сигарету за борт. - Кругом автоматика.
- Автоматика сама по себе, ты сам по себе.
Для порядка старый мастер обошел лебедку, пощупал ладонью, не греются
ли подшипники.
- Интересно, в Баку сейчас сколько времени, - сказал он и, не
дожидаясь ответа, направился в каюту телеприемника.
Там у мерцающего экрана сидели Штамм, Брамулья и Кравцов.
- Ну, как? - Кравцов сонно помигал на вошедшего.
- Очень глубокое море, - печально сказал Али-Овсад. - Еще полчаса
надо ждать. Или час, - добавил он, подумав.
В дверь просунулась голова вахтенного радиста.
- Кравцов здесь? Вызывает Москва. Быстро!
Кравцов выскочил на веранду.
Плот был ярко освещен прожекторами, лязгали труби у автокрана,
слышался разноязычный говор. Кравцов помчался в радиорубку.
- Алло!
Сквозь шорохи и потрескивания - далекий, родной, взволнованный голос:
- Саша, здравствуй! Ты слышишь, Саша?
- Маринка? Привет! Да, да, слышу! Как ты дозвони...
- Саш, что у вас там случилось? О тебе пишут в газетах, я очень,
очень тревожусь...
- У нас все в порядке, не тревожься, родная!.. Черт, что за музыка
мешает... Маринка, как ты поживаешь, как Вовка, как мама? Маринка,
слышишь?
- Да, да, мешает музыка... У нас все хорошо! Саша, ты здоров? Правду
говори...
- Абсолютно! Как Вовка там?
- Вовка уже ходит, бегает даже. Ой, он до смешного похож на тебя!
- Уже бегает? - Кравцов счастливо засмеялся. - Ай да Вовка. Ты его
поцелуй за меня, ладно?
- Ладно! Тут пришли твои журналы на испанском, переслать тебе?
- Пока не надо! Много очень работы, пока не посылай.
- Саша, а что все-таки случилось? Почему трубы выползают?
- А шут их знает!
- Что? Кто знает?
- Никто пока не знает. Как у тебя в школе?
- Ой, ты знаешь, очень трудные десятые классы. А вообще - хорошо!
Сашенька, меня тут торопят...
Монотонный голос на английском языке произнес:
- Плот МГГ. Плот МГГ. Вызывает Лондон.
- Марина! Марина! - закричал Кравцов. - Марина!
Радист тронул его за плечо. Кравцов положил трубку на стол и вышел.
Белый свет прожекторов. Гудящее, осыпающее искры пламя горелок.
Палуба, заваленная обрезками труб. И вокруг - черный океан воды и неба.
Душная, влажная ночь вокруг...
Кравцов, прыгая с трубы на трубу, пошел к вышке. Работала бригада
Джима Паркинсона.
- Как дела, Джим?
- Неважно. - Джим отпрянул в сторону: со звоном упал отрезанный кусок
трубы. Он откатил его и посмотрел на Кравцова. - Как бы вышку не разнесло.
Прислушайтесь, сэр.
Кравцов уже и сам слышал смутный гул и ощущал под ногами вибрацию.
- Вода стала горячей, - продолжал Паркинсон. - Ребята полезли
купаться и сразу выскочили. Сорок градусов на поверхности - не меньше.
У Кравцова еще звучал в ушах высокий голос Марины. "О тебе пишут в
газетах..." Интересно, что там понаписали? "Я очень тревожусь..." Я и сам
тревожусь. Приближается что-то непонятное, грозное...
В каюте Уилла горел свет. Кравцов постучал в приоткрытую дверь и
услышал ворчливый голос:
- Войдите.
Уилл, в расстегнутой белой рубашке и шортах, сидел за столом над
своими графиками. Он указал на кресло, придвинул к Кравцову сигареты.
- Как телекамера? - спросил он.
- Скоро. Уилл, я разговаривал с Москвой.
- Жена?
- Жена. Оказывается, о нас пишут в газетах.
Шотландец презрительно хмыкнул.
- А у вас, Уилл, есть семья? Вы никогда не говорили.
- У меня есть сын, - ответил Уилл после долгой паузы.
Кравцов взял со стола фигурку, вылепленную из зеленого пластилина.
Это был олень с большими ветвистыми рогами.
- Я был с вами немного невежлив, - сказав Кравцов, вертя оленя в
руках. - Помните, я накричал на вас...
Уилл сделал рукой короткий жест.
- Хотите, расскажу вам short story? [короткая история (англ.)] - Он
повернул к Кравцову утомленное лицо, провел ладонью по седоватому ежику
волос. - В Ирландии, в горах, есть ущелье, оно называется Педди Блек. В
этом ущелье самое вежливое эхо в мире. Если там крикнуть: "Как поживаете,
Педди Блек?", то эхо немедленно отзовется: "Очень хорошо, благодарю вас,
сэр".
- К чему вы это?
- Просто так. Вспомнилось. - Уилл повернул голову к открытой двери. -
В чем дело? Почему все стихло у вышки?
11
Бригада Паркинсона толпилась на краю мостков буровой.
- Почему не режете, Джим? - осведомился Уилл.
- Посмотрите сами.
Обсадная колонна была неподвижна.
- Вот так штука! - изумился Кравцов. - Неужели кончился самоподъем?..
Тут труба дрогнула и вдруг подскочила вверх и сразу упала до прежнего
положения, даже ниже. Плот основательно тряхнуло: автоматический привод
гребных винтов не успел среагировать.
Опять дернулась обсадная колонна - вверх, вниз, и еще рывок, и еще,
без определенного ритма. Палуба заходила под ногами, по ней с грохотом
перекатывались обрезки труб.
- Берегите ноги! - крикнул Кравцов. - Крепите все, что можно!
Из жилых помещений выбегали монтажники отдыхавших бригад. Уилл и
Кравцов бросились в каюту телеприемника. Там Брамулья сидел, чуть ли не
уперев нос в экран, а рядом стояли Штамм и Али-Овсад.
- Обсадная труба скачет! - выпалил Кравцов, переводя дух.
- Я предупреждал, - ответил Штамм. - Смотрите, что делается с
грунтом.
На экране телеприемника передвигалось и сыпалось что-то серое.
Изображение исчезло, потом возникла мрачноватая картина пустынного и
неровного океанского дна - и снова все задвигалось на экране. Видимо,
телекамера медленно крутилась там, в глубине.
Теперь Кравцов разглядел: над грунтом высилась гора обломков, она
шевелилась, росла и опадала, по ее склонам скатывались камни - не быстро,
как на суше, а плавно, как бы нехотя.
Штамм слегка повернул рукоятку. Экран замутился, а потом вдруг резко
проступила в левом верхнем углу труба...
- Tubo de entubaction! [обсадная труба (исп.)] - воскликнул Брамулья.
Труба на экране выглядела соломинкой. Она качнулась, под ней
вспучилась груда обломков, опять все замутилось, и тут же плот тряхнуло
так, что Брамулья упал со стула.
Кравцов помог ему подняться.
- Мадонна... Сант-Яго... - пробормотал чилиец, отдуваясь.
- Я предупреждал, - раздался голос Штамма. - Искусственная обсадка
выбрасывается из скважины вместе с породой, нижний конец обсадной колонны
танцует на горе обломков. Неизвестно, что будет дальше. Надо срочно
эвакуировать плот.
- Нет, - сказал Уилл. - Надо поднимать обсадную колонну на крюке. Как
можно быстрее.
- Правильно, - поддержал Кравцов. - Тогда она перестанет плясать.
- Это опасно! - запротестовал Штамм. - Я не могу дать согласия...
- Опасно, когда человек неосторожный, - сказал Али-Овсад. - Я сам
смотреть буду.
Все взглянули на Брамулью.
- Поднимайте колонну, - сказал чилиец. - Поднимайте и режьте. Только
поскорее, ради всех святых...
Плот трясло, как в лихорадке.
Али-Овсад встал у пульта главного двигателя, крюк пошел вверх,
вытягивая обсадную колонну. Поскрипывали тросы, гудело голубое пламя.
- Давай, давай! - покрикивал Али-Овсад, зорко следя за подъемом. -
Мало осталось!
Отрезанные куски трубы рушились на мостки. И вскоре, когда колонна
была достаточно высоко поднята над грунтом, тряска на плоту прекратилась.
А потом - над океаном уже сияло синее утро - из скважины полезли
бурильные трубы, выталкиваемые загадочной силой. Плазменный резак не
действовал, как и прежде, газовый резал медленно. Но теперь можно было
установить горелку на автомат круговой резки. Автомат полз вверх на одной
скорости с трубой, режущая головка шла по кольцевой направляющей вокруг
трубы. Закончив рез, автомат съезжал вниз и снова полз рядом с трубой...
Но скорость самоподъема росла и росла, автомат уже не поспевал, резы
получались косые, по винтовой линии. Пришлось остановить автомат и резать
вручную, сидя в люльке, подвешенной к крюку вспомогательного подъемника.
Газорезчики часто сменялись, их изматывал бешеный темп работы, да и
дни стояли жаркие. Транспорт с трюмами, набитыми трубами, ушел, но палуба
вокруг буровой уже снова была завалена обрезками труб.
На всю жизнь запомнились людям эти дни, заполненные раскаленным
солнцем, сумасшедшей работой, влажными испарениями океана, и эти ночи в
свете прожекторов, в голубых вспышках газового пламени.
На всю жизнь запомнился хриплый голос Али-Овсада - боевой клич:
- Давай, давай, мало осталось!
12
Гидросамолет прилетел на рассвете. С немалым трудом переправили на
плот ящики с фотоквантовой установкой ФКН-6А.
Кравцов полистал инструкцию. Да, установка была ему знакома, она
проста в употреблении, но, кажется, пускать ее в ход уже поздно...
Двести метров бурильных труб осталось в скважине. Сто пятьдесят...
Али-Овсад велел снять люльку: опасно висеть наверху, когда лезут
последние трубы.
Сто двадцать... Восемьдесят...
Восток полыхал красным рассветным огнем, но никто не замечал этого,
плот по-прежнему был залит резким белым светом прожекторов. Рабочие всех
четырех бригад заканчивали расчистку прохода от обрезков труб. Это
Брамулья так распорядился: возле буровой дежурил открытый "газик", чтобы,
в случае опасности, вахтенные газорезчики могли быстро отъехать к краю
плота.
Теперь у скважины остались четверо: два газорезчика, Кравцов и
Али-Овсад.
Шестьдесят метров...
Плот вздрогнул. Будто снизу поддели его плечом и встряхнули.
- Тушить резаки! В машину! - скомандовал Кравцов.
Он повел машину по проходу к краю плота и затормозил возле навеса, и
тут тряхнуло снова. Кравцов и остальные выпрыгнули из машины, лица у всех
были серые. В середине плота загрохотало, заскрежетало. Последние трубы,
поднявшись почти до кронблока, рухнули, в общем грохоте казалось, что они
падали бесшумно.
Что-то кричал Брамулья, схватив Уилла за руку, а Штамм стоял рядом в
своем пиджаке, неподвижный, как памятник.
Грохот немного стих. Несколько мгновений напряженного ожидания - и
все увидели, как ротор, сорванный с фундаментной рамы, приподнялся и сполз
вбок. Треск! Толстенная стальная рама лопнула, рваные концы балок
отогнулись кверху. Вспучилась палуба под вышкой. Повалил пар, повеяло
жаром.
В разодранном устье скважины показалось нечто черное, закругленное.
Черный купол рос, взламывая настил. Вырос в полусферу... Еще несколько
минут - и стало ясно, что внутри вышки поднимается толстый цилиндрический
столб, закругленный сверху.
Кравцов смотрел на него остановившимся взглядом. Время шло незаметно.
Черный столб уперся верхушкой в кронблок вышки. Со звоном лопнули ее
длинные ноги у основания.
Али-Овсад вдруг сорвался с места, пошел к вышке. Кравцов кинулся за
ним, схватил за плечи, потянул назад.
- Вышку сорвало! - заорал Али-Овсад. И вдруг, поняв бессмысленность
своего невольного движения, горестно махнул рукой.
Черный столб полз и полз вверх, унося на себе, как детскую игрушку,
стопятидесятиметровую вышку.
13
Теперь плот был пронзен насквозь гигантским столбом. Вытолкнув из
скважины трубы и пройдя толщу океанской воды, столб черной свечой
вздымался к небу, рос неудержимо.
Люди на плоту оправились после первого потрясения. Толстяк Брамулья
быстро прошествовал в радиорубку. Кравцов подошел к Уиллу, спросил
отрывисто:
- Попробуем резать?
Уилл, прислонясь спиной к бортовому ограждению, смотрел на столб в
сильный бинокль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
- То есть как?
- Притягивает, - повторил Чулков. - Не очень сильно, правда... Будто
она магнит, а я железный...
Кравцов поспешил в кают-компанию, где Брамулья заканчивал совещание.
- Эвакуировать плот пока не будем, - говорил чилиец. Он вдруг
засмеялся и добавил: - С такими отчаянными парнями нам ничего не страшно.
Штамм пригладил жесткой щеткой льняные волосы и направился к лебедке
телекамеры, бормоча под нос что-то о русской и чилийской беспечности.
Под навесом Кравцов отозвал Уилла в сторонку и сообщил ему о том, что
услышал от Чулкова.
- Вот как? - сказал Уилл.
10
Уже четвертый час шел спуск телекамеры. Кабель-трос сматывался с
огромного барабана глубоководной лебедки и, огибая блок на конце
решетчатой стрелы, уходил в черную воду. Полуголый монтажник из бригады
Али-Овсада дымил у борта сигаретой, изредка посматривая на указатель
глубины спуска.
Подошел Али-Овсад.
- Папиросу курят, когда гулять идут, - сказал он строго. - Рука на
тормозе держи.
- Ничего не случится, мастер, - добродушно отозвался монтажник и
щелчком отправил сигарету за борт. - Кругом автоматика.
- Автоматика сама по себе, ты сам по себе.
Для порядка старый мастер обошел лебедку, пощупал ладонью, не греются
ли подшипники.
- Интересно, в Баку сейчас сколько времени, - сказал он и, не
дожидаясь ответа, направился в каюту телеприемника.
Там у мерцающего экрана сидели Штамм, Брамулья и Кравцов.
- Ну, как? - Кравцов сонно помигал на вошедшего.
- Очень глубокое море, - печально сказал Али-Овсад. - Еще полчаса
надо ждать. Или час, - добавил он, подумав.
В дверь просунулась голова вахтенного радиста.
- Кравцов здесь? Вызывает Москва. Быстро!
Кравцов выскочил на веранду.
Плот был ярко освещен прожекторами, лязгали труби у автокрана,
слышался разноязычный говор. Кравцов помчался в радиорубку.
- Алло!
Сквозь шорохи и потрескивания - далекий, родной, взволнованный голос:
- Саша, здравствуй! Ты слышишь, Саша?
- Маринка? Привет! Да, да, слышу! Как ты дозвони...
- Саш, что у вас там случилось? О тебе пишут в газетах, я очень,
очень тревожусь...
- У нас все в порядке, не тревожься, родная!.. Черт, что за музыка
мешает... Маринка, как ты поживаешь, как Вовка, как мама? Маринка,
слышишь?
- Да, да, мешает музыка... У нас все хорошо! Саша, ты здоров? Правду
говори...
- Абсолютно! Как Вовка там?
- Вовка уже ходит, бегает даже. Ой, он до смешного похож на тебя!
- Уже бегает? - Кравцов счастливо засмеялся. - Ай да Вовка. Ты его
поцелуй за меня, ладно?
- Ладно! Тут пришли твои журналы на испанском, переслать тебе?
- Пока не надо! Много очень работы, пока не посылай.
- Саша, а что все-таки случилось? Почему трубы выползают?
- А шут их знает!
- Что? Кто знает?
- Никто пока не знает. Как у тебя в школе?
- Ой, ты знаешь, очень трудные десятые классы. А вообще - хорошо!
Сашенька, меня тут торопят...
Монотонный голос на английском языке произнес:
- Плот МГГ. Плот МГГ. Вызывает Лондон.
- Марина! Марина! - закричал Кравцов. - Марина!
Радист тронул его за плечо. Кравцов положил трубку на стол и вышел.
Белый свет прожекторов. Гудящее, осыпающее искры пламя горелок.
Палуба, заваленная обрезками труб. И вокруг - черный океан воды и неба.
Душная, влажная ночь вокруг...
Кравцов, прыгая с трубы на трубу, пошел к вышке. Работала бригада
Джима Паркинсона.
- Как дела, Джим?
- Неважно. - Джим отпрянул в сторону: со звоном упал отрезанный кусок
трубы. Он откатил его и посмотрел на Кравцова. - Как бы вышку не разнесло.
Прислушайтесь, сэр.
Кравцов уже и сам слышал смутный гул и ощущал под ногами вибрацию.
- Вода стала горячей, - продолжал Паркинсон. - Ребята полезли
купаться и сразу выскочили. Сорок градусов на поверхности - не меньше.
У Кравцова еще звучал в ушах высокий голос Марины. "О тебе пишут в
газетах..." Интересно, что там понаписали? "Я очень тревожусь..." Я и сам
тревожусь. Приближается что-то непонятное, грозное...
В каюте Уилла горел свет. Кравцов постучал в приоткрытую дверь и
услышал ворчливый голос:
- Войдите.
Уилл, в расстегнутой белой рубашке и шортах, сидел за столом над
своими графиками. Он указал на кресло, придвинул к Кравцову сигареты.
- Как телекамера? - спросил он.
- Скоро. Уилл, я разговаривал с Москвой.
- Жена?
- Жена. Оказывается, о нас пишут в газетах.
Шотландец презрительно хмыкнул.
- А у вас, Уилл, есть семья? Вы никогда не говорили.
- У меня есть сын, - ответил Уилл после долгой паузы.
Кравцов взял со стола фигурку, вылепленную из зеленого пластилина.
Это был олень с большими ветвистыми рогами.
- Я был с вами немного невежлив, - сказав Кравцов, вертя оленя в
руках. - Помните, я накричал на вас...
Уилл сделал рукой короткий жест.
- Хотите, расскажу вам short story? [короткая история (англ.)] - Он
повернул к Кравцову утомленное лицо, провел ладонью по седоватому ежику
волос. - В Ирландии, в горах, есть ущелье, оно называется Педди Блек. В
этом ущелье самое вежливое эхо в мире. Если там крикнуть: "Как поживаете,
Педди Блек?", то эхо немедленно отзовется: "Очень хорошо, благодарю вас,
сэр".
- К чему вы это?
- Просто так. Вспомнилось. - Уилл повернул голову к открытой двери. -
В чем дело? Почему все стихло у вышки?
11
Бригада Паркинсона толпилась на краю мостков буровой.
- Почему не режете, Джим? - осведомился Уилл.
- Посмотрите сами.
Обсадная колонна была неподвижна.
- Вот так штука! - изумился Кравцов. - Неужели кончился самоподъем?..
Тут труба дрогнула и вдруг подскочила вверх и сразу упала до прежнего
положения, даже ниже. Плот основательно тряхнуло: автоматический привод
гребных винтов не успел среагировать.
Опять дернулась обсадная колонна - вверх, вниз, и еще рывок, и еще,
без определенного ритма. Палуба заходила под ногами, по ней с грохотом
перекатывались обрезки труб.
- Берегите ноги! - крикнул Кравцов. - Крепите все, что можно!
Из жилых помещений выбегали монтажники отдыхавших бригад. Уилл и
Кравцов бросились в каюту телеприемника. Там Брамулья сидел, чуть ли не
уперев нос в экран, а рядом стояли Штамм и Али-Овсад.
- Обсадная труба скачет! - выпалил Кравцов, переводя дух.
- Я предупреждал, - ответил Штамм. - Смотрите, что делается с
грунтом.
На экране телеприемника передвигалось и сыпалось что-то серое.
Изображение исчезло, потом возникла мрачноватая картина пустынного и
неровного океанского дна - и снова все задвигалось на экране. Видимо,
телекамера медленно крутилась там, в глубине.
Теперь Кравцов разглядел: над грунтом высилась гора обломков, она
шевелилась, росла и опадала, по ее склонам скатывались камни - не быстро,
как на суше, а плавно, как бы нехотя.
Штамм слегка повернул рукоятку. Экран замутился, а потом вдруг резко
проступила в левом верхнем углу труба...
- Tubo de entubaction! [обсадная труба (исп.)] - воскликнул Брамулья.
Труба на экране выглядела соломинкой. Она качнулась, под ней
вспучилась груда обломков, опять все замутилось, и тут же плот тряхнуло
так, что Брамулья упал со стула.
Кравцов помог ему подняться.
- Мадонна... Сант-Яго... - пробормотал чилиец, отдуваясь.
- Я предупреждал, - раздался голос Штамма. - Искусственная обсадка
выбрасывается из скважины вместе с породой, нижний конец обсадной колонны
танцует на горе обломков. Неизвестно, что будет дальше. Надо срочно
эвакуировать плот.
- Нет, - сказал Уилл. - Надо поднимать обсадную колонну на крюке. Как
можно быстрее.
- Правильно, - поддержал Кравцов. - Тогда она перестанет плясать.
- Это опасно! - запротестовал Штамм. - Я не могу дать согласия...
- Опасно, когда человек неосторожный, - сказал Али-Овсад. - Я сам
смотреть буду.
Все взглянули на Брамулью.
- Поднимайте колонну, - сказал чилиец. - Поднимайте и режьте. Только
поскорее, ради всех святых...
Плот трясло, как в лихорадке.
Али-Овсад встал у пульта главного двигателя, крюк пошел вверх,
вытягивая обсадную колонну. Поскрипывали тросы, гудело голубое пламя.
- Давай, давай! - покрикивал Али-Овсад, зорко следя за подъемом. -
Мало осталось!
Отрезанные куски трубы рушились на мостки. И вскоре, когда колонна
была достаточно высоко поднята над грунтом, тряска на плоту прекратилась.
А потом - над океаном уже сияло синее утро - из скважины полезли
бурильные трубы, выталкиваемые загадочной силой. Плазменный резак не
действовал, как и прежде, газовый резал медленно. Но теперь можно было
установить горелку на автомат круговой резки. Автомат полз вверх на одной
скорости с трубой, режущая головка шла по кольцевой направляющей вокруг
трубы. Закончив рез, автомат съезжал вниз и снова полз рядом с трубой...
Но скорость самоподъема росла и росла, автомат уже не поспевал, резы
получались косые, по винтовой линии. Пришлось остановить автомат и резать
вручную, сидя в люльке, подвешенной к крюку вспомогательного подъемника.
Газорезчики часто сменялись, их изматывал бешеный темп работы, да и
дни стояли жаркие. Транспорт с трюмами, набитыми трубами, ушел, но палуба
вокруг буровой уже снова была завалена обрезками труб.
На всю жизнь запомнились людям эти дни, заполненные раскаленным
солнцем, сумасшедшей работой, влажными испарениями океана, и эти ночи в
свете прожекторов, в голубых вспышках газового пламени.
На всю жизнь запомнился хриплый голос Али-Овсада - боевой клич:
- Давай, давай, мало осталось!
12
Гидросамолет прилетел на рассвете. С немалым трудом переправили на
плот ящики с фотоквантовой установкой ФКН-6А.
Кравцов полистал инструкцию. Да, установка была ему знакома, она
проста в употреблении, но, кажется, пускать ее в ход уже поздно...
Двести метров бурильных труб осталось в скважине. Сто пятьдесят...
Али-Овсад велел снять люльку: опасно висеть наверху, когда лезут
последние трубы.
Сто двадцать... Восемьдесят...
Восток полыхал красным рассветным огнем, но никто не замечал этого,
плот по-прежнему был залит резким белым светом прожекторов. Рабочие всех
четырех бригад заканчивали расчистку прохода от обрезков труб. Это
Брамулья так распорядился: возле буровой дежурил открытый "газик", чтобы,
в случае опасности, вахтенные газорезчики могли быстро отъехать к краю
плота.
Теперь у скважины остались четверо: два газорезчика, Кравцов и
Али-Овсад.
Шестьдесят метров...
Плот вздрогнул. Будто снизу поддели его плечом и встряхнули.
- Тушить резаки! В машину! - скомандовал Кравцов.
Он повел машину по проходу к краю плота и затормозил возле навеса, и
тут тряхнуло снова. Кравцов и остальные выпрыгнули из машины, лица у всех
были серые. В середине плота загрохотало, заскрежетало. Последние трубы,
поднявшись почти до кронблока, рухнули, в общем грохоте казалось, что они
падали бесшумно.
Что-то кричал Брамулья, схватив Уилла за руку, а Штамм стоял рядом в
своем пиджаке, неподвижный, как памятник.
Грохот немного стих. Несколько мгновений напряженного ожидания - и
все увидели, как ротор, сорванный с фундаментной рамы, приподнялся и сполз
вбок. Треск! Толстенная стальная рама лопнула, рваные концы балок
отогнулись кверху. Вспучилась палуба под вышкой. Повалил пар, повеяло
жаром.
В разодранном устье скважины показалось нечто черное, закругленное.
Черный купол рос, взламывая настил. Вырос в полусферу... Еще несколько
минут - и стало ясно, что внутри вышки поднимается толстый цилиндрический
столб, закругленный сверху.
Кравцов смотрел на него остановившимся взглядом. Время шло незаметно.
Черный столб уперся верхушкой в кронблок вышки. Со звоном лопнули ее
длинные ноги у основания.
Али-Овсад вдруг сорвался с места, пошел к вышке. Кравцов кинулся за
ним, схватил за плечи, потянул назад.
- Вышку сорвало! - заорал Али-Овсад. И вдруг, поняв бессмысленность
своего невольного движения, горестно махнул рукой.
Черный столб полз и полз вверх, унося на себе, как детскую игрушку,
стопятидесятиметровую вышку.
13
Теперь плот был пронзен насквозь гигантским столбом. Вытолкнув из
скважины трубы и пройдя толщу океанской воды, столб черной свечой
вздымался к небу, рос неудержимо.
Люди на плоту оправились после первого потрясения. Толстяк Брамулья
быстро прошествовал в радиорубку. Кравцов подошел к Уиллу, спросил
отрывисто:
- Попробуем резать?
Уилл, прислонясь спиной к бортовому ограждению, смотрел на столб в
сильный бинокль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17